Идущая следом

– Ирина Александровна.

Ход, наверное, правильный, потому что удивление я вызвала. Они не поняли, сколько мне лет. Выгляжу я неплохо, как я уже говорила, одеваюсь современно: на мне узкие голубые джинсы по бедрам, стильная тенниска, дорогие белые кроссовки. А представляюсь по имени-отчеству. Правильный ход, за который я вознаграждена удивленно-заинтересованным взглядом Ивана и одобрительным кивком Алексея Юрьевича.

– Милые дамы, у нас есть шампанское, – опять неожиданный поворот, – если вы нам составите компанию – мы будем вам очень признательны.

Вот что значит человек, мужчина старой закалки! Все вежливо, красиво, интеллигентно.

– Шампанское? – это Зинаида Васильевна принимает подачу, – а по какому поводу? – И одобрительная улыбка, чтобы не подумали – не дай бог! – что она против.

– Повод есть. – Алексей Юрьевич достает шампанское и попутно весело объясняет, – во-первых, за знакомство, а во-вторых, мы с сыном давно не виделись, а тут ….

Он коротко объясняет, что Иван был в длительной загранкомандировке, больше двух лет. Вот вернулся, сразу приехал к отцу, и теперь они едут к нему. Погостить, так сказать. Ну что ж, повод достойный. Зинаида Васильевна со смешной хозяйственностью лезет в свою сумку:

– А у меня закуска. – И достает… вареную колбасу.

Я не выдерживаю:

– Аккурат к шампанскому, – стараюсь сказать это весело, необидно.

Вроде получилось, потому что Зинаида Васильевна не обижается:

– Так поесть-то все равно нужно, – говорит она. Все правильно, мужчинам в этом возрасте нужна заботливая хозяйка. Ход правильный, но стандартный. Если рассчитывать на стандартного мужчину, то сработает. Опять же если не перебьет какая-нибудь молодка оригинальным броском. Но я пока еще не решила, на ком из мужчин я остановлюсь.

– А у меня есть сыр, – это Даша тоже лезет в сумку.

– Это уже ближе, – одобряю я. Неплохо, Дашенька. Сыр, если особенно какой-нибудь приличный, вполне положительный штрих. И еда, и довольно интеллигентно, не вареная колбаса. Имеется в виду к шампанскому, конечно. Если бы была водка, то лучше колбаса и огурчик соленый. Сыр к водке прозвучал бы безвкусицей.

– А Вы, Ирина Александровна, к шампанскому предпочитаете шоколад? – Иван подчеркнуто вежлив и почти официален, – или клубнику?

Я перевожу на него взгляд. Душно у нас в купе, губы все время сохнут, и лицо горит. И не только у меня, как я замечаю – у Ивана тоже щеки чуть лихорадочные. И у Даши. Еще и не выпили, а уже раскраснелись.

– Лучше шоколад.

Я не объясняю, что от клубники много отходов и аллергия. Да и незачем объяснять. Объясняешь, как будто оправдываешься. А простая фраза из двух слов, да еще произнесенная с правильной интонацией, чуть вопросительно-ожидающей, дескать, я-то знаю, чего хочу, а вот вы, дорогой товарищ, спросили просто для поддержания разговора или готовы исполнить любую прихоть? Эта фраза – маленький тест.

– Шоколад, так шоколад. – Иван совершенно спокоен. Он поворачивается и достает из сумки большую плитку шоколада. Незнакомая какая-то марка. Я не могу сдержать одобрительной улыбки:

– А если бы я запросила клубнику? – я спрашиваю как бы про себя, с интересом, причем совершенно искренним, рассматривая обертку шоколада. Ответа я вообще-то не жду, ему можно просто засмеяться: повезло, так повезло. Но Иван неожиданно отвечает:

– Так ресторан же есть.

– А если там нет? – глупый, неправильный ход, я понимаю это сразу, но слово – не воробей. Почему неправильный? Потому что очень откровенно показывает, что тебе приятно, что он готов что-то сделать для тебя. И навязчиво предлагает продолжить тему ухаживания. А это крайне вредно – навязываться.

– Слишком много «если», – неожиданно смеется Иван. – Проблемы нужно решать…

– По мере…, – киваю я.

Пока мы разговаривали, Зинаида Васильевна и Даша накрыли, да что там «накрыли» – сервировали стол. Молодцы, женщины. Правильные. Пластиковые стаканчики, аккуратно нарезанная колбаса, сыр, кстати, в меру приличный, хлеб, зелень, огурцы, помидоры, шоколад и несколько дорогих конфет. Похоже, Дашиных. А Алексей Юрьевич умело открыл шампанское.

– Первый тост – за знакомство! – весело провозглашает он.

Пока мы пьем шампанское, очень даже хорошее, мне нужно все-таки определиться. Нет, можно, конечно, и двоих сразу приручить, по крайней мере, попробовать. Потому что выбрать трудно. Давай проанализируем. Алексей Юрьевич, конечно, мне больше подходит. Что уж там не говори, но мне не …. В общем, я не Даша. Иван, может, этого и не знает, мужчины в этом плохо разбираются, но я-то в курсе, как говорится. И все равно сейчас слово за слово, что-то о себе рассказывать придется, и если через часа два выяснится, что я намного его старше, а я тут стрелять глазами буду и всячески его поощрять и завлекать, то потом это будет… смешно. И некрасиво. Старая перечница на молодого загляделась. И Дашенька с торжествующей улыбкой уведет его прямо у меня перед носом. Проигрывать я не люблю. И никогда не проигрываю. Знаете почему? Потому что играю мастерски. Если партия проигрышная с самого начала, я в нее и не ввязываюсь. Не могу же я всем нравиться. С возрастом и опытом это понимаешь все отчетливей, учитываешь уже и возрастной ценз, и социальное положение. Значит… Алексей Юрьевич. Я еще раз осторожно взглядываю на Ивана, как бы мысленно прощаясь. Нет, я с ним тоже буду разговаривать, смотреть, улыбаться, но все это будет не для него. И опять чувствую какой-то комок в горле. И хочется снова облизать пересохшие губы. Боже ж ты мой, да он мне нравится, похоже! Этот мальчик? Да ты с ума сошла. Быстренько переключаемся на папашу. Тем более что он очень даже ничего. Простите, Зинаида Васильевна, но Вам тут не светит.

Время пролетает совсем незаметно. После шампанского на столе появилось вино, откуда-то еще появилась совсем другая колбаса и совсем другой сыр, я даже не заметила, откуда все берется. Помнится, что-то там мы пролепетали часа через два после начала нашего застолья о том, что надо бы скинуться денежками, но мужчины были категоричны: мы, мол, проставляемся, у нас, мол, повод, а вам, милые дамы, мы благодарны за участие, поскольку ваше присутствие создает нам настоящий праздник. Ну и спасибо.

Мне очень хочется рисовать. Я прямо вижу свой рисунок: вагонное окно, и размытые силуэты пассажиров. Кто-то расслаблен, кто-то подался вперед, кто-то взмахивает рукой, объясняя или доказывая что-то, кто-то задумчиво подпирает голову. На столе бутылка и пластиковые стаканчики. Лица нечетки, силуэты в движении и все на фоне пролетающего мимо темного леса. И название: «Пролетающие мгновения». Или «Пролетающая жизнь». Я это нарисую. Если картинка возникла в моей голове, она будет и на бумаге. Картинки часто возникают – иногда конкретные, которые я увидела где-то, но чаще просто вымышленные образы. Можно было бы даже сказать «видения», если бы я не боялась показаться сумасшедшей. В общем, что-то возникает в голове, и я рисую. Просто рисую, для себя, но как это ни странно, их выставляют. Рисунки мои. И даже покупают. Я этим не занимаюсь, этим занимается моя сестренка. Это она договаривается об участии в выставках, это она посылает мои работы в какие-то журналы и издательства, это она оформляет все необходимые документы и бумаги. Я благодарна ей чрезвычайно, потому что сама этого не сделала бы никогда. А так мне приятно. По первости я предлагала ей все гонорары делить пополам, но она отказалась. Я настаивала – она обиделась. Тогда с каждого нового поступления денег я стала покупать ей и ее семье подарки. Это было приятно, но обременительно, потому что придумывать становилось с каждым разом все труднее, да и некогда мне по магазинам бегать. К счастью, Галинка все поняла, и теперь мы честно делим гонорары пополам. Не то чтобы большие деньги, но на мелочевку хватает.

– Ирина Александровна, вина или шампанского? – Алексей Юрьевич смотрит на мой опустевший стаканчик и улыбается. Он, конечно, уже мой. На этот вечер целиком и полностью. Но, надо отдать ему должное, ведет себя на редкость стойко и прилично. Разговаривает со всеми, улыбается Зинаиде Васильевне, не забывает подлить вина и ей, и Даше. Но в том, как он смотрит на меня, как вдруг теплеет его взгляд, когда мы встречаемся глазами… ошибиться нельзя.

– Вина, – я пододвигаю ему свой стаканчик, – и может, мы немного приоткроем дверь? Душновато у нас…, – я улыбаюсь. Дверь мы закрыли перед тем, как откупорить шампанское. Пить-то вообще-то в поездах вроде как сейчас нельзя….

– Да, тепло, – весело соглашается Алексей Юрьевич, – но можно сходить проветриться, в коридоре должно быть прохладно….

Вот и первый звонок. Но не успеваю я согласиться или отказаться идти «проветриваться», а это значит, по мнению мужчины, побыть наедине и возможно поцеловаться, чего я вообще-то не делаю никогда, но он-то этого не знает, в общем, не успеваю я и слова сказать, как Иван, не прерывая своего разговора с Дашей…, а они, кстати, уже сидят рядом. Я не сказала? Да, при каком-то очередном движении, когда появлялась другая колбаса и вино, они незаметно переместились: Алексей Юрьевич оказался у окна, а Даша – посередине, между ним и Иваном. И компания незаметно, совсем-совсем незаметно поделилась на две группки. Условные, условные! Мы продолжаем общаться все вместе, но… группами. Одна группа – это Алексей Юрьевич, Зинаида Васильевна и я, и другая – это Иван и Дарья. Жаль, что не Марья: точно по классике бы было. Так вот, Иван, не прерывая своего разговора с Дашей, приоткрывает дверь, и из коридора в купе проникает свежий, действительно прохладный воздух.

– Ой, хорошо-то как! – искренне восклицает Зинаида Васильевна, – здесь и правда было очень душно. А мы привыкли и не замечаем…

– Ну как же не замечаем, вон все как раскраснелись, – смеется Алексей Юрьевич.

– Действительно нужно сходить проветриться, – чуть кокетливо говорит Зинаида Васильевна, – да и размяться немного.

– И покурить, – Даша смотрит на Ивана, она весела и как-то даже, я бы сказала, раскрепощена, – а то с вами так и курить бросишь.

Но Иван просто смеется. И тут начинает происходить непонятное движение. Первой встает Зинаида Васильевна, и неожиданно обращается к Алексею Юрьевичу.

– Пойдемте, проветримся, Алексей Юрьевич, пусть молодежь без нас выпьет.

Разочарование, мелькнувшее в глазах мужчины, тронуло меня до глубины души и рассмешило одновременно, но я… я не рассмеялась, я поощрительно, с пониманием и чуть обещающе улыбнулась, поймав его взгляд. Дескать, иди, обязательно иди, чтобы потом никто никого не заподозрил. А у нас с тобой еще все впереди. И он встает.

Даша, взглянув на меня заговорщицки, предлагает:

– Пойдем, покурим?

Я улыбаюсь с подчеркнуто-явным разочарованием:

– Не курю.

– Это правильно, – покровительственно и радостно говорит Даша, доставая сигаретную пачку из сумочки, – правильно. – И она поворачивается к Ивану, – пойдем?

– Я, Дашенька, тоже не курю, – неожиданно произносит Иван, – иди, – он мягко улыбается, – только возвращайся быстрее.

И опять разочарование, теперь в глазах Даши. Смягченное, правда, его словами и его интонацией… о, боже мой, точно такой же, как мой взгляд: поощрительно-понимающий и многообещающий: иди, дескать, у нас еще все впереди. И тут я не выдерживаю: я начинаю смеяться. Слава богу, все ушли, в смысле все, кто не играет в эту замечательную игру. А Иван, он тоже начинает смеяться. Мы хохочем секунд тридцать, потом он резко пересаживается на мою полку и привлекает меня к себе. Вино, пустое купе, и ощущение близкого по духу человека, сыграли злую шутку: я отвечаю на его поцелуй. Все-таки флирт – опасная игра. Можно и заиграться. В какой-то момент я выныриваю из волшебства запретного поцелуя и смотрю на Ивана. У него странный взгляд: озадаченный и затуманенный. Боюсь, что и сама выгляжу чуточку растерянной. Я прикрываю глаза и, смеясь, шутливо отталкиваю его:

– Сумасшедший.

Он смеется довольным, но тоже слегка растерянным смехом и послушно пересаживается обратно на свою полку.

Мы молча смотрим друг на друга. Неожиданный поворот. И все бы ничего, но целоваться – это я зря. Но елки-палки, как оказывается, это приятно – забытое ощущение новизны. Или он так целуется, что забываешь обо всем? Но он же совсем мальчик по сравнению со мной. Да, зря это я, зря. Одно вдохновляет: завтра рано утром мы расстанемся и вряд ли когда встретимся, тем более что и живем в разных городах в восьмистах километрах друг от друга. Это утешает.

А Алексея Юрьевича я больше поощрять не стану. Все-таки это свинство – целоваться с сыном и давать надежду отцу. Пусть даже на несколько часов.

Даша возвращается первой. От нее немного пахнет дымом, но дверь у нас открыта, поэтому ощущается не очень. Вслед за ней подтягиваются и Алексей Юрьевич с Зинаидой Васильевной. Они спокойны, разве чуточку разочарования в интонациях женщины я углядела: значит, не целовались. Ну что ж, это не каждому дано.

– Ну что, еще по глотку? – довольно бодро предлагает Алексей Юрьевич.

– Да, давайте, да и пойду я, – Иван довольно демонстративно глядит на часы, – ого! Уже три часа, а завтра ранний подъем.

Мы выпиваем, и Иван поднимается:

– Всем спокойной ночи, завтра увидимся.

– До завтра, – Зинаида Васильевна прощается вежливо и без интереса, ей все равно, ее интерес остается здесь, на соседней полке.

– Пока, – чуть ожидающе произносит Даша. Она не очень понимает, что произошло здесь в ее отсутствие, и, конечно же, надеется на утро.

– Спокойной ночи, – улыбаюсь я. В моей интонации усмешка. Дескать, спи спокойно, дорогой товарищ, если сможешь.

Иван чуть ухмыляется в ответ и уходит. Даша молча и быстро забирается на свою верхнюю полку и отворачивается в стене. Понятно, думать будет и мечтать. Зинаида Васильевна расстилает свою постель, а Алексей Юрьевич деликатно выходит в коридор, чтобы дать нам возможность улечься. Зинаида Васильевна действительно укладывается, а я, взяв сумочку и полотенце, выхожу в коридор. Алексей Юрьевич стоит около окна. Обернувшись на звук открывающейся двери, он чуть ожидающе смотрит на меня. Он тоже не понял, что произошло, и ждет продолжения. Но я улыбаюсь чуть отстраненно:

– Можно уже входить.

И прохожу мимо. Обернувшись, как бы невзначай, в конце коридора вижу, как он входит в купе. Вот и славно. Хуже, если бы стал дожидаться, пока я пойду обратно. И бессмысленно, и репутация, как вы понимаете. Я выхожу в тамбур…. Этого, конечно, нужно было ожидать, но я как-то была не готова. В тамбуре, прислонившись к стене так, что его не видно из коридора, стоит Иван. Он молча хватает меня за руку и буквально силой вытаскивает во второй тамбур, тот, который уже на проходе в соседний вагон. Не говоря ни слова, он снова начинает меня целовать. Я отбиваюсь, хоть и не очень яростно, но упорно.

– Иван, прекрати.

– Ирина Александровна, почему?

Это звучит забавно: по имени-отчеству, на вы…

– Это опасные игры….

– Так и хорошо, с адреналинчиком…

Я смеюсь и уворачиваюсь:

– Все, Иван, перестань.

– Почему? – он не менее настойчив, обнимает крепко, губами все время пытается поймать мои губы или, когда это не удается, целует меня в шею.

– Иван, мы же с тобой в одной команде.

– В какой команде? – Иван улыбается.

Понял ты, браток, все понял, но я уточню, если нарываешься:

– В команде мошенников.

Да, милый, ты довольно способный игрок: смотришь в меру удивленно, в меру понимающе, но рук не разжал, улыбка ласковая – я это оценила. Что скажешь?

– Мошенников? Я …, – легкая показательная пауза, – не совсем согласен.

Я смеюсь:

– Не совсем?

Он тоже смеется:

– Не совсем…

– Но в целом …?

– Ну, в целом…

Потрясающий по содержательности разговор у нас получился, конечно, но это только внешне. На самом деле, точки расставлены: пора дать ему урок.

– Так вот, милый, запомни: со своими не играют, потому что это называется «подстава».

– А если просто отдохнуть? Получить удовольствие?

– Ох, юноша, не разочаровывайте меня! Получить удовольствие от чего? От простого поцелуя? – я чуть лукавлю: поцелуй – тот, в купе – был… не простым, но молодежь надо учить и я продолжаю, – а как же процесс подготовки, завоевания? Если тебе нужен только конечный результат – тебе никогда не стать настоящим мастером. Ты превратишься в обычного кобеля.

– Странный разговор, – Иван смотрит чуть озадаченно, – я никогда об этом не задумывался.

– Так может тебе это и не нужно, – пожимаю я плечами, – может, ты любитель.

– А Вы – профессионал? – звучит без насмешки, даже, я бы сказала, с уважением.

Я не отвечаю – я смеюсь. И тем самым допускаю ошибку. Я расслабилась, я решила, что раз так откровенно все сказала, то все уже и закончилось. Недооценила, так сказать, молодого коллегу. А он, оказывается, настоящий талант. Потому что в этот момент, пока я расслабленно улыбаюсь, он наклоняется ко мне и шепчет:

– Но я тоже кое-что могу…, – и осторожно касается губами моего уха, – Вам ведь понравилось целоваться со мной?

Вопрос, не требующий ответа. Так я решила, и опять ошиблась. Надо было ответить – все равно что, а я промолчала. И тогда он, наконец, нашел мои губы.

Поцелуй был недолгим: моя репутация, как вы помните. Я не должна отсутствовать более десяти – пятнадцати минут. Вырвавшись из объятий Ивана, я посмотрела на часы: практически уложилась.

Вернувшись в купе, я бесшумно забираюсь на свою полку. Стук колес привычно успокаивает. Конечно, зря я так. Но что ж теперь поделать: в любой игре бывают ошибки, ложные ходы и временные поражения. Впрочем, в данном случае все не по правилам. Я ведь не играла. Интересно, а он?

– Ну, хорошо, тогда расскажи, как вы познакомились… – Но ты же знаешь – как

– Этого мало. Мало знать – надо осознать. Сейчас важно не знание, а осознание.

Смешно прозвучало, сплошная тавтология – масло масляное, но ничего не поделаешь: вопрос сформулирован и на него придется отвечать. Впрочем, чего лукавить: мне приятно вспоминать то время. Итак, это было пятнадцать, нет, больше – почти двадцать, да, почти двадцать лет назад…. А мне почти тридцать. Я замужем, у меня двое сыновей. И я счастлива. Да, счастлива, несмотря на то, что это трудные годы, когда в магазинах бешеные цены, зарплату не платят месяцами, в стране разброд и шатание, и нет никакой, как это называлось раньше, уверенности в завтрашнем дне. Все ужасно, но я счастлива. Теперь я это понимаю особенно отчетливо. Тогда конечно, не все было так очевидно. Мы нервничали, недоедали, впадали в панику, ссорились и мирились. Но все это такие мелочи, по сравнению с тем, что мы были вместе – моя семья, мои коллеги, мои друзья….

– Давай ближе к теме – как она вошла в твою жизнь?

Я чуть раздраженно пожимаю плечами:

– Незаметно, совершенно никак, как обычно знакомятся люди на работе – я вышла из отпуска по уходу за ребенком, а она уже работала в нашем отделе. Она пришла в отдел примерно за год до моего выхода, и, конечно, уже вполне освоилась. Молодая, веселая и совершенно неопытная.

– Неопытная? Ты же говоришь, она вполне освоилась.

– Освоилась в коллективе, – уточняю я, – но по работе опыта все равно у нее не было, да и по жизни тоже…

– Как ты ее восприняла? Она тебя раздражала своей неопытностью?

– Да нет, конечно! Напротив, с ней было интересно, – я чуть усмехаюсь сама себе, – она настолько была не похожа на меня, настолько другой у нее был жизненный путь, настолько другие понятия и принципы, что мне стало интересно с ней общаться. Интереснее, чем с другими.

– А ей? Ей было интересно с тобой?

– Да, ей, видимо, тоже. В одностороннем порядке общаться невозможно, – я снова усмехаюсь, – конечно, мы иногда спорили – разные взгляды на жизнь, на отношения, но никогда серьезно не ссорились. – Я замолкаю ненадолго, оценивая свои слова и пытаясь доподлинно вспомнить то время. – Да все нормально было, правда. Мы сблизились именно на этом взаимном интересе, мне кажется.

– Но ты была намного старше….

– Ну, не намного…. – я вздыхаю и все-таки признаю, – на девять лет. Наверно, это много.

– И ты была ее начальником….

– У нас были приняты демократичные отношения.

– Демократичные?

– Ну да, у нас вообще у всех так было принято, в смысле в других отделах тоже.

– Ну, хорошо. Итак, вы сблизились, несмотря на разницу в возрасте и положении. И своей неопытностью в жизни она тебя не раздражала, а скорее привлекала?

– Ну да, наверное, – сейчас я немного не уверена, поскольку все-таки плохо помню свои тогдашние ощущения.

– Да или нет?

– Да. Пожалуй, да.

– Она привлекала своей неопытностью… то есть, у тебя появилась возможность поделиться своим опытом.

– Ну, какой у меня тогда был опыт…. – я немного лукавлю, даже скорее просто кокетничаю сама с собой.

– Пусть небольшой, но был: несколько лет счастливой семейной жизни, двое детей, успех в работе, плюс твои рисунки.

Рисунки? При чем здесь это? Я чуть вздрагиваю и настораживаюсь.

– Как ты начала рисовать?

– При чем здесь это? – все-таки озвучиваю я свое недоумение.

– Расслабься. Отдохни. Время действовать еще не пришло…

Разбудил меня осторожно-вежливый стук в дверь и ненавязчивый голос проводника:

– Прибываем через тридцать минут.

Вот почему я еще люблю купе, так это потому, что здесь не врубают за час до прибытия свет на полную мощь и радио на всю громкость, как в плацкарте. И вечером в плацкарте до десяти свет и радио, даже если все улеглись и никому это радио не нужно. А в купе сами себе хозяева: хочешь – спать ложись, хочешь – сиди за полночь. Или целуйся, если есть возможность и желание. Я тихонько смеюсь: вчерашнее приключение оставило приятное воспоминание. Может, эти поцелуи и были ошибкой, но ошибкой приятной. Меня что-то немного беспокоит где-то глубоко на подсознании, то ли все-таки чувство вины, то ли сон был странный…. Я пытаюсь вспомнить, что мне снилось, но невнятные обрывки каких-то слов и образов ускользают совершенно безвозвратно. Ну и ладно. Я потягиваюсь и свешиваю голову вниз. Зинаида Васильевна уже встала и даже успела привести себя в порядок: прическа волосок к волоску, глазки подкрашены, губки тоже. Молодец. Во сколько же Вы встали, уважаемая Зинаида Васильевна? Алексея Юрьевича нет. Наверное, пошел умываться. Даши тоже нет, наверное, пошла курить. Я снова смеюсь и, потянувшись еще раз, легко спрыгиваю со своей полки:

– Доброе утро! – это я вежливо улыбаюсь Зинаиде Васильевне, а сама поворачиваюсь к большому зеркалу на двери, – Да, спать нужно больше, – бормочу уже сама себе, – а пить меньше. Видок у тебя, милая….

Не успеваю я даже договорить последнюю фразу, как дверь открывается и на пороге появляется… Иван.

– Доброе утро всем! – вежливо здоровается он и почти неслышно, одними губами добавляет, – ну и видок у Вас, дорогая.

– Стучаться надо, когда в чужое купе входишь, – ворчу я и, развернувшись, достаю со своей полки сумку и полотенце.

– Так у вас дверь приоткрыта была, – почти оправдывается он.

Я не отвечаю и демонстративно выхожу в коридор. В туалетной комнате рассматриваю себя в большое зеркало. Волосы, конечно, спутаны, но все равно блестят. Я не говорила, что я рыжая? Ну, не то чтобы рыжий-рыжий-конопатый, а оттенок медный. Причем это пока все натуральное. Ни разу не красилась. Итак, волосы ничего, натурально взлохмачены. Макияж, конечно, чуть поплыл, но не безобразно. Не зря же я пользуюсь только дорогой косметикой. Глаза чуть припухли, это, в общем-то, и есть самое ужасное. И губы пересохшие и потрескавшиеся чуть-чуть. Нужно проводить срочные противоаварийные работы. Через пять минут я выхожу в коридор уже вполне приличной женщиной. Лишний макияж убран, остаются только подводка и тени, на губах легкий блеск, волосы расчесаны и легкой волной лежат по плечам. В коридоре около нашего купе стоит Алексей Юрьевич. Меня он пока не видит, потому что смотрит в окно. Поза у него какая-то… грустная.

– Доброе утро, Алексей Юрьевич! – я улыбаюсь и останавливаюсь рядом.

– Доброе, Ирина Александровна, – обрадовано произносит он, – как спалось?

– После шампанского и вина – как убитая, – смеюсь я, – даже не просыпалась ни разу, а такое редко случается.

– Да, я тоже уснул, как провалился. Хотя обычно плохо сплю в поездах.

– То ли вино такое, – опять смеюсь я, – то ли в атмосфере что-то….

– Наверное, в атмосфере, – весело соглашается он, – Ирина Александровна, а Вы здесь долго пробудете? Сколько дней ваш семинар?

– Пять. В субботу я выезжаю обратно.

– Понятно, – Алексей Юрьевич кивает головой и достает из кармана визитку, – Ирина Александровна, я возвращаюсь домой через две недели. Позвоните мне.