Когда шутки были смешными. Жизнь и необычайные приключения команды КВН «МАГМА»

Звоним в Ленинград. Я звоню. Трубку берет Стоянов. Я излагаю наше предложение. Ответ Стоянова: «Мы с непрофессионалами не работаем». Я аж задохнулся от такого ответа. Мог бы я ему сказать, что не много надо профессионализма, чтобы разыгрывать старые анекдоты, но хорошо, что не сказал. Просто бросил трубку. Мы спокойно и без всякого «Городка» собрали, и потом собирали, и не раз, в Театре Эстрады супераншлаги, и не приходилось ни с кем делиться ни деньгами, ни славой.

А идея Боев без правил в облегченном варианте воплотилась потом в передаче «Хорошие шутки», и приезжал туда и Стоянов, и работал с непрофессионалами как миленький. И убедил меня в том только, что в нашем с ними очном бою у них не было бы никаких шансов.

Кто пишет шутки и на черта он это делает

Эта глава очень короткая, потому что в ней рассказывается о двух совершенно противоположных добродетелях – скромности и нахальстве

Только ниндзя может победить коммунинзю!

Из выступления МАГМЫ. В 1991 году нам казалось, что это смешная шутка

Добродетели – вещь, хоть и необходимая, но скучная, поэтому мы попытались максимально сократить эту главу. Вообще-то, можно было обойтись и одними глаголами: сели, полетели, выступили, выпили, получил, убежали – и поставить мировой рекорд по краткости и, соответственно, таланту. Но у нас все-таки книга, а не телеграмма жене, поэтому пришлось добавить несколько существительных и прилагательных.

Кто-то может нам сказать, что нахальство – не добродетель! С этим утверждением могут поспорить все мало-мальски известные актеры. Без нахальства смогли пробиться разве что Гердт и Юрий Никулин. И Ильинский. И Яковлев. Все, стоп. И Басилашвили. Стоп, я сказал! И Куравлев. Стоп!

История эта началась в 1987 году, когда распределенный на дальневосточную шахту молодой горный инженер Сергей Белоголовцев вышел из штольни, сел на рельсину и заплакал о своей нещадно загубленной жизни. В этот момент к нему подошел другой молодой, но уже умудренный горный мастер и сказал:

– Че, мастырка, хреново тебе?

Так Сергей, а заодно и вся МАГМА, приобрели друга. Потом Сергей Геннадьевич быстренько родил троих пацанов, получил за это заветную прописку, вернулся в Москву и стал играть в КВН. А Андрей Каштанов задержался на Дальнем Востоке. И однажды, взяв недельный отпуск за свой счет, организовал гастроли для МАГМЫ по Хабаровским шахтерским поселкам. В этой поездке было на удивление мало более-менее смешных историй, всего три с половиной. В отличие от сочинских фестивалей и особенно бакинского.

Первая история, ставшая потом чуть ли не легендарной, случилась в самолете туда. Толя Кочанов случайно увидел в рюкзаке Жени Кравцова сало. И, конечно, сказал ему:

– Давай сало на общий стол. А то я всем расскажу.

– Сало не дам! – ответил Женя. – Вот тебе банка рыбных консервов, но сало не отдам!

Чем полностью оправдал давно прилипшее к нему прозвище Хохол. И до сих пор не отлипшее. Этот случай довольно ясно дает представление не о том, какой Евгений Борисыч жадный, а о том голодном и безденежном времени. Осень 1990 года. А Хабаровский край встретил ребят пельменями с красной рыбой, которые стоили какие-то копейки. Ради одних этих пельменей стоило лететь за 6 тыщ километров.

Эта глава была уже написана, когда выяснилось, что в самолете было не совсем так. Толя сказал дословно:

– Давай половину сала, а то всем расскажу!

То есть он и не собирался тащить его на общий стол! Мда, голодное было времечко… А сало потом все-таки благополучно перекочевало на общий стол, хотя и было «со слезой». С Жениной. Кстати – не тогда ли родилось русское народное поверье о том, что самое вкусное сало – «со слезой»?

Второй, достойный упоминания в этой книге, случай произошел в богом забытом шахтерском поселке Хурмули. Если и не совсем на краю света, то очень рядом. Так там люди и говорят: «Хабаровский край света». И население совсем непохоже на Новосибирский академгородок, где МАГМА тоже бывала. Скорее Экибастуз. 90 процентов отсидевших, остальные 10 готовы туда в любую секунду. Помню, как в Экибастузе нас инструктировал милицейский майор-казах, когда наш стройотряд должен был дежурить дружинниками по городу:

– Идти плотным строем строго середина улицы, ни на кого не смотреть, ни с кем не разговаривать. Берегись нападения сзади и с боков. А также спереди. В случае чего – быстро бежать в сторону милиции и громко кричать караул!

И вот примерно такое же население надо было оповестить о нашем концерте. Удачно получилось, что было 7 ноября, а значит народ соберется на демонстрацию. Точнее – его соберут. По крайней мере тех, кто сможет ходить пока еще. Было решено, что Толя Кочанов, как капитан команды, встанет на трибуне и оттуда проинформирует толпы демонстрантов об этом радостном событии, нашем концерте. Толпы пошли, поселковое начальство их поприветствовало, Толя начал свою речь, начальство решило, что уже все, а места там далеко не курортные, и начальство убежало греться, совершенно забыв, что будет еще и военный парад. И когда войска пошли, Толя оказался на трибуне совершенно один. Уйти уже было как-то неловко. И Толя принял парад. Войска, а был там всего один удалой стройбат, печатали шаг, отдавали Толе честь и кричали «ура!». Толя махал им рукой и изображал Брежнева в молодые годы. Какой еще команде КВН выпадали такие почести?!

Ну, а вечером был концерт. Тут надо было все-таки программу слегка подкорректировать. Одно дело шутить про партию и правительство во Дворце молодежи, под охраной московского ОМОНа, и совсем другое – в Хурмулях. Ну, худо-бедно, выступили. В зале даже иногда смеялись, в конце вежливо похлопали. Все-таки не каждый день в Хурмули приезжает телевизионная команда КВН, да еще которая чуть не победила саму Одессу. После концерта, согласно законам гостеприимства, был дан скромный банкет в поселковой кафухе «Матрешка». (Сейчас на ней висит памятная доска «Здесь в 1990 году гуляла команда МАГМА»). В разгар гулянки в зал зашли два местных персонажа. Явно – проходчики с хурмулинской шахты. Гере Позину они сразу не понравились. Да. Понравиться они могли разве что режиссеру фильма «Месть вурдалаков». Главный персонаж, ростом под два метра, лысый, был весь в наколках – лицо, шея плечи, пудовые кулаки, даже лысина. Второй персонаж был с волосами, но от этого не становился более привлекательным. Его самого хотелось скорее привлечь. И куда-нибудь подальше. Хотя куда уж дальше. Дальше только Америка. Но лысый неожиданно очень вежливо и даже как-то участливо спросил (и что совсем уже невероятно – без единого матюка!):

– Ребят, а ребят, а кто вам все эти шутки пишет?

Было видно, что человеку действительно интересно и что он, может быть, автора даже расцелует и подарит автору самородок, который нашел вчера в шахте. И тут на первый план вылез Саша Синчук и, гордо грассируя на французский манер, заявил:

– Все шутки и гепгизы для этого выступления написал я!

БАЦ! Сашины очки полетели в одну сторону, Сашина голова – в другую, сам Саша – в третью. Наши вскочили с мест.

Тут, конечно, было бы здорово рассказать, как ребята ринулись в бой за товарища и отметелили этих местных вурдалаков. Но нет, увы. Такая история случилась на съемках фильма «Свой среди чужих…» А у нас было немножко по-другому. В бой ринулся только один сопровождающий МАГМУ секретарь райкома комсомола, тертый калач по фамилии Волков. Но сначала он успел громко крикнуть:

– Бегите!

Уговаривать никого не пришлось, все махом чесанули и спрятались в автобусе. Честно говоря, и правильно сделали. Кто бы не чесанул на их месте? Разве что Стивен Сигал. И комсомольский вожак. Но бой лысого и Волкова тоже все-таки не состоялся. Из кухни вышла добрая тетенька с поварешкой и ласково сказала:

– Колюня, что ж ты делаешь, дурачок? Опять сесть хочешь? Пойдем, я тебе лучше борща налью.

Взяла лысого за ручку и увела.

Во время этой заварушки произошел загадочный случай. Когда, установив мировой рекорд по бегу на очень короткие дистанции, все примчались в автобус, там на заднем ряду уже сидел Женя Кравцов.

– А вы где все были?! Я жду, жду… Уже хотел идти искать. Случилось что-то?

Жаль, что никто не догадался позвать уфологов и научно зафиксировать случай телепортации.

Понять Сашу Синчука, конечно, можно. Вечно вся слава достается актерам и певцам. Даже танцорам. А авторы все время где-то на задворках. А так хочется иногда похвастаться! Но скромность все-таки не зря считается добродетелью. Да и должно быть, в конце концов, чувство самосохранения. Тем более, Саша был таким упитанным, пухлым, совсем не спортивным молодым человеком, круглое мягкое лицо в роговых очках – идеальная мишень! Не промахнесси. Вот и не успел он рот закрыть, как ему прилетело. Привет от рабочего класса! Ко всему – в кафе было очень жарко, Саша расстегнул рубашку и на его груди сверкал нательный могендовид. Для проходчика из Хурмулей – натуральный агент международного сионизма-империализма. А будь Саша поскромнее и скажи он: «Все шутки ребята все вместе писали!» – все бы и обошлось. Хотя нет. Тогда, скорее всего, ребятам всем вместе бы и прилетело. А! Вот как надо было сказать, веселей и находчивей:

– Все шутки и репризы написал Вася Антонов, но он сейчас в Воркуте. Но если вы хотите, то мы ему позвоним, он приедет с брательником и ребятами из его тренажерного подвала, и они разнесут весь ваш поселок по кирпичику, и шахту заодно, и вы сядете уже не в тюрьму, а в специализированную клинику для дурачков-паралитиков.

Но это была бы совершенно другая история. Хотя тоже смешная.

Короткий постскриптум. Наутро все пошли на почту позвонить в Москву. Успокоить родных, что никого не убили, а наоборот, купают в цветах и овациях. Но недобрая тетенька-телефонистка сказала, что связи с Москвой нет и, пока в стране не кончится этот бардак, не будет. Шлите телеграммы! Ну, все написали коротенько, типа «Все в порядке, скоро буду». И только один наш товарищ, очень любящий сын, расписал все подробно, на двух листах. Наверно, рассказал, как он спас лучшего в мире автора от банды уголовников. Недобрая тетенька почитала эту депешу, посмотрела на писателя. И внезапно стала доброй. И крикнула:

– Людк! А Людк! Вот этому страдальцу – дай все-таки Москву.

И Людка дала. Наверно, у них там была какая-то секретная правительственная линия для спасателей и знаменитостей. И только один из всей команды смог поговорить со своими родителями. Но, правда, молодец такой, попросил передать остальным горячие приветы…

Лев, он везде лев – и на суше, и на море

В этой главе рассказывается о том, как члены ВПК всегда исполняли военно-патриотический долг, даже в армии! И как члены команды МАГМА – даже в самые трудные моменты жизни – проявляли веселую находчивость

Русского солдата нужно застрелить два раза, а потом еще и толкнуть, чтобы он все-таки упал.

Фридрих Великий

Adel liegt (sitzt) im Gemüte, nicht im Geblüte.

(Благородство заложено не в крови, а в душе.)

Немецкая пословица

Лев Этинзон служил на флоте, а значит – три года. Соответственно, времени на совершение подвига у него было в полтора раза больше, чем у его сухопутных собратьев. И этой форой Лев воспользовался сполна. Он успел совершить целых два подвига. И хотя за первый он получил благодарность от командования, а второй остался начальству неизвестен, еще не факт, какой из них потребовал больше мужества и стойкости. В первом случае Лев спас свой корабль от гибели, во втором – весь Советский Военно-Морской Флот – от позора.

I. Подвиг первый, военно-морской

Спасание – действия, направленные на недопущение гибели людей или корабля.

Спасение – достижение положительного результата в ходе спасания.

Устав корабельной службы ВМФ РФ

Лев и действия направил, и результата достиг.

В тот день, будучи уже почти старожилом на своем корабле, до дембеля чуть больше года оставалось, Лев со своим кораблем, точнее, корабль со своим Львом, ну, короче, оба они друг с другом вышли в море на боевые стрельбы. По роду службы Лев был артиллеристом и принимал активное участие в подготовке этих стрельб – орал на малолеток, чистил оружие, принимал боеснаряды и заводил их на ленту в двуствольную корабельную пушку. Вышли в море, обнаружили цель, команда «пли!», а пли-то и нету, опять команда «пли!», а результат тот же. «Пли, в бога мать!» Лев бегом к пушке проверить и устранить неполадки, а на это даются просто какие-то секунды. Лев подлетает к пушке и видит, что снаряд вместо дула куды-то подевалси. А он (снаряд и притом самый что ни на есть боевой) соскочил с ленты и вот-вот упадет с высоты метра полтора на палубу. И какой он стороной упадет – одному богу известно, и если упадет бойком-запалом, то не жди меня, мама, хорошего сына! И еще сотню хороших сыновей.

Лев принял решение, которое одно только и было правильным, но надо ж было успеть, и принять, и решиться, и выполнить! Снаряд уже начал падать, Лев прыгнул рыбкой в пушку, на лету схватил снаряд в охапку, но при приземлении сильно ударился головой о станину пушки. Сознание потерял, но снаряда не выпустил! В каюте медика ему наложили пару-тройку швов, и корабль на полной скорости вернулся на базу, где Льва положили в госпиталь.

По итогам учений Льву объявили выговор за плохую подготовку к стрельбам и представили к медали за спасение корабля. Но Лев, прямо как в фильме «Баллада о солдате», попросил вместо медали отпуск. Старый адмирал ласково улыбнулся:

– Это мой любимый фильм о войне, сынок…

И дал герою неделю отпуска. А эта награда для солдата, а тем более для матроса, лучше всяких медалей. Но после отпуска медаль Льву тоже все-таки вручили.

Кто-то скажет, что такое решение – прыгнуть за снарядом – принял бы любой советский солдат. Может быть, любой бы и принял, но вот исполнить такой прыжок смог бы не любой. А Лев был отличным футболистом, поэтому в полном порядке у него была и реакция, и прыгучесть. Так что – до свидания и, как любил прощаться комментатор дядя Витя Гусев – играйте в футбол!

II. Подвиг второй, гуманитарный

Народ для разврата собрался!

Официант Михалыч, «Калина красная»

В середине мая 1989 года корабль ВМФ, на котором отбывал воинскую повинность Лев Этинзон, возвращался из дальнего похода на Родину. Малый противолодочный корабль «Филипп Киркоров». (Название изменено, потому что это военная тайна.) Корабль был хотя и малый, но все-таки раз в десять побольше прогулочного катера и по виду вполне грозный, особенно для членов Европарламента, и мог пулять пушками и ракетами и швырять бомбы. И поэтому мог пугать (и до сих пор пугает до дрожи) все население всех тридцати стран НАТО. И поскольку во время походов этот малый противолодочный кошмар НАТО часто заходил в иностранные (и даже до смерти перепуганные натовские) порты, то моряки в команду подбирались бравого гвардейского облика, чтобы достойно представлять в заграничных портовых кабаках Советского Человека и Воина. Лев Этинзон, правда, своим обликом не очень походил на гвардейца, зато он был активным членом военно-патриотического клуба. И притом он клятвенно пообещал за три года службы подрасти на 10 см и накачать бицепсы до 45 см, как у Сильвестра Сталлоне. И еще Лев сказал, что у него брат играет в баскетбольном ЦСКА. Хотя то был Виталик Фридзон, но армейское начальство подумало, что все, у кого есть «зон» в фамилии – все братья.

Эти три причины были очень весомы по отдельности, а вместе – броня. Поэтому Льва, вместо стройбата в пустыне Кара-Кум, приняли в отборную гвардейскую часть. Единственная проблема – служить три года вместо двух. Зато на свежем воздухе. А не в каком-нибудь провонявшем дешевым табаком штабе.

Поход был долгий, длился уже месяц, и командир корабля кавторанг Дундюк понял, что до Кронштадта не дотянуть. Он отдал приказ зайти в немецкий небольшой порт Засниц пополнить запасы продовольствия. Это он так в судовом журнале записал. На самом деле – пополнить запасы отличного немецкого пива для офицеров и заменить донельзя истрепанные колоды карт для матросов.

Льву до дембеля оставалась уже всего неделя, и поэтому, кроме прочих дедовских радостей, у него был собственный бинокль. На подходе к порту он высмотрел невдалеке от Засница отличный песчаный пустынный пляжик. Ранним утром корабль встал под погрузку пива и карт, и Лев, опять же на правах дембеля, легко получил разрешение на отлучку до конца погрузки, на полдня выходило. И с ним еще два деда – Амбал и Чуня.

– А то что ж мы, товарищ кавторанг – совсем незагорелые домой приедем?! Как будто и не на юге побывали! Мы ж три года писали домой, что в Астраханской флотилии ловим осетрину с икрой! Да вас комитет солдатских матерей…

Ну, убедили командира. Да и не больно-то он сопротивлялся, так, ради проформы, для него с дембелями ссориться – себе дороже. Один такой поссорился – и его «случайно» забыли на Новой Земле. Еле потом нашли, через два месяца.

Для мая погода была просто расчудесная, пригревало солнышко, весело чирикали и каркали немецкие воробьи и вороны, море, правда, было 14 градусов, но для Советского Моряка нет преград! Кроме военного патруля, конечно. Друганы прибежали на пляж, накупались досыта, до синевы, и разлеглись во весь свой гвардейский рост на песочке загорать. Народу никого, солнышко греет, песочек теплый, вороны чирикают, легкий прибой слегка шуршит – красотища! Легли, и тут же, конечно, под шуршанье и чириканье заснули. Советский Солдат может спать и стоя, и даже на ходу, и я даже лично знаю паренька, который умудрялся поспать во время затяжного прыжка с парашютом. А уж тут – сам бог велел. Проснулись часа через полтора от шума голосов, продрали зенки – маманя дорогая! – кругом голые бабы! Куча абсолютно голых баб и девок! И на любой вкус! То есть, конечно, и мужской пол тоже присутствовал, но ентот неинтересный пол наметанный матросский взгляд как-то сразу отсек и не заметил. Спросонья сначала подумали, что это им снится. И не такое снилось за три года службы! Но когда прочухались и поняли, что все это происходит на самом деле, то решили, что бог все-таки есть и он наконец-то исполнил их мечты. Все трехгодичные солдатские сны сбылись наяву. Про нудистские пляжи они и слыхом не слыхивали, уходили-то они в армию еще в 86-м, когда видеомагнитофоны были в СССР чрезвычайной редкостью и даже «Греческую смоковницу» и «Эммануэль» еще посмотрели не все советские граждане. Разве что работники ЦК КПСС. В народе, конечно, ходили легенды, что в шведских семьях ужас что творится, но чтоб вот так – середь бела дня?! И что теперь делать?! Встать и идти – об этом не могло быть и речи. Лежали они, конечно, в военных сатиновых синих трусах, которые по колено, но от такого массового стрип-шоу их молодые организмы, особенно некоторые сильно чувствительные органы, пришли в крайне возбужденное состояние, и идти позориться сквозь толпу голых женщин со своими причиндалами наперевес пацаны не могли никак. Никакие трусы не спасли бы от позора. Хорошо, хоть легли они изначально загорать на животы. Закрыли морды руками, притворились, что спят. Лежат, матерятся шепотом. Сквозь пальцы заметили, что голые тетки собрались в кружок, что-то горячо обсуждают и показывают в их сторону. Может, насиловать собрались? – мелькнула шальная мысль у советских моряков. И что тогда делать? Дать отпор или покориться судьбе? Вопрос отнюдь не риторический для молодых парней, отслуживших три года вдали от женской ласки. Даже Лев за неделю своего геройского отпуска успел поцеловаться только с мамой и бабушкой.

Тут от голожопой группы отделилась и подошла к воинам толстенная, пузатая и усатая фрау, похожая на фрекен Бок:

– Дас ист дер фрайкопакультур штранд! Зиэ дайн унтерхузэ софорт аус!

– Здрасьте, я ваша тетя! Че она тут нагавкала?

Пацаны выдавили из себя все, что знали по-немецки:

– Хальт! Хенде хох! Цурюк! Аусвайс!

Лев подумал-подумал и добавил как можно дружелюбнее:

– Рот фронт! Гитлер капут!

Спасибо советскому кинематографу. Но эти прекрасные слова почему-то возымели обратное действие. Голые фрау и фройляйн замахали и заголосили пуще прежнего, чаще всего слышались слова «унтерхузэ» и «полицай». «Полицай» было понятно без перевода. Гвардейцы пригорюнились Тут Лев от безысходности вспомнил, что учил в школе французский. (Амбал и Чуня, поскольку учились в ПТУ, никаких иностранных языков, кроме блатного, не знали.) Лев вежливо обратился к фрекен Бок:

– Мадам, парле ву франсе?

– О! Медхен! Дизе херрен зенд французен! – проорала фрекен подружкам.

Хотя парни со своими труселями по колено и моряцкими наколками были похожи на французов не больше, чем на китайцев. Но из толпы подошла на этот раз вполне симпатичная рыжая деваха лет двадцати пяти и с хорошей фигурой:

– Бонжур, месью!

Лев с удовольствием поднял на деваху ясны очи, оглядел новую переговорщицу с головы до ног и радостно улыбнулся:

– Бонжур, мамзель! Гляньте, пацаны, эта нормальная!

– Да ну?! – Пацаны глянули и согласились. – Очень даже ничего себе!

– Месью! – Залопотала мамзель на чистейшем французском. – Ёлев та кюлот имедатьмон, сет юн пляж нудист!

Тут Лев с грустью понял, что из всех французских слов помнит только те, что из «Трех мушкетеров», каковые и выдал с широченной улыбкой:

– Мерси боку. Се ля ви. Д`Артаньян. Пора-пора-порадуемся!

Опять спасибо советскому кинематографу, но это снова мало помогло. Переговоры грозили зайти в тупик. И тут, к общей радости, Чуня вспомнил немецкую фразу из фильма «Падение Берлина»:

– Гиб ауф! Вир зинд руссише зольдатен!

– О! Майн готт! Руссише зольдатен!

Голые девки затрепыхали ручками-ножками и сиськами-попками, захлопотали, очень эротично забегали и приволокли за подмышки замшелого столетнего дедулю со сморщенной до размеров прыщика пиписькой, который, видимо, лег там в сторонке помирать на солнышке. Быстро выяснилось, что дед знает по-русски только матюки, а также слова «Сибир, лесоповаль, вер-ту-хай». Но понимающему человеку можно одними матюками и теорию относительности объяснить. Дед поведал, что фюнф лет сидел в русском лагере и с тех пор считает Сибир своей второй родиной и очень любит русских, всех, кроме вер-ту-хай. Амбал заорал:

– Блин, земелю встретил! Здоров, пенек сибирский! В Абакане бывал?

И тут же предложил сбегать в ларек за шнапсом, еле его отговорили. Далее старый сибиряк объяснил, что это пляж только для тех, кто без трусов, а если кто отказывается снимать трусы, то вызывают полицию и всех, кто в трусах, сажают в тюрьму. Парни гордо ответили, что русский солдат никогда ни перед кем трусы не снимал и впредь не снимет! Во веки веков! Аминь.

– К тому же, – Лев показал на не очень далекий, мили полторы, причал, где стоял грозный «Филипп Киркоров». – Видишь там крейсер «Аврора»? Там командир смотрит на нас в бинокль, и если мы снимем трусы, то тем самым нарушим военную форму и нас ждет расстрел.

Слово «расстрел» дед сразу вспомнил, такое не забывается, замахал ручками:

– Найн! Найн шизен! Нихт нетих расстрель!

Лев не успокоился, ему стали нравиться эти переговоры с позиции силы. К тому же голые девки сгрудились вокруг и с интересом наблюдали за происходящим. Лев, Амбал и Чуня с еще большим интересом наблюдали за девками. Лев показал старикану бляхи на ремнях, залитые свинцом, Амбал и Чуня влево-вправо сверху-вниз рассекли со свистом воздух возле дедова носа. Старичок присел, девки и тетки пооткрывали рты. Немногочисленный и худосочный местный мужской пол и до этого отсиживался за хилыми кустиками и делал вид, что конфликт их не касается, а после такой демонстрации боеготовности и вовсе испарился. Лев попер уже в полный рост и в полный голос:

– Давайте сюда свою полицай! Хотите посмотреть, как черепушка раскалывается?! – Лев совсем вошел в раж, дал старикану свой бинокль. – Видишь на крейсере пушки?! В семнадцатом году «Аврора» одним выстрелом Зимний дворец развалила до основания. А если залп из всех стволов?! От вашего городишки одна пыль останется, как Кенигсбергу и не снилось!

Дед, erfahrener Soldat, попавший в плен 44 года назад как раз в Кенигсберге, в этом месте переговоров окончательно сдался русским, второй раз в жизни. Дедок быстренько построил всех фройляйн и фрау в шеренгу, приказал отвернуться, и русские моряки, отдавая честь, но и сохранив ее, прошли, чеканя строевой шаг и радостно лыбясь, по немецкому нудистскому пляжу в направлении Родины. Лев скомандовал:

– Отделение! Равнение вон на ту задницу! Ну, вы понимаете, на какую.

Отделение с готовностью и очень внимательно поравнялось на симпатичную задницу. Никакому генералу не снилось такое почтение. Рыжая фройляйн-мамзель, которой задница принадлежала, почуяла опасность, покраснела ушами, дернулась, но не обернулась. Приказа не было. Орднунг унд дисциплин, это у них в крови. Отделение отдало заднице и ее хозяйке честь со всем моряцким шиком и убыло на Родину. Амбал еще успел крикнуть напоследок: