Блеск

О боже.

Значит, отец жив?!

* * *

Следующие два дня Иванушкина ходила как в вязком тумане. Мозг, словно сверлом, поочередно буравили две мысли:

«Почему мама соврала о смерти папы?»

«Почему отец не сообщил о том, что жив?!»

Она попыталась дозвониться до матери, с которой не виделась уже более трех лет, но та постоянно сбрасывала вызовы, пока не прислала раздраженное эсэмэс – «занята». После бесплодных попыток Анны дозвониться матери ее телефон был вообще отключен. Учитывая их отношения, это было в порядке вещей. Мама развелась с отцом, когда Анна была совсем маленькая. У нее вообще складывалось впечатление, что всю свою жизнь мама воспринимала ее как мучительную, но неизбежную необходимость вроде ежемесячной квартплаты или насморка при простуде. Может, это потому, что Анна была похожа на отца как внешне, так и по характеру? Во всяком случае, этот аргумент выглядел убедительным, принимая во внимание, с каким трепетом мама относилась к ее брату Сергею, который родился ее точной копией… К слову, после того как Анна упорхнула из семейного гнезда, с Сергеем она тоже не поддерживала отношений. Не было их просто, вот и все.

С трудом дождавшись субботы, она запрыгнула в утренний поезд, следовавший в Тверь, и уселась у окна, молча глядя на проносящиеся мимо деревья.

Странная встреча с мрачным незнакомцем в переходе уже начинала казаться Анне каким-то нелепым сном, о котором забываешь в ближайшие пару минут после пробуждения, и лишь врожденная привычка доводить начатое дело до конца заставила ее проверить слова бывшего зэка. Подумать только, ведь она не видела отца почти двадцать лет! Точно, тогда Анне было, если ей не изменяет память, восемь лет!

Она задумалась. События тех дней настолько прочно укоренились в ее памяти, что ей казалось, словно все произошло буквально на днях…

* * *Воронеж, 2003 г.

– Вот пошли провалы, начались облавы, / Много стало наших пропадать! – старательно вытягивала маленькая Аня. – Как узнать скорее, кто же стал шалавой… / Чтобы за измену покара-а-ать!

Она сидела на старом обшарпанном комоде в прихожей при полном параде – куцая выцветшая курточка, застегнутая до самого подбородка, вязаная шапка с помпоном и стоптанные сапоги, на которых постоянно расходилась «молния». Она специально оделась заранее в ожидании прихода отца и мужественно терпела липкую духоту, которая обволакивала ее горячим одеялом.

– Мурка… – снова заголосила Аня, энергично болтая ногами. – Ты мой Муре-е-ночек! Мурка…

Взгляд небесно-голубых глаз девочки остановился на выдранной из журнала мод странице, криво болтающейся на гвозде. На снимке была изображена Татьяна Бельская, в ослепительно-белой шубке, рядом с «Мерседесом».

– …ты мой котеночек… Мурка, Маруся Климова, прости любимо-о-о-го!

Видимо, классика блатного шансона в исполнении Ани звучала настолько громко, что в коридор вышла бабушка. Вытирая натруженные руки полотенцем, она неодобрительно посмотрела на внучку:

– Можно потише? А то соседи подумают, что у нас притон открылся…

– Притон? – переспросила Аня и убрала челку, прилипшую к вспотевшему лбу. – А что это?

– Вырастешь, узнаешь, – пробурчала бабушка. – Раздевайся. Не придет он.

Аня насупленно покачала головой:

– Обещал – значит, придет.

И, помедлив, затянула по новой:

– Мурка! Ты мой Муреноче-е-ек! Мурка…

– Тьфу, – в сердцах бросила бабушка. – Юль! Она не раздевается!

Она уперла руки в бока, а спустя мгновение из комнаты выглянула мама. Укачивая крошечного Сережу, она смерила непослушную дочь сердитым взглядом.

– Маруся Климова-а-а, – на последней ноте Аня закашлялась.

– Хватит орать! – прошипела мама. – Я только его укачала, а ты здесь воешь! Раздевайся, бабушка тебе что сказала?!

– Не буду, – заупрямилась девочка.

– Ты смотри на нее, – возмутилась бабушка. Шагнув к Ане, она попыталась расстегнуть куртку внучки, но та неожиданно взбрыкнула, цапнув пожилую женщину зубами за пальцы.

– Ах ты зараза! – охнула бабушка, отдергивая руку. – Юль! Она меня укусила!

– Что тут удивительного, – процедила мама, продолжая укачивать хнычущий сверток. – Упертая, вся в папашку своего… Ну, сиди хоть до пенсии. Он все равно не придет, вот увидишь.

Она скрылась в комнате, но Аня не придала значения маминым словам. Она всегда наговаривала на папу, особенно когда тот съехал от них. Может, она завидовала, что папа сейчас придет за ней, а не за мамой?

Бабушка тоже двинулась на кухню. Дуя на укушенную руку, она пробормотала:

– Столько возни из-за какого-то проходимца… Хоть бы раз выполнил обещание!

Аня осталась одна. Петь больше не хотелось, болтать ногами тоже. И с каждой минутой становилось жарче и жарче, словно ее запихнули в раскаленную духовку. Может, папа и правда сегодня за ней не придет и ей стоило бы раздеться?

«Нет, – решила девочка. – Буду ждать до последнего!»

Поправив куртку, она положила ногу на ногу, с недовольством обратив внимание на отслоившуюся подошву. Поразмыслив, она выудила из кармана куртки маленький комок из фольги, в котором она хранила бывшую в употреблении жвачку. Однако сейчас некогда сладкая жевательная резинка была твердой, и Аня кинула грязно-белый шарик в рот. Когда тот достаточно размягчился, Аня с его помощью склеила отходившую подошву. Получилось кое-как, но это лучше, чем было.

В это же мгновение в дверь позвонили, и Аня вздрогнула.

– Папа, – прошептала она и невольно улыбнулась. Спрыгнув с комода, Иванушкина кинулась открывать дверь. И замерла, глядя на отца широко распахнутыми глазами.

– Привет, принцесса, – улыбнулся он, заходя внутрь. Подхватил Аню своими сильными руками, целуя в щеку. Она крепко прижалась к отцу, вдыхая узнаваемый запах отца, присущий только ему – смесь мужского одеколона, сигарет и осенней свежести.

– Пап! – взвизгнула Аня. – А они говорили, что ты не придешь!

– Ну, видишь, а я пришел, – резонно заметил отец, подмигнув ей.

– Я скучала!

– И я тоже очень скучал. Смотри, что я тебе привез.

Осторожно поставив дочь на пол, он залез во внутренний карман дубленки и извлек оттуда прямоугольную коробочку.

Аня с надеждой уставилась на подарок.

– Что это?!

– Телефон. Теперь если что, ты всегда сможешь мне позвонить.

– Ура! Спасибо большущее!!

Они не заметили, как в прихожей, словно две тени, появились мама с бабушкой. Их лица были такими, будто на пороге стоял судебный пристав, намеревающийся описывать имущество.

– Лев, ребенок три часа в прихожей просидел, – проворчала мама, запахиваясь в домашний халат. – Не стыдно?

Отец не ответил, одарив бывшую супругу снисходительной улыбкой. Мама сдвинула брови:

– Ты выпивший, что ли?

– Почему сразу выпивший? – добродушно ответил Лев. – У меня дела были, задержался чуток.

– Деловой, – хмыкнула бабушка и покачала головой. – Посмотрите на него, люди добрые! Какие там у тебя дела могут быть, когда дочь родная скучает?!

Мама фыркнула:

– Голову какой-нибудь дурочке опять задурить, какие еще у него дела могут быть…

– Я смотрю, вы сами без меня прекрасно общаетесь, – заметил Лев. – Даже отвечать на вопросы не надо.

Чувствуя, что назревает очередной скандал, Аня потянула отца за рукав:

– Пап, пойдем на улицу. А то мы погулять не успеем.

– Конечно, моя принцесса, – отозвался он. – Идем.

– Чтобы к семи дома с ней был! – предупредила мама. – Ей еще уроки делать!

Кивнув, Лев с Аней вышли из квартиры.

В лицо тут же ударил колючий ветер, и она зажмурилась, крепко сжимая отцовскую ладонь. Свинцовые тучи висели так низко, что, казалось, до них можно было дотянуться. Наступив в лужу, Аня поморщилась – склейка из жвачки оказалась неважной, и ногу моментально обдало жгучим холодом.

– Па, пойдем на горку, – предложила она, переступая с ноги на ногу.

Отец перевел взор на железную горку, сплошь покрытую ржавчиной, затем посмотрел на яму у самого низа горки, наполненную слякотью.

– Знаешь что, принцесса? Пойдем-ка мы с тобой в гости, – решительно сказал Лев и повел Аню со двора.

– А на горку?

– На горку в следующий раз.

Девочка согласилась без раздумий, даже не подозревая, что ни на какую горку в ближайшие двадцать лет она с отцом уже не пойдет.

Аня думала, что они пойдут на остановку, но папа взял такси, и уже через полчаса они входили в подъезд панельной девятиэтажки.

– А кто тут живет? – задала она вопрос, снимая шапку.

– Мои друзья, – последовал ответ. – Тебе понравится.

Из кухни доносился веселый смех и бренчание гитары, в коридоре витал запах сигаретного дыма. В тесной прихожей Аня села на обувницу, чтобы разуться. Лев сразу заметил влажный носок, когда она стянула с ноги сапог с отклеившейся подошвой.

– Это что за безобразие? – нахмурился он.

Аня пожала плечами.

– Сапог порвался, – простодушно ответила она.

– А почему тебе мама новые не купит?

Она аккуратно засунула шапку в рукав поношенной курточки и сказала, серьезно глядя на отца:

– Она говорит, ты на меня алиментов не платишь.

Отец на мгновение смутился, но тут же взял себя в руки:

– Твоей маме только повод дай… Всегда найдет, к чему придраться. Ладно, пошли.

– Па, мне тут надо…

Она просительно посмотрела на отца, и тот понимающе кивнул:

– Ну, иди сама, ты взрослая уже. Вон, видишь дверь?

Лев направился на кухню, а Аня поспешила в туалет. Она потянула на себя дверь и, шагнув вперед, замерла. Санузел в квартире папиных друзей был совмещенным, и в ванне сидела молодая обнаженная женщина. В одной руке незнакомка держала пухлую книгу, в другой – бутылку красного вина.

«Преступление и наказание», – машинально прочитала Аня название на потрепанной обложке. Взор девочки сместился на стройное тело женщины. Из-за падающего света от ламп капли воды на ее коже смахивали на крохотные бриллианты.

– Опа, – проронила женщина, заметив Аню. – Ты кто?

– Аня. Я пописать, – объяснила девочка, мельком глянув на унитаз.

– Писай, – усмехнулась она. – А я Марина. А кто там пришел?

– Мы с папой.

Марина подняла бутылку и сделала глубокий глоток прямо из горлышка. Несколько рубиновых капель попало на ее точеный подбородок.

– А кто у нас папа? – снова поинтересовалась она.

– Лев, – нетерпеливо ответила Аня, которой уже начали надоедать бесконечные расспросы. – Лев Сергеевич. Отвернитесь, пожалуйста.

– Хороший у тебя папа, – протянула Марина и многозначительно улыбнулась девочке. Поставив бутылку на кафельный пол, она задернула шторы, и теперь Аня могла видеть лишь расплывчатый силуэт странной женщины.

– Где ты, принцесса? – услышала она голос папы, когда вышла из туалета. Иванушкина зашагала на кухню, мокрый носок оставлял на вытертом паркете влажный отпечаток.

Небольшая кухня была заполнена взрослыми людьми, и, судя по пустым бутылкам, которыми был заставлен весь подоконник, гуляли здесь не первый день. Кроме сигаретного дыма пахло свежесваренным борщом, кастрюля с которым высилась на замызганной плите. Лев разливал вино, на его коленях уже примостилась светловолосая девушка в капроновых колготках и короткой юбке.

– Анютка! – воскликнул темноволосый мужчина, затушив окурок в пепельнице. – Как ты выросла!

Глаза Ани радостно блеснули – хоть одно знакомое лицо!

– Дядя Жень! – она кинулась к мужчине. – А я и не знала, что вы тут будете!

– Он сам не знает, где и когда будет, – заявил другой мужчина, тасующий карты. У него было утомленное лицо, и он постоянно шмыгал носом. – Меня, кстати, дядя Рома зовут.

– Здрасте, дядя Рома, – протараторила Аня, залезая на колени к Евгению. Тот с улыбкой поднял девочку вверх.

– Мать, да ты выросла как! – восхищенно проговорил он. – Я тебя скоро и не подниму. И глазастая какая!

Аня засмеялась.

– Тоже погулять с папкой решила? – прогундосил Роман, начиная раздавать карты.

– Ага.

– Может, споем что-нибудь? – вдруг предложил Евгений. – А?

– Давайте, – обрадовалась девочка. – Мурку!

Блондинка, сидящая на коленях отца, захихикала.

– Почему бы и нет, – с готовностью сказал Евгений. Выдвинув табуретку на середину комнаты, он добавил:

– Залезай…

Аня тут же вскарабкалась на табуретку и, одернув платьице, затянула:

Речь держала баба, звали ее Мурка,Хитрая и смелая была-а…Даже злые урки – и те боялись Мурки,Воровскую жизнь она вела-а-а…

Начался припев, и к тоненькому голоску Ани добавился раскатистый бас Евгения. Раздались аплодисменты, а блондинка звонко крикнула:

– Браво!

– Ладно, попели и хватит, – внезапно сказал Лев. Мягко сдвинув с колен девушку, он снял дочь с табуретки. – Голос сорвешь. Давай лучше в картишки перекинемся?

У сидящих за столом мужчин глаза полезли на лоб.

– Лев, ты серьезно? Хочешь с малой играть?

– Может, ей лучше мультики включить? – поддержал приятеля Евгений.

Губы Льва тронула снисходительная улыбка.

– Эта малая, как вы выразились, вас без штанов оставит. Да-да. Знаете, как она карты запоминает? Как фотоаппарат. Вся в меня, в общем. И умная в придачу…

– Умная – это в меня, – вставил Евгений, с заговорщическим видом посмотрев на Аню, как если бы их связывала некая тайна.

– Сдавай, – скомандовал Лев и выложил на стол стопку купюр. – Принцесса, садись рядом.

– Ну, держитесь, – сказал Евгений, и, собрав колоду, принялся тасовать карты. – А ты, красавица, не подглядывай!

– Мог бы не предупреждать, – осадил его Лев. – Она и так знает, что смотреть в чужие карты нельзя.

Первую партию выиграл Роман, и этим не преминул воспользоваться Евгений.

– Что, утерли вам нос? – дразнящим голосом проговорил он. – А говоришь – как фотоаппарат…

– Ничего, мы только разогреваемся, – с хладнокровным видом ответил Лев. – Сдавай.

Вторую партию выиграл Евгений, но и это не смутило Иванушкиных. Потому что вскоре удача повернулась к ним, и Лев принялся выигрывать раз за разом. Аня сосредоточенно следила за картами, изредка что-то нашептывая отцу на ухо, и тот одобрительно кивал.

Все четверо были настолько поглощены игрой, что никто не заметил, как пролетело время. Между тем стрелка часов приближалась к двенадцати ночи. Несколько раз звонила бывшая супруга, но Лев не отвечал на звонки, а потом и вовсе перевел телефон на беззвучный режим. Стопка денег перед ним медленно, но неуклонно росла. Выражения лиц Евгения и Романа, поначалу снисходительно-бравурные, сменились на серьезные, а затем и вовсе стали разочарованными.

– Ладно, мы все поняли, – сдался Евгений. – Вы серьезная пара, вас не одолеть… Давай хоть партию без твоей принцессы.

– Я же говорил, – усмехнулся Лев. – Что, порвали мы их, Анна Львовна?

– Порвали, – сонным голосом подтвердила девочка и зевнула. Глаза ее слипались, и она все чаще прислонялась к отцу. В какой-то момент она почувствовала, как тот засунул в ее карман толстую пачку денег.

– Купишь себе новые сапоги, – шепнул Лев. – Или кроссовки, сама решишь…

– Ага, – пробормотала в дремоте Аня. – И «тамагочи»…

– Обязательно.

Папа собирался добавить что-то еще, но этому помешал страшный грохот, прозвучавший из прихожей. Испуганно взвизгнула блондинка, вышедшая в коридор с бокалом вина.

Дальнейшее Аня помнит как кошмарный сон. Громадные фигуры милиционеров быстро заполонили тесную кухню, и прежде чем кто-то из игроков успел что-то понять, все трое были мгновенно уложены лицом в пол и на их запястьях защелкнулись стальные «браслеты». Аня в ужасе наблюдала за происходящим, не в силах вымолвить и слова. Отец, как мог, успокаивал ее, неизменно называя «принцессой». Затем один из вошедших принялся заполнять какие-то бумаги, второй торопливо собирал деньги, упавшие во время потасовки со стола, а третий, к изумлению Иванушкиной, как ни в чем не бывало, принялся есть уже остывший борщ, черпая его половником прямо из кастрюли.

– А говорят, народ бедствует, денег у него нет, – с ехидством заметил оперативник, который пересчитывал деньги. – Откуда такие доходы, ребята?

Ответом ему было гробовое молчание.

– Еще ребенка приучаете к азартным играм, – продолжал милиционер. – Ладно. Это нам моральная компенсация… А то затрахались вас искать по всему городу.

– Это точно, – поддержал напарника тот, что хлебал борщ. Смахнув с подбородка капли, он сказал, и в голосе его звучало неприкрытое восхищение:

– Это ж надо придумать такое – целый завод спереть и иностранцам продать! Эх, парни… Ваши бы мозги да на хорошие дела!

Он махнул половником и зачерпнул очередную порцию.

– Кто нас сдал? – процедил Лев.

Милиционер, заполнявший протокол, поднял воспаленные от недосыпа глаза:

– Слава богу, есть еще приличные люди.

Покрутив в руках ручку, он снова вернулся к писанине.

– Ребенок чей? – осведомился он, не отрываясь от работы.

– Это моя дочь, – ответил Лев. – Отвезите ее домой. Там, наверное, уже мать с ума сходит.

– Разберемся, – невозмутимо пообещал милиционер. – Сначала показания прочитаете, распишитесь… Все по закону.

– Мужики, вы что, звери, что ли? – не выдержал Лев. – Да она дитя совсем, ей в школу завтра к первому уроку! Принцесса?!

– Я тут, – пискнула Аня.

– Какой у тебя первый урок?

– Э… Матеша… – неуверенно ответила она. – Пап… А тебя точно отпустят?

– Конечно, – бодро отозвался отец. Он повернул голову, стараясь разглядеть сидящую за столом дочь. – Я ж ничего такого не сделал. Твой папа честный человек, так что завтра утром, пока ты будешь на своей матеше, меня уже отпустят.

Милиционеры засмеялись, а тот, что чавкал борщом, и вовсе поперхнулся, и Аня обреченно поняла, что папа просто пытался ее успокоить. Никто и никуда его, похоже, не собирался отпускать…

…В купе заглянул проводник, и она от неожиданности вздрогнула. Обрывки воспоминаний двадцатилетней давности рассеялись, будто уносимые ветром обрывки тумана.

– Тверь через десять минут, – заученным голосом объявил проводник. Анна быстро допила чай. Когда за окном появилась станция, она, подхватив рюкзак, ринулась к выходу.

До исправительной колонии она добиралась на автобусе, который долго трясся по колдобинам. На лицах пассажиров, в основной своей массе женского пола, застыла печать тревог и бессонных ночей.

«Вот судьба у людей, – хмуро подумала Анна. – Какой-нибудь идиот по пьянке разбил голову собутыльнику, а жена или мать теперь ему передачки возят…»

Наконец автобус прибыл на конечную остановку, и после долгих и муторных проверок Анну пригласили в специально выделенную комнату. Разглядывая обшарпанные стены, Иванушкина внезапно почувствовала странное волнение, граничащее с возбуждением. Неужели через пару минут она увидит отца?! Или все это ей снится?

«Господи, я на первом свидании так не переживала», – пронеслась у нее мысль, и Анне стало смешно. Она потерла носком кроссовка глубокую царапину на почерневшем от грязи линолеуме. Лязгнула стальная дверь, и она резко вскинулась, всматриваясь сквозь стекло, разделяющее комнату свиданий. Сердце бухало так, словно собиралось вырваться наружу, пальцы девушки стиснули брелок-«тамагочи».

В комнату вошли двое – конвоир и высокий мужчина, в котором Анна мгновенно узнала отца.

– У вас есть пять минут, – предупредил тюремщик и, сняв со Льва наручники, встал возле двери, глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.

Анна хотела возмутиться, ведь она специально узнавала и выяснила, что длительность краткосрочных свиданий составляет четыре часа, но увидев, как отец сел напротив, у нее в горле появился комок, и она забыла обо всем на свете.

– Привет, принцесса, – улыбнулся Лев, и она торопливо смахнула выступившую слезу. Несмотря на минувшие годы, отец почти не изменился, лишь слегка посеребрились волосы на висках да вокруг глаз появились новые морщинки. Все тот же пронзительный взгляд, излучающий непоколебимую уверенность.

– Привет, папа, – выдавила она, заставив себя улыбнуться в ответ.

– Выросла ты, обалдеть просто. Прямо красавицей стала, – искренне сказал Лев.

С губ Иванушкиной уже было готово сорваться «ты тоже хорошо сохранился», но она промолчала. Она просто молча смотрела на отца.

– Теперь уже на ручки тебя не возьмешь, не подвинешь, – продолжал Лев. – А помнишь, как я тебя однажды подбросил, а ты головой в люстру вписалась?

Анна кивнула.

– Мать потом орала как резаная – мы плафон один разбили, – вспомнила она.

– А ты хохотала на весь дом, – подхватил отец. – Не поверишь, но я только и думал все эти двадцать лет – вот бы еще раз услышать, как ты смеешься… Гляжу, ты с моим подарком не расстаешься. Это очень трогательно.

Он показал на брелок-«тамагочи», который Анна не выпускала из рук.

– Почему всего пять минут? – спросила она. – Я думала, мы нормально пообщаемся…

– Здесь все по-другому, солнышко, – пояснил Лев. – У меня недавно взыскание было, даже на это свидание пришлось начальство уговаривать. Может, в следующий раз и подольше получится…

Анна глубоко вздохнула:

– Мама сказала, что ты умер. И я поверила.

Улыбка на губах Льва слегка угасла, и он забарабанил пальцами по исцарапанной поверхности стола.

– После того как менты меня домой вернули, мы больше о тебе никогда не говорили, – вновь заговорила девушка. – А что тебя на двадцать пять лет осудили, я вообще от соседки узнала. Н-да, вот так мама…

Помолчав, она прибавила:

– И она еще говорила, что врать нехорошо.

Лев пожал плечами:

– Я ее не виню.

– Зато я виню! – вспылила Анна. – Как можно было скрывать от ребенка такую правду?! Эта ложь ничем не оправдана!

Лев выглядел смущенным, и в какой-то момент ей показалось, что сейчас отец будет защищать мать. Так оно и вышло.

– Просто она боялась, что если мы будем общаться, ты не той дорожкой пойдешь, – сообщил он.

Анну бросило в жар.

– Разве я не имею права сама решать? – тихо спросила она. – Неужели она не понимала, что рано или поздно все всплывет наружу?!

– Бог с ней, принцесса, – нетерпеливо сказал отец. – Время на исходе, и я тебя, собственно, по важному делу искал. Меня скоро по УДО могут выпустить и…

Кашлянув, он слегка подался вперед к стеклу.

– У меня тут небольшие трудности, – понизив голос, произнес он. – Кое-кто не хочет, чтобы я жил прежней жизнью и вернулся к тебе…

– Нужны деньги? – быстро сообразила Анна. Она перехватила скучающий взгляд конвоира – похоже, он ничего не слышал или не понял.

Отец кивнул.

– Время терпит, это не срочно, принцесса. Недели три у тебя точно есть. Прости, но мне просто не к кому обратиться. Ты – мой единственный близкий человечек, – сказал он, и у Анны защемило сердце.

– Осталась минута, – подал голос конвоир, и она торопливо сказала:

– Скажи, сколько надо. Я все сделаю.

– Пятнадцать, – чуть слышно промолвил Лев.

– Тысяч?

Он посмотрел на нее с сочувствием, как смотрят на умалишенных, и Анна все поняла.

«Конечно, дура ты эдакая, – хихикнул внутренний голос. – Очнись, детка. Какие тысячи? Стал бы тебя отец беспокоить по таким пустякам… Речь идет о миллионах».

– Пап, это нереально же… – Голос ее предательски дрогнул.

Лев перестал барабанить пальцами и отодвинулся назад. Лицо его приняло бесстрастное выражение.

– Все в порядке, принцесса, я понимаю. Все равно хорошо, что приехала, хоть повидались. Матери не говори только, что теперь знаешь про меня. Слушай, я твои контакты оставлю на всякий случай? Чтоб тебе позвонили, если со мной что-то…

– Пап…

– Время! – известил конвоир, отец поднялся.

«…если со мной что-то…»

Обрывок этой жуткой фразы хлестнул, словно крапивой по открытой ране, и Анна тоже вылезла из-за стола. Глядя, как на отца надевают наручники, она крикнула:

– Пап, я придумаю что-нибудь!

Лев выдавил напряженную улыбку и сложил большой и указательный пальцы, показывая, что все «ОК».

И лишь когда отца увели, слезы хлынули из ее глаз.

«Пятнадцать миллионов. Пятнадцать миллионов», – безостановочно долбилось у нее в голове, словно железный клюв.

В поезде она в очередной раз прокрутила в памяти встречу с отцом. Почему-то в сознании вновь замелькали кадры из прошлого – как после задержания ее в милицейской машине привезли к маме, как она, тайком нащупывая пачку денег, которые ей успел передать отец, заходила в квартиру, как, заливаясь слезами, ее тормошила мама…

«Больше ты к этому козлу в жизни не подойдешь!!! – визжала она. – Я все для этого сделаю!»

Аня, сонно моргая, таращилась на нее. Наконец она вытащила деньги и протянула матери:

– Успокойся, не надо кричать… Вот. И себе что-нибудь купи.

Девочка успела заметить, как вспыхнули глаза мамы, и она умолкла, быстро забрав деньги… С тех пор до сегодняшней встречи отца Аня не видела.

* * *

В офис Иванушкина ехала со смешанным чувством тревоги и надежды.