скачать книгу бесплатно
– Как-то тухленько там стало, – высказался он на следующий день Строкину про школу, – не хватает чего-то… – он пощёлкал в воздухе пальцами. – А может, дети сейчас другие пошли, а? Мои красавицы обе закончили фортепиано в первой школе с таким скрипом! И больше к инструменту не подходят. Продавать думаю. А помнишь, как мы в музыкалку бежали? И чего им надо? И здание новое, не наш барак, и инструменты. Только играй!
Яковлев разглагольствовал ещё минут пятнадцать, размахивал руками и вытирал платком потный лоб и щёки, но Строкин его почти не слушал. Главное он услышал и понял ещё вчера: он нужен здесь, в Новозаводске. Нужен Кате, нужен бывшему однокласснику Петьке, нужен любимой музыкальной школе № 2, у которой теперь новое здание где-то на краю города.
Лилия Викентьевна Шарова была единственным человеком, с которым Строкин так и не смог найти общий язык за годы работы, и каждый раз, идя на совещание в администрацию, не ждал ничего хорошего. Он даже уговорил себя не обращать внимания на резкости с её стороны, ну уж такой она человек. Но сегодняшнее сообщение!
Строкин подъехал к школе, побыл ещё немного в машине, чувствуя, как прихватывает сердце.
В холле сидели две мамы первоклассников и Оля, бабушка Сёмы. Сам Семён Михайлович стоял возле кактуса Бенедикта и тихонько разговаривал о чём-то с вахтёршей Верой Борисовной.
Строкин поздоровался с Ольгой, сунул ей в руки ключ от своего кабинета, прошёл мимо Сёмы, легко коснувшись рукой его растрёпанной макушки, поднялся на второй этаж и остановился у двери Женечки. Играл кто-то из малышей. Звуки выходили резкие и неритмичные. Потом Женечка что-то сказала, Строкин не разобрал, и из-за дверей раздался смех ребёнка и самой Женечки. В коридор начали выходить дети из хорового кабинета, и директор, поздоровавшись, спустился с ними снова на первый этаж.
В кабинете разыгрывался Сёма, по своему обыкновению разговаривая с Искрой вслух.
«Или обойдётся? – подумал Строкин, вдруг успокаиваясь. – Как же можно такое разрушить?»
Женя
Лёнечка слёг. Сердце.
Ночью она вызвала скорую. Потом он спал, а она долго не могла уснуть, лежала рядом, прислушиваясь к его дыханию. Осторожно обняла, прижалась, стараясь не оставлять между ним и собой даже небольшого пространства.
Ночь – тяжёлое время страхов и одиночества.
Утром они проснулись одновременно. День намечался солнечный. Лёнечка чувствовал себя сносно. На работу она его, конечно, не пустила.
В школе всё шло своим чередом. Женя обзвонила завучей по воспитательной работе из соседних школ, подтверждая, что в четверг они приводят четвёртые классы на концерт «Детской филармонии». Провела два урока у своих учеников, раздала задание альтистам Лёнечки, ответила на телефонные звонки, подготовила очередную срочную бумажку в Управление культуры. Поговорила с родителями в фойе. Сделала ещё множество мелких, но очень нужных дел, стараясь компенсировать школе отсутствие директора. В перерывах набирала его номер.
– Да, Женечка, я в порядке, – преувеличенно бодро отзывался Лёнечка. – Ты как?
Она тоже в порядке.
В конце дня пришли супруги Ганелины.
– Евгения Александровна, – начала Ганелина, волнуясь, – мы по поводу «Детской филармонии» в четверг. Мы, наверное, не сможем.
– Дочь младшая рожает в Шадрине. Два часа назад зять в роддом увез. Мать уже извелась. Ехать нам надо, – сказал Ганелин, обнимая жену за плечи. – Вы уж не обижайтесь. Может, перенесём на недельку?
– Да не беспокойтесь, езжайте, конечно! И пусть всё будет хорошо!
Ганелины закрыли за собой дверь, и вот тут Женя неожиданно для себя расплакалась, бурно, взахлёб. Пустяковая ситуация. Обзвонить завтра школы, передоговориться. Или найти Ганелиным замену. Не так сложно. Но она продолжала плакать. Сошлись в одну точку и приступ Лёни, и ночной страх потерять его, и такое простое и недоступное ей слово «рожает». С каждым годом труднее становилось принять мысль о том, что беременность, возможно, так и не наступит. И в день рождения, когда Лёнечка сказал про двойню у Пелецкой, и сейчас от слов Ганелиных навалилось отчаяние. Потом она привыкнет к мысли и об этих детях тоже, справится с собой, начнёт улыбаться, заглядывая в чужие коляски и рассматривая фотографии.
Тогда она смогла сдержаться, потому что Лёнечка был рядом, а он так переживает, но сегодня слёзы текли и текли без остановки.
– Евгения Александровна, вы домой идёте? – заглянул в кабинет Велехов.
Женя только мотнула головой и отвернулась. Кажется, Герман Владимирович хотел спросить что-то ещё, но не спросил, а просто тихо притворил дверь.
Сейчас ученики и педагоги разойдутся, и она сможет выскользнуть из школы, ни с кем не разговаривая. Наверное, нужно умыться. И позвонить Лёнечке.
Лёнечка тут же позвонил сам. Он в порядке, уже даже очень хорошо. Ждёт дома, готовит ужин.
– Да, я собираюсь, – сказала Женя.
В коридоре, напротив кабинета, сидел Велехов. Когда Женя вышла, он вскочил.
– Евгения Александровна, что-то случилось? Я могу помочь?
Ситуация с концертом разрешилась в один миг. Герман Владимирович заверил, что с удовольствием расскажет детям про виолончель и сыграет несколько пьес. Спросил про здоровье Леонида Андреевича, деликатно предложил прогулять Женю хотя бы до трамвая, потому что ей нужно подышать свежим воздухом.
Шли молча. Потом ехали у заднего окна, разглядывая рельсы, выбегающие из-под вагона.
Герман проводил её до подъезда:
– Леониду Андреевичу – привет и пожелания скорейшего выздоровления.
Женя снова кивнула. И подумала, что прозвучавшая фраза показалась бы ей высокопарной, скажи так кто-то другой, но у Германа Владимировича вышло очень естественно.
В четверг с утра её захватил круговорот дел. Лёнечка сидел на больничном, хотя и рвался на работу. К приходу четвёртых классов из двух соседних школ она видела Германа Владимировича мельком, они только поздоровались, и Женя напомнила, что в шестнадцать часов ждёт его в актовом зале.
Она проследила, чтобы классные руководители начали рассаживать детей, и пошла в сторону теоретического класса. Навстречу попалась Соня со своей бандой мальчишек.
– Евгения Александровна, а можно нам тоже? У нас сейчас сольфеджио. Герман Владимирович задание дал, но мы хотим его послушать. Можно? Мы потом сделаем. Честно! Уговорите его.
– Я постараюсь.
Ребята радостно загудели и просочились в актовый зал.
Часы на стене показывали пятнадцать пятьдесят. Дверь теоретического класса отворилась, и Герман Владимирович шагнул навстречу Жене:
– Евгения Александровна, я готов!
Велехов был неотразим: концертный фрак, белая бабочка, блеск во взоре. Когда он появился на сцене, женская часть зрителей дружно вздохнула. «Детская филармония» обычно длилась не больше урока. Но Герман Владимирович с первых слов и нот так виртуозно завладел залом, что Женя не стала его прерывать, даже когда время перевалило за час. И только жалела, что Лёнечка пропускает этот великолепный концерт.
Виолончель в руках Германа звучала сильно и проникновенно. Короткие пьесы наполнились такой глубиной, что стали казаться не отдельными произведениями, а как будто бы микроскопической частью чего-то огромного, не раскрывающего до поры своей мощи. Но Женечка угадывала эту мощь и временами чувствовала, как, следуя за звуками виолончели, будто бы прорывается на берег океана после долгого-долгого пути по узкой лесной тропке.
После концерта Велехова обступили ученики.
– Теперь у меня появилась ещё одна любовь на всю жизнь, – звенящим голосом произнесла Соня, – ви-о-лон-чель! Ну, после скрипки, конечно, – добавила она, оглянувшись на Евгению Александровну, к которой уже шестой год ходила на специальность.
Женя проводила четвероклассников, принимая восхищённые отзывы от классных руководителей, вернулась в зал, увидела Германа, который продолжал стоять в окружении старших учеников, вытирая платком стекающие по лбу и вискам капли пота, и поспешила его спасти:
– Ребят, может, отпустим Германа Владимировича?
Дети неохотно разошлись, и они остались вдвоём.
– Это было здорово! – сказала она ему, очень стараясь, чтобы вышло по-взрослому, не с таким неприкрытым восторгом, как у Сони.
– Спасибо! Я тоже собой сегодня доволен.
И опять Женя радостно удивилась тому, как естественно прозвучала у Германа Владимировича собственная оценка. Ни самолюбования, ни ложной скромности. Просто подведение итогов работы.
Хорошо.
Соня
Соня Белкина считала себя человеком серьёзным и к любому делу подходила обстоятельно. К тринадцати годам она запланировала первый раз влюбиться и сразу после дня рождения принялась осуществлять задуманное. Однако кандидатов на ответственную роль возлюбленного было, прямо скажем, негусто. А точнее, никого. Ну, в самом деле, не в одноклассников же влюбляться! Банда из музыкальной школы тоже серьёзно не рассматривалась, хотя Соня и знала, что как минимум четверо из семи в неё влюблены. Смешно и лестно одновременно, больше смешно. Но нет, первой любовью, безусловно, должен был стать человек выдающийся!
После концерта «Детской филармонии» имя героя обозначилось настолько явно, что Соня тут же прекратила поиски, поставила на страничке «ВКонтакте» статус «влюблена» с тремя сердечками и погрузилась в сладостный мир подростковых переживаний.
Перво-наперво, рядом с предметом обожания нужно стать такой же безукоризненно прекрасной! Соня произвела осмотр гардероба и пришла к безутешному выводу: носить ей абсолютно нечего, и вообще…
– Папа! – крикнула она вглубь квартиры со слезой в голосе.
Денис Сергеевич, дремавший перед телевизором в соседней комнате, вскочил с дивана и ринулся спасать дочь.
Соня стояла в спальне перед зеркальной дверью платяного шкафа. На лице и во всей фигуре читалась высшая степень трагизма.
– Чего кричим? – успокаиваясь, поинтересовался отец.
– Папа, я уродина!
– А-а-а! – Денис Сергеевич сел на кровать и подтянул под спину подушку.
– И волосы! Ужас какой-то! Может, мне постричься? – продолжала Соня. – И ещё мне просто необходимо настоящее концертное платье. Я уже не в первом классе, чтобы выходить на сцену непонятно в чём! Вот Герман Владимирович на сцену во фраке выходит! И вообще, папа… Папа? Папа, ты меня слушаешь?!
– А? Фрак? Зачем тебе фрак? – встрепенулся снова успевший задремать Денис Сергеевич.
– Да не мне фрак! Фрак у Германа Владимировича. А мне нужно концертное платье. Тёмно-синее. Мне пойдёт тёмно-синее? Хотя с такими волосами никакое платье не поможет! – голос Сони вновь погрузился в пучину отчаяния.
Платье они, конечно, купили.
Мама разрешила подрезать волосы, оставив длину чуть ниже плеч. И если приложить усилие, то кудряшки можно вытянуть до приемлемого состояния. Чем Соня теперь и занималась в свободное время, особенно перед уроками сольфеджио и музлитературы, что отнюдь не мешало ей готовиться к концерту.
Она сама затеяла пригласить в музыкальную школу папин цех и дать концерт. Чтобы всем доказать, что она уже взрослая. И Герману Владимировичу в том числе. Особенно Герману Владимировичу. Она уговорила папу, заручилась согласием Евгении Александровны, составила программу и сделала пригласительные. А ещё, ещё она такое придумала… Собственно, с этого и началась подготовка. Примерив платье, Соня ещё в магазине представила, как здорово было бы сыграть на сцене с Германом Владимировичем, чтобы вот она в своём новом тёмно-синем, а он во фраке. Картинка виделась такой яркой, что Соня, недолго сомневаясь, выбежала из примерочной, обняла отца за шею и сказала, что хочет устроить для него концерт. Зачем? Потому что очень его любит. И возражения не принимаются!
В глубине души Соня признавала, что поступает нечестно: не ради папы это всё. Но ведь и ради папы тоже – успокоила она свою совесть.
Самым сложным оказалось решиться на разговор с Велеховым. После сольфеджио Соня шикнула на банду, чтобы они выметались из кабинета.
– Герман Владимирович, можно с вами поговорить?
– Да, Соня, слушаю, – с готовностью отозвался Велехов, отрываясь от записей в учебном журнале.
– На концерте, ну, вы знаете, в конце месяца мой папа придёт на концерт со своим цехом. Вот мне хочется сделать папе подарок. Вы сыграете со мной дуэтом?
– Да, хорошо. А что мы собираемся исполнять?
Получить согласие оказалось так просто, что Соня, выйдя из класса, какое-то время постояла в коридоре с блаженной улыбкой. Они будут играть на одной сцене! В понедельник, после уроков – первая репетиция!
– Сонька, пошли уже! – банда толпилась у выхода, вызывая у вахтёрши Веры Борисовны неконтролируемое желание накормить охламонов пирожками с капустой, только чтобы они перестали шуметь над ухом. Банда отвлекла её от важного занятия: Вера Борисовна задумала связать удава невероятной длины и поселить его на лестничном пролёте так, чтобы хвост оказался на первом этаже, а голова – на втором, или наоборот, она ещё не решила. Что вызвало к жизни столь грандиозный замысел – сказать трудно, но к его осуществлению она приступила с большим энтузиазмом.
Соня шикнула на банду, отобрала у них свою куртку и первая вышла на улицу. Ей хотелось разогнать мальчишек и пройтись одной, чтобы ещё раз перебрать в голове детали разговора с Велеховым и помечтать о том, как в понедельник они будут репетировать. Но банда разгоняться отказывалась. Они устроили состязание: кто на ходу дольше продержит на указательном пальце вращающийся спиннер. Ванька Оборин споткнулся о плитку на Молодёжной аллее и грохнулся со всей дури, пытаясь поймать игрушку. Спиннер улетел в чахлую траву газона. Пока они поднимали Ваньку и искали спиннер, их догнали Велехов со Строкиными.
– Вы чего Ивана по полу валяете? – спросил Леонид Андреевич.
– Потому что придурки, – буркнула Соня.
– Просто под ноги надо смотреть, когда крутишь. Вот, – Ванька снова заставил спиннер крутиться и медленно пошёл по аллее, потом развернулся и жестом фокусника перебросил вращающийся предмет с указательного пальца на мизинец.
– Прекрасно! – зааплодировал директор, а за ним и остальные. – А можно попробовать?
Они задержались на аллее ещё на полчаса. Леонид Андреевич под градом советов учился вращать спиннер на пальце, несколько раз ронял, извинялся и начинал снова. Евгения Александровна смотрела на мужа с улыбкой и переживала.
– А вы не хотите? – спросила у Велехова Соня. – Дайте кто-нибудь Герману Владимировичу.
Велехов взял спиннер, как показалось Соне, с неохотой, и она даже пожалела, что втянула его в такое глупое занятие, покрутил, словно примериваясь, потом поставил на указательный палец правой руки, ещё крутанул, сделал несколько шагов, имитируя вальс, подбросил спиннер так, что тот три раза перевернулся в воздухе, и поймал на указательный палец левой руки.
– Вау, класс! – дружно выдохнула банда.
– Герман Владимирович, браво! – сказал Строкин, возвращая спиннер Ваньке.
Вся компания наконец-то стронулась с места. Соня, сияя глазами, шла с мальчишками впереди, время от времени украдкой оглядываясь на Велехова.
«Он бог!» – ликовала она в душе.
* * *
Пошла уже третья неделя, как они репетировали дуэт. Пьесу неизвестного, предположительно французского автора середины девятнадцатого века в переложении для скрипки и виолончели отыскала Евгения Александровна в нотных запасах мужа. Партия скрипки, нежная и хрупкая, устремлялась вверх, готовая оборваться и затихнуть, но мягко вступала виолончель, и скрипка обретала опору и силу. Сначала Соне хотелось сыграть с Германом Владимировичем что-то такое яркое, чтобы ух! Но потом она просто влюбилась в пьесу, потому что каждый раз, когда вступала виолончель, у Сони по спине бегали мурашки размером с хомяка, не меньше.
Спасибо Евгении Александровне за то, что нашла такое чудо! Правда, приходить на их репетиции с Велеховым могла бы и пореже. Соня сама справляется!
Герман Владимирович был сосредоточен и терпелив. Соня поначалу здорово волновалась, плохо спала перед первой репетицией и даже не съела за день ни одного круассана с шоколадом, которые любила до самоотречения. Но работа началась, и пьеса звучала лучше и лучше. Герман Владимирович улыбался, хвалил Соню. Соня расцветала, и количество круассанов с шоколадом снова вошло в норму.
За день до концерта Денис Сергеевич остановился перед дверью комнаты, за которой радостно пела Сонина скрипка, постоял, прислушиваясь, и нерешительно постучал в дверь.
– Дочь, тут такое дело… Виталич подменить попросил. Я-то думал, что буду выходной завтра, а получается, что с ночи.
– И-и-и? – нахмурилась Соня.
– Уставший буду. Я тебе там точно нужен? На концерте? Может, мама без меня, а?
– Папа, так нечестно! Мы готовились! Ну, па-а-а-ап! Ты ведь придёшь?
– Приду!
День концерта должен был стать лучшим днём в её жизни.
Соня уже выходила на сцену в составе ансамбля скрипачей. Хотя ансамбль не считается. Она думала только о дуэте с Велеховым. В начале концерта он разыгрывался у себя в кабинете, а за три номера до их выступления появился в кулисах и предстал перед Соней. Ослепительный!
