Лабиринт №7

– Что же, жизнь уже ничего не стоит?

– Три копейки в два ряда! Надо братана навестить. Он заждался.

Сергей полулежал на заднем сиденье Коляниного джипа и пялился на мелькание машин и домов. Последний разговор отчего-то напомнил ему про поезд – не его осточертевшую уже электричку – экспресс «Москва-Берлин» времен конца перестройки.

В купе кроме Сергея, ехавшего двигать очередной совместный проект, оказалась пара молодых ребят, имена которых он уже давно позабыл, и дама лет пятидесяти и килограмм ста пятидесяти. Звалась она Томила Никифоровна и оказалась женой генерала. Комдив Кохановский был родом с Западной Украины и, очевидно, предпочитал рельефных женщин. А еще любил борщ и галушки, но дело не в этом.

Томила Филипповна обручилась в семнадцать лет, с тех пор всегда жила за мужем и не привыкла принимать собственные решения. Она была немного ленива и слегка глуповата, но казалась доброй и безалаберной. И еще она была довольно мила и привлекательна, что для женщины такой комплекции уже немалая заслуга.

Ехала дама навестить дочку, потому как та вышла замуж за немецкого журналиста и несколько лет осваивала европейский образ жизни. Дальше шла грустная история о противозачаточных таблетках, изменении формулы крови и невозможности рожать детей. На этом месте генеральша всплакнула, потому что очень хотела внуков.

Все это Томила Никифоровна излагала с самого начала поездки в течение нескольких часов, пока не пришло время подкрепиться. Тут она порылась в своих баулах и извлекла овощи, фрукты, цыпленка табака, селедку под шубой, пирожки с грибами…

– Угощайтесь!

Тут даже ребята очнулись. Они собирались пригнать из Германии «шикарную» иномарку и весь первый день просматривали проспекты берлинских автохаусов, но, отведав пирожков, оживились и начали рассказывать про свой собственный бизнес. Парни скупали в России техническое золото и возили его в Турцию, пряча в консервных банках. Рентабельность выходила процентов под сто. Теперь их колода распалась. Решили попробовать что-то еще.

– Ой, я тоже передачу везу! – сообщила генеральша. – Девушка очень, знаете, приличная попросила меня мужу фотоаппарат передать.

Она выковыряла из сумки и выложила на стол небольшую коробку.

– Зачем везти в Германию «Polaroid»? – сразу насторожился один из парней.

– Давайте посмотрим! – тут же предложил второй.

– Вот еще! – генеральша поджала губы.

– Как хотите! – сказал парень довольно раздраженно. – А если там бомба?

Томила Никифоровна подумала минут пять, разглядывая коробку с разных сторон. Потом решилась. Открыла ее и извлекла оттуда новенький фотоаппарат.

– Видите! – объявила радостно.

– Попробуйте открыть! – предложил парень.

Генеральша несколько минут возилась с устройством, но парни даже не попытались предложить даме помощь. Сергей, кстати, тоже был в их числе. Наконец ей это удалось. Она откинула крышку и обомлела. Внутри вместо блока с фотопластинами лежал контейнер в плотной пластиковой упаковке.

– Герыч! – авторитетно заверили парни. – И на приличный срок…

Дама отреагировала бурно – засмеялась и зарыдала. Увидев этот контейнер, Сергей тоже порядком передрейфил.

– Ну надо же быть этакой дурой! Только такая ворона, как я, могла попасть в эту историю. Что же теперь делать, а? Пойду выброшу прямо сейчас! – в глазах ее горела решительность.

– А адресат? – напомнил парень.

– А что адресат?

– Эта посылка немалых денег стоит. И ребята там очень суровые.

– Оставить? – она засомневалась.

– А таможня?

– Может не найдут?

– Может и не найдут.

– Выброшу! – маневрируя как фура в узком дворе, она встала, выпласталась из купе и хлопнула дверью.

Когда через час Сергей собрался в туалет, генеральша стояла в тамбуре, истребляя сигареты.

– Клуша, какая же я клуша! Что же теперь делать? – переживала дама.

– Да ничего страшного! – попытался успокоить ее попутчик. – Положите контейнер в мусорное ведро. Проедем таможню, вернете все как было.

– Вы не понимаете, Сережа! – генеральша посмотрела на него с негодованием. – Я же советский человек, а тут наркотики. Как же мне мужа не хватает!

– Хорошо, – он попытался перебрать варианты. – Передайте адресату пустой аппарат и быстро уезжайте. Авось, пронесет.

– Да не смогу я. Не смогу. У меня же на лице все написано будет. Я и врать-то никогда не пробовала! Придется сказать, – она отвернулась к окну и заплакала.

– Сообщите в полицию, – предложил Сергей еще один вариант.

– Мне дочь обязательно увидеть надо. Ей сейчас очень тяжело. Кто меня после такой истории за границу выпустит.

– Куда не кинь…

– Вот именно! – она вытерла глаза и пошла в купе.

За всю последующую поездку не было произнесено ни одной полноценной фразы. Все слова и мысли отдавали дистрофией. Все ждали развязки. Каждый – своей.

Таможни кончились на удивление легко и быстро. Началась немецкая земля. И чем ближе они подъезжали, тем тягостней летели километры.

Сергей выбрался в коридор, некоторое время рассматривал серые прусские пейзажи, решил зайти в туалет, привести себя в порядок. А там – сам не ведая, почему – перерыл мусорный бак. Контейнер лежал в нем, засунутый на самое дно.

Теперь ключ проблемы был в его руках. Сергей мог передать контейнер адресату и перевести стрелки с бестолковой генеральши; мог заявить в полицию; мог оставить наркотик себе, наконец. Нет. Он отправил его обратно. Стер отпечатки и умыл руки.

На берлинском вокзале первыми испарились будущие автомобилисты. Потом Сергей улыбнулся, пожелал удачи и пошел по своим делам. Дама кивнула и осталась. А навстречу ему по вагону уже шли двое угрюмых парней в кожаных куртках.

Он увидел Томилу Филипповну на следующий день. В выпуске местных новостей показали ее фотопортрет, а вместе с ним изображения роскошной блондинки и мужчины немецкой наружности. В закадровом тексте пояснялось, что на одной из трасс регионального значения «Фольксваген-пассат» был снесен с полотна дороги неизвестным автомобилем, после чего врезался в дерево и загорелся. Поиски злоумышленников результатов не принесли.

– Тех, кто идет на Голгофу, удерживать бесполезно, – повторил пассажир джипа уже слышанную однажды фразу, но вышло как-то не убедительно.

У каждого в шкафу свои скелеты.

Когда друзья появились в палате, Сашка спал. Сестра-сиделка поднялась и молча вышла. Они потоптались некоторое время, прислушиваясь к сопению больного.

– Вещество, которое производилось тут с твоей «легкой руки», – сказал Колян как бы между делом, – попадает в одно иностранное оборонное ведомство, которое занимается созданием средств массового воздействия. Так что, дорогой мой, – он улыбнулся, хотя глаза стали холодными до белизны, – когда, приняв пилюлю, ты вдруг испытаешь любовный трепет или желание поделиться всем, что тебе известно, с первым встречным, знай, что в этом есть и твой кирпичик. Совесть не мучит?

– У меня нет совести, – повторил он слова дяди. – Голый интерес.

– В этом все и дело. У нас есть еще совесть нации. Называется ФСБ.

– Задача все равно была бы решена. Рано или поздно. Если существует возможность – она находится. Человек может установить для себя табу. Человечество – нет.

– Я понял. Ты про Ирину.

– Не говори ерунды! Возникают новые условия. И ты к ним приспособишься или умрешь. А еще существуют такие вещи как удобство или необходимость.

– Я не инфантильная девица, чтобы слушать от тебя этот бред! Но почему они, а не мы.

– Потому нам на нас денег жалко. Раньше мы думали, что Совок во всем виноват, теперь умиляемся, глядя на свое «безоблачное вчера».

– Мы не на митинге.

– А я тебя и не агитирую, заметь.

– Значит вопрос в принципе не разрешим? – Сергей совершенно не ожидал от Николая таких мыслей. Подумал. Ответил:

– Неразрешимых вопросов не существует. Есть ответы, которые мы не хотим принимать. И это правильно. На то мы и люди.

– Не кричи. Люди спят!

– А я и не кричу… – он даже не заметил как увлекся.

– Ребята, о-о-о чем вы? – подал голос Сашка.

– Проснулся! – обрадовался Сергей. – Ну как сам?

– Ни-и-ичего – живу, – просипел. – Только вот за-а-аикаться стал. И не вижу ни хрена…

– У тебя, похоже, нос сломан, – увидел друг.

– Нос – это пустяки, – сказал Сашка задумчиво и попробовал улыбнуться, обнажив отсутствие нескольких зубов.

– Пустяки, – повторил Колян и в его голосе появились отеческие интонации. – Скоро уже операция. А там все будет в порядке. – Поговорили еще немного. Сашка держался молодцом. Даже хохмил, впрочем, как всегда.

– А знаете, – шептал он, слегка шепелявя. – Ле-ежит тута один тип, к-которому в автока-атастрофе ру-уку оторвало. Так вот. Он велел же-ене сп-прятать ее – ага – рассказал мне по секрету – и со-охранить в заморозке. А теперь ждет выписки, чтобы поджарить свой кусок с грибами и отведать под водочку за дру-ужеским столом. Меня при-иглашал. Это ра-ачительность или э-экзальтация – как считаете?

– Это дебилизм! – отрезал Колян. И был в этом случае безусловно прав.

– Денег нужно много, – сказал Колян на выходе из клиники.

– Я найду, – ответил Сергей, размышляя о чем-то своем. Вечером он позвонил Антиквару.

Когда Сергей появился в кабинете хозяина лавки, портрета на стене уже не было. «И не надо», – усмехнулся посетитель.

– Я знал, что Вы придете! – Лука Петрович поднялся из-за стола. – Потому что понял, кто Вы.

– Кто? – переспросил Сергей и невольно ощутил себя инкубом.

– Вы – наследник.

Сергей получил за текущий период столько всяких названий, что даже заморачиваться с этим не стал. Он снял с пальца и положил перстень на свободную поверхность. Антиквар некоторое время смотрел на него, словно боялся дотронуться. Только потом поднял, повернул к свету.

– Так я и думал – печать альбигойцев! – и перевел взгляд на Сергея. – Перстень принадлежал катарам и ему почти восемьсот лет.

– Бог света и Бог тьмы?

– Знать бы еще, где сверток…

В марте 1244 года им удалось это. Безлунной ночью отряд добровольцев втащил на скальный выступ тяжелую осадную катапульту. К рассвету все было готово, и каменные ядра снесли передовые укрепления замка. Измученная многомесячным ожиданием армия крестоносцев пошла на приступ. Монсегюр пал. Уцелевших воинов-еретиков развесили на ветвях ближайшей дубовой рощи.

Рыцарь де Морица в тот момент, когда палач уже ломал ему кости, в последний раз увидел наставника «совершенных» епископа Бертрана д’Ан Марти. Он стоял у столба со связанными руками, обложенный поленьями и хворостом, и его белые волосы перебирал тихий весенний ветер. Мелькнули измученные лица пленников, сквозь темный частокол копий блеснули шлемы и кресты построенных в каре христовых воинов. Потом все потонуло и исчезло в дыму, а вместе с ним – и сокровища альбигойской ереси вместе с ее тайной.

– Сейчас меня интересуют только деньги, – сказал Сергей. Назвал сумму и мучительно покраснел. Антиквар старался казаться спокойным:

– Ничего, я предусмотрел. Придется немного подождать, – он сделал необходимые распоряжения. – Встретимся вечером?

– Отчего же… – согласился тот, думая, как там Сашка.

Дома Сергей нашел свой цифровой аппаратик, перевел фотографии на экран монитора и долго рассматривал изображения. Знатный вельможа с вислыми усами на отечном лице был нарисован весьма посредственно. Получалось, что художник не особенно заботился о передаче подспудной сущности своего героя, а сосредоточился на деталях. Пухлые руки с единственным перстнем – точь-в- точь как был у Сергея – держали грамоту с планом: сложный рельеф, река, замок, дальше – постройка в виде склепа с обелиском внутри, в верхнем правом углу – схема, похожая на розу ветров – все исполнено с необычайной точностью. На поясе у вельможи – связка ключей и амулет. Сергей извлек свою находку и поставил рядом с экраном – один в один – рисунок на его основании и «роза ветров» повторяли друг друга. Было что-то еще, какая-то мелочь, которой он не придал значения, но она существовала и свербела в мозгах, не давая сосредоточиться.

Он скопировал план отдельным файлом и снова вынес изображение на экран. Замок был прорисован детально в мелких подробностях вплоть до герба над подъемным мостом.

Прапрадед, вспомнил Сергей, был сослан в Сибирь после подавления очередного польского восстания. Может быть, в этом ключ к разгадке. Он скопировал герб и решил порыться в геральдических таблицах. Потом. А пока – распечатал план и установил амулет так, чтобы линии на его основании совпадали с изображением «розы ветров». Оперение амулета превратилось в указатель пути. Он провел эту линию по рисунку. Потом сделал то же самое с обелиском, который находился в изображении склепа. Линии пересеклись у подножия правой башни замковой постройки. Оставалось найти замок. Но сначала – герб. Слишком просто, чтобы быть правдой…

Бабушка все это уже рассказывала ему, да он не слушал! Да, он вспомнил это теперь. Семейное придание. То самое…

Сергей опаздывал на свидание. Ему было слегка за двадцать, и свидания казались тогда чуть ли не важнейшими событиями текущей жизни. Он спешил. Уже натянул куртку и совал ноги в ботинки, когда зазвонил телефон.

– Пуфффф! – сказал молодой человек и взял трубку. – Привет, бабуль! – выпалил обреченно. Мобильники были еще не в ходу, и пришлось задержаться.

– Здравствуй, дорогой. Как поживают твои уроки? – она нарочито растягивала слова.

– Ба, я уже четыре года, как в институте учусь! – Сергей посмотрел на часы. Он уже сейчас опаздывал минут на пятнадцать.

– Намекаешь, что у меня склероз? – в ее голосе появились льдистые интонации. – И что – от этого изменилась суть сказанного?

– Отнюдь! – согласился внук. – У меня все хорошо, ты же знаешь.

– Вот если бы ты знал, – она сделала ударение на этом слове, – какие лекционные курсы давали в моей молодости. Профессором у нас был Коротов (князь) – из бывших. Потом его сослали, конечно. Но что это был за мужчина! Теперь таких нет. Одного не могу понять, отчего это так быстро пришло в упадок.

– Бытие определяет сознание, – вставил внук дежурную фразу.

– Скорее наоборот… – она задумалась. Сергей придерживал трубку у уха, трагически разглядывая секундную стрелку.

– Бабуля, я сейчас! – не выдержал внук. – Я вечером перезвоню. Или лучше заеду.

– С чего вдруг? Я же тебе ничего сказать не успела! – возмутилась бабушка. Ко мне вечером нельзя. Придут из поликлиники процедуры делать. Сестричку Любашей зовут. Очень милая, надо заметить, особа. Учится в медицинском. Работящая, скромная и личико умненькое. Идеал для современного мужчины. Вас непременно нужно познакомить. Может быть, в выходные я ее на чай приглашу. Придешь?

– Ну, бабуль! – внук отчаянно пытался быть терпеливым. – Я себе сам подруг подбираю. И потом, у меня уже есть.

– Глупости какие! Безусловно, ты у нас главный спец в этом вопросе. И потом, я тебя не свататься приглашаю, а чаю попить, – бабушка обиженно замолчала.

– И что? – не выдержал Сергей.

– Больше ничего?

– Ничего особенного. Я вечером позвоню, и ты мне все расскажешь.

– В таком случае – не звони!

– Но почему?! – простонал внук. Часы отсчитали еще четверть часа.

– А во сколько ты собирался?

– Не знаю, ну, скажем, в девять, – ответил и подумал: «Какая разница, раз все равно нельзя».

– Жаль, а я думала, что ты мне картошки захватишь…

«Издевается…» – решил внук.

– Не вопрос! – согласился. – А сколько надо? Может быть еще чего-нибудь?

– Не морочь мне голову! Ты сегодня не приезжаешь. Забыл? – участливо осведомилась бабушка. – И вообще я подозреваю, что ты на свидание собрался. Ведь так?

– Так! – подтвердил внук и еще раз посмотрел на часы.

– С Милой?

– С Олесей.

– Я о ней ничего не слышала. Она из приличной семьи? А где же Мила? Вы поссорились?

– Мы расстались, – дальше Сергей рассказал, что с Милой они теперь только друзья, потому что ее бывший одноклассник окончил военное училище и получил хорошую должность в Западной группе войск, сделал ей предложение, и они обручены.

– Какая прелесть! – прокомментировала бабушка.

– Теперь Мила хранит верность будущему мужу, – продолжил внук свое повествование. – И мы только перезваниваемся по старой дружбе. И я (по старой дружбе) делаю ее курсовые работы.

Вся эта история действительности не соответствовала, потому что ему давно надоела эта заносчивая дура, которая болталась с ним только по причине этих самых курсовых работ, его репутации заправского ловеласа и наличия у парня отдельной жилплощади. Ему осточертели ее длинные ноги и смазливое личико, бесконечная болтовня по телефону и вечные измены, перманентное вранье, патологическая любовь к ярким тряпкам и постоянный пересказ историй из глянцевых журналов, в том смысле, что: «Посмотри, как люди живут, а ты…» Но бабушке она почему-то нравилась. Почему? Бог весть!

– Теперь я сдружился с Олесей, – и это было воистину так! – Она, если помнишь, сестра Вадика, который внук Натальи Федоровны – твоей соседки по даче. Так что ты ее должна хорошо знать, – выдав эту тираду, Сергей глубоко вздохнул и в который раз рассмотрел циферблат.

Бабушка несказанно обрадовалась появлению в разговоре новых персонажей, о которых она имела доскональную информацию. Поэтому в течение последующих десяти минут коротенько поведала семейную историю дачных соседей, припомнила Олесю и даже то, как ту в возрасте пяти лет до слез напугал беспризорный пес, а Сергей с Вадиком очень из-за этого переживали. Сочла внучку Натальи Федоровны вполне подходящей кандидатурой на роль пассии ее наследника. И…

– А куда вы пойдете? – поинтересовалась она наконец.

– Да так – погуляем, – ответил внук максимально расплывчато, потому что если бы бабушка узнала, что он идет в стильный ретро-ресторанчик недалеко от Покровской площади, ему светило еще полчаса воспоминаний и рекомендаций. Это – как минимум.

– Ну ладно, – согласилась его «вдовствующая императрица». – Я, собственно, что звонила, нашла тут в архиве (я же говорила тебе, что решила привести в порядок все семейные документы) так вот, нашла дедов дневник. И там есть очень занятная история про зеркало, которое теперь висит у тебя в прихожей. Прочесть? Но, впрочем, ты торопишься…

– Бабуля, я перезвоню! – радостно сообщил Сергей и ринулся к Олесе, которая, как ни странно, его дождалась.

Вот только о зеркале разговор с бабушкой так больше и не зашел.

До сих пор время от времени, когда звонит телефон, Сергей спохватывается: «Ведь это бабушка!» – и спешит к аппарату выслушать всегдашний вопрос: «Здравствуй, дорогой. Как поживают твои уроки?» Но там оказываются совсем другие люди и совсем другие дела. Бабушка больше не позвонит. Время ушло. И договорить они так и не успели. Навсегда…

Антиквар позвонил через два часа, и они снова встретились, чтобы закончить сделку, выпили по рюмке водки без закуски, и Сергей остался ждать Коляна, решив, что обладание такой суммой наличности вредно для здоровья.

Заглянула продавщица Катенька. Увидела гостя и надула губки. Но сейчас ему было совершенно не до нее.

– А хотите про амулет? – спросил Лука Петрович и бросил на партнера тревожный взгляд.

– Пожалуй. Время есть, – ответил тот, устало глядя в угол кабинета.

– Очертания его я все-таки нашел, – зашептал Антиквар, наклонясь к собеседнику через стол. – В одном анонимном средневековом манускрипте описывается точно такая фигура. А название ей переводится как «Ключ».

– Ключ? Только и всего… – пожал плечами Сергей. – Остается только отыскать каморку папы Карло.

– Она есть! То есть не совсем. Речь идет о Полесском замке. Я постарался достать информацию. Очевидцы утверждали, что у основания правой башни, была комната, где проводили опыты последователи Гербиндера. Знаете, при Гитлере был такой философ, утверждавший, что мир – изнанка сферы вселенского льда. И это очень подходило для нацисткой идеологии. Так вот, будто бы там удалось сформировать переход в подпространство. Но сам замок гораздо древней всех этих выкрутасов. И в одном из ранних преданий сказано, что в тайной нише правой башни покоится дух окрестных гор, и никому не удастся провести ночь в том помещении и выйти оттуда живым. А если сможешь… Впрочем – не важно. Так вот, когда в конце войны на территории замка расквартировали одну из частей Красной армии, капитан разведроты услышал эту легенду и поспорил на ящик трофейного коньяка, что пробудет там от заката до рассвета, и ничего с ним не сделается. Бравый, должно быть, был вояка. Соорудил в комнате походную кровать. Взял с собой автомат и гитару. Поставил у дверей сержанта из бывалых. До полуночи часовой из-за двери романсы слушал … Ровно в двенадцать щелкнули замки, и опустилась тишина. Такая, что перепонки давит. Подняли тревогу, но как ни бились, открыть дверь не смогли. В семь утра снова щелкнули засовы. Дверь отворилась. Внутри лежало тело капитана без единой царапины. Только волосы поседели и глаза выцвели до белизны. Сами понимаете, в конце войны никто особенно разбираться не стал. Объяснили применением тайного химического оружия. Капитана в могилу. В комнату взрывчатки под потолок и все вместе с башней. Кстати, реставраторы за нее так и не брались.

– Замок Белого Полянина… – задумчиво проговорил слушавший.

– Что? – не понял Антиквар.

– Слышал я уже однажды похожую сказку… А Вы не боитесь, что это дверь в большую бессмыслицу?

– О чем это речь?

– Да так…

Сергей пришел домой и рассовывал по ящикам остатки денег. В дверь позвонили. Хозяина квартиры пробил холодный пот. Он медленно обернулся к прихожей, но так и остался сидеть на стуле. Ребус почти разгадан. И теперь в его существовании необходимости больше нет.

– Стоп! – попытался успокоиться. – В прошлый раз они сразу выбили дверь. – Но все равно открывать не пошел. Звонок тренькнул еще пару раз и затих. А Сергей еще долго сидел и пялился в коридор, сжимал и разжимал трясущиеся руки. Рассматривал рельеф на раме своего старинного зеркала. И тут он увидел то, что никак не мог разглядеть до этого. Понять, что уже знает.

Звонок брякнул еще пару раз и затих.

– Антиквара здесь не было, – сказал вслух хозяин квартиры. – Тот бы заметил. Не повезло человеку!

Рисунок багета на портрете и зеркале совпадал. И ему не надо было больше искать других путей. Они начинались в его квартире. И теперь эта история уже не вписываласть в простой бумажный формат.

– Вот и еще один Лабиринт! – обрадовался странник. – Можно начинать все с начала… Да стоит ли? Я уже и так почти нашел все, что искал.

Сергей подошел к зеркалу и некоторое время смотрел на свое отражение. Существо из зазеркалья смотрело на него слегка прищурившись. Потом оно повернулось и ушло за срез золоченой рамы. И стали видны ступеньки за тусклой плоскостью старинного стекла. Он улыбнулся. И, даже не поняв как следует – зачем, оттянул край рамы от стены и заглянул с изнанки. Там были только старые доски подрамника, пыль и листок бумаги, сложенный в самолетик. Он вытащил его, развернул и прочел:

«Милостивый Государь мой, Сергей Николаевич!

За особое удовольствие поставляю себе донести ныне до сведения Вашего, что еще до получения почтеннейшего Вашего отношения по сему предмету (а именно, встречи, планируемой быть не далее как сего дня ввечеру), я уже пребывала в величайшем нетерпении по поводу нашего свидания. Будучи особой очень нервенной и восторженной, в каждый визит Ваш я испытываю необычайный эмоциональный всплеск, после коего я долго еще не могу найти успокоение и охлаждение разгоряченных чувств моих и мыслей. Льщу себя несмелой надеждой, что и Вы, Друг мой любезный, тоже испытываете некоторое приятственное волнение в крови и также питаете пусть и слабые, но все же искренние чувства к бедной барышне.

Кстати, бесценнейший друг мой, нахожусь вынужденной теперь же попенять Вам отчасти и даже укорить Вас, почтеннейший друг мой, в одной весьма невинной проделочке, которою Вы зло надо мной подшутили … злодей Вы, бессовестный человек! Вчера, пребывая в болезненном состоянии, я с безысходной тоской ждала Вашего послания на мое последнее взбалмошное письмо, которое Вы сгоряча, видимо, пообещались мне прислать. Но, пообещавшись, так и не исполнили высказанного. Но не воспринимайте речи мои как строгий укор Вам, друг мой разлюбезный. Имела смелость высказать свое мелкое неудовольствие, не заслуживающее Вашего драгоценнейшего внимания.

С совершенным почтением и таковою же преданностию имею честь быть, Государь мой, Вашей покорнейшей рабой и впредь.

Королева Мария Сергеевна».

И еще – на обратной стороне:

«Ушла гулять дальше.

Просто до дрожи. .. Дожить бы до завтра.