Соседка

Глава 31

2000г. август

– Леля! – в трубке, помимо голоса матери слышался гул других голосов. – У меня сегодня примерка платья у портнихи. Я тебя хотела попросить, съезди к ней, я никак не успеваю. У нас сегодня совещание, сбежать не получится, а вечером у меня несколько пациентов записаны на прием.

– Ладно, мам. А ты уверена, что если я его буду мерить, то оно будет на тебе нормально сидеть?

– Конечно. Ты так отощала за последнее время со всеми этими экзаменами, что стала даже худее меня, мне кажется. Смотрю и каждый раз думаю, где моя милая, маленькая пухляшечка.

Леля засмеялась.

– Мам, ты, наверное, единственная, кто считал меня милой, когда я была, как ты говоришь, пухляшечкой.

– Не выдумывай! Ты была очаровательная. А теперь, когда вы рядом с Динкой, я иногда не сразу могу понять, кто из вас кто. Две тощие селедки. Ужас!

– Я пишу адрес, мам, – смеясь, сказала Леля.

–

Доехав до Бауманской, Леля некоторое время блуждала по старым дворам, в поисках нужного дома. Наконец она, уже почти потеряв всякую надежду, подошла к старому четырехэтажному дому, который и оказался тем самым, где жила портниха. Леля только подивилась, как вообще матери удалось найти себе портниху в подобном месте.

Портниха, маленькая, необычайно шустрая, энергичная женщина лет сорока пяти, безостановочно трещала, все то время что шла примерка. За пятнадцать минут она успела рассказать Леле обо всей своей бесчисленной родне, друзьях, друзьях друзей.

– Мама сказала, что ты отказалась от платья, – ловко втыкая в ткань очередную булавку, сказала портниха, у которой видимо, наконец-то иссякли родственники и знакомые.

Леля пожала плечами.

– У меня есть платье, в котором я ходила на выпускной. Я пойду в нем. Зачем шить новое платье ради одного дня? Свадьба-то у сестры, а не у меня, – улыбнулась она.

Портниха посмотрела на нее с удивлением и рассмеялась:

– Первый раз вижу девушку, которая отказывается от лишнего платья. Твоей маме повезло, конечно, но если бы все были такими, я бы осталась без работы.

Наконец, Леля вышла на улицу. Дверь соседнего подъезда открылась и Леля замерла на месте. Из подъезда вышел, и направился по улице быстрой, немного скачущей походкой, бывший сосед, Николай Борисович. Стараясь двигаться на расстоянии, она пошла за ним следом. Леля сама не знала, зачем она идет. За прошедшее время ей уже самой начало казаться, что все ее подозрения были полной чушью. На пустом месте она, как сказал Ерохин, напридумывала целую историю, превратив в своем воображении безобидного старика в настоящего монстра. В какой-то момент ей пришла в голову мысль догнать его и поздороваться, узнать как у него дела. Николай Борисович бодрым шагом дошел почти до метро и зашел в булочную, расположенную в одном из домов. Неподалеку от булочной стоял телефонный автомат. Леля постояла в раздумье. Может, она, просто ищет повод позвонить? Она вспомнила страшные фотографии, рассыпавшиеся по полу в квартире у Ерохина. И дату на одной из них. И вдруг в памяти промелькнуло еще одно воспоминание, на которое она ни разу не обращала внимания. Вернее оно ни разу не являлось перед ней так четко, как сейчас. На одной из фотографий, она тогда заметила яркое пятно, рядом с головой девушки. Она не придала этому значения и даже не поняла, что это. Это была маска. Не целиком, а отдельный фрагмент, попавший в объектив. Вероятно, маска лежала рядом с головой убитой и поэтому, часть ее оказалась на фото, ведь на месте где находят тело убитого человека, наверняка сначала ничего не трогают и не передвигают, пока все не сфотографируют и не запишут в какой-нибудь протокол или куда-то еще. В фильмах про полицию всегда так и говорят: «Ничего не трогайте – это место преступления».

Леля сняла трубку. Руки у нее дрожали. Вытащив из сумки, визитку Ерохина, оставленную им когда-то ее отцу, как он сказал, на всякий случай, и которую она в тот же вечер забрала и всегда носила с собой, Леля набрала номер.

– Ерохин! – после седьмого или восьмого гудка, рявкнула трубка.

– Александр Игоревич!

– Да, кто говорит?

– Это Леля, Ваша соседка.

– Привет, – несколько озадаченно поздоровался майор.

– Александр Игоревич, я его нашла. Это он.

– Кого нашла? Кто он?

– Николай Борисович. Это он убивал тех девушек.

Голос у нее был взволнованный. Ерохин мысленно чертыхнулся. Опять двадцать пять. Он уже был уверен, что она повзрослела и прекратила заниматься всей этой ерундой.

– Леля…

Понимая, что сейчас он прочтет ей очередную лекцию о маленьких девочках с глупыми фантазиями, она оборвала его на полуслове.

– Я слежу за ним. Я увидела, как он выходит из подъезда и пошла за ним. Сейчас он в булочной. Это он. Я знаю. Я вдела маску у Вас на фотографии. Это он. Приезжайте.

Быстро продиктовав адрес, она повесила трубку. Леля совсем не была уверена, что сосед ей поверил и воспринял ее слова всерьез. Но она сделала все, что могла. В этот момент Николай Борисович вышел на улицу. Отвернувшись к телефону, она осторожно посмотрела, куда он направится. Вероятно, он возвращался домой. Помахивая пакетом с хлебом, он шел в том же направлении, откуда они пришли несколько минут назад. Немного поколебавшись, Леля пошла следом.

–

Ерохин сердито положил трубку на рычаг. Он уже хотел плюнуть на звонок девчонки. Но, что-то в ее голосе, на этот раз, заставило его задуматься. Мысленно проклиная Лелю Федоренко с ее девичьей необузданной фантазией, он поплелся к компьютерщикам.

– Толян, можешь пробить мне информацию про одного человечка. И машины, все какие у него были, заодно проверь. Спустя несколько минут, коллега, маг и волшебник компьютерных технологий, предоставил нужную Ерошенко информацию. Майор, со скучающим видом, исключительно для очистки совести, пробежался по страничке распечатки, и внезапно, чуть не снеся с ног Толяна, вставшего, как раз в этот момент, из за своего стола, вылетел за дверь.

– Леха! Быстро, поехали! – прорычал Ерохин. Абдурахманов ошарашенно уставился на него из-за кружки только что налитого чая.

– Сейчас. Дай, чай-то допить, только сел…

– На х… твой чай, потом допьешь! Быстро давай!

Абдурахманов поднялся из-за стола и с явным неудовольствием пошел за спятившим приятелем.

– Чего за спешка-то? На пожар что ли едем? Прошу прощения за цинизм, конечно, но наши клиенты, обычно никуда уже не торопятся и вполне могут подождать лишние пятнадцать минут.

Ерохин сунул другу распечатку.

– Чего за мужик?

– Бывший сосед.

– Понятно. Тогда точно нужно бегом бежать, ломая ноги, – проворчал Абдурахманов.

– Посмотри, какая у него машина. Не та, которая сейчас, а которая была до этого.

– ВАЗ-2106 1982 года. Цвет Медео.

– Это голубой, – глядя застывшим взглядом на дорогу перед собой, обгоняя другие машины и опасно проскакивая между ними, сказал Ерохин.

– Ты чего, думаешь, твой сосед это и есть наш психопат? – почти весело спросил Алексей.

– Не знаю, но вполне возможно.

– Может, объяснишь? – Алексей подозрительно покосился на приятеля. – А то вообще-то такое ощущение, что ты сам спятил.

Ерохин проскочил в узкий просвет между грузовиком и легковушкой, и Абдурахманов даже инстинктивно вцепился в сидение.

– Сань, давай, ты чуть-чуть потише поедешь. Я, конечно, тоже люблю быструю езду, но все-таки когда это не угрожает напрямую моей жизни и жизни окружающих.

– У меня есть соседка…

Абдурахманов заржал.

– Тоже маньячка? У вас там весь дом с тесаками и с бензопилами? Как ты-то еще живой?

– Она совсем девчонка. Лет семнадцать-восемнадцать, – проигнорировав обуявшее приятеля веселье, сказал Ерохин, совершая очередной опасный маневр на повороте.

– Господи, на хрена я с тобой в машину сел?! Видел же, что ты не в себе, – вполне серьезно проворчал Абдурахманов.

– Эта девчонка как-то сказала, что подозревает этого соседа, что это он маньяк.

Абдурахманов развернулся к нему с удивленно-ироничным выражением на лице.

– А ты, чего, с девчонкой соседкой дела об убийствах обсуждаешь? – рот у него снова растянулся в радостной улыбке. – Вы там прикольно живете, я смотрю.

– Нет. – Ерохин помотал головой. – Случайно вышло. Я папку домой взял. Тут она зашла. Короче, случайно папку задела, фотографии рассыпались.

– Я ничего не понял, кроме того, что ты мог девчушке, на хрен, всю психику подорвать своими фотографиями.

– Долго объяснять. В общем, не знаю с чего, но она сказала, что подозревает его, – Ерохин мотнул головой на распечатку.

– Ну, слушай, это же бред полный. Просто вот взяла и начала ни с того ни с сего подозревать соседа? – Абдурахманов ухмыльнулся. – Может он ее с сигаретой застукал и обещал родителям рассказать или просто вредный был, и она решила ему, с чисто детской непосредственностью, тоже пакость подстроить. Может, она надеялась, что ты его прямо во дворе шлепнешь, – снова заржал Абдурахманов. – Подростки они вообще полоумные, ты же знаешь.

Ерохин помотал головой.

– Во-первых, она не такая. Хорошая девчонка. А, во-вторых, она что-то хотела мне рассказать о том, почему подозревает его.

– И чего? Хотела, а потом расхотела? Может потому, что рассказывать было нечего, ничего правдоподобного не придумала?

– Я не стал ее слушать, – хмуро сказал Ерохин. – Наорал и сказал, примерно как ты, что это все чушь, а она малолетняя дура.

– Ну, в принципе, ты правильно сказал. Хотя можно было и как-то помягче, конечно, – пожал плечами Абдурахманов и ухмыльнулся. – Орать на детей, это, вроде как, не педагогично.

– Б..ь! Если с ней что-то случится, я не знаю… Я буду виноват…

– А чего с ней должно случиться? – несколько обеспокоенно спросил Алексей.

– Она сейчас следит за этим мужиком. Позвонила мне и сказала, что нашла его. Я сначала ее вообще послать хотел. А потом к Толяну зашел, и он мне распечатку сделал. Идиотка чертова! Маленькая фантазерка, думает это все игра. Кретинка! – Он с силой ударил по рулю, машина вильнула.

– Саня, Саня! Держи себя в руках, ладно? Если мы сейчас куда-нибудь влетим, это никак делу не поможет. Но вообще, конечно, ситуация, того, странная и даже неприятная. Когда все закончится, и заметь хорошо, предлагаю эту твою соседку-сыщицу выпороть, как следует, чтобы не доводила старых дяденек, вроде нас, до сердечного приступа.

Абдурахманов с беспокойством смотрел на приятеля. Конечно, навряд-ли девчонка и впрямь уж нашла маньяка. Но если вдруг…

–

Опасаясь, что бывший сосед ее заметит, Леля шла следом за ним, держась на приличном расстоянии. Повернув за угол одного из домов, она удивленно огляделась по сторонам. Николай Борисович, как сквозь землю провалился. Он должен был пройти вдоль дома и повернуть в самом конце к следующему. Но его нигде не было видно. Не зная, что делать дальше Леля остановилась. Она уже собралась дойти до дома, из подъезда которого он выходил, как вдруг в бок ей уперлось, что-то острое, а на плечо легла рука и больно его сжала.

– Тихо! – прошипел мужской голос. Леля покосилась в сторону говорившего. Темные глазки Николая Борисовича смотрели на нее в упор с каким-то злобным ехидством. – Здравствуй, Леля! Давно не виделись.

– Я… Николай Борисович… Что вы делаете?…

– Леля, Леля! А ведь ты мне даже нравилась. Хорошая девочка. Такая милая, неиспорченная. Если бы ты еще не любила совать свой нос, куда не следует, – он говорил почти с жалостью. – Пошли. И не вздумай кричать или дергаться. – Упиравшееся в ее бок острие кольнуло кожу чуть сильнее, давая понять, что кричать и дергаться и впрямь не стоит.

Они пошли «в обнимку» – любящий отец или дедушка и очень славная молодая девушка, дочь или может быть внучка. «Боже! Боже!…» – непрерывно повторяла Леля про себя. Она подумала, что может быть стоит сказать, что она звонила в милицию, и они сейчас приедут, возможно, он испугается. Но потом решила, что, страшный старик тогда просто убьет ее сразу и потом сбежит. Может быть, майор Ерохин все же поверил ей? Может быть, он приедет и спасет ее? По щеке скатилась, показавшаяся очень горячей, слеза. Леля всхлипнула.

– Ну-ну-ну! – успокаивающе сказал Николай Борисович. – Не бойся. Тебя я убью быстро. Ты не будешь страдать. Ты хорошая девочка.

Леля снова всхлипнула. «Пожалуйста! Пожалуйста!…». Они подошли к дому. Леля думала, что он отведет ее к себе, но они миновали подъезд и прошли чуть дальше к небольшой двери в стене дома, над которой не было козырька, как над подъездами. Леля догадалась, что это дверь в подвал. Все. Даже если Александр Ерохин и приедет, он ее не найдет. Если, она вообще еще будет жива к моменту его приезда… Осторожно засунув руку в карман, она вытащила визитку, на которой Ерохин еще имел звание капитана. Слегка отставив кисть руки в сторону, он незаметно бросила визитку в траву.

В подвале было темно. После яркого солнечного света, почти ничего нельзя было рассмотреть. Николай Борисович подтолкнул ее вперед в густой полумрак.

– Ну вот. Посиди пока здесь, – почти ласково сказал он. – Скоро мы с тобой поедем в одно место. Он наклонился и поднял что-то с пола, а затем занес руку, и, размахнувшись, опустил ее вместе с поднятым предметом Леле на голову. Леля успела почувствовать боль, длившуюся одно мгновение, а потом, наступила темнота.

–

Где-то в темноте капала вода. Она поморгала глазами и огляделась. В свете тусклых ламп, освещавших подвал, трудно было что-то разобрать. Голова слегка кружилась и Леля ощущала боль с правой стороны. Вероятно, сумасшедший старик ударил ее куском кирпича или обломком трубы, и после этого она потеряла сознание. В проржавевших трубах шумела вода. Леля вспомнила о море. На глаза навернулись слезы. Не будет больше ни моря, ни солнца. Ничего больше не будет. Она не могла закричать, рот был туго перетянут какой-то тряпкой. Возможно, он использовал носовой платок. Почему-то Леля подумала, что Николай Борисович очень аккуратный, так, что платок, наверное, чистый. Хотя это уже не имело никакого значения. По щекам покатились слезы. Руки стягивало за спиной что-то жесткое, больно врезавшееся в кожу. Леля попыталась встать, но то, чем были связаны руки, было замотано вокруг проходившей за ее спиной толстой трубы. Лязгнул замок, и дверь, ведущая на улицу, приоткрылась. Дверь снова захлопнулась и Леля увидела приближающуюся к ней темную фигуру. «Пожалуйста! Я не хочу!…». Из груди вырвался тоненький, отчаянный писк. Леля замычала и задергалась изо всех сил. Каким-то кусочком сознания, еще способным мыслить более-менее трезво, она попыталась вызвать в памяти лицо, которое так часто себе представляла. «Пожалуйста! Спаси меня! Я не хочу умирать!…»

–

Остановив машину возле названного Лелей дома, Ерохин и Абдурахманов выскочили на улицу. Абдурахманов к этому моменту уже полностью проникся возможной серьезностью ситуации. От обычной ленивой неторопливости не осталось и следа. Движения были четкими, быстрыми.

– Если, все это правда, думаешь она может быть у него в квартире? – Алексей посмотрел на напряженное лицо Ерохина.

– Да х.. его знает. Иди в подъезд, звони во все квартиры, узнай, где он живет. Узнаешь, ломай дверь на х…р. Я всю ответственность беру на себя. Я пойду, на всякий случай, обойду вдоль дома. Может у него тут, где гараж или ракушка. Дойдя до двери подвала, Ерохин заметил в траве, маленький белый прямоугольничек. Наклонившись к картонке, он почувствовал, как екнуло сердце. Его визитка. Она специально бросила ее, в надежде, что он ее найдет. Значит, она сама у этого ублюдка. Значит, все это правда. На двери висел новенький замок. Ерохин сбегал к машине, достал из бардачка перочинный нож. Вернувшись к двери, он поковырял в замке тоненькой пилочкой, имевшейся в ноже. Замок был самый обычный. Ерохину хватило пятнадцати секунд. Раздался щелчок и замок широко «раззявился». Отшвырнув его в сторону, майор вошел в подвал. Дверь сразу захлопнулась. Ерохин хотел поискать, что-нибудь и подложить под нее, чтобы она оставалась открытой, но плюнул, решив не тратить время. Несколько раз, сильно зажмурившись, чтобы привыкнуть к темноте, он направился вперед, туда, откуда слышалась какая-то возня и тоненький писк.

– Леля!

Она сидела на грязном полу. Глаза у нее были огромные.

– Леля! – он обнял ее и крепко прижал к себе, чувствуя невероятное облегчение от того, что она жива, и, судя по всему, ничего страшного этот ублюдок ей сделать не успел. – Все хорошо! Не бойся! Я здесь, с тобой! Все закончилось.

Он почувствовал, как сотрясается ее тело от рыданий.

– Все, моя хорошая, все – сказал он, прижимаясь щекой к ее волосам.

Леля во все глаза смотрела на того, кого она пыталась представить несколько секунд назад, решив, что сейчас ее жизнь закончится. Он был здесь, рядом. И он улыбался ей такой радостной, такой счастливой улыбкой, что она была готова умереть, теперь уже от счастья.

Ерохин развязал ей рот. Вытер ладонями мокрые от слез щеки.

– Он с тобой ничего не сделал? – глаза его полыхнули злобой.

Леля помотала головой, потому, что не могла произнести ни слова.

– Дурочка, зачем ты пошла за ним, – освобождая ей руки, замотанные металлической проволокой, сердито и в то же время нежно выговаривал он ей. – Никогда бы не простил себе, если бы с тобой, что-то случилось. Мы уже решили с напарником, что выпорем тебя, чтобы ты на всю жизнь запомнила, – он засмеялся. Леля тоже засмеялась, она была так счастлива, как еще ни разу в жизни.

За спиной Ерохина мелькнула тень. Из темноты возникло, кажущееся зловещим в тусклом свете, маленькое остренькое личико.

– Саша!!! – заорала Леля. Ерохин начал оборачиваться назад. Леле показалось, что время остановилось и все происходит как при замедленной съемке. Майор слегка повернул голову, и еще даже не успел увидеть того, кто находился у него за спиной. Внезапно его тело дернулось, и лицо сделалось удивленным. Глаза у майора помутнели и застыли, и он медленно начал заваливаться на бок.

Почувствовав резкую, обжигающую боль, Ерохин успел подумать: «Опять нож…». Перед глазами вспыхнули светящиеся радужные, как пленка на поверхности бензина, круги и наступила темнота.

– Аааааа! – вопль боли и отчаяния взорвал помещение подвала. – Нет!!! Нет!!! Саша!!!

Она рванулась вперед, навстречу искаженному какой-то жуткой гримасой, ухмыляющемуся лицу.

– Сволочь!!! Тварь!!! – задыхаясь от рыданий, заорала Леля, даже не отдавая себе отчета, что впервые в жизни произносит вслух подобные слова. Рука с ножом нацелилась на нее. Не обращая внимания ни на нож, ни вообще на что-либо, Леля завывая, как раненый зверь, содрогаясь всем телом, опустилась на колени рядом с телом майора.

– Саша!!! – маленькие пальцы перебирали светлые волосы, на неподвижное лицо одна за другой падали слезинки. – Саша…

Послышался шум, и Леля, оторвав взгляд от лица Ерохина, увидела, что Николай Борисович, закатив глаза, тоже начинает оседать на пол. За ним, тяжело дыша, стоял коренастый высокий мужчина, сжимающий в руке пистолет. Мужчина склонился над майором. Приложил к шее пальцы.

– Леля, ты в порядке? – спросил незнакомец, почему-то знавший ее имя.

Она сидела неподвижно, ничего не отвечая, уже снова забыв и о Николае Борисовиче, и о незнакомце.

– Саша, – она осторожно гладила светлые кудряшки. – Пожалуйста! Не оставляй меня. Саша…

Щелкнули наручники. Мужчина, как бы невзначай, от души пнул, лежащее неподвижно тело убийцы девушек.

– Леля, ты сможешь побыть здесь? Нужно вызвать скорую. Я сейчас вернусь.

Мужчина ушел, а она продолжала гладить голову своего любимого, почти незнакомого ей мужчины.

Когда приехала скорая, Леля вцепилась в руку Ерохина и не отпускала ее.

– Возьмите ее с собой, – попросил Абдурахманов. – Тем более, ей тоже не помешает в больницу. У нее шок.

Весь двор заняли милицейские машины. Люди в форме, криминалисты сновали туда-сюда, тщательно осматривали подвал. Часть сотрудников отправилась в квартиру задержанного.

– Я сейчас подойду, – сказал Абдурхманов, тем, кто пошел обыскивать квартиру. Усевшись неподалеку от входа, прямо на траву, он хмуро наблюдал, как выводят из подвала пошатывающегося психопата, за которым они охотились на протяжении трех лет.

Глава 32

– Здорово! – Абдурахманов подошел к кровати и, придвинув себе стул, сел напротив.

– Как там наш псих, чего-нибудь говорит? – спросил Ерохин.

Абдурахманов помотал головой.

– Неа. Молчит, как рыба. Ни одного слова не сказал за все время, представляешь! – он ухмыльнулся. – Может я его сильно по голове шарахнул. Но думаю, он просто так молчит. Значимость себе придает, ненормальная тварь.

– На, держи, тебе тут передали, – Алексей с улыбкой протянул Ерохину небольшой блокнот. – Твоя юная, очаровательная соседка.

Он подмигнул.

– Она, кстати очень милая девчушка. Так по тебе убивалась, меня аж самого чуть слеза не прошибла. Смотри, Саня. Мне кажется, она в тебя влюблена. Может судьба? – Абдурахманов подмигнул. – Она, между прочим, не такая уж и маленькая. Уже даже совершеннолетняя.

Ерохин раскрыл блокнот. Достал вложенный в него листок и развернул. На нем был незаконченный набросок маски. На первой же странице блокнота аккуратным, явно девичьим почерком, было написано:

Убийство далматинца ?

Динин шарф ?

20.06 Н.Б. вернулся домой около 23.00. У него была разбита щека. ( ! Очень разозлился, когда я заметила и спросила, что случилось) ( Сказал, что поранился во время прогулки, но было видно, что он обманывает). (На фото одной из убитых девушек стоит дата 21.06 – возможно она убита 20.06 ?)

Пока мы отдыхали на море Н.Б. переехал. (Хотя, до этого ничего про то, что собирается переезжать не говорил).

Отказался дать свой новый адрес Нели Михайловне.

Квартиру, в которой Н.Б. теперь прописан, он сдает.

Вика как-то назвала Н.Б. жутким стариканом. Сказала, что у него глаза, как у змеи. (Но это, конечно, ничего не доказывает. Волошина, что угодно может сказать)

Нели Михайловна нашла под шкафом рисунок с маской ?

– Ну, что? Любовная записка? – хохотнул Абдурахманов. Ерохин с мрачным видом протянул ему блокнот.

– С каких пор ты такой щепетильный? Неужели даже не прочитал?

Алексей ухмыльнулся.

– Не поверишь, вот если бы кто другой передал, обязательно бы прочитал. А она вся такая какая-то невинная что ли. Возвышенная. Не знаю. Короче, нет. Не смотрел. Рука не поднялась.

Просмотрев записи и рисунок, Абдурахманов присвистнул.

– Она практически сложила всю картинку целиком. Если бы я не был таким мудаком, и выслушал ее, может быть, мы бы и правда его поймали еще тогда, – глядя в окно, сказал Ерохин.

– Саня, в нашей работе мы все порой проходим мимо чего-то, не понимая важности того, что кажется просто глупостью или ерундой. Не всегда даже многолетний опыт может помочь разобраться. Мы – люди. Мы не можем отвечать за все, что происходит вокруг. Видишь, я, например, стал изъясняться как какой-нибудь аристократ на светском приеме. Все наши сдвиги – побочный эффект от чертовой работы. Она отравляет нам душу, меняет нас, как бы мы ни старались держаться отстраненно, не пропускать все через себя. Но кто-то, как ты сам сказал, должен этим заниматься. Мы, в силу возможностей и сил, стараемся сделать мир хоть чуть-чуть лучше. Именно для этого мы изо дня в день окунаемся во все это дерьмо, и чтобы не рехнуться, уверяем сами себя, что нас это не трогает, нам все равно, что все это просто работа. Думаю, никто бы не стал всерьез воспринимать девчонку, которая говорит, что маньяк ваш общий сосед. Даже слушать бы никто не стал.

– Я бы мог взять у нее эти ее записки, хотя бы просто, чтобы она отвязалась. Но я злился. На Марину, на себя. На весь мир…

– Если бы ты взял у нее вот этот блокнот, с очаровательным медвежонком на обложке, – Абдурахманов потыкал пальцем в изображение мишки Тедди, сжимающего в лапах красное сердечко, – чтобы она отвязалась, ты бы выкинул его в помойку, не читая. Разве нет? – Абдурахманов улыбнулся. – Даже я, при всей своей любознательности, не стал бы читать бредовые записки девчонки, живущей по соседству. Не вини себя, Саня. Если начнешь терзаться по этому поводу, не сможешь дальше заниматься своим делом. Сломаешься, ты же знаешь.

Ерохин продолжал смотреть в окно на колышущуюся прямо за ним верхушку клена, на кусок неба, резко контрастирующего с белой рамой. Нелегко прощать собственные ошибки. Особенно, когда ценой этой ошибки, вполне могла стать человеческая жизнь.

– Чего там начальство? – немного справившись с собой, спросил Ерохин. Абдурахманов развеселился.