Различные миры моей души. Том 3. Сборник повестей

– Я допросил врачей, – бесстрастно начал он, не спуская с меня глаз. Я молчала. Подождав немного, он продолжил: – Повреждений, которые случаются при наезде, на нём не зафиксировано.

Я кивнула – а как иначе? Я им всем твердила, что не сбивала этого клоуна.

– Я осмотрел вашу машину, – продолжал Силва, сверля меня глазами. – Тоже ничего…

– Так я свободна? – холодно спросила я, отпивая из бокала. Меня вовсе не интересуют полицейские процедуры. Меня интересовало, как скоро я могу выбраться из этой дыры и добраться до аэропорта: мой отпуск истекает. Я итак уже звонила на работу с предположением, что мне придётся задержаться. Не хотелось бы, чтобы мои слова оказались пророческими.

Полицейский раздражённо посмотрел на меня.

– А ещё я допросил пострадавшего, – сказал он, делая вид, что не слышал моих слов. – Документов при нём нет, говорит он по-испански, но как-то странно, несёт какую-то околесицу о войне и требует, чтобы я дал ему возможность поговорить с генералом Шомбергом. Это кто такой?

Я уставилась на него: он шутит?

– Вы издеваетесь? – Он сурово смотрел на меня. Нет, он не шутил. Он действительно не знал. – Грешно не знать собственной истории. – И я прочла ему краткую лекцию о битве под Порталегро, резюмировав информацию из интернета, добытую мной, которую я прочитала, когда маялась вывихнутой ногой. Силва вытаращил на меня глаза.

– Так этот… человек считает, что он в восемнадцатом веке? – изумлённо спросил он.

– Или что он сам из восемнадцатого века, – ответила я, снова отхлебнув из бокала. Он снова поморщился.

– Или вы оба из каких-то своих целей сговорились дурачить полицию, – веско сказал он.

Чего? Я и этот клоун сговорились? Он с ума сошёл? Видимо, я поторопилась с предположениями, что он отцепился от меня…

– У меня предложение: я хочу, чтобы вы посетили его вместе со мной, – сказал он.

Я прищурилась: никак он хочет свести нас вместе, чтобы увидеть нашу реакцию? Да он маньяк просто – с чего вдруг такие извращённые фантазии о незнакомых людях? Возомнил себя великим детективом, или в детстве в следопытов не наигрался?

Я нахмурилась. Он с явным интересом ждал моей реакции.

– С какой это стати я должна туда идти? – спросила я, подозревая какой-то подвох – с него станется.

– Может, хоть в обществе женщины он потеряет бдительность и расскажет, наконец, правду, – недовольно ответил он.

Я выразительно посмотрела на него, не говоря, однако, что я думаю о его глупом предположении. Но на него это не подействовало: он просто проигнорировал меня.

– Считать женщин глупыми курицами, в обществе которых можно расслабиться – это доказать свою умственную неполноценность, – всё же сказала я.

Он поморщился, но отмахнулся от моих слов, как от жужжания мухи.

– Давайте не будем начинать феминистических споров, – нетерпеливо сказал он. – Будь у женщин хоть капля мозгов…

– Будь у женщин капля мозгов в понимании этого мужчинами, – резко перебила его я, – то от мужчин даже воспоминаний не осталось. Вы правы, – иронично продолжила я, – женщины настолько глупы, что мужчины со всем их умом до сих пор не могут их понять и постоянно на это жалуются. Интересно, почему?

Я с минуту ждала его ответа. Но, видя его налившееся кровью лицо и злобный взгляд, решилась не углубляться в этот вопрос.

– Так вам угодно, чтобы я поехала с вами к нему? Хотите нам очную ставку устроить? – Меня позабавило это предложение. – Сколько угодно. Но после этого я уеду. Меня уже достали ваши беспочвенные подозрения. – Я встала. – Поехали.

Полицейский неторопливо поднялся вслед за мной, что-то бормоча себе под нос.

– Уж очень быстро вы согласились, – наконец ехидно сказал он.

Тут уже я не выдержала.

– Вы бы определились, кто я: злостная преступница, которая задалась целью вместе с молодым любовником морочить вам, величайшему детективу всех времён и народов, голову, хитроумная гонщица, сбившая офигевшего от травмы участника костюмированного боя, или безвинная жертва вашего же произвола, как считаю я? – Я была в гневе и очень хотела вцепиться ему в лицо ногтями, чтобы разорвать на части. Веселье от его дурацкого предложение моментом покинуло меня. – Что вам от меня надо? С какой стати вы так хотите видеть во мне преступницу? Если у вас какие-то проблемы с женщинами, то причём тут я? Делайте свои запросы куда угодно и кому угодно, и убедитесь, наконец, что я ничего противозаконного не совершала!

На нас уже стали оглядываться редкие посетители этого местечка. Но мне уже было плевать.

– Хотите вести меня к вашему пришельцу – ведите. Нет – оставьте в покое! Что вам от меня надо?

Я представляла, как выглядела со стороны. Мне не раз говорили, что в гневе я похожа на фурию: сверкающие глаза, растрепанные почему-то волосы, раздувающиеся ноздри, оскаленные зубы… Да, не хотела бы я быть на месте тех, кто видел меня такой. Вряд ли это приятное зрелище.

Но Силва смотрел на меня без отвращения, с каким-то удивлением и даже, мне показалось, с восторгом или уважением. Впрочем, это могло мне и привидеться. Вряд ли я могла вызвать какие-то другие эмоции, кроме отвращения у этого полицейского. Ведь я похожа на его бывшую жену.

– Что вы так беспокоитесь? – спокойно спросил он. – Вам есть что скрывать? – Он подался ко мне.

– Нет! – гаркнула я ему в лицо, и сдёрнула сумочку со спинки стула. Чёрт с тобой! Собирать мне было нечего, и он под локоток проводил меня к своей побитой жизнью машине. Не то, чтобы я хотела выполнить нелепый приказ полицейского. Но мне вдруг стало любопытно: наглый хам Силва мне ничего не говорил о том, что он выяснил. А тут я узнаю всё из первых рук.

– Могу я узнать, что он говорит? – неприязненно спросила я его по дороге. Но инспектор молчал. Вот сволочь! Ну и я больше не проронила ни слова, пытаясь успокоиться. Тем более, что ехать было недалеко.

В больнице нас уже ждал мой знакомый старичок в очках и медсестра. Старичок нервно протирал очки, поглядывая на Силву.

– Вы хотите, чтобы сеньора поговорила с ним? – несколько нервно спросил он. – Вы знаете, он не в том состоянии, чтобы вести долгие беседы…

– Мы вас не задержим, – холодно прервал его Силва.

Старичок кивнул и засеменил вперёд, указывая дорогу.

– Я пригласил нашего психиатра – пришлось выдернуть его с побережья, – говорил он по дороге.

– Зачем? – хмуро спросил Силва.

– Знаете, я в первый раз с таким сталкиваюсь. Но, похоже, молодой человек считает, что сейчас восемнадцатый век, а сам он воевал под началом Лас-Минаса при осаде Монсанто…

Силва резко остановился. Я чуть не врезалась ему в спину.

– Что? – грозно спросил он.

– Война за испанское наследство, – негромко уточнила медсестра рядом со мной. А я и забыла про неё!

Услышав её уточнение, я мысленно застонала: только не очередной экскурс в историю!

Силва хмуро посмотрел на меня, как будто это я виновата в той войне, и снова посмотрел на старичка.

– И как же он зовёт себя? – хмуро спросил он.

Старичок тоже остановился и пожевал губами.

– Весьма удивительно, – ответил он, и полез в карман за бумажкой. Другой рукой он водрузил на нос очки. – Хосе Алваро Мигель Медина-де-Риосеко, граф Пиментели.

Силва застонал, а у меня в мозгу щёлкнуло: что-то знакомое. Не так давно я уже слышала это нагромождение имён…

Пока я думала, троица двинулась вперёд.

– Вы идёте? – требовательно спросил меня инспектор. Так и не вспомнив, я поспешила за ними.

В палату я вошла последней. На кровати в бинтах и трубках полусидел молодой человек и недоумевающе переводил взгляд с одного на другого. Увидев меня, на его лице отразилось недоумение и ужас.

– Сеньора! Вы живы? – едва разобрала я его потрясённую речь.

Все как по команде посмотрели на меня. А я вытаращилась на него.

– А с чего мне помирать? – недоумённо спросила я.

– Ну как же?.. – запинаясь, говорил он. – Вас же поглотило чудовище!

И тут у меня в голове прояснилось. Ведь именно про этого графа и его «путешествие» мне рассказывал священник в церкви, который ждал журналистов.

– Какое чудовище? – деланно удивилась я. Силва буравил меня глазами. Не буду я тебе облегчать задачу с этим… пришельцем. Я тебе не один раз всё рассказала. Теперь сам выпутывайся. – Какое чудовище? – повторила я. – Это обычная машина. – Он вытаращил глаза. – Лучше расскажите этим милым людям, – я обвила рукой собрание, – как вы оказались на дороге. А, главное, подтвердите этому ангелу небесному, – я кивнула в сторону Силвы, – что я вас не сбивала.

То ли этот граф был на редкость туп, то ли ему мозги затуманили лекарствами, но он продолжал недоумённо таращиться на нас.

– Сеньора хочет, чтобы вы ответили, – медленно и ласково, как душевнобольному, сказала медсестра, наклонившись к молодому человеку. – Ответьте, сбивала она вас на машине или нет.

– Машина? – тупо спросил молодой человек.

– Автомобиль, – ласково повторила медсестра.

Молодой человек удивлённо посмотрел на неё.

– Авто… – Он запнулся. – Сеньоры! – взмолился он. – Прошу вас! Приведите священника!

Я всплеснула руками – точно! Это его историю я слышала.

– Зачем вам священник? – сурово спросил инспектор.

– Чтобы помолиться о моей душе, – едва разобрала я. Его испанский был каким-то странным. Старомодным, осенило меня.

– Вы считаете, что вы умерли? – вмешалась я. Инспектор злобно зыркнул на меня

– А как иначе? – удивлённо спросил молодой человек. В его голосе слышался страх.

Я повернулась к старичку-врачу.

– Психиатр тут точно нужен, – сказала я ему.

– Всё гораздо страннее, – устало сказал он. Снова сняв очки, он протёр стёкла.

– Ну что ещё? – простонала я. А угрюмый Силва снова злобно зыркнул на меня.

– Меня заинтересовала его одежда, – устало сказал он. – И я полазил в интернете…

– Ну? – нетерпеливо спросила я.

– Давайте лучше выйдем, – предложил врач.

Я посмотрела на ошарашенного молодого человека. Инспектор хотел что-то сказать, но я подхватила его под руку и чуть не силой выволокла за дверь.

Оказавшись в коридоре, он вырвал свою руку и грозно прошипел мне в лицо:

– Что вы себе позволяете?

А я спокойно отошла от дверей, давая выйти старичку-доктору.

– Вы уже увидели, что хотели, – неприязненно сказала я. – У этого молодца по какой-то причине чердак съехал. Не так ли? – обернулась я к доктору.

Тот поморщился от моей прямоты.

– Если говорить грубо, вы правы, – нехотя сказал он. – Однако я поговорил со своим другом. Он увлекается историей…

– И что? – поторопила я. Мне не хотелось слышать очередные исторические байки: за эту неделю я наслушалась столько, сколько не слышала за всю свою жизнь. – Что он вам сказал?

– Он очень заинтересовался и молодым человеком, и его рассказом. Если коротко, он пообщался по интернету с кем-то из профессоров… Словом, на первый взгляд, заочно, по фотографиям, что я им выслал, и рассказу молодого человека, который я передал, они считают, что одежда и оружие могут быть подлинными. Мой знакомый просил передать ему образцы для экспертизы…

– Вы куда-то выслали шпагу и мундир? – возмущённо вскричал инспектор.

Доктор оскорблено посмотрел на него.

– Я отослал образцы. И вы меня очень обяжете, Жоао, если перестанете во всех и каждом видеть врагов.

Он помолчал.

– Я не понимаю, зачем вы привезли сюда сеньору, – он кивнул на меня, – но я вам сегодня и вашему подручному вчера сообщил уже, что никакая машина никогда этого молодого человека не сбивала. Ваш молодой коллега был очень любезен и отбуксировал машину сеньоры к вам. Вы подняли с постели, кого могли, чтобы провести всякие ваши полицейские экспертизы. Как будто убийство Кеннеди расследуете! – Я поразилась: старичок-доктор верно охарактеризовал бурю в стакане воды, поднятую этим грубым альгвазилом. – И что? – продолжал врач. – Нашли вы что-нибудь? Анализы сеньоры я с вашим коллегой ещё вчера передал. За ночь ничего не изменилось. А сейчас, – добавил он надменно, – если у вас нет вопросов, я пойду по своим делам. Я, знаете ли, на работе. Больные ждут.

И, не ожидая ответа, он холодно кивнул и не спеша удалился. Я удивилась его походке: сейчас он шёл, ну ни дать, ни взять – Цезарь в сенате!

Я проводила его взглядом и повернулась к инспектору. Странно, но отповедь старичка не привела его в бешенство, как я ожидала. Он задумчиво смотрел в пространство, не обращая внимания ни на что.

– Ну как? – спросила я, оторвав его от раздумий. – Вы довольны? Или нам вернуться и ещё поговорить с ним? – Я кивнула на дверь палаты.

По вновь насупившемуся лицу полицейского я поняла, если он и услышал слова старичка-врача, то поверил им не до конца. А может он теперь потерпевшего считает преступником?

Ничего не сказав, он шагнул в палату. Я из любопытства шмыгнула за ним.

В палате оставалась медсестра, про которую я снова забыла. Она как раз поправляла одеяло на груди пациента.

Увидев сурового инспектора, она встала грудью ему на встречу.

– Я вколола ему успокоительное. Врач запретил его волновать.

– Я не надолго, – отрезал полицейский, отстраняя её. – Ваше имя? – требовательно спросил он молодого человека.

– Сеньор, – почти спокойно сказал тот, – я не знаю, кто вы, я не знаю, где я. Но я не потерплю неуважительного к себе отношения! Я не какой-то там солдат или крестьянин! Я граф Пиментели!1 Мой предок самого Энрике Бессильного свергал с трона! Я не какой-нибудь там провинциальный дворянчик, чтобы со мной обращались, как с отребьем! Мой род, хоть и не знаменит на всю Европу, как Мендоса, Пачеко или Авила, но это древняя и уважаемая семья! Мы с честью служили и гордо несём своё имя! Я боевой офицер! И не прячусь за спины женщин и детей! – Он постепенно распалялся. И чем возбуждённее он становился, тем труднее мне было разобрать его старомодное произношение. Я итак с трудом понимала португальский этих людей здесь, в городке. А тут еще старомодный испанский. Медсестра безуспешно пыталась его успокоить, бросая на нас яростные взгляды и что-то шепча и жужжа сквозь зубы.

– Хорошо, ваша светлость, – неожиданно кротким тоном сказал полицейский. Я вытаращилась за его спиной: может, чтобы он перестал относиться ко мне, как к скотине, мне надо было назваться герцогиней Кентской или принцессой Монако? – Окажите любезность и расскажите, что с вами произошло.

Я чуть не упала на пол от изумления: этот грубый хам, оказывается, может быть вежливым!

Молодой человек посмотрел на меня. В его лице мелькнуло сомнение.

– Сеньора, – обратился он ко мне. – Я не знаю, дьявольская ли вы сущность или женщина, но я бы чувствовал себя весьма польщённым и признательным вам, если бы вы оказали мне честь своим присутствием и расположились здесь. Сам я, ввиду моего плачевного состояния и к большому моему стыду, не могу предложить достойное вас место или хотя бы обычное кресло. А ваш спутник, кем бы он ни был вообще и для вас, в том числе, как будто, не считает нужным проявить хотя бы мельчайший знак вежливости. Весьма оскорбительно и неприлично с его стороны. Если бы я был здоров, я бы вызвал его на дуэль и наказал за подобное пренебрежение к женщине и неуважение к нам обоим.

Я снова вытаращила глаза. Инспектор моргнул. А медсестра невозмутимо что-то переставляла на столике рядом с кроватью.

– Что? – сдавленно спросил полицейский.

– Дайте даме стул, – прошипела медсестра и села на кровать рядом с потерпевшим.

Полицейский оглянулся на меня, заметил мою отвисшую челюсть, хмыкнул и преувеличенно вежливо подал мне стул. Я ожидала, что он ещё устроит представление с испанскими поклонами, чтобы поиздеваться. Но он удержался.

– Будьте любезны, – ехидно сказал он.

– Благодарю вас, – царственно ответила я, и со всем своим королевским достоинством села, целомудренно прикрыв колени коротковатой юбкой. Полицейский снова хмыкнул.

– Итак, не будет ли ваша светлость столь любезна, чтобы ответить на мои вопросы? – витиевато спросил он. Я не поняла, издевался он над этим юнцом или всерьёз решил пойти ему навстречу хотя бы в этом. – Что приключилось с вашей светлостью?

Он слегка наклонился к нему так, что его поза выражала приниженное подчинение, и придал лицу подобострастное выражение.

Нет, он всё-таки решил посмеяться над ним.

Я снова подумала, что этот бедолага-граф на редкость тупой молодой человек: ему в лицо открыто усмехаются, а он не понимает этого!

Но тот, наверно, привык к подобному подхалимскому отношению и воспринимал издевательскую вежливость инспектора как само собой разумеющееся обращение к нему.

– Прежде, чем мы начнём наш разговор, сеньор, – начал он надменно, – я бы хотел знать, с кем имею честь и чему обязан принимать вас здесь.

Я как будто слышала, как полицейский чертыхнулся про себя. Но благообразное выражение на его лице не изменилось. Лишь слегка дёрнулись брови.

– Полицейский инспектор Жоао Родригу да Коста Силва, к вашим услугам, – вежливо сказал он.

Молодой человек милостиво кивнул. На его лице мелькнула гримаса пренебрежения. Ах, верно. В его время к полицейским относились ничуть не лучше, чем к дворникам. Полицию не воспринимали всерьёз и не возлагали особых надежд на штат, который чем занимался, вообще было непонятно.

– Чему обязан? – спросил он, надменно вздёрнув подбородок.

– Сейчас вы находитесь в больнице, – терпеливо сказал Силва. – А моя задача понять, причастна ли присутствующая здесь сеньора, – он мотнул головой в мою сторону, – к тому, что вы оказались здесь.

Молодой человек хотел что-то сказать, но едва раскрыв, закрыл рот и нахмурился.

– Прошу вас, расскажите, что с вами случилось за последние несколько дней, – вежливо попросил его инспектор, подавшись к нему.

Я мысленно застонала: сейчас опять начнётся экскурс в историю. И оказалась права: молодой человек с недовольным выражением лица начал рассказывать о каких-то сражениях, маршалах, графах, принцах, пушках, ружьях… Я предпочла в это время отключиться и думала о том, как, всё же, не похож этот молодой человек на нынешних мужчин: подтянутый, жилистый, обветренное лицо, белые изящные руки, но вместе с тем крепкие и сильные. Волосы длинные и, хотя он был, как он говорил, в бою, достаточно красивые. Удивительные глаза – глубокие, проникновенные, темно-серые, осенённые густыми чёрными ресницами. Прямой нос, высокий лоб, красивый изгиб губ, волевой, но не тяжёлый подбородок. Лицо не было красивым, но на него было приятно смотреть.

– …А потом я почему-то оказался в темноте, и на меня летели два жёлтых огня, – расслышала я сквозь свои мысли. А, ясно. Это он уже перешёл к рассказу о нашей встрече. Я стала слушать внимательнее. И к своему удивлению услышала почти дословный пересказ истории, уже слышанной от священника, который ожидал журналистов в церкви. Меня интересовал дальнейший рассказ, тот, где, как сказал священник, был огромный пробел, сделанный временем, природой и животными. Но, увы, этот рассказ ещё впереди. И я вряд ли дождусь его: мне уезжать надо было уже довольно скоро.

Полицейский внимательно слушал его, наморщив брови, и что-то быстро записывая в блокнот. В его кармане я заметила уголок высовывавшейся пластиковой коробочки – диктофон или мобильный телефон. Надеюсь, он догадался его включить: для старичка-врача было бы подспорьем для исследований. Да и мне было интересно, чем всё закончится.

Наконец, молодой человек повернулся ко мне.

– Сударыня, – произнёс он, – прошу вас, разрешите мои сомнения: вы человек или демон?

Я уже открыла было рот, чтобы с возмущением ему сказать всё, что я о нём думаю, как он продолжил:

– Хотя, если вы демон, то вы будете это отрицать.

Он замолчал. А я от возмущения вообще потеряла дар речи.

– Если вам так угодно, могу пригласить вам священника, чтобы он при вас меня полил святой водой или что там делается, чтобы доказать вам, что я обычный человек, – наконец проворчала я, насупившись.

Полицейский Силва обернулся ко мне. Выражение его лица мне трудно было бы определить. А лицо молодого человека слегка просветлело.

– Окажите такую любезность.

– Вот и замечательно, – удовлетворённо сказала я, и откинулась в кресле.

– На сегодня довольно, – вмешалась медсестра, решительно вставая с кровати пациента. – Больному требуется отдых.

И столь же решительно она вывела нас из палаты.

– Вы удовлетворены? – спросила я Силву.

Тот снова уставился в пространство. Видя, что сейчас мне от него ничего не добиться, я направилась к выходу, прикидывая по дороге, где тут ближайшая церковь. Ведь я обещала этому блаженному в палате привести священника. Полицейского я оставила в прострации. И, честно говоря, была довольна, что он опять не начал язвить на мой счёт.

Церковь я нашла быстро. А вот со священником были проблемы. Тот, кого я нашла, всеми силами упирался. Я его прекрасно понимаю: принимать участие в таком фарсе – это выставить самого себя на посмешище. Однако я уговорила его, нашёптывая, что молодой человек, возможно, просто тронулся умом. И церковник с распятием наверняка его успокоит, раз он сам выразил такое желание. Измученный моей говорливостью, тот, наконец, сдался.

Когда мы пришли, Силва, по счастью, уже ушёл. В ином случае комедия грозила затянуться. И превратиться в драму, трагедию или фарс с водевилем вместе.

Увидев попа, этот граф расцвёл, как маков цвет. На его лице было такое блаженство, как будто он узрел райские врата. Он едва не бухнулся на колени, стремясь поцеловать ошеломлённому священнику руку. Однако, увидев рядом с ним меня, он переменился в лице. И прежде, чем он успел что-то сказать, я быстро произнесла вполголоса священнику:

– Срочно благословите меня.

– Зачем? – удивлённо спросил он.

– Прошу вас. Благословите меня. Срочно. Вы видите – пациент волнуется?

А молодой человек действительно стал натягивать на себя одеяло, что-то бормоча и крестясь.

Священник размашисто окрестил его, меня и, наверно, по инерции, себя, громко произнеся что-то на латыни. Молодой человек успокоился.

– Вы видите? – обратилась я к нему. – Я не дух, не призрак, не покойница, не ангел тьмы, не сатана. Я обычная женщина. Я могу даже прикоснуться к распятию и выпить святой воды.

Я подошла к кровати, над которой висело небольшое топорно сделанное распятие, и погладила агонизирующую фигурку.

– Не надо меня бояться.

– Я уже ничего не понимаю, – с трудом разобрала я. – Падре, я бы хотел исповедоваться, – обратился он к нахмурившемуся священнику. – Вы ведь не откажете?

Священник метнул на меня тяжёлый взгляд.

– Думаю, я могу выслушать вашу исповедь, сын мой, – со вздохом сказал он.

А затем они оба уставились на меня.

– Что ж, оставляю вас одних, – мило улыбаясь, ответила я, и вышла.

Однако мне было слишком любопытно, а заняться здесь всё равно нечем, поэтому я осталась подождать священника. Может, ему этот молодой человек расскажет правду.

Ждать пришлось долго. Я уже успела изучить все старые журналы на столах, пересчитать плитки пола и сделать мысленно рисунок из трещин на стенках. Я уже отличала в лицо всех медсестёр и санитаров, а с девушкой за стойкой, которая одной рукой печатала на клавиатуре компьютера, а в другой держала телефонную трубку, что-то щебеча в неё, я даже успела перекинуться парой слов.

Наконец священник вышел. Лицо его было озабоченным. Видимо, эта озабоченность и лишила его на время осторожности, поскольку на мой вопрос он серьёзно ответил:

– Или этот молодой человек гениальный актёр, или сумасшедший, возомнивший себя графом XVIII века.

– Он что-нибудь вам рассказал? – вкрадчиво спросила я.

Священник тут же остановился на полдороге и резко спросил:

– Вам до этого какое дело?

– Не очень по-христиански, вам не кажется? – обиженно спросила я. – Тем более, что меня ваш Силва тут держал сначала по подозрению в наезде на него, потом по подозрению в сговоре с ним. Я его знать не знаю, а вижу только здесь. До этого – ни разу. Вполне понятен мой интерес: из-за него я не могу уехать.

Взгляд священника смягчился, но остался суровым.

– Тайну исповеди я не могу нарушать…

– Я и не требую, – перебила его я.

– Но чувства этого юноши в смятении, – продолжил священник. – Он твёрдо уверен, что он граф Пиментели, что он участвовал в войне, что его ранили в сражении в XVIII веке. Он утверждает, что был при дворе Людовика XIV, виделся с мадам де Ментенон. Он говорит, что никак не может поверить, что сейчас он в другом времени, и во Франции нет короля. А когда я ему осторожно сказал, что ни во Франции, ни в Испании, ни в Португалии сейчас не известно имя графов Пиментели, он был поражён и возмущён. Пришлось напомнить ему, что он перескочил на триста лет. Когда он немного успокоился, я его начал осторожно просвещать по поводу реалий нашего времени. Его изумляло всё. Абсолютно всё. Если он актёр, то ему место в столице, в Голливуде.