Техноангелы

– А почему же оборотни вас так ненавидят?

– Как я и говорила, оборотни чувствуют в нас хищников подобных им самим. Готара же старался защитить тебя, он помнил Краснобая. Оборотни могут убедить даже себя в том, что они хорошие ребята, и они стараются забыть, что они живут, держа в себе зверя, а может быть и зверь держит их… Кто знает… Оборотни также различны между собой, как и люди, как и вампиры, как и любые другие создания в Извечном Коловращении.

– Вы все постоянно говорите о нем, Серена. Но почему этот порядок так обошелся с нами, со мной и Маледиктом? – имя своего любимого Вика произносила с дрожью и тоской в голосе.

– Так просто сложилось, Вика, единственное, что я могу тебе ответить. Этот порядок не есть какой-то человек, который сидит и решает, кому и что суждено, все случается так, как оно случается. Мы все части Извечного Коловращения и мы все творим его, а оно творит нас, или мы отвечаем ему, а оно отвечает нам. Все запутано так, что имея многие сотни и тысячи лет, чтобы наблюдать все это, ты не разберешься, кто прав, а кто виноват, и как чьи-либо поступки ведут к прекрасным или ужасающим последствиям. Прими это, Вика, просто прими, мой тебе совет. Раз тебе это открыто, то тебе придется с этим жить. Пути назад нет. Если это с тобой случилось, то это случилось. А теперь, идем! – и Серена двинулась к темной заброшенной церкви ступая по вымощенной булыжником дорожке, мимо могил к большим двухстворчатым дверям.

При её приближении двери распахнулись, впуская девушек внутрь. И так они шли, мимо скамей, большая часть которых уже разрушилась от времени, и подошли к кафедре, с которой некогда вещал священник. Пройдя мимо кафедры, Серена нажала какую-то кнопу у стены, после чего часть пола отъехала в сторону, открыв вход в подвал. Оттуда донеслась какая-то знакомая мелодия, которую кто-то наигрывал на пианино. Прислушавшись, Вика узнала сонату Лунного Света Бетховена. Кто мог бы играть её в этом месте? Под печальный звон клавиш Вика и Серена спустились вниз, после чего вампир нажала еще одну кнопку, отчего люк наверху закрылся за ними. И они пошли дальше по каменным коридорам, освещенными неяркими огоньками свеч. А мелодия все не смолкала и не смолкала. Проходя мимо одной из комнат, Вика увидела пианино, за которым сидел скелет, который сосредоточенно наигрывал сонату снова и снова.

– Серена, кто это? – спросила Вика.

– Он хотел вечно жить, чтобы играть эту мелодию… Я не знаю кто он, я не знаю его имени… Но он пришел сюда, чтобы жить вечно, в месте, где все умерло… Я не знаю есть ли еще дух в этих костях, не могу даже представить, что скрывается в них. Но он просто сидит и играет здесь на пианино, и я не мешаю ему. Если ему нужно так мало для вечной жизни, почему бы не оставить его здесь? Иногда я даже завидую ему – ведь все так просто в его вечном бытии – нет ни порывов, ни ослепляющих страстей, есть лишь ноты и клавиши для вечной музыки, струящийся сквозь века его бытия… Иногда я даже думаю, а не стала ли я такой же, как он? Может ли быть такое, что вся жизнь, все то существование, что я веду быть тем же, чем соната Бетховена, исполняемая скелетом? Кто знает, может и вообще все на свете можно свести к таким простым вещам, как ты считаешь, Вика?

В ответ Вика промолчала, и так некоторое время они с Сереной стояли у пианино, глядя, как костяные пальцы пианиста снова и снова выводят мотив старинной музыки. И Вика глядя на него размышляла над словами Серены о том, что может быть все, что делают люди, вся их извечная борьба и стремления, что повторялась в разных вариациях изо дня в день, из года в год, из столетия в столетие быть лишь тем, что есть эта соната, которую годы, а может и века наигрывает скелет на пианино, и который быть может уже не знает ни о чем, кроме нот этой сонаты, повторяя их вновь и вновь. Может ли это быть, а если может то как изменить это, чтобы люди стали чем-то большим, чем…

А надо ли это делать, можно ли это делать? – спрашивала себя Вика – и что я могу сделать для этого, если я теперь не человек, а… но кто же я тогда?

Вика увидела, как в комнате, на шатком старом кресле сидит кто-то еще – фигура, очертания тела которой и само лицо скрывал темный балахон. А они с Серенной все стояли и стояли, слушая сонату…

Потом серена поманила её и они пошли дальше по коридору, оставив молчаливую фигуру в темных одеяниях слушать сонату, которая не смолкала, быть может, уже тысячи лет…

А потом они вошли в комнату, где стояли лишь несколько стеллажей, полных книг, невысокая кровать в гулы, и больше ничего.

– Это моя комната, Вика. Здесь и живет одно из самых могущественных созданий во многих мирах – негромко засмеялась Серена – как видишь, это не сияющий дворец, и не погруженное во тьму и готическую романтику логово. Просто комната, по соседству с вечным музыкантом, под заброшенной церковью.

– Очень мило – зачем то сказала Вика.

– Да брось, я знаю, что люди бы не стали жить здесь, да я и не стремлюсь звать кого-то к себе, гости редко бывают у меня.

Неожиданно в комнату вошел тот, кто вместе с ними слушал сонату. Фигура облаченная в балахон подошла к Вике, будто хотела ей что-то сказать, но почему то не могла этого сделать.

– Ты потеряла одного человека, Вика. Он ждал тебя здесь все это время. Он мог бы умереть, но он остался жить. Но он смог бежать лишь сюда, и все это время он терпеливо ждал тебя, и наконец, дождался. Но узнаешь ли ты его теперь?

– Маледикт! – бросилась к нему Вика, чтобы обнять его, потерянного любимого… Но её руки прошли сквозь него.

– Нет – печально произнесла Серена – ты не узнала его, значит, ты еще не нашла этого человека, хотя он и нашел тебя, упрямый, и привыкший добиваться своего.

– Но кто он? – воскликнула Вика – кем он может быть?

Неожиданно, она почувствовала в себе какую-то пустоту, будто что-то важное ушло из неё. Что-то… но что? И кто этот человек в балахоне? Она не видит его лица, но что-то в нем кажется знакомым, будто бы она где-то видела его и неоднократно, и знает его уже очень давно. Кем же он может быть?

– Серена, скажи мне кто это.

– Я не могу, Вика. Ты должна сама узнать его. Только так и никак иначе. Я встретила его, я привела тебя к нему. Но вот узнать его ты должна сама, иначе никак.

– А если я его не узнаю? Что тогда?

– Тогда в это месте, где умерла вера, умерла любовь, умрет один дорогой тебе человек. Он умрет, потомучто ты его позабыла и навеки он останется слушать сонату, оплакивая потерянную жизнь.

– Я не могу… кто он, Серена? Кто он? Я чувствую, как дорог мне этот человек, но я ведь не могу его даже обнять, а ведь я вижу его, он пришел ко мне…

– Откуда? Ты помнишь?

– Да. Он пришел из комнаты, где сидел скелет и играл сонату… Он появился там, когда я думала о том, кто я теперь.

– Он появился именно в этот момент отнюдь не случайно, насколько я успела его узнать.

– Но, Серена, почему же он явился именно в этот момент?

– Я не могу тебе сказать. Ты должна понять это сама. Или быть может ты уже поняла это, но не можешь сознаться самой себе в том, кого ты забыла и кого ты потеряла?

– Серена, ты говоришь загадками, и почему он молчит? Одно его слово, только одно, чтобы я могла наконец-то узнать его и вспомнить, кто он.

– Он не скажет… Ты должна вспомнить, Вика только так.

– Серена, неужели тебе неведомо сострадание?

– Я не человек уже много лет… многое прошло пред моими глазами…

–Ах! – Вика задохнулась от возмущения и бессилия, понимая что она ничем не заставит Серену помочь ей, а тот, кто почему то ей дорог навек останется в этом месте.

Так они и стояли все трое молча. Вика отчаянно вглядывалась в очертания фигуры, облаченной в балахон, пытаясь рассмотреть его лицо, увидеть хоть какую-нибудь черточку, которая бы напомнила о том, кто же такой этот человек. Она даже попробовала сдернуть капюшон с его лица, но её руки прошли сквозь ткань балахона и голову человека, не встретив ни малейшего сопротивления.

А соната между тем близилась к своему финалу, клавиши зазвучали более пронзительно, эхом отдаваясь в мятущейся душе Вики.

– Не узнала? – спросила её Серена.

– Нет – грустно ответила Вика.

– Так – Серена повернулась к фигуре что-то слушая, будто бы человек в балахоне говорил ей что-то, чего Вика не могла слышать.

– Вика – сказала Серена – этот человек просит передать тебе кое-что, что ты забыла, как ты забыла и его.

После этих слов человек в балахоне протянул руку Вике, сжимая в ней что-то. Вика приняла это, ощутив пальцами гладкий корпус и несколько проводков с утолщениями на концах.

– Это плеер. Это же мой плеер. Откуда он у тебя? Неужели ты это… – произнеся это, Вика снова попыталась сдернуть капюшон с лица фигуры, но на этот раз капюшон поддался её усилиям и открыл Вике лицо, которое она так часто видела…

–… Я – ответила она, улыбаясь Вике улыбкой, которая была ей так хорошо знакома – её прежней улыбкой, которая так очаровывала Маледикта – солнечной лучистой улыбкой.

– Я уж думала, Вик, что ты совсем меня забыла, во всех этих передрягах несложно и свое имя забыть, а? – подмигнула она ей… или самой себе.

– Удивительно – произнесла Вика, перебирая проводки наушников.

– Да ничего удивительно тут нет. Просто ты забыла саму себя, о том кем ты была, какой тебя любили. Вот почему с Маледиктом пришлось расстаться. Но теперь то уж встретитесь, точнее, встретимся – улыбнулась Вика в балахоне, толкнув саму себя в плечо.

– А с ним что? – спросила Вика с плеером и в куртке.

– А он сам расскажет, я не знаю если честно. Я ж тут сидела, думала, когда ты сюда явишься.

– Ну хорошо – улыбнулась Вика в куртке, ощущая, как к ней возвращается бодрость и уверенность, как будто бы она шла на встречу с Маледиктом, или бежала утром по парку с этим самым плеером в ушах, навстречу пробуждающемуся миру, рождающемуся заново в сиянии утра. И мелодия Бетховена звучала теперь по иному, обретая новые оттенки. Теперь Вика все воспринимала иначе, будто бы заново родилась. Или, может быть, она просто вспомнила себя, нашла заново.

– Скажи – обратилась Вика к самой себе, одетой в балахон – а когда я потеряла… себя?

Вместо ответа та загадочно улыбнулась – Не важно теперь, сейчас важно лишь, что ты это ты, а я это я.

В самом деле, не важно когда ты теряешь, важнее то, что ты, наконец, находишь, то, что ты потерял. А особенно важно это, когда то, что ты потерял это сам. Теперь Вика понимала это ясно, и она улыбалась самой себе, не разделяя и не думая во что она одета – в балахон, или в же в кожаную куртку.

– Серена – обратилась Вика к вампиру, стоявшей рядом – а почему я оказалась именно здесь, у тебя?

– Ах, Вика – вздохнула Серена, с усталой улыбкой – место, где я нашла себе убежище символично, ибо здесь умерли людские чаяние и надежды, а после них умерли и сами люди. Люди часто ищут что-то, стремясь заполнить себя чем-то. Но когда проходит время, любой человек осознает, что заполнить себя невозможно, не убив и не растоптав при этом самого себя. И тогда, то, что осталось от человека устраивается отдохнуть… навсегда, или же умирает. Но иногда можно найти себя заново, и необязательно сворачивать горы, чтобы найти ту тропинку, что приведет тебя к самому себе. Часть помочь тебе в этом могут простое вещи, такие, как твой плеер Вика – завершила свою речь Серена.

– Ну а плеер то тут причем? – удивилась Вика.

– Для тебя он не просто проводки с батарейкой в пластиковом корпусе, это ведь еще и воспоминания, о том, что ты делала, когда с тобой был этот плеер. Можно вспомнить многое по маленькому знаку… и одна дождинка напомнит нам о дожде, а поцелуй о любви – проговорила Серена нараспев.

– А с чего ты так заговорила, Серена?

– А… да просто так – засмеялась вампир – иногда хочется поговорить так.

– Итак, себя я нашла, но все таки хотелось бы чтобы и Маледикт нашелся, а то я вот тут жизни радуюсь, а он что? – вспомнила Вика.

– А за него не беспокойся, найдется, никуда не денется, встретитесь, все будет хорошо. Ведь его же не просто так от тебя утащили, уж поверь, он тоже должен был кое-кого встретить.

– А кого именно? Тоже сам себя потерял?

– Ну, может быть и так… Я всего не знаю, Вика, кто знает…

– А кто же знает, Серена?

– Ну кто-то может и знает. Кто-то все это устроил, да так, что я оказалась втянута, а я ведь я уже давно не выходила никуда. Так что, этот кто-то есть, и уверена, он себя еще покажет.

– Ты знаешь, кто это может быть?

– Ну есть подозрения, но не буду тебе говорить, уж не обижайся. То, что этот знающий себя явит, для меня все всяких сомнений. Тогда посмотри в глаза ему и спроси, зачем он в е это затеял, ответ тебя ошарашит – засмеялась Серена.

– Это почему это?

– Скажу так – меня этот ответ в свое время едва убил своей простотой и… легкомыслием.

– Легкомыслием?!

– Ну а что, Вика, думаешь всякие треволнения случаются от того, что кто-то серьезно сидит и все планирует, как бы всем пострашнее сделать? Не-е-е-ет, Вика, если это не какая то человеческая интрижка, которую люди для своих целей затевают, то всерьез это никому не нужно, причина проста, так же как и последствия. Последствия простые, но от этого не легче – задумчиво улыбаясь, проговорила Серена – Я говорю это так спокойно, хотя это исключительно из за всего того, что я увидела и пережила, я накопила большой, пожалуй, даже неограниченный, запас спокойствия, и даже некоторого цинизма.

– Ну, в общем, тебе переживать не нравиться – понимающе кивнула Вика.

– А кому легче от того, что ужасный страшный вампир будет сидеть и переживать?

– Да, в самом деле…

– Вот и хорошо – заулыбалась Серена, показывая свои немаленькие клычки – так теперь, Вика, что-то подсказывает мне, что тебе пора.

– Куда?

– Навстречу дальнейшим испытаниям и приключениям.

– Ну-у-у-у-у… Да, Серена, ты права, я тут чуть была не осталась у тебя. Думаю не стоит стремиться выселять тебя из твоего дома?

– Мудрые слова, Вика – удовлетворенно произнесла Серена – глядишь, через сто-двести лет мы с тобой еще встретимся, и, может, напишем книгу мудрости и всяких умных высказываний.

– Звучит заманчиво – прищурилась Вика.

– Ладно – направилась к выходу из комнаты вампир – пора тебе пойти и набраться опыта, чтобы твоя глава не получилась короче, чем моя.

– Ну, если такое случится, я сделаю маленькую приписку в конце, что это я тебя всему научила.

– Да ты я вижу, хищник похлеще иного вампира.

– Ну, это ж я! – улыбнулась Вика.

Серена в ответ покачала головой, закатив глаза, но ничего не сказала в ответ, направляясь вместе с Викой к выходу из своего убежища, проходя снова по каменной дорожке, теперь освещенной светом луны, но теперь эта луна не говорила о вечной ночи, скорее она говорила, что утро настанет, утро, когда начнется новый день, и новые дороги откроются перед тем, кто захочет пройти по ним.

А Вика?

По каменной дорожке шла лишь Вика, одетая в куртку, на ходу вдевая в уши бусинки наушников, и Серена. Когда ты обрел вновь самого себя незачем рядиться в разные одежды, верно?

Верный броневик Джестера катил по ночным улицам города, которого сам Джестер не знал. Впрочем, дорога была чистой – ночное время, как никак, так что никаких препятствий не возникало. Лишь иногда редкие зеваки останавливались, чтобы взглянуть на его не совсем обычную машину. Город в целом походил на его родной город, но что-то в этом было не так, или, точнее сказать, не то. В общем, не смотря на внешнее сходство, город определенно был чужой.

– Так – подумал вслух Джестер – а что это я сюда приехал? Что я тут делать то буду?

Льющаяся из динамиков Lacuna Coil с песней Swamped не ответила на его вопрос.

– Так – продолжил свои размышления наш беловолосый герой – может остановиться где-нибудь? Кофейку там попить, или еще чего? Может тогда в голове проясниться и я хоть что-то сам сделаю, а то кидает меня кто-то то туда, то сюда, и не разберешь, чего ж от меня надо! Так, что это там у нас? Барчик какой-то, да еще и открытый. Что? Так он еще и чистый? Ну, это просто восхитительно! Прям для нас приготовлено. Значит остановим броневик тут… надеюсь, не угонят… впрочем в Огнегорье он от меня не ушел, и сейчас думаю останется, а то жалко будет. Так, припарковался, знака хоть нет? Вроде нет. Ну вот и хорошо! – с этими словами Джестер вылез из броневика, направившись к призывно мигающему огнями вывески бару.

Войдя в бра он услышал раскаты музыки, оглашавший бар. Музыка, впрочем, была приятная, да и играла не слишком громко. Подпевая песне Smaller God, Джестер прошел за один из свободных столиков, и заказал крепкий кофе у подошедшей официантки. Та удалилась. Джестер в ожидании заказа сидел, рассматривая колоритный интерьер заведения. А внутри было, на что положить взгляд – намеренно тусклый свет в помещении бросал отсветы на стены, художественно и явно нарочно изукрашенные различными надписями и плакатами с изображениями каких-то групп. Кое-где вместо ламп светили снятые автомобильные фары. Стены были украшены также и какими-то цепями, деталями от байков и автомобилей. В общем и целом, бар походил на какой-то рекерско-байкерский притон. Обстановка Джестеру в общем нравилась, так что он не отказался бы остаться здесь на некоторое время, да и потом заходить почаще. А уж если тут кофе хороший, то можно считать, что он попал туда, куда ему нужно.

– Эй, я подсяду? – раздался рядом с ним хрипловатый голос, и, не дожидаясь приглашения, патлатый тип в длинном потрепанном кожаном пальто опустился на сидение напротив него.

– А ты собственно, кто будешь, раз уж подсел? – осведомился Джестер.

– Что, не узнаешь? – хмыкнул тот – ну оно и понятно, я же тебе тачку не собственноручно пригнал. Вот и не узнаешь – засмеялся парень.

– А, так ты броневичок мой пригнал! Ну, спасибо за подарочек, очень уж удобный, что и говорить.

– А то, Джестер, я старался, музыку вон подбирал. Уверен был, что оценишь.

– Оценить то оценил, еще раз спасибо. А все-таки, кто ты такой?

– Я-то? Хем, ну давай объяснять буду. Вот ты Норгус помнишь?

– Забудешь её, ага!

– Ну вот я нечто похожее.

– Это как?

– Норга она у нас основа мироздания… или аспект… за некоторые явления отвечает.

– И за какие же? – изумился Джестер.

– Не поверишь, если скажу – ухмыльнулся говоривший.

– Скажи, проверим.

– Она за любовь отвечает – сладостно улыбнулся собеседник Джестера, так и не назвавший своего имени.

– Чего? – отвесил челюсть Джестер.

– Да, да, именно так. Любовь это ж не только цветочки и серенады, как некоторые считают. И не прелюдия к сексу – рассмеялся негромко патлатый – это чувство очень сильное, если то конечно истинная любовь, настоящая, и чувство, скажу иногда даже страшное. Ну, по тебе видно, что ты это понял – хмыкнул говоривший – да и людей она меняет. Опять таки ты – очень уж наглядный пример – продолжал он потешаться.

Джестеру тем временем принесли его кофе, и, отхлебывая горячий напиток, оказавшийся, кстати на высоте, он слушал откровенно веселящегося патлатого.

– Ну, хорошо – проговорил Джестер – а ты у нас тогда кто?

– А я такой же аспект, как и она.

– Да ну, и за что ты у нас отвечаешь?

– Я-то? Я у нас жестокостями занимаюсь, насилием понемножку…

– Мда, час от часу не легче – протянул Джестер.

– Ты еще и не такое увидишь – ответил ему его собеседник.

– Ну а звать то мне тебя как? – поинтересовался Джестер.

– Зови… а зови Тзимицу – усмехнулся его собеседник.

– А-а-а-а, слышал что-то такое…

– Ну да, мне подходит – весело засмеялся Тзимицу.

– Ну, хорошо, Тзимицу, от меня то что вам обоим надо? И тебе и Норге?

– Ну ей для начала тебя надо, очень она тебя любит… Бывает у неё такое. А так… Ты этот мир помнишь, куда сначала попал? Где город такой, с зелеными лучиками и узорами был?

– Ну, помню.

– Вот тут она правит в этом городе… И в этом мире тоже, скажу тебе. Знаю, на рай для влюбленных не похоже. Да дело то в том, что там не любовь правит, а сама Норгус. Да и не то, чтоб правит, там просто все – и мужчины и женщины, влюблены в неё без памяти, вот оно как! Так что, живется там неплохо в городе, ну ты понимаешь – любовь объединяет, примиряет и все такое.

– И?

– Ну она и твой мир также облагодетельствовать хочет – завершил свои рассуждения Тзимицу.

– Это зачем еще? – поперхнулся кофе Джестер.

– Зачем… а вот бывает аспекты пошалить ходят… ну и она также.

– Ну и шалости у вас…

– Бывает, я вот не особо шаловливый, знаешь ли – подмигнул Тзимицу.

– Нда уж…

– Ты кстати не думай. Мы никакие не боги, да и явления все эти могут и без нас происходить… Просто мы, как бы это сказать… Оперировать ими умеем… Ну аспекты, они аспекты и есть.

– Так, а мне что надо помешать ей?

– Умный парень, прям на лету схватываешь! – обрадовался Тзимицу.

– И как я это сделаю?

– Да ведь она тебя любит, ты её тоже! Уж договоритесь как-нибудь. Ты у нас тоже не совсем человек, знаешь ли.

– Как?

– А что? Ты еще не заметил?

– А что я тогда, тоже аспект?

– Да нет… Ты… А не знаю я, кто ты. Кто-то ты определенно есть, но уж не человек это точно. Так что и попасть тебе к Норгус будет несложно, и достучаться попроще опять таки.

– Ну а один то я думаешь справлюсь?

– Да получиться у тебя все, не бойся. Думаешь, я Норгус не знаю? Да и кто сказал, что ты один будешь?

– А кто еще, ты чтоли?

– Да нет… Я сам как-то не особо. А вот пара ребят, таких, как ты, вот они то тебе и помогут.

– То есть как это, как я?

– Ну, они что-то такое же из себя представляют, как и ты сам.

– Чудненько… А как я их узнаю то?

– А скоро они придут, я вас познакомлю.

– Ладно. А скажи мне, Тизимицу…

– Что?

– Тебе то с этого какая выгода будет? Ты мир потом насилием и садизмом…

– Да нет, что ты! Я так, напакостить ей хочу, веришь, нет? – захихикал Тзимицу.

– Что, так просто?

– Как и все гениальное! Мы, аспекты, ребята простые и незатейливые. Я вот могу пошалить, но это больше другим аспектам пакостить… И все в общем то довольны! Так что не бойся, ничего страшного не случиться.

– Ох, и почему я тебе верю?

– А знаешь, что я не лгу, такое у тебя свойство.

– Да, что-то такое ощущаю…

– Ну, вот видишь! Кстати, вот и подошел уже кое-кто. Эй, Маледикт! – зычно крикнул Тзимицу, перекрикивая музыку в баре.

К их столу подошел парень, ростом примерно с Джестера, но волосы у него были русые, да и выглядел он более человеком, чем тот беловолосый и черноглазый, в которого превратился Джестер.

Поздоровавшись с обоими, он подсел за стол, и тоже заказал себе кофе.

– Слушай, а ведь я тебя видел – проговорил Маледикт, глядя на Джестера.

– Да, припоминаю что-то – ответил ему Джестер, вспоминая видение, охватившее его, когда он вел свой броневик среди таинственных огней…

– А эта кто была там, рядом с тобой? – спросил Маледикт, спокойно глядя на Джестера.

– Норгус.

– А кто она такая?

– Да сейчас он тебе все объяснит – кивнул в сторону Тзимицу Джестер.

– Погоди, сейчас последний из вашей банды подойдет и все расскажу, чтоб сто раз не повторять потом – замахал руками Тзимицу.

– А кто? – удивились оба парня.

– Да вот она, с Сереной идет – указал Тзимицу на входивших в бар девушек – одна одетая в потрепанное черное платье, бледная и черноволосая, другая с русыми волосами, стянутыми в хвост на затылке, одетая в кожаную куртку.

– Вика! – воскликнул Маледикт.

Вместо ответа Вика бросилась к нему, крепко обняв.

– Да вы, я вижу, знакомы? – усмехнулся Джестер.

– Да, а ты что хотел – хмыкнул Тзимицу.

– Так, а вторая как, тоже с нами? – поинтересовался Джестер, осматривая бар в поисках темноволосой. Велико же было удивление Джестера, когда он не нашел её в баре.

– Она у нас попроще девушка – успокоил его Тзимицу – ладно, раз все собрались, я уж тогда начну рассказывать, а уж вы все слушайте, потом вам надо дальше будет, уж не обессудьте.

После этих слов Тзимицу начала подробный рассказ, подробно описывая суть аспектов, и суть той проблемы, с которой им троим предстояло иметь дело.

– Ну хорошо – проговорила Вика – а мы то чем можем помочь? Вроде как Джестер все делать будет?

– А вы его прикроете. Помните город зеленый? Там эти вас бить пытались, но не абы чем били, а любовью, хотели вас влюбить в Норгус. А ничего не получилось! У вас такая любовь – при этих словах аспекта насилия Вика и Маледикт переглянулись и поцеловались – что вас так просто не взять никому, даже аспекту любви! Вот и прикроете!

– Ладно, в общем, все понятно – рассудительно проговорил Маледикт – а дальше как? Куда нам пойти? И кто мы теперь? Ты сказал, что мы не люди?