скачать книгу бесплатно
– Я как-то уже говорила, что пришла в этот центр не для того, чтобы жевать сопли.
– Помню-помню, – Алексей усмехнулся. – Ладно, завтра поговорю со Станиславовичем. Он сейчас в министерстве на совещании.
– Лех, завтра может быть поздно, – я нервничала, намекая на желание немедленного результата.
– Не спеши. У авиации бортов свободных нет. Сегодня точно не улетим. Ориентируйся на завтра.
– Спасибо большое.
На следующий день также ничего не произошло. Черемисов в части не появлялся, борта не было. Народ находился в готовности. Меня из списков вычеркнули. Я сидела в частном автосервисе в ближайших от КПП гаражах, боясь пропустить вылет. Августовский вечер коралловым закатом пятился к концу, предлагая поехать домой ни с чем.
– МЧС России направляет во Владикавказ самолет Ил-76 со специалистами Центра «Авангард». Среди них пиротехники, альпинисты, медики. Вылет запланирован на 5:00 по московскому времени… – голос диктора Первого канала звучал как приговор.
– Как направляет? Уже? А я? – синей молнией я подскочила с кожаного дивана, потешая механиков.
– Удачи, Солдат Джейн! – кричали они вслед лавине, обрушившейся с лестницы в джип.
Часы показывали 22:15. Со словами «Господи, помоги!» я, выезжая на трассу, набрала известный еще с поездки в Волгоград номер Черемисова.
– Товарищ полковник. Простите за беспокойство в столь поздний час… – дрожание голоса выдавало волнение, явно не идущее на пользу ситуации.
– Добрый вечер, Юль. Чем помочь?
– Михаил Станиславович. У меня есть опыт работы в реанимации и на скорой помощи. В горах ориентироваться умею, к полевым условиям привычна. Никаких проблем, удерживающих меня в Москве, не имею. Разрешите лететь в Осетию? Пожалуйста! – последнее слово вылетело щенком, жалобно смотрящим на хозяина – вершителя его судьбы, обнажило плохо скрываемые эмоции.
– Я, как исполняющий обязанности командира, совершенно не против. Как раз сейчас правлю списки. Ты здесь несколько раз была записана и вычеркнута, – начальник засмеялся. – Только стоит поторопиться…
– Я уже паркуюсь около части.
– Вот как? Давай. В 23:00 построение, потом выезд на аэродром в Раменское. Без опозданий.
– Есть! – сердце облегченно потеплело. Молниеносно прокрутила наш разговор. Похоже, я знала, что полечу, уже в тот момент, когда говорила в темноту дороги «Господи, помоги».
Глава 19. Цхинвал
Огромный транспортный самолет, невзирая на то, что в него заехал санитарный уазик и камаз с имуществом полевого лагеря, легко оторвал от земли тяжелое шасси. Мы с водолазами, которых Черемисов внес в списки почти в полном составе, всю дорогу травили анекдоты.
– Парни, надо поспать, – настаивала я, поправляя кожаную кобуру, бережно хранившую табельный ПМ [23 - Пистолет Макарова.]. – Нам работать еще.
– На том свете отоспимся. Ха-ха-ха! – вместе рассмеялись мы, но все же затихли, пока алюминиевая птица, махнув стреловидным высокопланом, не нашла свой короткий приют на военном аэродроме в Беслане.
Пока мы летели, Центроспас на плечах 58-й армии врывался в Цхинвал. Нам же предстоял 90-километровый путь на запад до Алагира. Проделав его, отряд встал в сводную колонну с разными подразделениями МО и МЧС, всего почти двести единиц техники. Теперь мы двигались гораздо медленнее, серпантином пробираясь вверх по скалам на юг, в сторону Цхинвала. Перед Рокским тоннелем длинная цепочка техники остановилась. Мы пересекали госграницу. По внутренней связи Черемисов приказал всем надеть бронежилеты и проверить оружие. Водитель камаза, имевший немалый опыт вылетов в Чечню, расцепил боковые липучки броника и повесил его на стекло своего окна. Это позволило ему закрыться, не обременяя себя лишней тяжестью. Мы с Лешей, снова вместе сидевшие в кабине, переглянулись и натянули броники на себя, помогая друг другу.
Далее дорога лежала вниз, вдоль реки Рокдон. Солнце жарило нас в металлических сковородках техники, а броня неприятным грузом давила на плечи. Вход в Цхинвал предваряло грузинское село Тамарашени. Оно было практически полностью разрушено. Повсюду вперемешку валялись камни и обгорелые доски, с трудом напоминавшие недавние стены домов. Развороченная земля дымилась. Село, ставшее призраком за несколько дней, патрулировали бородатые мужчины в камуфляже разных расцветок, вкрадчиво поглядывая на нас через раскаленное лобовое стекло.
– Гриш, я надеюсь, это не грузины? – по-детски спросила я у бывалого водителя.
– Нет, конечно. Это местные. Ополченцы. Шантрапа, посмотри на них,– обнадеживающе подмигнул он одним глазом, не отводя другой от дороги.
– В любом случае хорошо, что мы в синей форме. Может, это даст им понять, что мы приехали помогать, а не воевать…
Когда колонна выбралась из Тамарашени, я обратила внимание на проходящую над рекой перебитую трубу. Очевидно, она предназначалась для питания столицы водой. Когда удалось подъехать ближе, стало видно, что трубы две. Обе были разорваны, и из них крест-накрест в реку низвергалась вода, лишая город живительного питания.
Конечной точкой маршрута была цхинвальская больница, на территории которой уже разместился дружественный Центроспас с полевым госпиталем. В подвалах лечебницы до сих пор находились лежачие больные, эвакуированные сюда из отделений прямо с кроватями. Больница, чудом выстоявшая под минометным огнем, за эти пять дней выполнила около сотни экстренных операций.
Выставив оцепление, мы принялись за лагерь. Черемисов побежал в штаб, располагавшийся здесь же, в бьющемся, несмотря на кровопотери, сердце Цхинвала. Николаич сразу же убыл с группой саперов на срочный выезд. Как мы и предполагали, главной задачей Центра было разминирование. После ужина командир отряда провел совещание.
– Коллеги, российским войскам удалось отогнать грузин за Гори. Но продолжают работать снайперы. Одна из них, по разведданным, украинская биатлонистка, лупит вон с тех сопок, – Станиславович показал на восток, – прямо по лагерю. Прошу и приказываю всем быть предельно осторожными. На ночь наряд – три человека с вооружением, днем – так же. В 6:00 завтрак. В 6:30 развод на работы. Вся республика усеяна боеприпасами, поэтому нас тут очень ждали. Работать будут в основном две-три группы по пять человек. Доктора – с группами. Вопрос о вашей работе в госпитале Центроспаса пока решается. Понадобитесь – сразу к ним…
Первую ночь я никак не могла сомкнуть глаз. В пахнущем резиной модуле расположилось двадцать человек. Снятые берцы этой толпы вносили в казарменное амбре кисловатые нотки. Бронежилеты и форму по негласной договоренности никто не снимал – мало ли что могло ждать ночью. Я долго ворочалась, раскрывая и снова застегивая спальник, пока Леша, почему-то даже здесь оказавшийся рядом, не прижал меня к себе.
– Спи уже, – прошептал он. Сил сопротивляться и строить из себя недотрогу не осталось. Объятия подполковника не были дерзкими и сочились теплом прямо сквозь листы брони. Не убирая руку, я провалилась в недолгий, но глубокий сон.
Глава 20. Свойство войны
На следующий день мы с Николаичем разъехались с группами. Я оказалась в той, где старшим был Дима Ситко – не только водолаз, но и профессиональный сапер. Алексей попал в эту же группу автоматчиком. Нам было поручено снятие вооружения с трех подбитых танков. Один из них разорвало на куски детонацией боекомплекта. Башня танка пушкой воткнулась в крыльцо Министерства юстиции республики и торчала из здания, как гвоздь с широкой шляпкой. Две других бронемашины наполовину обгорели и могли рвануть в любой момент. Перекресток, который мы тут же назвали «площадью трех танков», был усыпан отстрелянными гильзами разного калибра, бесформенными кусками алюминия и прочим металлическим мусором. Работа предстояла внушительная. Саперы просеивали останки техники, бережно снимая и укладывая смертоносные брикеты ВВ [24 - Взрывчатое вещество.] в ящики с песком. Медику и автоматчику по инструкции следовало находиться на удалении, но мы не продержались ни минуты и ринулись на помощь ребятам. Под чутким Диминым руководством управились до темноты. Благо, не пришлось работать под пулями.
Вечером я без сил упала на каремат. Разворачивать спальник не хотелось, впрочем как и надевать бронежилет, снятый перед полевой баней.
– Солдат Джейн… – надувная дверь резинового дома приоткрылась, и из темноты послышался распевный голос нашего лучшего альпиниста по кличке Старый, – иди поздоровайся. – Я с трудом поднялась и вышла.
– Гоблинька! – увидев доброго друга, я забыла усталость. – Рассказывай: как живы-здоровы? Чем госпиталь занимается?
Втроем мы направились в соседний лагерь. Там встретили еще нескольких спасателей, с которыми были знакомы с приозерских соревнований. По рюмкам наскоро разлился импровизированный бейлиз – напиток из кофе и сгущенки на спирте, которым спасался Северо-Кавказский отряд МЧС эту тяжелую неделю. У каждого была своя история прошедшего дня, и все они сплетались в единую сеть общего дела – нашу гуманитарную операцию на этой земле.
– Товарищ прапорщик, не пора ли вам в расположение? – на пороге М-10 [25 - Армейская палатка на десять человек.] появился дерзкий на сей раз подполковник.
– Пора, конечно. Но не под вашим конвоем. Ребята, до завтра, – помахав удивленной компании, я выскочила через задний вход палатки.
– Юль… – Алексей догонял. – Стой. Подожди, – его рука легла на плечо и была такой же теплой, как ночью. Я резко развернулась, и она плетью слетела вниз. Ночное небо пахло надвигающимся дождем.
– Доволен? Я иду домой. Но не из-за тебя. Просто так решила, – несколько первых капель упали прямо на лицо.
– Правильное решение. Дождь начинается, пойдем в модуль.
– С каких пор ты решил, что я буду делать то, что ты говоришь? У тебя, если не ошибаюсь, есть жена? – Алексей опустил глаза и тяжело вздохнул. – Вот ее и строй. А у меня свой путь. – Если бы надувная дверь могла хлопать, она бы непременно клацнула перед лицом подполковника, перебудив уставших ребят.
Укутываясь в кокон спальника, я спешила укрыться от боли и дикого желания плакать. Война, хоть и утихающая, явно не подходила для таких эмоций. Но у нее было одно великое свойство. Она не позволяла никому скрыться под маской. Здесь каждый, хотел он этого или нет, был собой. Под шквальным огнем дождя, бьющего в резиновую крышу, мне осталось только признать глубокие чувства к этому несвободному человеку.
Утром наша группа уехала в Тбет – село близ Цхинвала, где шли первые бои. С возвышенности, на которой оно частично располагалось, просматривался весь город. Дубовую рощу, занявшую вторую половину холма, заполонили обезображенные тела грузинских бойцов. Южное солнце распалило рощу, и смрад, который она источала, выворачивал душу. В силу профессии я стойко переносила такие вещи, но один из контрактников не выдержал.
– Думаю, смех здесь неуместен, – с укоризной посмотрела я на хохочущего над сержантом круглолицего майора. – Когда человек видит такое, его душа сострадает и выворачивается наружу. А тело вторит ей, опустошая желудок. Это нормальная реакция.
– Вы бы лучше скорее обследованием территории занялись, а то мы все сейчас блевать начнем. – Ситко, повязав на нос бандану, пошел галсами между дубов, неся перед собой по верхней кромке травы знамя металлодетектора. Я осматривала погибших. На всех без исключения был залитый кровью натовский камуфляж. Тело одного из бойцов в прямом смысле разорвало пополам. Лицо другого представляло собой черное месиво с открытым ртом. Вероятно, боец кричал от боли, когда Тот, Кто сотворил его, принял решение о передислокации солдата в Свои обители. С шеи последнего свисал жетон с фамилией на английском языке. Ниже был номер, группа крови и надпись ortodox. Найдя несколько минометных мин и кучу патронов, мы наконец покинули «рощу смерти».
После обеда Черемисов поднял отряд по готовности, и мы в полном составе уехали в Гори на обеспечение переговоров. Пересекая границу, по приказу проверили оружие. Внутренняя уверенность, что все пройдет даже без санитарных потерь [26 - Потери бывают санитарные и безвозвратные. Санитарные – потери личного состава вооруженных сил во время войны за счет пораженных и больных, поступивших в медпункты и лечебные учреждения на срок более суток.], не покидала меня. Жгуты, бинты и шприц-тюбики с буторфанолом, переполнявшие мою разгрузку, только подкрепляли решимость. Резиновые перчатки по скоропомощной привычке надела заблаговременно. Переговоры прошли мирно. Только одна шальная пуля по касательной задела буханку, когда мы отъезжали. Круглолицый майор в голубых погонах хотел ввязаться в бой, но Черемисов, к счастью сидящий с нами в санитарке, тремя русскими словами объяснил, что этого делать не стоит.
На обратном пути, проезжая окраину города, мы стали свидетелями неожиданной картины. Вплотную к дому с полностью выбитыми стеклами подъехал Т-72 [27 - Российский танк.]. Экипаж танка сунулся в оконный проем и тут же на руках вытащил из него пожилую стонущую женщину.
– Товарищ полковник, разрешите осмотреть. – Не дождавшись ответа, я почти на ходу выпрыгнула из санитарки. Бабушка оказалась лежачей больной с давним переломом шейки бедра и свежих травм не имела. Но мы все же уложили ее на носилки, чтобы доставить в госпиталь. Танк с грохотом продолжил патрулирование улицы, а в соседнем проеме появилась еще одна немолодая женщина. Я подала ей руку, помогая выбраться. Черные уставшие глаза смотрели на меня сквозь слезы словно от имени всего аланского народа.
– Спасыбо… – прошептала женщина сухими губами, не выпуская моей ладони. Ребята видели меня со спины и, очевидно, не поняли, что дальше мы стояли молча и беззвучно плакали. Слова были излишни. Две женщины разных национальностей и возрастов. Два разных пути, слившиеся в эти минуты единой скорбью.
Глава 21. Шаг до убежища
О том, что город недостаточно обследован относительно пострадавших, Черемисов доложил старшему группировки. Нам было приказано за несколько следующих дней проверить все дома и квартиры на предмет не охваченных медицинской помощью людей. В Цхинвале не осталось ни одного жилого помещения, куда бы мы не зашли с вопросами о здоровье хозяев. Подворные обходы напоминали работу скорой. Только ехать нужно было не по вызову, а по приказу, и осматривать не одного больного, а последовательно всех желающих в квартирах и на улицах. Попутно нам удалось составить план для саперов: на многих участках свободно валялись неразорвавшиеся боеприпасы, к которым люди боялись подходить.
Вечером одного из дней Ногинский Центр привез гуманитарную помощь, на разгрузку которой мы направились в полном составе. Старшим был назначен Алексей. Я старалась держаться подальше, чтобы не разжигать в себе неуместные эмоции. В гуманитарке было около двух сотен блоков сигарет разных марок. Грузчикам, с заблаговременного разрешения Черемисова, посчастливилось взять по одному. Мне достались с ментолом. Когда сортировка коробок была окончена, тут же вскрыла пачку и с наслаждением закурила. Страшно захотелось побыть одной, и я побрела в сторону КПП. Покидать территорию без наряда категорически запрещалось. Не оставалось ничего другого, кроме как прислониться к смолистому стволу огромной ели недалеко от шлагбаума.
Не слышала, как он подошел. Теплая рука снова легла на плечо. Адреналин, прыснувший в кровь сотнями иголочек, вспарывал тело, не щадя душу. Не двигалась. Он тоже. Но в стремительно спустившейся, как это всегда происходит в горах, тьме мы слышали тяжелое дыхание друг друга. Второй рукой медленно, словно спрашивая разрешения, он притянул меня к себе. Оба по-прежнему молчали…
Утром пришлось остаться в лагере – у троих офицеров приключилось отравление. По моим предположениям, всему виной были сливы, росшие повсеместно. Из-за хронического недоедания участники операции поглощали их в больших количествах, запивая игристыми домашними винами и чачей. Без такого ритуала не представлялось возможности покинуть почти ни один осетинский двор. Особо ретивые аборигены хватались за автоматы с криками типа: «Ти щто мэня нэ уважаещ?» Делать было нечего – приходилось пить.
Три жертвы нехитрых аланских традиций лежали под капельницами, когда совсем рядом с лагерем послышались взрывы. В воздухе запахло не то порохом, не то гарью. Звуки стремительно приближались. В сторону бивака, рассеиваясь по территории, прилетали крупные осколки снарядов. Один из них пробил крышу палатки, служившей столовой. Если бы на том месте кто-то стоял, он бы точно остался без головы. Испуганный повар прибежал к нам в модуль, на время ставший мини-лазаретом:
– Там это, в новостях говорят, что в Цхинвале обстреливают лагеря МЧС.
– Твою дивизию! Парни, давайте потихоньку в убежище, – двое офицеров отреагировали незамедлительно. Впрыгнув в сланцы, они прихватили необходимые их сосудам пакеты с раствором Рингера и ринулись в бомбоубежище. Лагерь стоял в непосредственной близости от него благодаря тактической дальновидности Черемисова. Третий парень пытался надеть берцы, но успел натянуть только один, когда очередной осколок упал возле входа в модуль, только что не преграждая нам путь. Наскоро хватив попавшиеся на глаза броники и несколько касок, я вытолкнула одноберцового наружу. Вчетвером мы просидели в убежище минут десять. Грозовой фронт раскаленных кусков железа локализовался, и до нашей территории они больше не долетали. Удостоверившись в этом, осмотрела лагерь – больше никто не пострадал. Со стороны штаба, облаченный в броню, быстрым шагом шел Черемисов.
– Это склады горят с боеприпасами. Поедешь?
– Конечно, поеду, – забыв про дристунов, сидящих в убежище с капельницами наперевес, обрадовалась я. – То есть нас не обстреливают?
– Нет, слава Богу. Давай в уазик.
Склад находился метрах в двухстах от КПП. Кто его поджег, было загадкой. Один из местных пожарных надышался угарным газом. Я достала из укладки баллон с драгоценным кислородом и открыла вентиль ровно на три минуты. Уколола ацизол в мышцу, а аскорбинку с глюкозой – в вену. Других пострадавших не было. Доставив тушилу [28 - Проф. жарг., пожарный.] в полевой госпиталь, вернулась к своим. Они давно покинули бомбоубежище и снова лежали на раскладушках, предоставленных гуманитарной помощью.
Глава 22. Ушивали небо звездное калаши
С ребятами провозились трое суток. Пришлось подключить антибиотики. Николаич грешным делом задумался, не дизентерия ли это, но обошлось. Работ по разминированию хватало, и когда офицеры пошли на поправку, я снова уехала с группой.
Минометная мина, вспахав огород одного из домов на окраине Цхинвала, погрузилась на два метра в землю. Об этом сигнализировали миноискатель и нора, которая в любой момент могла стать воронкой. Предстояло много копать, и команда была усиленной. Мы с охранником группы попеременно помогали ребятам. Во время очередного перекура сидели на лавочке в тени. Вдруг со стороны центра города послышались автоматные очереди. Одна за другой они застрачивали пространство гулкими оверлоками.
– Давай посчитаем. Я думаю, палят метров двести от нас, – Серега, прошедший вторую Чечню, был спокоен и весел, но с предохранителя свой АКСУ снял. Тем временем очереди приближались.
– Не, Серый, ближе. Метров сто. – Оверлок стрекотом окружил участок, и автоматчик легким движением потянул меня за собой, приседая за лавку.
– Такое впечатление, что стреляют по соседнему дому. – Знойный воздух наполнился порохом, теперь я отличала его от запаха гари. Серега уже нажал на кнопку передатчика на своей рации, чтобы вызвать подмогу, как из дома выскочил радостный хозяин с АК-47 в руках и с криком:
– Ур-р-ра! Независимость! – пустил очередь в небо.
– Уф. Слава Богу, – мы с Серым радостно переглянулись. В этот же момент все рации единым хором зашелестели голосом Черемисова.
– Мажор-707, Мажор-707. Россия признала независимость Южной Осетии. Продолжайте выполнять вверенные вам работы с соблюдением всех требований и мер безопасности. Как приняли? – Один за другим пошли доклады, отвечающие на циркулярное оповещение [29 - Сигнал, адресованный всем абонентам конкретной радиосети. Передается через специальный позывной. В данном случае – «Мажор-707».]. Когда мина наконец погрузилась в ящик с песком, хозяин, ясное дело, позвал нас за стол. Его радость мы разделили довольно спокойно. Непреложное шестое чувство взывало набрать номер Леши.
– У тебя все в порядке?
– Конечно. У нас есть для тебя сюрприз. Если освободились, возвращайтесь в лагерь через Советскую улицу.
Когда мы подъехали к назначенному месту на покачивающемся уазике, я буквально не поверила своим глазам. На обочине стояли Гоблин, Старый, Леша и… Юрий Шевчук. Я помотала головой: «Не, не может быть». Завидев нашу буханку, компания оживилась. Фиксируя взглядом своего давнего кумира, я, оглушенная, вышла из машины.
– Знакомься, ЮЮ, – торжественно произнес Гоблин. – Это Юля, медик из Авангарда. Она же Солдат Джейн. Твоя большая поклонница.
– Юля, прекрасно. А я Юлианыч, можно ЮЮ. – Сердце вибрировало в груди со скоростью не меньше двухсот ударов в минуту. Каких-то пять-шесть лет назад я ничего не хотела так сильно, как поблагодарить лично этого человека за его добрые и живительные песни. А теперь он сам подает мне руку в разрушенном Цхинвале, благодаря за то, что я здесь. Не сводя глаз с рок-гиганта и не закрывая рот, я пожала его руку.
– Ох. Вот так рукопожатие. Я вот сюда вас приехал поддержать новыми стихами. Если хочешь послушать, приходи вечером к госпиталю. – Голова с открытым ртом послушно закивала, а Гоблин с Лехой залились хохотом.
– Ну хоть что-нибудь скажи, Юль, – по-отечески приобнял меня Старый.
– Спасибо…
Как же я была счастлива. Неужели, когда отпускаешь ситуацию и проходит время, она решается сама собой? Словно Кто-то, Кто отвечает за все в этом мире, просто открывает кран и события текут, иногда вопреки руслу обстоятельств. Мне было сложно поверить, но это было именно так.
Вечером мы в том же составе отправились к Центроспасу. Госпиталь и их лагерь были уже свернуты. Усталая темень ложилась на горы, а город и не думал следовать ее примеру. Он был наполнен звуком гудящих машин, радостными криками и непрерывными автоматными очередями. Когда мгла окончательно окутала Цхинвал, ликующие аланы стали стрелять трассерами [30 - Воен. жарг., трассирующие боеприпасы к огнестрельному оружию.].
– Ушивали небо звездное калаши… – задумчиво улыбаясь, ЮЮ читал стихи, еще не остывшие от рождения.
На следующее утро стало ясно, что оперативная работа здесь окончена. Впереди – социальные и строительные работы. К первому сентября нам поручили привести в порядок все школы города: вставить стекла и покрасить стены. Тогда я сделала важный вывод: если из зоны ЧС выводят Центроспас, дальше начнется тягомотина.
Авангард задержали в республике еще почти на месяц, состоявший сплошь из хозяйственных работ. Впрочем, и заявки по боеприпасам иногда поступали. Чтобы не пугать население, мы выезжали на специальный полигон недалеко от миротворческой базы и там подрывали собранное. Еще появилась задача по патрулированию Военно-Грузинской дороги. Однажды мы дежурили на перекрестке под селением Дзау.
– Россия выводит свои войска с территории Грузии и Южной Осетии… – сообщил безразличный женский голос из приемника в то время, как мимо нас, сотрясая побитый асфальт, на юг неслась колонна бронетехники. Хозяин приемника Старый насчитал двадцать единиц. Мы дружно рассмеялись. Расслабляться не стоило.
День вывода не заставил себя долго ждать. Нас отправляли в Москву в два этапа. Я оказалась в числе тех, кто уезжал позже. Спустя полтора жарких во всех смыслах месяца колонна пересекла Рокский тоннель в обратном направлении. Личный состав отряда светился от счастья. Оставив частичку себя и приняв на этой земле безнадежные чувства к Леше, я едва ли могла разделить с ребятами радость возвращения домой.
Недалеко от аэродрома колонна остановилась в похожем на кладбище месте. Все памятники были выполнены в едином стиле и красно-коричневом цвете. На гранитных воротах такого же терракотового цвета, увенчанных крестом, светилась надпись: «Город ангелов». Мозг не мог переварить эту информацию без лишней порции кислорода, и легкие рефлекторно произвели глубокий вдох.
– Это некрополь погибших в Беслане в 2004-м, – Старый почувствовал трепет моего сердца.
– Ты был там? – тихо спросила я, зная, что был.
– Да. Это была самая страшная и тяжелая операция в моей жизни…
Глава 23. Сорок километров в час
Авангард встретил нас распростертыми объятиями. Офицерские жены и дети бежали обнимать мужчин прямо в строй. Те гордо расправляли плечи и прижимались к родным.
– Хорошо отработали… – слышалось со всех сторон. Я же, с трудом улыбаясь, меньше всего хотела, чтобы кто-то знал, как мне сейчас плохо.
Как и всегда, я вернулась из командировки не той, что была раньше. Хотелось обратно. Не в Осетию, а в те дни, когда мы были так нужны ей и друг другу. Не хватало Леши. За полтора месяца слишком привыкла, что он рядом. И наконец, после участия в гуманитарной операции круг моих знакомств сильно расширился, а авторитет подрос так, что Солдат Джейн внутренне повысила себя сразу до титула королевы МЧС. Это была банальная защитная реакция на боль бесперспективных отношений. Но тогда никто не смог бы мне это объяснить.
Еще одной реакцией на стресс проснулась старая привычка – заливать тоску. В один из дней я решила провести анестезию прямо в наряде. Когда пришла пора идти в казарму на вечерний осмотр солдат, с трудом стояла на ногах. Зайдя в расположение синяя не только по форме, но и по содержанию, устроила там настоящее представление. Выглядело это скорее глупо, нежели смешно. Но мне было все равно.
После этой выходки начальник намекнул, что так быть не должно, и предложил разобраться «на личном фронте». Когда вечером Леша позвонил в дверь, я вытолкала его на лестницу и попросила ради работы сохранить исключительно дружеские отношения.
– Как же я люблю тебя… – не обращая внимания на мое настоятельное предложение, прошептал он. Я хмурилась и курила в изрезанное морозными узорами приоткрытое окно. Серо-зелеными, как хибинская тундра, глазами он пытался растопить их и меня.
– За что?.. – цепляясь за последние пяди убегающей из-под ног земли, риторически спросила я.
