Читать книгу Неожиданное наследство инспектора Чопры (Вазим Хан) онлайн бесплатно на Bookz (2-ая страница книги)
bannerbanner
Неожиданное наследство инспектора Чопры
Неожиданное наследство инспектора Чопры
Оценить:
Неожиданное наследство инспектора Чопры

4

Полная версия:

Неожиданное наследство инспектора Чопры

На полу просторной гостиной восседало самое неприятное Чопре во всем мире существо и взирало на него привычно осуждающим взглядом.

– Где ты был? – взвилась Пурнима Дэви, мать Поппи. – Неужели нельзя было хотя бы сегодня прийти вовремя?

Старуха – седовласая, похожая в своем белом траурном сари на паучиху, – глядела на него, и даже черная повязка у нее на глазу источала враждебность.

Взгляды их никогда не сходились. Причем в буквальном смысле этих слов, поскольку глаз у старухи остался всего один – второго она лишилась много лет назад в схватке с молодым петухом. И все же главная причина их конфликтов крылась не в этом, а в том, что Пурнима так и не признала Чопру достойным мужем для своей дочери.

В свое время Пурнима Дэви, озаботившись отбором женихов для Поппи, проведала, что на дочку положил глаз местный землевладелец-джагирдар Мохан Вишванат Дешмукх. То, что он был почти на тридцать лет старше Поппи, успел похоронить жену и пользовался недоброй славой пьяницы и волокиты, ее, похоже, не смущало. Он владел землей – ничто другое значения не имело.

«Ты могла бы быть женой джагирдара», – упрек этот, как знал Чопра, то и дело слетал с уст старухи. Чтобы попенять дочери, она старалась улучить момент, когда зять был поблизости, и в последние три года – с тех пор, как скончался ее муж Дикар Бхонсле и она переехала жить к Чопре и Поппи, – ей это удавалось довольно часто.

Чопра в очередной раз задумался о том, насколько непредвзята смерть: забрав такого добродетельного, великодушного и уважаемого человека, как его тесть, она пощадила его невыносимую жену, о которой Чопра никогда и ни от кого не слышал ни единого доброго слова.

Чопра не раз пытался убедить Поппи, что ее матушке лучше было бы вернуться обратно в деревню, к сыну. В конце концов, заботиться о немощной матери семейства должен был именно родной сын, а не принятый в семью зять. Но Поппи и слышать об этом не желала.

– Ты же знаешь, до чего Викрам непутевый, – говорила она. – Он о себе-то позаботиться толком не может, как же он будет приглядывать за нашей мамми-джи?

Когда теща двинулась к нему, Чопра встревоженно нахмурил брови. Но затем вспомнил, что старая ревнительница культа – при потворстве и содействии со стороны его жены – в ознаменование отставки зятя подготовила специальную религиозную церемонию.

Чопра по своей натуре не был религиозен. Он давно пришел к заключению, что организованная религия служила основным источником раздоров в его великой стране. Себя он считал убежденным антиклерикалом: ко всем вероучениям относился с равным почтением и равнодушием. Благородный настрой сбивало лишь одно обстоятельство: Поппи была страстной поклонницей всего, что, по мнению Чопры, погружало в ритуальную составляющую веры.

Взять хотя бы нынешний вечер. Отставка – уже свершившийся факт. И что в этой связи должен предпринять бог?

Чопра бросил беспомощный взгляд на жену. Но Поппи была добровольной соучастницей уготованной ему экзекуции и лишь ободряюще улыбнулась в ответ.

Он уделил церемонии ровно столько времени, сколько потребовалось теще, чтобы размазать по его лбу священный пепел, затем со всей возможной неуклюжестью засунуть ему в рот зачерствевший шарик сладкого теста, едва не лишив при этом зуба, и позволил себе удалиться.

Снова спустившись вниз во двор, он обнаружил стайку местных ребятишек – они собрались вокруг слона, который сидел теперь на цепи с навесным замком, прикованный к металлическому шесту возле будки охранников позади высоток. Эта часть двора была зацементирована: пол здесь круто уходил вниз и выравнивался уже только возле кирпичной стены, огораживающей территорию комплекса по периметру. В сезон дождей впадину постоянно заливало, и несчастным охранникам – Бахадуру и Бхиму Сингху – по пути к своей будке и обратно приходилось преодолевать бушующие дождевые потоки, поднимавшиеся почти до уровня коленей.

Слоненок припал к земле и грустно смотрел на детей. Он казался невероятно подавленным и, по мнению Чопры, несколько исхудавшим. Вряд ли при мысли о слоне кому-то придет на ум слово «тщедушный», но этот слон определенно выглядел так, будто ему требовалось восстановить силы.

Чопра заметил, что вокруг слона цветными мелками нарисовано несколько кругов. Пока он наблюдал, дети завели хоровод и запели: «Джай, Бал Ганеша! Славься, маленький Ганеша!» Один из ребят неожиданно нагнулся и нарисовал слоненку на лбу красную бинди. Детеныш тут же закрыл глаза и прижал уши. Его хобот свернулся у рта еще более тугим колечком. Все ясно указывало на то, что он мечтает провалиться сквозь землю. Чопра буквально ощущал, насколько животному плохо.

– Дети, слон не игрушка, – сказал он строго. – А теперь идите. Идите и поиграйте где-нибудь в другом месте.

Разочарованно оглядываясь на дрожащего детеныша, детвора поскакала прочь.

В этот момент к будке подошел Бахадур. Чопра наградил его суровым взглядом и произнес:

– Бахадур, я назначаю тебя ответственным за этого слона. Никто не должен обижать бедное животное. Ты понял?

Бахадур вытянулся во весь свой скромный рост, несколько затерявшись при этом в чересчур просторной рубахе и широких шортах цвета хаки. Круглолицый обладатель по-азиатски раскосых глаз, он был потомком гуркхов, непальских воинов, составлявших некогда элитное подразделение британской короны. Его настоящее имя произнести было совершенно невозможно. Бахадур выгнул свою цыплячью грудь колесом:

– Да! Джи, сахиб!

– Он ел что-нибудь?

– Нет, сахиб, – Бахадур указал на лежавшую перед слоненком нетронутую гроздь бананов и сваленную в одну кучу свежую и уже слегка подгнившую ботву.

– Кстати, это мальчик или девочка?

Бахадур открыл было рот, но неожиданно понял, что ответа не знает.

– Одну минуту, сахиб.

Охранник без лишних церемоний бухнулся на землю и задрал слону хвост, пытаясь определить пол животного.

– Это мальчик, сахиб.

Чопра наклонился и потрепал слоненка по макушке:

– И что же мне с тобой делать, юный Ганеша?

* * *

В ту ночь инспектор Чопра проснулся от ощущения легких прикосновений, словно по лицу скользили нити паутины. Он сел в постели и посмотрел на Поппи, которая, как обычно, спала беспробудным сном. По молодости он, бывало, беспокоился, усматривая что-то неестественное, даже нездоровое в том, насколько глубоко погружается в сон жена.

В углу спальни монотонно тарахтел кондиционер. Чопре захотелось, чтобы Поппи в кои-то веки проснулась и они могли бы поговорить.

Так и не сумев заснуть, он поднялся и прошел в гостиную, прокравшись мимо дверей тещиной спальни на цыпочках.

Подойдя к окну, Чопра раздернул шторы и окинул взглядом город.

Из окна расположенной на пятнадцатом этаже квартиры открывался прекрасный вид на территорию муниципалитетов Сахар и Марол. Неподалеку синим неоновым светом горела вывеска знаменитого отеля «Лила Кемпински», виднелись гигантские остекленные здания многонациональных корпораций, вставшие стеной вдоль Андхери Курла-роуд. Чуть севернее, вдоль марольского трубопровода, тянулись застроенные лачугами бедняцкие кварталы.

Он всмотрелся в ночной поток транспорта: машины неслись по Сахар-роуд, а затем сворачивали на Западное скоростное шоссе, тянувшееся сквозь пригороды Мумбаи к самым дальним его окраинам. Безрассудные нищие спали на тридцатисантиметровом парапете ведущей в аэропорт эстакады, не беспокоясь о том, что с одной стороны им грозит смертельно опасное падение, с другой – мчащиеся мимо с ревом автомобили.

Именно это, по искреннему убеждению Чопры, выделяло мумбайцев среди прочих жителей страны. Вера в собственную неуязвимость.

Чопра любил этот город.

Около тридцати лет назад, когда он впервые приехал в Мумбаи, безбрежность людского моря привела его в ужас. После родных деревенских пейзажей он испытал настоящий шок. А теперь даже подумать не мог о том, чтобы поселиться в каком-нибудь тихом месте, где не ощущается той бешеной энергии, что переполняет Мумбаи днем и ночью.

Ему часто доводилось слышать, как коллеги сетуют на бесчисленные проблемы, одолевающие город: на районы трущоб, неблагополучную экологическую ситуацию, ужасающую нищету, высокий уровень преступности. Чопра полагал, что за перечислениями теряется суть. Как сказал когда-то один известный человек, город подобен женщине: в городе, как и в женщине, невозможно любить лишь светлую сторону – ты любишь все или не любишь вовсе.

Тем не менее, выглядывая после пробуждения ясным утром в окно, он с некоторых пор стал ловить себя на мысли, что проснулся в совершенно незнакомом месте. Добившись благосклонности фортуны, Мумбаи – в глазах Чопры – изменился до неузнаваемости: сверхприбыли на аутсорсинге, зарождение хиндутвы – идеологии бескомпромиссного национализма, вестернизация Болливуда… все это были симптомы пугающей трансформации, которую некоторые по глупости называли «расцветом». А город все рос, рос и рос.

Чопра знал, что сложившийся у него ностальгический образ Индии окрашен в идиллические розовые тона – в конце концов, вездесущие проблемы взяточничества, кастовых предрассудков и нищеты возникли не сегодня. И все же не мог избавиться от чувства, что, как бы ни были наивны его представления о родине, в них все же присутствовала настоящая Индия – милая его сердцу, но постепенно исчезающая под влиянием мантры во славу прогресса.

«Да, – подумал инспектор Чопра. – Все переменилось. Но я остался прежним».

Внезапно послышался протяжный жалобный стон. Чопра высунулся из окна и посмотрел вниз во двор.

Возле будки охранников он увидел слоненка: животное обеспокоенно бродило вокруг шеста, к которому его приковали.

Эта картина напомнила Чопре о том удивительном факте, что он теперь является владельцем слона – и все благодаря дядюшке Банси… Конечно! Письмо! Вплоть до этой секунды он ни разу о нем не вспомнил.

Чопра прокрался обратно в спальню, достал письмо из кармана формы и прошел к себе в кабинет.

Там он зажег лампу на рабочем столе, нацепил на нос очки и принялся за чтение.

«Дорогой Кришна, – писал дядя Банси (Чопра улыбнулся. Дядюшка Банси прозвал племянника Кришной после того, как развитой не по годам десятилетний Чопра попался, подглядывая за купавшимися в речке деревенскими девушками: юный бог Кришна, как известно, частенько подшучивал над заигравшимися в реке красавицами, отбирал у них маслобойки и бил кувшины для воды). – Знаю, что много лет не подавал о себе никаких вестей, и все же хочу теперь просить тебя о великой услуге. У меня осталось не так много времени, поэтому я должен сделать необходимые приготовления. Вскоре после того, как ты получишь это письмо, в твой дом доставят слона. Просьба моя состоит в том, чтобы ты принял этого слона и позаботился о нем. Он еще совсем маленький – ему нет и года. И если я опишу обстоятельства, при которых он появился на свет, ты не поверишь мне, во всяком случае, в данный момент – не поверишь. Позволь мне сказать лишь одно: это не обычный слон. Помни, представление о том, что есть реальность и что есть майя, иллюзия, зависит единственно от нашей точки зрения. Твой дядя Банси».

Письмо показалось Чопре странным. Впрочем, Банси, старший брат его отца, всегда был человеком со странностями.

Отец Чопры относился к Банси с большой любовью – хотя бы в этом сомневаться не приходилось – и находил огромное удовольствие в том, чтобы потчевать сынишку рассказами о дяде, при этом каждый рассказ лишь добавлял сказанию о Банси невероятных деталей.

Хотя одна история, как выяснил Чопра, случилась на самом деле: в младенческом возрасте Банси упал в корзину странствующего заклинателя змей, но, ко всеобщему удивлению, выбрался целым и невредимым.

С того дня особая связь между Банси и животными стала местной притчей во языцех. История эта, вполне возможно, предопределила его судьбу, поскольку со временем он и правда доказал, что умеет ловко обращаться с созданиями, живущими бок о бок с людьми. Он даже уверял, будто способен с животными разговаривать, но этому поверили разве что самые наивные обитатели деревни.

В день своего восемнадцатилетия Банси из деревни исчез.

Он не возвращался долгих десять лет, так что все уже решили, что его давно нет в живых.

А вернулся практически неузнаваемым. Волосы его до срока поседели, длинная спутанная борода спускалась до пояса, а в глазах, казалось, запечатлелось такое, что обычные люди не в силах даже представить.

Однако друзья и родные Банси быстро поняли, что, несмотря на столь разительные внешние перемены, он остался почти таким же, каким годы назад покинул деревню – проказливым и сметливым сорванцом.

Именно в ту пору Чопра, совсем еще маленький мальчик, познакомился со своим непоседливым дядей.

Банси взял племянника под крыло и частенько исчезал вместе с ним, отправляясь бродить по деревенской округе. Порой они заходили в соседние селения, где жители уже начинали почитать Банси как аскета садху и потому искали его благословения, обязательно предлагая взамен лакомства – брикет сахара джаггери или стебель сахарного тростника, которыми Банси, добрейшая душа, всегда делился с племянником.

Чопра вспоминал, как его дядя, соглашаясь на уговоры какого-нибудь простодушного селянина, бормотал непонятные заклинания, вращал глазами и кривлялся, чем приводил зрителей в восторг. «Люди любят представления, – объяснял он потом племяннику, расплываясь в улыбке. – Но это, конечно, не означает, что никаких чудесных сил не существует. Великие тайны вселенной окружают нас – они рассеяны по земле, в небе, они в воздухе, которым мы дышим. Все, что от нас требуется, – открыть свои чувства».

Однажды они заночевали под звездным небом, и Банси рассказал мальчику о своих путешествиях в удивительные места – в Агру, Лакхнау и священный центр их родины, город Варанаси, а еще на вершину мира, в Гималаи – великие горы, в которых берут начало реки Ганг и Брахмапутра.

Банси поведал ему про Пенджаб и деревню Голи, что находится на границе между Индией и Пакистаном: предки Чопры жили там до тех пор, пока три поколения назад по какой-то причине, которую все давно позабыли, не переселились в Махараштру.

Прадедушка Чопры, сморщенный старец, столь сказочно древний, что восьмилетний Чопра не мог даже представить себе его возраст, еще помнил переселение и рассказывал правнуку хриплым срывающимся голосом о трудностях, которые сопутствовали их приобщению к культуре народа маратхи. Но клан Чопра все-таки освоился на новом месте, и теперь его представители считались в Махараштре своими людьми: Чопра, как и другие члены его семейства, прекрасно изъяснялся как на родном панджаби, так и на маратхи, и любил местную кухню. Случалось даже, что его сородичи, заключая брак, роднились с местными домами – да что уж говорить, ведь и Поппи, жена самого Чопры, принадлежала к именитому роду маратхи.

Читая дядино письмо, Чопра испытывал смешанные чувства. Они не виделись почти два десятка лет. Сейчас Банси, должно быть, уже состарился, хотя долгие годы внешне почти не менялся, словно время для него замерло. Он не оставил бродячую жизнь и все реже прерывал свои странствия, чтобы заглянуть в родную деревню, хотя каждый раз появлялся с новым цветистым букетом историй.

Чопра долгие годы не вспоминал о Банси, и вот теперь нежданно-негаданно пришло это письмо.

Помимо странной просьбы, письмо это, похоже, призвано было сообщить племяннику о том, что дядя – по его собственному убеждению – скоро оставит бренный мир. Эта мысль всколыхнула в Чопре чувства, давным-давно позабытые. Он вдруг вновь ощутил себя ребенком: вот он смеется и скачет вприпрыжку возле высокого, по-мальчишески озорного дяди; вдвоем они перелезают через осыпающуюся каменную стену садов джагирдара Дешмукха, чтобы стащить самые спелые манго; уминают фрукт за фруктом, пока сладкий манговый сок не начинает течь по подбородку и налетевшие тучи мух не сгоняют их с деревьев – всего за секунду до появления разгневанного садовника.

Снова в полицейском участке

Утром инспектор Чопра впервые за тридцать четыре года проснулся, не осознавая себя полицейским.

Какое-то время он оставался в постели – лежал, разглядывая потолок. Он физически ощущал настоятельную потребность подняться, принять душ и надеть форму.

Инерция – кажется, так называют эту силу? В конце концов, даже после того, как финишная черта остается позади, бегуну требуется время, чтобы остановиться.

Выйдя к утреннему столу в обычных хлопковых брюках и белой рубашке, он странным образом почувствовал себя неодетым.

Поппи, уже хлопотавшая на кухне в компании домработницы Латы, радостно улыбнулась мужу.

– Как чудесно, что ты завтракаешь дома, – просияла она. – А я приготовила твои любимые блинчики доса с картофелем и самбар.

Чопра поглядел на поднимавшийся над чечевичным супом белесый пар и понял, что есть не хочет. Он всегда выходил из дома ровно в семь. И уже прибыв в участок, отправлял констебля Сурата раздобыть картофельный бургер вада пав у какого-нибудь уличного торговца из тех, что толпились вдоль Сахар-роуд. В утренние часы, заполненные обычной рабочей суетой, ничего другого ему не требовалось.

После завтрака он расположился в кабинете и попробовал взяться за книги – те, что вечно откладывал на потом. Но неожиданно понял, что все эти издания, всякого рода справочники и руководства по деятельности полицейской службы, практической ценности для него больше не представляют. Он прибрался в кабинете, хотя там, как обычно, царила идеальная чистота. Затем переставил мебель, хотя этого совершенно не требовалось. Включил маленький цветной телевизор, пристроив его напротив своего любимого ротангового кресла, и попробовал посмотреть крикет. Сборная Индии играла на чужой территории: накануне Сачин Тендулкар, любимый игрок Чопры, закончил матч, незаметно приблизившись к своему очередному сенчури[1]. Обычно Чопра очень живо интересовался игрой Сачина, но сегодня мысли его витали где-то далеко.

Немного погодя он подошел к рабочему столу и достал курительную трубку из тыквы-горлянки, которую приобрел много лет назад.

Чопра никогда не признался бы в этом, но в глубине души он был англофилом. Здоровое чувство уважения к англичанам он унаследовал от отца – тот не отрицал их вины, однако понимал, как преобразился субконтинент за время трехсотлетнего владычества этих завзятых колониалистов. Чопра любил все английское и еще впечатлительным юношей проникся восхищением к Бэзилу Рэтбоуну, исполнившему роль Шерлока Холмса в фильме «Шерлок Холмс перед лицом смерти». Трубка была элементом игры, которую Чопра позволял себе в тиши кабинета. Он не курил, но ему нравилось сидеть на балконе с трубкой в руках как непременным аксессуаром процесса размышлений.

На стене кабинета висел портрет еще одного героя Чопры – Ганди. Чопра знал, что в современной Индии многие считали его взгляды устарелыми и неуместными, но сам думал иначе. Он всегда носил с собой маленькую потрепанную книжечку высказываний Ганди. И по собственному опыту знал, что в ней найдутся цитаты на все случаи жизни.

Вот и сейчас он достал книжечку и зашуршал страницами… Может быть, вот это? «Богу доставляет радость качество наших трудов, а не их количество».

Слова почему-то не принесли ему утешения.

Чопра взялся за письмо своему хорошему другу, помощнику комиссара полиции Аджиту Шинде: несколько лет назад, желая получить повышение, Шинде перевелся в кишащие повстанцами-наксалитами джунгли восточной Махараштры. Чопре предлагали ту же должность, причем даже раньше, чем Шинде, но он отказался. За время службы он трижды отказывался стать помощником комиссара. Его совсем не прельщало погружение в политику, которое в полиции Мумбаи сопутствовало карьерному росту, ему всегда была ближе практическая сторона дела.

Не дописав письмо, он отложил ручку и перевел взгляд на стену.

Затем поднялся и подошел к окну.

День снова обещал быть изнуряюще жарким. Чопра представил бесконечную череду подобных дней, что ожидают его отныне и впредь… «Стало быть, вот на что похожа отставка?» – подумал он. – Такое чувство, будто попал в зал ожидания: застрял где-то между «здесь» и «там».

Чопре вспомнился визит к врачу, состоявшийся восемь месяцев назад, когда он пережил сердечный приступ, едва не стоивший ему жизни.

Доктор Дэвидикар, пожилой джентльмен, у которого из ушей пучками торчали волосы, производил впечатление человека напористого и обнадеживающе компетентного: он объяснил Чопре и оторопевшей Поппи, что инспектор страдает заболеванием, известным как нестабильная стенокардия. Само это название, казалось, предрекало пациенту скоропостижную и страшную кончину. Поппи едва не лишилась чувств, словно доктор Дэвидикар парой этих слов вынес Чопре смертный приговор.

– Не волнуйтесь, только не волнуйтесь, – продолжил доктор в своей благодушной манере. – Мы еще не закончили.

Он пояснил, что заболевание это не такое уж редкое, хотя и не совсем обычное для людей в столь прекрасной физической форме, какую демонстрировал Чопра.

– Однако предрасположенность к подобным недугам бывает наследственной. Тело – это величайшая загадка, сэр.

А затем доктор нанес удар, которого Чопра опасался больше всего.

– Боюсь, вам следует немедленно оставить любую деятельность, связанную с нервным напряжением и стрессами. Следующий приступ вы можете не пережить, сэр.

Доктор порекомендовал Чопре досрочно выйти в отставку. Соответствующее заключение было направлено начальству.

Чопра, естественно, воспротивился, но Поппи не отступалась, пока не уговорила мужа уйти со службы. Мысль о том, что Поппи может остаться вдовой, внушила Чопре чувство вины и заставила раскаяться в собственном эгоизме. Он не мог так поступить с ней. К тому же с выходом на пенсию жизнь не заканчивалась.

Как сказал ему с задорным блеском в глазах доктор Дэвидикар:

– В наши дни, сэр, жизнь в пятьдесят только начинается.

Но откуда тогда это всепоглощающее чувство… опустошенности?

Почему славный добрый доктор Дэвидикар, щедрый на мудрые сентенции, не предупредил о подобном? О растерянности, апатии и, говоря откровенно, – непреодолимом страхе, который теперь не покидал Чопру. Доктор посоветовал избегать всего, что может стать причиной стресса. Но неужели он не понимал, в какое отчаяние ввергнет Чопру такая перемена? Отказаться от дела, которому тот посвятил всю свою жизнь, которое придавало его существованию порядок и смысл!

Как человек практичный, Чопра сразу задумался о будущем вне стен полицейского участка. Денежные вопросы его не волновали. Единовременное пенсионное пособие выплатили в полном объеме, а запросы его отличались скромностью. Нет, Чопру пугало другое, он нутром понимал: что бы ни занимало теперь его время, все это будет не то, все это будет слишком незначительно для того человека, каким он был прежде.

И от этой напасти доктор Дэвидикар никакого лекарства посоветовать не мог.

* * *

После обеда Чопра решил прогуляться.

Спустившись во двор, он первым делом проверил Ганешу. Слоненок так и не притронулся к еде – во всяком случае, выглядел он еще более понурым.

Чопра ощутил, как его охватывает настоящее беспокойство. Болезненный вид Ганеши вызывал у него тревогу. Ганеша был детенышем, а страдания детей никогда не оставляли Чопру безучастным. По этой причине он был особо суров к тем, кто плохо обращался с детьми.

Ему хотелось верить, что Ганеша вскоре перестанет хандрить.

Чопра обошел территорию «Эйр Форс Колони», прогулялся по цветочному садику, который за долгий период засухи превратился в выставку сожженных стебельков. Побродил по безлюдным бадминтонным кортам, где время от времени разыгрывал партию-другую со своим соседом и хорошим другом, капитаном П. К. Бхадваром – летчиком гражданской авиации, который мог похвастаться умопомрачительным ударом слева.

Посидел немного на лавке под огромным баньяном, служившим центром притяжения для всего комплекса. Внутри древесного ствола обустроили небольшой храм. По вечерам благочестивые жильцы собирались здесь, чтобы вознести молитву и зажечь масляные лампы дия. С недавних пор под сенью баньяна ежедневно стали проходить собрания членов «Веселого клуба», одного из неприятных – по крайней мере, для Чопры – местных новшеств. Встречи эти не могли не привлекать внимание: мужчины и женщины, которых он до сих пор считал людьми вполне приличными и благоразумными, держась за бока, заходились в таком хохоте, словно собирались со смехом испустить дух.

Но сегодня никого из них не было видно.

Выйдя за пределы комплекса, Чопра забрел на фруктовый рынок и купил для Поппи килограмм сладких слив. Мимо стремительно неслись людские потоки. Прокладывая путь сквозь толпу, оглушительно сигналили водители мотороллеров – каждый с тремя, а то и четырьмя пассажирами, которые держались друг за друга, точно команда акробатов. От сточных канав, тянувшихся по обе стороны дороги, поднимался густой смрад.

bannerbanner