скачать книгу бесплатно
И когда он стал взрослым, то стал контролировать себя уже сам, правда, бессознательно. У него появилась часть Я, ответственная за выполнение родительских заветов, которая заставляла его – хочет он этого или нет – все делать только идеально. А его «собаки» были своеобразными «полицейскими силами», направляемые ею для наведения порядка.
Когда мы попадаем в неопределенные ситуации, когда мы не уверены в том, что надо делать, чтобы получить желаемый результат, то мы в это время можем достаточно долго крутиться в одном и том же круге сомнений и колебаний. Но люди, не страдающие неврозом навязчивых страданий, при желании достаточно быстро и свободно могут подавить эту «карусель». А вот невротики этого сделать или не могут, или же им приходится прилагать для этого колоссальные усилия. Или же они делать это не хотят.
У меня, когда я жил и работал в Чебоксарах, был еще один пациент с навязчивыми мыслями и страхом смерти. На основе тестирования и опроса я пришел к выводу, что он на самом деле не хотел нести ответственность за свою семью, не хотел становиться психологически взрослым.
Оказалось, что навязчивые состояния у него были связаны с тем, что какая-то часть Я (возможно, ответственная за самосохранение или же за развитие) постоянно заставляла его думать о выходе, о работе на перспективу. А он саботировал эти импульсы и как бы заворачивал их обратно при помощи страха смерти (да ты что, это же опасно, всякое может случиться в этом случае!) Это приводило к появлению классического навязчивого круга: бессознательное давит, а он…
Невроз навязчивых состояний является системным заболеванием личности, при которой страхом (смерти, потери и так далее) поражается ядро личности. И по этому параметру он близок к ядерной форме шизофрении. И точно так же практически неизлечим. Можно с помощью различных техник в значительной степени облегчить состояние. Но не вылечить! Хотя, может быть, я просто не умею лечить таких больных.
Склонность к навязчивым состояниям характерна практически всем людям. Например, мне представляется, что можно курение у никотино-зависимых людей квалифицировать как невроз навязчивых состояний.
Поэтому критерием успешности лечения пациента от навязчивых состояний является появление у него ощущения увеличения степени его личностной свободы. И очень важно сломать у него установку на полное освобождение от навязчивостей.
Как «выбить» ребенка из навязчивостей?
Навязчивые состояния больше характерны для детей. И у большинства из них они в дальнейшем исчезают. Как это произошло у моего сына. Когда ему было всего три года, я подмигивал ему и говорил: «Ну, как дела?» А он пытался мне подмигнуть в ответ. Но у него ничего не получалось – он это делал сразу обоими глазами. И сколько бы ни пытался ответить мне – у него не получалось.
И вот через некоторое время я заметил у него тик на левом глазу. Когда я его спросил – что он делает, он сказал, что глаз дергается сам по себе. Но я-то знал, что у него, скорее всего, таким образом закрепились попытки «подмигнуть» мне.
И я попросил его больше не делать этого, объяснив, что это в такой форме закрепилось его желание подмигнуть и что так делать нельзя. Но у него ничего не получалось – подергивания продолжались.
Тогда я «разозлился» на него и сказал, что я прекрасно знаю, что если он захочет, то сможет остановить подергивания. И если я хоть еще раз увижу, что он так делает, то выпорю ремнем. И навязчивые движения тут же прекратились!
Понятно, что мой «гнев» гневом не являлся. Я просто прекрасно знал, что в этом случае надо действовать или кнутом или пряником. Я решил, что на данный момент «кнут» поможет лучше. Правда, для того, чтобы в подобных ситуациях получить желаемый эффект, с «кнутом» и с «пряником» надо обращаться очень осторожно и умело.
Но если у ребенка эти навязчивости никак не проходят, а, наоборот, усиливаются и «размножаются», то это говорит о том, что родители не знают механизмов навязчивых состояний. И вместо того, чтобы постепенно отучать ребенка делать это, они его приучают получать от навязчивостей дивиденды (например, родители из-за этой «болезни» начинают уделять ребенку больше внимания, дарить подарки, закармливать конфетами). В этом случае «пряник» является дополнительным стимулом для продолжения навязчивостей.
Но если бы в случае со своим сыном я решил применить «пряник», то заключил бы с ним договор: сегодня нет навязчивостей – получи пряник. И так далее. Но пряник предполагает использование, в случае необходимости, «кнута». И ребенок должен об этом знать. Тогда желание получить «пряник» и избежать «кнута» обязательно приведет к желаемому результату.
При помощи такого же механизма длительное время поддерживаются заикание и энурез.
Часть 3.
Формирование психосоматозов
До настоящего момента я говорил об общих принципах формирования психики и тех механизмах (инстинктивных и основанных на воспитании), которые обеспечивают этот процесс. И теперь мне хочется осветить конкретные механизмы, на основе которых формируются серьезные психологические проблемы, которые приводят человека к болезням и социальной дезадаптации.
Глава 16. Роль стресса в развитии психосоматозов
Опыты профессора А. Л. Крушинского позволяют утверждать, что животным с большим трудом дается решение логических задач. И чем больше правильных решений выдаст животное в процессе эксперимента, тем вероятность срыва психической деятельности у этого животного становится больше.
Смысл его опытов был в том, что исследователи ставили перед животными задачи, которые те могли решить только приложив неимоверные усилия, то есть работая на грани своих возможностей. Например, в процессе эксперимента крыса просовывала голову через ширму к блюдечку с пищей. А та была поставлена на тележку и начинала двигаться влево или вправо.
Чтобы добраться до пищи, крыса должна была вытащить голову из отверстия и решить: куда ей бежать – вправо или влево, чтобы «поймать» тележку с пищей. Оказывается, что для нее это очень сложная задача. Крыса прекрасно знала, что если она решит задачу неправильно, то ей придется ложиться спать натощак.
То есть ученые стимулировали ее «желание» сотрудничать с ними самым коварным из известных им способов – страхом смерти. Ведь крыса не может отказаться от «работы». Это равнозначно отказу от пищи. А для нее это равносильно смерти! И крыса вынуждена до предела напрягать все свои небольшие интеллектуальные ресурсы для правильного решения поставленной перед ней тяжелой задачи. Она решает ее, но… это для нее даром не проходит!
В процессе эксперимента ученые заметили, что через определенное время животные начинали показывать признаки сильного беспокойства. Кролик, решая задачу, тревожно бил лапкой по полу. А получив морковку, убегал с явными признаками испуга. Волк, который прекрасно знал и людей и ширму, почему-то начинал шарахаться от их сочетания. Умница дельфин афалина начинала плавать по кругу в одну сторону, как будто у нее что-то выключилось. И частенько возбуждение у животных через некоторое время переходило в ступор. В ряде случаев развивались классические неврозы.
На основе этих опытов мы можем вполне резонно предполагать, что то положение, в которое попал человек в конце 20 столетия, в принципе подобно состоянию этих животных, в которое они попали из-за эксперимента. Все мы по своей биологической сути несостоятельны 20 (и, особенно, теперь уже 21) столетию.
Требования, которые оно нам предъявляет, настолько высоки, что у очень многих людей они вызывают чувство некомпетентности и растерянности от огромного множества задач, которые надо решать мгновенно и безошибочно. Ведь мы прекрасно знаем, что малейшая ошибка – и нам придется «ложиться спать натощак».
Патриархальный уклад жизни, которым жили наши деды, слишком быстро сменился на динамичный современный. Жизнь современного человека проходит в постоянной гонке за лидером – интеллектуальной константой общества, которая постоянно увеличивается и меняется.
Особенно сильно мы чувствуем это в настоящее время, когда вся страна мучительно переходит на рыночные отношения. Мы совершенно не понимаем – что от нас требуется, мы не знаем законов, которые надо выполнять, чтобы не попадать в конфликт с окружающим миром. И вероятность срыва, неудачи в начинаниях, в этих условиях весьма велика.
Зачастую, как бы мы ни поступили, из нашей шкуры все равно жизнь начинает выбивать пыль! И многие люди в наше время похожи на питекантропов, которые попали в современный город. И которые в следствии этого вынуждены приспосабливаться к абсолютно чуждой для себя действительности.
Но мне кажется, что все это далеко не случайно. Вполне возможно, что только в этом состоянии исполнителей возможно развитие цивилизации. И мы можем создать что-то новое только тогда, когда жизнь (или Кто-то?) ставит нас перед трудно – разрешимыми задачами.
Первичным запускающим механизмом, на основе которого в конце концов образуются болезни и социальная дезадаптация, является стресс. Стресс по определению Г. Селье – это общая неспецифическая реакция организма, направленная на адаптацию к изменяющейся реальности с ЦЕЛЬЮ СОХРАНЕНИЯ ГОМЕОСТАЗА. А вот сам гомеостаз бессознательное понимает, естественно, так как оно ПРИВЫКЛО понимать.
В результате развития у человека образуются шкалы ценностей и опасностей, как бы Конституция личности, по которым оценивается все, что происходит во внешнем и внутреннем мире. И если в результате этой оценки бессознательное придет к выводу, что этим ценностям грозит опасность, то образуется стресс, сила которого будет соответствовать этой опасности в ОЦЕНКЕ бессознательного.
Таким образом, стресс возникает как реакция на потерю или возможную потерю. И он связан с бессознательной оценкой возможного ущерба. Человек переживает потери связей с другими людьми так тяжело зачастую потому, что он не может вернуть то, что им дал.
Я уже говорил выше, что в этом процессе реальная опасность, идущая от объекта, не имеет никакого значения. Важно только то, как эта опасность оценивается бессознательным. А если учесть, что шкалы ценностей и опасностей практически у всех людей неадекватны той реальности, в которой они живут В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ, то понятно, что стресс и дистресс являются чуть ли не ежедневными состояниями, которые испытывает современный человек.
Крон А.А. как-то охарактеризовал это такой фразой: «Стрессопланктон – это микромир крошечных, но многочисленных чудовищ, где слабые, но ядовитые укусы незаметно подтачивают древо жизни». Человек часто как бы купается в массе мелких неприятностей, которые постепенно подтачивают его психическое благополучие.
Опыт показывает, что в психике есть предел «терпения», после которого может произойти нервный срыв. Его можно назвать «буфером толерантности» к конфликтогенным ситуациям. Он аналогичен системе сохранения в крови нормального кислотно – щелочного равновесия. И если этот «буфер толерантности» в течении длительного времени подвергать перегрузкам, он может истощиться.
Ховард С.И. (1978) определил стрессовую ситуацию как остро возникающее или длительно сохраняющееся несоответствие между требованиями, предъявляемыми к организму и его возможностями с ними справиться. Согласно его предположению можно выделить 4 аспекта стресса:
– биологический (когда образ жизни человека резко отличается от того, к которому он адаптировался в процессе филогенеза);
– онтогенетический (если воспитание и образование индивида не соответствуют запросам, предъявляемым ему в связи с образом жизни);
– социальный (когда человек вынужден выступать в несвойственной ему роли в обществе или когда создаются конфликтные обстоятельства социального характера) и
– феноменологический (если образ жизни человека не соответствует его идеалам и его стремлениям).
В работах лаборатории И.П. Павлова животных ставили в ситуацию неразрешимого конфликта, то есть вызывали у них состояние хронического дистресса. И подопытные животные заболевали экспериментальным неврозом, преждевременно становились дряхлыми и страдали различными соматическими недугами.
Люди тоже очень часто попадают в морально безвыходные ситуации. Например, вот вам пример на чрезвычайно сложный моральный выбор: произошло кораблекрушение и на поверхности
остались вы и мать с женой (мужем). А на спасательном ботике всего два места. Кого вы будете спасать в первую очередь?
Как бы вы ни поступили – любой выбор означает вашу смерть – быструю, если вы спасете кого-либо из них, а сами предпочтете сразу пойти ко дну. Или же медленную – от психосоматоза, если решите спасти себя. В жизни нам приходится частенько решать примерно такие же дилеммы. Но в подавляющем большинстве случаев они не такие острые, как в приведенном примере. Но от этого они не становятся менее смертоносными!
Один из самых эффективных механизмов получения экспериментального невроза у обезьян с симптомами гипертонии и предынфарктным состоянием заключается в том, что лидера группы начинают кормить в последнюю очередь, а к его самке подсаживают другого, «подчиненного» самца.
Нарушается его зоосоциальный статус и этого оказывается достаточным для катастрофического нервного срыва. Данное животное, конечно же, не может согласиться с внезапным падением своего статуса – ведь его не победил в честном бою «подчиненный». Но сделать в этой ситуации ничего не может.
То же самое и с человеком. Практически все люди имеют или биологические, или онтогенетические, или социальные или феноменологические основания для постоянного нахождения в стрессе. Естественно, долго это продолжаться не может! Рано или поздно, но что-нибудь начнет «рваться» в его организме. И чаще всего в «тонких» местах.
Смулевич говорил, что стресс, в результате действия которого впервые появляются психосоматические нарушения, должен быть сверхзначимым по типу «удар судьбы» или «последняя капля». И организм в это время должен быть в значительной степени истощен.
В настоящее время одной из наиболее распространенных концепций развития психосомато-зов является концепция «Утраты значимых для индивида объектов». Под объектом в рамках этой концепции понимаются одушевленные или неодушевленные факторы окружения, к которым у объекта имеется сильная привязанность. Такие факторы, при их наличии и отсутствии угрозы их лишиться, обеспечивают комфортность самочувствия субъекта.
Когда человек внезапно теряет что-либо (например, лишается ног), то самым мучительным для него является то, что он уже никогда не сможет танцевать. И вот человек начинает тосковать, видеть во сне как он танцует. Самое интересное в том, что если бы его ноги были целыми, вполне возможно до самой смерти он не станцевал бы ни одного танца.
Действительная (или воображаемая) потеря (или же хотя бы угроза потери) может привести сначала к острому или хроническому стрессовому состоянию, а затем уже к маскированной депрессии. В свою очередь она приводит к снижению толерантности личности к психическим и физическим нагрузкам и подавлению иммунного ответа организма на повреждающие факторы.
Если человек чувствует, что от него в жизни уже ничего не зависит, что он игрушка в руках неведомых и мощных сил, то у него может развиться ощущение безвыходности и безнадежности. В результате человек попадает в ситуацию постоянного ожидания неприятностей. А от этого у него развивается хроническое стрессовое состояние.
Е. Блейлер считал, что даже самое внешне незначительное событие, если оно будет ЛИЧНОСТНО значимо для конкретного человека, может стать первоначальным исходным пунктом, вызывающим болезненные расстройства. То есть невроз у человека образуется тогда, когда он не имеет того, что ХОЧЕТ иметь (или же боится потерять то, что имеет). Таким образом, невроз появляется как результат субъективных умозаключений, а не стечения обстоятельств.
В Средние века главными убийцами людей были Чума, Война и Голод. В современном мире их место заняли Страх, Крах и Вина. Если у человека появится даже только один из них – у него будут большие проблемы! А если придут двое… Если приходят одновременно все трое, то человек живет очень и очень недолго – ровно столько, сколько ему надо времени для самоубийства – сознательного (с помощью веревки или пистолета) или же неосознаваемого, например, при помощи инфаркта миокарда или нарушения мозгового кровообращения.
Вина – самый главный из убийц людей. Если с Крахом можно смириться, от Страха как-то (хотя бы временно) укрыться, то Вина находится внутри. И от нее не спрятаться, ни скрыться. Вина является функцией высших свойств личности – стыда, совести, любви и альтруизма. Древнегреческий философ Исократ сказал по этому поводу: «Не думай, что, сделавши что-либо нехорошее, ты сможешь скрыться, так как скрывшись от других, ты не скроешься от своей совести».
И если человек сделал что-то, что неприемлемо с его точки зрения в морально-этическом плане, то чувство вины будет настолько большим, насколько большое преступление он совершил со своей точки зрения.
Вина иной раз практически выедает человека изнутри. Самое страшное, что может произойти с человеком – это остаться один на один со своей неумолимой совестью. Она, как когтистый зверь, скребет его сердце. Ведь честь очень важна для человека, остающегося с самим собой наедине.
Все эти факторы убивают человека так же верно, как пуля! Но некоторые умудряются себя в этот момент спасти и выбрасывают проблему в какой-либо орган – на психосоматизацию. И за счет ресурсов адаптации (и лекарств) держатся на плаву.
«Оруженосцами» Страха, Краха и Вины является другая триада: Драматичность происшедшего, Неожиданность появления и возникающее вследствие этого чувство Изолированности, которые, если их не обезвредить, приводят к последующей психосоматизации.
Я уже говорил выше, что человеком правят его убеждения, которые оформляются у него в виде шкал ценностей и опасностей. На их основе он делает выводы и выборы. И понятно, что для разных людей одно и то же событие может быть совершенно не значимым. Или же становится «Вселенской катастрофой». Разница в оценке события, которая или создает или же не создает этих «убийц».
Глава 17. Потеря смысла жизни как один из механизмов, запускающих процесс психосоматизации
В современном мире очень мощным фактором, в результате воздействия которого запускается механизм психосоматизации, является потеря смысла жизни.
Своеобразной альтернативой монадологическому подходу, который провозглашает, что человек является существом, которое интересуется только собой, поскольку для него важно лишь сохранение или соответственно восстановление гомеостаза, является созданная Франклем теория логоте-рапии и экзистенциального анализа. Основным тезисом его учения о стремлении к смыслу является следующее положение: человек стремится обрести смысл и ощущает фрустрацию или вакуум, если это стремление остается нереализованным.
Франкл выделяет три группы ценностей:
1. Ценности творчества, то есть что мы даем жизни. Основным путем их реализации является труд. При этом смысл и ценность приобретает труд человека как его вклад в жизнь общества, а не просто как его занятие.
2. Ценности переживания, то есть что мы берем от мира (в смысле переживания ценностей).
3. Ценности отношения, то есть те позиции, которые мы занимаем по отношению к судьбе, которую мы не в состоянии изменить. Но Франкл считает, что при любых обстоятельствах человек властен занять осмысленную позицию по отношению к ним и придать своему страданию глубокий жизненный смысл.
Правильной постановкой вопроса является, согласно Франклю, не вопрос о смысле жизни вообще, а вопрос о конкретном смысле жизни данной личности в данный момент. «Ставить вопрос в общем виде – это все равно, что спрашивать у чемпиона мира по шахматам: «Скажите, маэстро, какой ход в шахматах самый лучший?»
Каждая ситуация несет в себе свой смысл, разный для разных людей, но для каждого он является единственным (и единственно истинным).
Болезнь отсутствия смысла жизни – чума 21 века
Отсутствие смысла порождает у человека состояние, которое Франкл назвал экзистенциальным вакуумом. Именно он является, согласно наблюдениям Франкля, причиной, порождающей в массовых масштабах специфические ноогенные неврозы, распространившиеся в мире в послевоенное время. Данные исследований Нибауэр и Люкас в Вене, Вернера в Лондоне, Прилла в Вюрцбурге и Нины Толл в Мидлтауене (Коннектикут, США) говорят, что примерно 20 процентов неврозов относятся к ноогенным.
К таким же примерно данным пришел Джеймс Крамбо, который исследовал своих пациентов при помощи созданного теста «целенаправленности жизни». На основе исследования 1151 испытуемого он пришел к выводу, что ноогенный невроз существует отдельно от принятых диагностических категорий и не является тождественным ни одному из принятых диагностических синдромов.
Фромм считает, что человек для того, чтобы положительно ответить на вопрос о смысле своей жизни, должен быть продуктивным, то есть создавать что-то, что безусловно необходимо в обществе и ценится им. Фромм считает, что человек не будет счастлив, если не будет продуктивен, то есть если он не будет создавать что-то, ЧТО БОЛЬШЕ ЕГО ПОТРЕБНОСТЕЙ. То есть с его точки зрения человек может стать счастливым только тогда, когда работает на все Человечество, а не только на себя.
И если раньше мужчине достаточно было принести в пещеру тушу убитого им животного и он чувствовал себя самодостаточным, то сейчас, в связи с изменением жизни, этого уже совершенно не достаточно.
Если человека спросить о смысле его жизни, то, скорее всего на разных этапах своего развития он будет отвечать совершенно по-разному. Смысл жизни (в общем смысле этого слова) начинает волновать человека тогда, когда он реализует свои основные потребности в той мере, насколько ему этого хочется. В этом случае он начинает задумываться: «А дальше что?» Проблема в этом случае заключается в том, чтобы найти для себя достойное приложения сил.
По мере того, как общество «взрослеет», мотивации, которые заставляют его членов двигаться, меняются. В психологически взрослом обществе люди начинают задумываться о смысле жизни вообще, и о своей – в частности. И если раньше (во времена Фрейда) неврозы возникали из-за сексуальной депривации, то сейчас мы можем себе позволить невротизироваться из-за отсутствия смысла жизни.
Ведь действительно общество, в котором давление на личность очень сильно, не дает человеку времени задуматься о смысле жизни. Его обуревают вполне реальные желания: как бы легче, проще и не нарушая запретов реализовать свои потребности.
Как известно, Маслоу ввел различение низших и высших потребностей, имея в виду при этом, что удовлетворение низших потребностей является необходимым условием для того, чтобы были удовлетворены и высшие. К высшим стремлениям он причисляет и стремление к смыслу. Человек интересуется смыслом жизни лишь тогда, когда жизнь у него устроена (сначала пища, потом мораль).
Пирамида Маслоу выглядит так:
1 уровень – потребность в кислороде, еде, половых партнерах.
2 уровень – потребность в безопасности.
3 уровень – сугубо человеческие потребности: в престиже, в принятии, признании, любви.
4 уровень – потребность в самоактуализации.
Маслоу верил, что здоровые люди, удовлетворив основные потребности в безопасности, принадлежности кому-либо, любви, уважении и самооценке, получают возможность развивать свои способности и реализовывать свои потенции.
В общем, получается так, что вначале человеком управляют побуждения и инстинкты. А затем на их основе формируются смыслы.
Общество изобилия порождает и изобилие свободного времени, которое хоть, по идее, и предоставляет возможность для осмысленной организации жизни, в действительности же лишь сильнее способствует проявлению экзистенциального вакуума.
Люди, которые в своем индивидуальном развитии совсем не далеко поднялись над животным уровнем, естественным образом, удовлетворив свои животные потребности, склоняются к пассивности, к лени и безделью. Это абсолютно нормально для них!
И мне представляется, что самая большая проблема, которая когда-либо вставала перед Человечеством – это проблема свободного времени. Если жизнь требует постоянных усилий для своего сохранения, то некогда задумываться о ее смысле!
Таким образом человек сопротивляется болезням до тех пор пока у него сохраняется необходимость и надежда. Работоголики – это те люди, которые, нагрузив себя работой сверх меры, прячут в нее голову от необходимости отвечать на вопрос о смысле своей жизни.
Глава 18. Депрессия как реакция «замирания» у человека
Животные в случае появления опасности или замирают, надеясь, что их не увидят, или же бегут от этой опасности. Они, когда внезапно попадают в безвыходную ситуацию (заяц внезапно попадает прямо перед «светлые очи» волка) зачастую падают без движения. Это называется реакцией замирания.
Хищники если есть такая возможность не едят дохлятины и эта тактика многих животных спасла от смерти. Но ведь в этот момент животное на самом деле не умерло, у него развивается своеобразный истерический паралич. А значит, у него очень сильно бьется сердце и повышено артериальное давление.
Вполне возможно, что шизофрения тоже является своеобразной реакцией замирания. Подтверждает это предположение то, что у этих больных часто бывают приступы сердцебиений, повышения артериального давления.
Реакцией «замирания» с моей точки зрения у человека является депрессия. А реакцией «убегания» – вегето-сосудистая дистония.
Вначале замру?
Человек, когда попадает в невыносимую со своей точки зрения ситуацию, тоже «замирает», то есть уходит внутрь себя. Его сознание как бы юркает в бессознательные слои психики и там затаивается (авось теперь не съедят!)
Внешне человек «замер»: он амимичен, апато-абуличен, эмоционально уплощен. При депрессии повышается артериальное давление, появляются запоры, тахикардия. То есть получается, что энергии у депрессивного больного много. Но ей не позволяется выходить наружу.
С точки зрения К. Королева депрессия имеет свои стартовые точки: прерывание контакта с перенесенным гневом, злобой, болью, ужасом, беспомощностью, безнадежностью, отчаянием, виной. Это прерывание идет по типу поведенческого разрыва.
