Вчера, сегодня, завтра, послезавтра…

– Возьми, Григорий, – сказала она ему. – Это, так сказать, на память. Нас тут стали этим кое-кого обеспечивать. Это рабочий… Говорят, что Чернобыль только снаружи дремлет, а так-то может в любой момент рвануть. Никому этот чертов Чернобыль не нужен, кроме черного черта, да и заокеанских друзей наших.

– Так это что, дозиметр?

– Да, да, дозиметр. И дай Бог, чтоб не понадобился, – как-то криво улыбнулась Оксана. – Ну, поцелуй, что ли…

Их губы слились в долгом поцелуе. Поцелуй закончился, когда в другом конце коридора послышался чей-то кашель.

– Я чекала тебэ, я ждала тебя, чекала и ждала, ждала и чекала, – чуть слышно шептала Оксана.

– До… Прощай! – Григорий, открыв дверь, шагнул из темного сырого коридора в светлый теплый вечер.

Он вышел. Прошел по территории завода, собираясь обогнуть здание проходной, и тут до него донеслись какие-то крики и звон стекла. Чуя что-то недоброе, он ускорил шаг. За углом он увидел небольшую группу людей вокруг его машины. В это мгновение один из них, стоявший к нему спиной, замахнулся трубой и с треском опустил ее на крышу новенькой «Лады». Вторым ударом было разбито заднее стекло. Стоящий рядом парень визгливо вскрикивал:

– Геть, геть москаля, геть поганця!

– Москаляку на гиляку! – завопил второй мужик, с бритой головой и чубом на макушке.

Григорий бегом кинулся к орудовавшему трубой мужику и, подбежав сзади, в момент очередного замаха вырвал у него из рук трубу. От неожиданности тот качнулся, резко разворачиваясь. Григорий в озлоблении замахнулся на мужика трубой, тот инстинктивно поднял над головой руки и истошно завопил:

– Ты! Стой!.. – А потом на выдохе тихо спросил: – Цэ ты?!. Григор?! Так хиба цэ ты?

Труба описала в воздухе дугу над головой мужика и застыла в неопределенном положении. Остальные, увидев хозяина автомобиля с грозным орудием, попятились. Мужик, недавно разбивавший его машину, стоял с жалко поднятыми вверх руками и снова повторил вопрос:

– Григор, та хиба цэ ты? Хиба цэ… Это твоя?

В обрюзгшем мужике с отвислым пузом, с морщинистым небритым лицом и лысой головой с чубом Григорий с трудом узнал Витьку – лучшего друга своего детства и юности, о котором вспоминал дорогой. Григорий, раздосадованный, отбросил трубу и молча подошел к Виктору.

– Х-хиб-ба… – Процедив сквозь зубы, он наотмашь ударил ладонью Виктора по щеке. Тот отшатнулся от удара.

– Григор, ну так шо ж ты не пидзвонил? – прикладывая руку к щеке, тихо проговорил Виктор.

– Ты зато пидзвонил, зятек!

Второй удар апперкотом пришелся под ребра. Потом он схватил Виктора двумя руками за куртку и резко толкнул его на машину. За спиной у того хрустнуло разбитое стекло. Под ногами тоже все хрустело от разбитого вокруг машины стекла. К ним незаметно подошел местный полицейский.

– Ну, шо тут у вас? – поинтересовался служитель порядка.

– Та симейна справа… Бачишь, два зятя зустрились. Одын ось москаль… – откликнулся один из мужиков.

Полицейский еще раз демонстративно посмотрел на номер машины с российским флажком и регионом «77», улыбнулся и проговорил:

– Та вижу, шо москаль… Не фиг заезжать куда не треба… Сами разбирайтесь, коли у вас тут семейное… Кордон проезжав? Документы в порядке? – обратился он к Григорию.

– В порядке… – не поворачиваясь в сторону полицейского, ответил Григорий.

– Ну и добре… Так шо, товарищ россиянин, зйиздив? Добре зйиздив? – с откровенной улыбочкой снова обратился он к Григорию, но тот ничего не сказал, а полицейский медленно развернулся и пошел мимо проходной дальше по улице.

Григорий уже давно отпустил куртку Виктора, а тот стоял, опершись о крышу разбитой им машины, и тяжело сопел. Он пытался зажать порезанную о стекло левую кисть в кулак, между пальцев которой сочилась кровь.

– Та хиба ж я знав, шо цэ твоя? Гриш?! – с каким-то упреком проговорил Витька. – Ну, выбачай, а? Пробач мени вже, будь ласка… – продолжал он бормотать, обращаясь больше к себе, чем к Григорию.

– Дуй от меня подальше, выбачайка! – почти не раскрывая рта, полушепотом ответил Григорий.

Он оттолкнул Витьку от машины, напоследок резко пнув его в зад ногой. Витька споткнулся и чуть не упал, а потом, как-то сутулясь, пошел куда-то по улице, дальше от проходной. Остальные мужики, удовлетворенные увиденным, тоже стали расходиться. Григорий остался один со своей разбитой машиной. Ему ничего не оставалось, как убрать из проема лобового окна остатки битого стекла, стряхнуть битое стекло с торпеды, с сиденья и ехать.

Ехать на машине без лобового, заднего и боковых надо было не спеша. И только теперь, когда он сел за руль разбитой машины, после всего произошедшего, на него навалилась какая-то слабость: стала кружиться голова, немного подташнивало. В то же время Григорию казалось, что все случившееся в течение последних нескольких минут его не сильно взволновало. Он старался с помощью глубоких дыхательных движений бороться с тошнотой и головокружением, сосредотачивая внимание на вождении автомобиля. В свое время все родственники предупреждали его о том, что может случиться всякое, что лучше не ездить, а послать запрос через юриста официально по почте. «Да вот я и получил это «всякое», – думал Григорий.

Он поехал медленно, то на второй, то на третьей, по немноголюдным улицам когда-то бывшего для него таким родным городка. Некоторые прохожие останавливались, смотрели ему вслед, некоторые показывали на его разбитый автомобиль пальцем. Ему казалось, что все они улыбаются. А может быть, они и действительно улыбались? Потом ему послышался женский смех, казалось, что он шел откуда-то сзади. Он представлял, как украинские пограничники тоже, не скрывая улыбок, будут нагло смотреть на него и его изуродованный автомобиль. Что его ждало дома, он просто не мог себе представить, потому что послезавтра зятю с семьей надо было возвращаться в Москву.

Григорий уже далеко отъехал от города, когда вдруг заиграла музыка – шел вызывающий звонок на мобильный телефон.

– Гриша, это ты? – В телефоне звучал голос Оксаны.

– Оксана? Откуда ты знаешь номер телефона?..

– Та у бабы Маши взяла твой номер… Просто она ушла, а я… Я хотела тебе сказать про Олесю. Я не хотела при чужих. Ты далеко уехал?..

Григорий остановил машину, заглушил мотор.

– Нет, я вот выехал.

– Тогда…

– Чего?

Оксана некоторое время молчала, а потом спросила:

– Может, приедешь? А то вдруг чего… На проходной дед Степан сидит, он до утра… Так у тебя ж пропуск е. И пропуск есть, и он тебя помнит.

– Олеся? А что с Олесей?

На том конце молчали.

– Ведь я же ее вскоре, когда ты…

Связь оборвалась. Григорий набрал номер, с которым только что говорил:

– Оксана, что случилось? Что с ней? Что с вами?

– Гриша, все нормально. Просто Олеся уезжает. – Оксана замолчала. Наступила пауза.

– Что? Что-то случилось? Куда уезжает?..

– Приезжай, приезжай… – тихо прошептала последние слова Оксана. Связь оборвалась.

Через некоторое время снова зазвучал телефон:

– Прийидь, прийидь… – послышался в трубке шепот Оксаны.

Григорий молчал.

– Прийижджай. Я буду чекаты тебе! Я буду ждать тебя. Приезжай…

Какая-то непонятная сила заставила его резко включить зажигание. Уже не стало тошноты, головокружения, тяжести в теле тоже не было – было одно желание. Ему казалось, что он точно понял, чего хочет. На несколько секунд задержался над мобильным телефоном – написал сообщение жене: «Галина, машина сломалась, но не серьезно. Могу задержаться». Потом Григорий рванул, развернул автомобиль на пустой дороге. Быстро разогнался до пятой и помчался назад. Навстречу подул сильный ветер, вокруг все зашумело. Салон продувало насквозь, внутри машины завыло, заревело, из заднего окна и из боковых посыпались осколки стекол. Его шевелюра и одежда трепетали на ветру. Хорошо, что плотно сидевшие очки прикрывали глаза.

Григорий любил ветер. Он снова вспомнил, как таким же солнечным сентябрьским днем он на мотоцикле уезжал за город с Оксаной. От сильного прохладного ветра стало знобить. «Ну и что? Ну и что? Один раз живем!» – как осколки по асфальту, сыпались мысли в его голове.

Григорий поставил машину на прежнее место. Дед Степан, вахтер, знакомый ему еще с восьмидесятых, ухмыльнувшись, кивнул ему на пропуск. Григорий быстро прошел темный коридор, открыл подсобку. На месте Марии Тимофеевны сидела Оксана, а рядом – тоже Оксана, только моложе лет на двадцать.

– Григорий, прости. Прости, что вернула… Это Олеся. Знакомьтесь… – немного смущенно проговорила Оксана.

– Здравствуйте, дядя Григорий.

– Здравствуй.

Наступило долгое неловкое молчание. До Григория вдруг стало доходить, в каком нелепом положении он оказался. Ему почудилось, что окружающим слышно не только его дыхание, но и его мысли. В висках у него застучал пульс. В это время у девушки пискнул телефон, она быстро ответила на СМС.

– Ну, что… – неопределенно сказала Оксана.

– Может, чаю? – обратилась ко всем Олеся. Она улыбнулась Григорию точно такой же щедрой улыбкой, как и ее мать. И снова его захлестнули воспоминания…

– Гриш, ты извини, просто Оксанка завтра рано… Короче, сегодня ночью уезжает. Ты далеко отъехал?

– Да так…

– Как? – улыбнулась Оксана

– Как и ожидал… – задумавшись, непроизвольно ответил Григорий.

– А как ожидали? – спросила Олеся.

– Ожидали, как моска́ли, – неумело отшутился Григорий.

– А як моска́ли зубы скалят? – попыталась парировать Оксана. Однако Григорий стал вдруг серьезным и нахмурился, вспоминая о машине.

– Клубничку любите? – спросила Олеся. И какие-то лукавые искорки блеснули у нее в глазах.

– Какую клубничку? – Григорий после паузы поднял свои немного удивленные глаза.

– Ну, да… Вот клубничка! – Она достала банку варенья и, продолжая улыбаться, начала расставлять чашки.

– Гриша, прости, но… – Григорий молчал. – Олеся собирается поступать в институт, а там начинаются подготовительные курсы. Сегодня ночью она уезжает, надолго уезжает…

– В Киев, – уточнила Олеся, разливая заваренный в чайнике чай.

Григорий обратил внимание, как она это произнесла. Если «в» она произнесла так же, как и его земляки – что-то среднее между «у» и «в», – то «Киев» у нее звучал мягче: что-то ближе к «Кыев».

– Домашний чай? – спросил Григорий, тогда как самому уже захотелось спросить: «А я здесь при чем? Она едет в „Кыев“, а я куда? Вот, приехал, а зачем и почему я здесь? И зачем вся эта поездка?» – вертелись в его голове вопросы.

– Да, а что?

– Что? – переспросил Григорий.

– Да, домашний чай, почти такой же, как и с бабой Машей заваривала.

– Просто мне показалось, что после него голова кружилась.

– Да?! Только не подумай, что конопля или еще какая-нибудь ядреная травка! – усмехнулась Оксана, а потом с улыбкой добавила: – То наши травы, с огорода: мелисса, душица, мята, чабрец, смородина, малина, вишня… ну, хмеля немного, береза… Мы сами так всегда пьем. Ты же должен помнить.

– И береза? Лист?

– Березы немного. Лист и почки.

– Да, у меня бабка тоже раньше травы собирала, тоже когда-то заваривали, пили, только последний раз у тебя, наверное, крутая заварка была.

– Хорошо, давай поменьше налью. Як хочешь… Я ж не тильки на чай звала. – Она подняла свои высокие брови, лицо ее стало серьезным. – Олеся, Олеся, сидай! Чуешь?

– Олеся… – почему-то автоматически проговорил Григорий.

– Та чую… – Девушка села между матерью и Григорием и стала смотреть на мать. Григорий не понимал, что происходит.

– Гриш, а ты пей…

– Так… не на чай, сказала же… – отхлебнув, попытался он вставить свое слово.

– Так. Так… Ты наверняка думаешь про Галину, як вона там…

– Там, тильки там, тильки там… Дэ нас нэма-а, – вдруг попыталась, шутя запеть Олеся.

– Олеся! Мовчи! – одернула дочь Оксана.

Девушка насупилась. Наступила долгая напряженная тишина.

– Олеся… – нарушила молчание Оксана. – Цэ твий батько. Это твой отец, Олесю. – И снова наступила напряженная тишина.

Григорий выдохнул, потом шумно втянул в себя горячий травяной чай. Потом крякнул и уставился на Олесю. Ему показалось, что девушка так же, как и он, была шокирована услышанным: она вся сжалась, лицо напряглось, глаза опустились вниз, ресницы вздрагивали. Никто не хотел говорить. Девушка поднесла руку ко лбу, намереваясь, наверное, подпереть рукой голову, но в это мгновение зазвонил ее мобильный телефон.

– Саша?.. Саша, я зараз, сейчас… – жестом показывая, что собирается выйти. Она быстро поднялась и вышла в коридор, а после, очевидно, на улицу, хлопнув дальней железной дверью.

Григорий молчал. Оксана, вся очень сосредоточенная, тоже молчала. Григорий молча допил свой чай, затем жестом показал, что хочет еще. Оксана наполнила его чашку, глубоко вздохнула и начала:

– Просто, когда тебя забирали, у меня была задержка. После тебя. Ты помнишь? – Она как бы украдкой подняла на него свои большие карие глаза с вспорхнувшими вверх бровями. – Помнишь?..

Григорий глубоко вздохнул и отхлебнул чай.

– Почему не сказала? Дура была… Думала, что не поверишь, думала, что ты подумаешь, что я хочу тебя захомутать… А ты скорей за своим Витькой, только чтоб с Витькой, да чтоб не в Афган… Не знаю, почему не сказала, почему не написала… – Григорий поднял на нее усталые серые глаза. – Гриш, правда не знаю, не знаю, почему… почему все вот так… – продолжала уже скороговоркой Оксана. – Просто не знаю, и все.

– А потом? – вдруг спросил Григорий.

– А потом ты не ответил, думала, что забыл и вообще…

– Так чего же не дождалась, если уж…

– Потому что, говорю, думала, что у тебя все несерьезно было со мной.

– А потом? – повторил Григорий.

– А потом… Потом этот инженер с Севера… Он вообще не с Севера. Западенец он, работал там третий год, с женой развелся.

– Знайшли шось общее? Мову? – горько улыбнулся сам себе Григорий.

– А куда мне было деваться?

– Хм… А мать, отец?

– Они б не поняли, та и не могла я с ними обсуждать все это, даже сестре не говорила.

– А потом?

– Ну шо ты все со своим «потом»?.. Потом-потом… Не могла я в девках тогда рожать… Вот и все «потом»! – насупилась Оксана.

Григорий смотрел куда-то в чашку и продолжал пить.

– А этот инженер с Севера чего только не обещал: и квартиру на юге, говорил, купим, и дедушкину виллу в Карпатах обещал, и говорил, с высшим мне поможет… Только когда живот полез наверх, стал другим, бегать стал по бабам, а как родила – подал на развод, а я оказалась с малышом в общаге. Вот и все «потом».

В это время в комнатку неслышно вошла Олеся, она подняла руку, привлекая внимание:

– Дзвонив Олександр, сказав, що в Чорнобыли трапилася велика авария, ще бильше, ниж у висимдесяты. Зараз будэ передано терминовэ повидомлення.

– Чего? – спросил не сразу понявший Григорий.

– Чуетэ? – Олеся подняла вверх свой телефон.

Откуда-то с улицы еле слышно было какое-то завывание, похожее на вой сирены. Чаепитие пришлось прервать. Олеся включила на телефоне новостной канал, в котором диктор зачитывал срочное сообщение о подробностях катастрофы. Вышли по двор. На улице совсем стемнело. Небо заволокло густыми тучами. Где-то вдали, в центре города, действительно периодически выла сирена.

– Мамо, цэ кинець?

– Ни, это только начало, – почему-то совершенно спокойно ответила Оксана, как будто она действительно что-то предвидела.

– Ой, что это?! – испуганно спросила Олеся. – Какой-то серый снег идет…

Олеся подставила свои ладони, и на них упали какие-то мелкие серые обрывки, которые в темноте можно было принять за снег. Но это был не снег. В кармане у Григория запищал дозиметр.

– Да вот и подарок твой проснулся. – Грустно улыбаясь, он полез в карман.

– Когда-нибудь все равно все кончается, – сказал подошедший к ним дед Степан.

07.02.2019

Поворот

1.

– Мама, мою Лялю забыли! – воскликнула Света, разбирая игрушки, которые недавно высыпала из мешка.

– Не расстраивайся, доченька, у нас скоро будет настоящая ляля, и ты будешь с ней, точнее с ним играть, и мне будешь помогать. Ты ведь хочешь, чтобы у тебя был настоящий братик, а не игрушка? – откликнулась мама Светланы, разбирая коробку с бельем.

– Ну, это да, а как я буду сегодня спать без Ляли?

– Зато у тебя есть мягкий, ласковый Миша. Неси мне его! – мама девочки достала из коробки детскую подушку, подошла к дочери, взяла игрушку, положила на подушку, и запела:

– Спят усталые игрушки, мишки спят, одеяла и подушки, ждут ребят … – она подошла к детской кроватке, в углу комнаты и, качая подушку с игрушкой, положила у изголовья. Вот, и кровать папа тебе успел собрать, и у тебя будет уютный уголок, где можно спать и смотреть сладкие сны.

– Да… А где ты с папой будешь спать сегодня?

– Наверно, на диване, если папа сможет разгрузить свой прицеп.

В это время, в прихожей послышался шум.

– Наташа, подойди, ко мне… – Мама Светы пошла на зов. В коридоре муж заносил связанные стенки и полки шкафа.

– Хочу с тобой посоветоваться. Где мы будем этот шкаф ставить.

– Так это же детский шкаф. Значит его надо в комнату Светы.

– Это понятно, а тогда где будем делать детский спортивный уголок?

– Саш, а ты спрашивал у хозяев разрешение на сверление и установку спортивного инвентаря?

– Согласие хозяев на сверление есть, да там и немного дырок надо.

– А сам инвентарь где?

– Договорился, но… Но, пока, наверно, не скоро дадут, это же…

– Тогда не проще ли установить детский шкаф в комнату Светы, а когда получим всё для спортивного уголка, тогда и решим что куда?

– А вещи для маленького, куда будем класть?

– Ну, наверное, в наш шкаф, а потом… А как ты диван наш потащишь? Я же боюсь тебе помогать.

– Правильно делаешь, что боишься. Также, как и холодильник. Мне с холодильником Иван помог. Хороший мужик, этот Ваня. Помнишь, ещё первый раз, когда только приехали смотреть квартиру, мы тогда с ним познакомились.

– Да, он, по-моему, из Новошатска.

– Короче, он скоро на обед придёт с работы, ну тогда и занесём по-быстрому

– Успеете?

– Конечно, я же спинки открутил.

– А, когда ты поедешь?

– В обед… Как только, так сразу. Разгрузимся, сложим всё и вперёд.

– И прицеп потащишь?

– Так он сам покатится, даже будет меня подталкивать: Давай, давай! Ну, а потом, как отец будет бросать хозяйство, и уезжать без прицепа?!

– Саш, только обещай, что…

– О!… Обещаю быть хорошим мальчиком не брать с собой по пути плохих девочек и тем более мальчиков, и тем более…

– Саш, не дури! Пожалуйста, мы тебя очень ждём, поэтому едь через Ламай, не поворачивай на этот Старо…

– Как захочешь поломаться и любимой улыбаться, то ты время не теряй, а скачи скорей в Ламай!

– Саш!… Ну, правда! Ты ведь хочешь, чтоб у нас всех, а главное у твоих деток было хорошо?

– Наташа, правда-правда! Я знаю то, что всё у нас будет хорошо, это настоящая правда, да-да-да-! – Александр потянулся к жене. Взял её за кисть, перебирая пальцами выше к локтю. Жена откликнулась на его жест, приблизившись к нему, стала слегка придавливать мужа своим выпуклым животом.

– Саша, ты чувствуешь? – спросила Наталья. Александр мягко коснулся живота супруги своей левой ладонью.

– Да!… Так!… Видчуваю! Як цэ у вас гово́рять? (1)

– Саша, прекрати сейчас же! – Жена несколько отстранилась от мужа.

– Мэни́ здае́ться и́нколи я чую,

      як серце всэ́свиту надри́вно стукоты́ть

      и вла́сным серцем я йому́ втору́ю

лэчу́, лэчу́ у зо́ряну ту мить…(2)

– Откуда ты берешь такие вирши, стишки? – воскликнула Наташа.

– А, всё оттуда… – Когда реабилитировался, при храме, где я по твоей протекции приходил в себя, после… Да, ты ведь знаешь, что это недалеко отсюда. Мир так тесен… А там был такой же как я, только с твоей Черниговщины, и с большим стажем. Он был сильно повёрнут на всей этой кухне с самостоятельностью – самостийностью. Со всеми только на своей мове – суржике размовля́л, а по вечерам нас своими стишками кормил. Вначале это было, как испытание, а потом привыкли. Мне даже некоторые понравились. Слушай, у вас там все такие космические ? – Александр снова потянулся к жене. Ведь ты… Ты же – Всэ́свит! – Вселенная! Космос!

– Дураков везде полно, и дур тоже, но в наших местах, кстати, очень много русских сел, где старообрядцы издавна жили, а теперь…

– Теперь немножко другие времена. – А за́раз, вже и́ньша зара́за! Алэ́…(3) Ты такая мягкая… – Александр нежно погладил выпуклый животик жены, а Наташа прильнула щекой к груди мужа

– Чувствуешь нашего малыша? – Она подняла глаза вверх, улыбаясь.

– Чувствую, что кто-то есть, – ответил ей Александр.

– Если чувствуешь, то ради малыша нашего, ради нашего чувства, ради меня, ради всех нас, пожалуйста, не поворачивай… Не делай поворот на этот Староберёзов, – едь домой через Ламай!

– Наташенька, дорогая, это больше ста километров по забитой машинами трассе надо объезжать всю округу! Ты представляешь, сколько бензина, а главное, сколько времени это займёт? Тогда я не успею на вечернюю электричку к вам. А ещё, отец хотел по-быстрому смотаться в Новые, ты ведь знаешь, это – около Трёх Сестер. Он хотел, чтоб внезапно, так, резко забрать бабку Нюру с собой, пока она будет растерянной от неожиданности. Он собирался сегодня за́видно доехать до неё и вернуться, а выезжать собирался сегодня в ночь. Без бабки Нюры никуда он не поедет.

– Да! Да! Слышу! Как это у вас говорят?

2 – Мне кажется, иногда я слышу,

как сердце Вселенной надрывно стучит,

и собственным сердцем я ему вторю, -

лечу, лечу в звёздное то мгновение…

3 – А сейчас уже другая зараза! Но…

2.

После сборки мебели и быстрого обеда Александр тихонько, поцеловал Свету, которая заснула в кроватке со своим Мишей. Взял барсетку с документами и ключами, вышел из подъезда. У любимой «четверки» его ждала Наташа. Она стояла с небольшим пакетом:

– Здесь в контейнерах домашние котлеты – вечером поешь, и домашних угостишь, а в бутылке компот. Ты ведь в дорогу не пьёшь, так может потом выпьешь.

– Компот не водка, много не выпьешь!

– Саш, ну, хватит про водку. Только обещай, что не через Староберёзов, только через Ламай, хорошо?! – она напряжённо всматривалась в его лицо.

– Если хочешь прямо в рай, то скачи скорей в Ламай…

– Саша, дорогой, – поставив сумку на капот, она потянулась к нему, обняла его. Наташа уперлась спиной в его водительскую дверь. Не через Староберёзов… – выдохнула она.

– Дверь, Наталья, открывай, чтобы я скакал в Ламай! – Ему никогда не нравилось долго прощаться. Поцеловав жену в лоб, и мягко отстранив её, он залез в кресло водителя. Пока прогревал машину, Наташа стояла рядом и держалась обеими руками за водительскую дверь, через открытое стекло. Она умоляюще смотрела в его боковой профиль, а он, наверное, чтобы отвлечь её, немного нажал на газ, к шуму двигателя присоединились грохочущие звуки:

– Опять глушитель начал разбалтываться, на яму надо. Придётся с Ванькой потом переговорить насчет ямы.

– А ты доедешь с таким?

– Да, хоть без глушака, чтоб твоих земляков припугнуть, а вдруг я на танке…

– Не вспоминай больше этих… ! – воскликнула Наташа и как-то напряглась при этом, а он, почувствовав, что сказал лишнее невольно потянулся к её тонким пальцам, которые держали дверь изнутри, наклонился и поцеловал их. Она же тоже наклонилась, чуть приоткрыв рот. Александр потянулся в открытое окно, губы их встретились.

– Жду тебя. – чуть слышно прошептала она.

– Пора. – Ответил он. Наконец, Наташа выпрямилась, отошла от шумного автомобиля, и он поехал.

Вот, в боковом зеркале мелькнуло её красивое лицо. В зеркале заднего вида – поплыла её фигура немного неуклюжая, но такая любимая с её выпуклым животиком. Александру вдруг показалось, что он где-то когда-то уже видел это, а может, ему почудилось, что он снова увидит всё это… Вот, она исчезла за углом дома. Потянулись улицы, перекрёстки один, другой. Через некоторое время медленно проехал мимо полицейского поста, на окраине, мимо танков и орудий, времен Отечественной, стоящих вдоль дороги. Потом потянулась длинная объездная дорога с высокими соснами, перелесками вдоль шоссе. Наконец, спустя четверть часа мимо проплыли голубые озера с редкими отдыхающими, несмотря на хорошую тёплую погоду. Перед выездом на трассу заправил полный бак и ещё канистру бензина, чтобы отцу не надо было заправляться. Перед ним лежала хорошо знакомая трасса. Движение на ней было не такое плотное, как на окружной, но фур, как всегда, было много. В основном это были трейлеры с белорусскими и турецкими номерами. Прислушиваясь к шуму мотора, который иногда начинал сильно грохотать, Александр невольно вспоминал то, что прошло в этой жизни и что предстояло. Пока он тащился за длинной чередой турецких фур, почему-то начал вспоминать тётку Надю. Она, как и вся его родня, жила в их районе, потом вышла замуж и уехала надолго на Север. Много лет прожила там с мужем, родила сына и дочь, а когда муж умер, вернулась на родину, стала жить в райцентре. Тётка Надя не любила рассказывать о себе, но как-то раз, после хорошего застолья по случаю чьего-то дня рожденья, она поведала ему историю о том, как её лечили на Севере. Вскоре после смерти мужа она попала в ДТП и пока лежала в больнице, долго не могла прийти в себя. Больше двух недель она лежала на аппарате искусственного дыхания. Тётя Надя подробно описала Александру всё, что чувствовала и главное, что видела, пока находилась в коматозном состоянии. Он не знал, почему уединившись, именно с ним Надежда рассказала ему в подробностях о своих ощущениях в состоянии комы. Спустя некоторое время родственники стали замечать, что Надежда часто правильно предсказывает разные события, начиная от погоды, и заканчивая серьёзными бытовыми проблемами. Однажды, в узком кругу близких ей сказали об этом, но она попросила никому из чужих про её способности не говорить. Когда же Александр встретил свою Наташу, а случилось это лет двенадцать назад, на фестивале у «Трёх Сестер», на границе трёх братских республик, то он решил посоветоваться со своей тётей. Он влюбился тогда в свою будущую жену с первого взгляда. Наталья на том фестивале выступала со своим песенным ансамблем из соседнего украинского района. Она многим нравилась: симпатичная, статная, звонкая, бойкая. Да, и Александр, недавно отслуживший в армии, мало кому уступал в мужской силе и красоте. Он тогда, для смелости, выпил грамм сто, и пошёл к понравившейся ему девушке. Познакомившись, Александр потом все дни фестиваля уже ни на шаг не отставал от Наташи. Это было в конце июня, а середине июля он уже засобирался ехать к ней в соседней район, который стал соседней страной. Дорога была недальняя – ещё ходили автобусы, электрички, поезда, да и отец дал ему доверенность на машину. Тогда, перед поездкой, немного побаиваясь, Александр решил зайти к тёте Наде. Ему было и страшновато, и очень интересно узнать, что же она скажет о его выборе. Надежда долго рассматривала его самого, взяв в руки обе его кисти, всматриваясь в его глаза, а потом внимательно разглядывала две фотографии его любимой девушки, которые ему удалось сделать на фестивале. Он пытался уловить мимику своей тёти, хотел заглянуть ей в глаза, но она, как обычно после таких процедур, долго сидела молча, немного наклонив голову и закрыла лицо руками. Потом, приподнявшись, она взглянула на него и отвела глаза. Надежда сказала, что девушка поможет ему во многом в этой жизни, главное, что избавит его от змея, – зелёного змея, который собирался просыпаться в нём. Гадалка говорила, что девушка эта должна спасти его от погибели, наконец, сказала, что он будет очень счастлив с нею, но… Потом тётя Надя почему-то отвела глаза, и ему показалось, что они заблестели, затем она резко поднялась, подошла к окну. Облокотившись об оконную раму, она долго смотрела во двор, где спокойно гуляли куры и что-то клевали, и вдруг, Александр увидел, как тётя подняла руку к глазам и голова её, и плечи начали вздрагивать. Потом тётя успокоилась и несколько минут они молчали. Наконец, не глядя в сторону племянника, Надежда сказала каким-то изменившимся хриплым голосом: