Былицы

А вечером мы отчалили на юг в поезде до таинственных Минеральных Вод.

Дорога

Уже утром я удивился изменениям окружающей природы, происшедшим за ночь. Поразили почти тропические птицы, как потом узнал, что это удоды. Вместо обычных сероватых деревянных бревенчатых домов стали встречаться беленькие хатки.

Скоро лесов стало меньше, а полей и степей все больше. Появились пирамидальные тополя.

Около станций и будок обходчиков начали мелькать не виданные мной мальвы и какие-то другие большущие цветы. Удивляла ухоженность встречающихся железнодорожных переездов, даже обычных путевых будок и километровых столбов.

То, что около жилища обходчиков были клумбы, еще можно было понять, но чтобы на откосах дороги близ жилья служивых людей камешками были выложены разнообразные лозунги, прославляющие самого мудрого и самого любимого, это было как-то необычно. Все камешки, окаймляющие эти творения рук человеческих, были старательно побелены.

И еще одна особенность здешних мест удивляла и радовала – все детишки, а часто и взрослые приветливо махали руками вслед проезжающему поезду. Видимо, южные люди немного приветливее, чем у нас, на севере. Может быть, потому что наши края более суровы, то и приветствовали поезда у нас обычно только дети, а взрослые много реже.

Постепенно стало жарко в вагоне, и едущие начали открывать окна. В старых пульмановских вагонах они открывались совсем по-другому, чем в современных вагонах. Сами окна в них были совсем другими – узкими, и открывались иначе, чем в теперешних поездах.

В дороге, как обычно, я постоянно торчал у окна и высовывался, чтобы рассмотреть что-либо впереди поезда. От паровозного дыма и копоти я опять становился к концу путешествия таким грязным, что приходилось по приезде всегда идти в баню. Но зато я видел много интересного.

Постепенно вместо клубники и черешни к поезду торговцы стали выносить яблоки «белый налив» и вишню. А мы все ехали и ехали. Остановки становились все продолжительней, и однажды мы остановились на несколько часов. Хорошо, что эта стоянка случилась ночью, и в вагоне не было того пекла, который был бы днем.

Оказалось, что впереди нас произошло крушение грузового поезда. После долго ожидания мы на малой скорости проследовали мимо него, лежащего по левую сторону от нашего поезда.

Картина открывалась страшноватая и впечатляющая. На ближайшей станции узнали, что возможной причиной крушения стала автосцепка, выпавшая на пути из последнего вагона предыдущего поезда. Тогда большая часть вагонов еще была оборудована буферами и винтовыми стяжками. Автосцепки же только внедрялись, и вот этот «внедреж» так дорого обошелся.

Из-за этого события наш поезд сильно опоздал в Минеральные Воды. Мы приехали во второй половине дня. Стояла такая жара, что сразу становилось понятным – это и есть юг!

До Пятигорска мы добирались электричкой. А потом на такси: оказалось, что до дома Тамары Ивановны Головкиной – маминой сестры – другим способом добраться очень трудно, так высоко он был расположен.

Дом на горе Пост

На машине мы довольно быстро добрались до дома, где нас встречала дружная компания родных, которых мы с Ирой совсем не знали. Это семья Тамары Ивановны Головкиной. В ней две дочки: старшая – Надя, а младшая – Тома, а самый младший – сын Сашка. Кроме Т. И., нас встречал ее муж – Володя – громадный и в высоту, и в поперечнике. Он слыл в Пятигорске одним из лучших кулинаров-кондитеров, и совершенно не тужил по поводу, как теперь говорят, избыточной массы тела.

Он сразу рассказал на эту тему байку про повара-толстяка, который захотел похудеть, и пришел по этому поводу к врачу.

Тот спрашивает:

– Не переедаете ли вы?

– Что вы доктор, я почти ничего не ем.

– Тогда я ничего не понимаю. Чем же вы питаетесь весь день?

– А ничем и не питаюсь. Ну, разве что, когда пробую еду на вкус, тогда чуть-чуть проглатываю – иначе не узнаешь, соленая пища или нет, вкусная или не совсем.

– Тогда мне все понятно. С завтрашнего дня вы эти пробы не глотайте, а сплевывайте куда-нибудь. Вечером посмотрите, много ли наберется. Договорились?

Через неделю повар приходит к врачу:

– Доктор, вы не поверите, за день набирается два ведра!

– Все так думают, что ничего не едят. А бывает, что много больше двух ведер съедается. Так что чаще плюйте на своей работе.

Сразу по приезде мы тут же попали за стол, который потрясал не только красотой блюд, но и вкусом. Все жалели, что поезд опоздал, и мы с утра не попали на этот пир горой. Теперь уже под вечер, да еще и в жару, мы не отведали многих вкуснятин.

Дом, где жили Головкины, удивлял своим расположением. Вид от него открывался необыкновенный – весь Пятигорск и его окрестности, как на ладони.

По предположениям жителей соседних домов, название «гора Пост» – это след того, что тут располагался чей-то сторожевой пункт. Но чей, так никто и не знал.

Нам показали основные достопримечательности здешних мест. Хорошо была видна гора Машук, горы Бештау и другие, поменьше и почти все без названий. К вечеру стала хорошо видна вершина Эльбруса, освещенная закатным солнцем. Утром оказалось, что она видна еще отчетливее.

Нам рассказали историю о том, как во время войны немцы решили освободить дом под резиденцию коменданта.

На то, чтобы жители покинули дом, им дали сутки. Но за это время обитатели его разбежались по окрестностям и насобирали муравьиных куч. Эти муравьи не оценили преимуществ новоселья и жестоко кусались. Но немцев они отпугнули, и те оставили дом и жителей в покое.

А муравьи тоже со временем поуспокоились, осмотрелись и остались жить. И теперь уже жителям приходилось приспосабливаться к соседям-новоселам.

Когда мы приехали, нас предупредили: муравьи – ребята мирные, но ухо надо держать востро. Стало быть, нельзя оставлять никакую пищу открытой – набегут – и все, пищи нет, а где-то рядом будет новый филиал их сообщества. Мы постепенно привыкли к таким необычным домашним животным, и скоро уже не обращали внимания на их присутствие.

В те времена почти обычным было наличие коммуналок, и если в литературе есть их образ в виде Вороньей слободки, то здесь мы увидели Муравьиную деревеньку.

В доме жило довольно много обитателей, но уживались они хорошо и помогали друг другу. Так как у каждого жильца была возможность завести свой огородик. Земли вокруг было достаточно, – возвышавшаяся рядом с домом гора Пост, не заселена. Копай – не хочу, только вот воду на гору таскать далековато. Но копали грядки упорно, кто хотел и не ленился, мог обеспечить себя продуктом своих трудов. Хранить его, правда, было сложно, подвал под домом был, но небольшой.

О том, что соседи дружили, говорил обычай приглашать друг друга в гости по поводу какого-либо события.

Я же отличился тем, что сходил в гости сам, отдельно от всех. Дело было ночью. Пошел я в туалет, а по простому – до ветру. Потому что при доме имелся лишь туалет «типа сортир», но во дворе. Ночи на юге темные, но туда дорогу я нашел быстро.

А вот на обратном пути малость заблудился. Головкины жили на втором этаже. По лестнице я шел довольно уверенно, а вот в темном коридоре потерял ориентиры. Надо было идти, держась середины коридора, до наших, в смысле, искомых дверей. К стенкам приближаться не стоило – там стояли шкафы, висели велосипеды, корыта для стирки и прочие гремучие предметы.

В темноте я, как мне казалось, дошел до дверей Головкиных, тихонько ее открыл и… понял, что попал не туда. Там все было другое – едва светлеющие окна, запах и какие-то чужие окружающие предметы.

Я испугался, поняв, что зашел в чужую комнату, развернулся и с испуга не мог даже ручку двери нащупать.

Тут раздался голос: «Что, малыш, заблудился? Толкай дверь сильнее!» Я наконец, выскочил, и с трудом нашел нужную дверь. Трудно передать, какую радость я ощутил, когда улегся в свою постель.

А утром все посмеивались над моим ночным путешествием. Но теперь это было уже не страшно. Я посмотрел, насколько ошибся в своих поисках нужной двери, и понял, что мне до Шерлока Холмса еще очень далеко.

Машук и окрестности

Мы много гуляли по городу и любовались им. «Экскурсоводов» было достаточно – сестры Надя и Тома с удовольствием показали все его заветные уголки. Мы поняли, что Пятигорск – очень красивый и уютный город.

Не понравилось только отсутствие нормальной воды для питья и купанья. Все источники, а их оказалось немало, были с водой, которую пить не тянуло. Она попахивала сероводородом, а по-нашему, тухлыми яйцами, да и вкус поражал своеобразием.

От жажды спасали продавцы с голубыми тележками и разноцветными стеклянными колбами, в которых плескался сироп – сладкий и ароматный. Правда, в жару почему-то хотелось воды без сиропа, но продавщицы становились нелюбезными, когда мы просили налить газировки «без сиропа».

Лишь наша Ира полюбила сладкий газированный лимонад настолько, что у нее выработался особый ритм жизненных проявлений. Он заключался в трех важных этапах – попить, пописать, поесть. Так мы и передвигались по городу – от тележек с газировкой или магазина с соками к буфету или столовой, где что-нибудь съедали – мороженое, печенье или фрукты.

Как только мы выходили на оперативный простор, так у Иры появлялась потребность в туалете. В те далекие времена их также не хватало, да еще и очереди в женские туалеты уже стали извечной и крепкой советской традицией.

Но все равно мы увидели много, и что-то из этого запомнилось. Так, впечатлили красивые веранды-галереи, где болящие люди попивали минеральную воду. Я все ожидал, что найдем, наконец, галерею с нормальной водой, но, как вы догадываетесь, ожидания не оправдались.

Удивило, что в таком жарком южном городе не оказалось нормального водоема, где можно искупаться. Недавно узнал, что эта традиция крепка, как гранит, и до наших дней Пятигорск не поступился принципами – все купаются в том же пруду.

Посмотрели мы и Провал. Это удивительное место. Какова же сила природы! Машук, да и все окружающие горы – это бывшие вулканы.

Эти «изверги» действовали тысячи лет назад, но до сих пор не иссяк порох в пороховницах. В Провале так разило сероводородом, что становилось понятным, почему древние греки запахом ада считали «аромат» сероводорода. Там, внутри, чувствовалось насколько мощной была та неведомая силища, прорвавшая гору, как старый футбольный мяч. Народ туда валом валил. Недаром Остап Бендер там торговал билетами.

Потом уже с отцом и с Надей мы поднимались на Машук, посетили место дуэли Лермонтова, посидели у Эоловой арфы, но так и не уловили дыхания ветра. А жаль – было бы еще одно незабываемое впечатление.

А через неделю мы отправились в обратную дорог.

Самостоятельность – добро или зло?

Во времена нашего детства взрослые почти не вмешивались во времяпрепровождение детей, поэтому мы быстро становились самостоятельными. Примером и подтверждением может служить грубоватая шутка, с которой родители обращались к детям, правда, уже умеющим плавать: «Утонешь, домой не приходи». Да и как родители могли проследить за нами – многие из них работали, причем шесть дней в неделю.

В то далекое время наша страна с трудом выбиралась из-под обломков войны. Многого не хватало, может быть, не хватало иногда тепла в семейных отношениях, но детей тогда не воровали, не насиловали и, тем более, не убивали.

Утром мы выходили из дома погулять, хотя на деле это чаще были непрерывные игры, начиная с фантиков и жмурок и кончая играми «в ножички» и прятки.

Примерно в середине дня предполагался обед, а затем опять игры и забавы почти до темноты. У старших детей, помимо домашних дел: воды, дров, помоев и еще чего-нибудь, – были обязанности полуняньки и полунадзирателя за младшими сестрами и братьями.

Родители знали, что дети во дворе и что они играют и за ними кто-нибудь из бабушек приглядывает, оставалось только провести с ними «вечернюю поверку». Надо вызвать их с улицы, покормить и спать уложить. Так что родительский контакт с детьми был только утром и вечером.

Конечно, радоваться такому непродолжительному «воспитательному процессу» не следовало бы, но, может быть, поэтому и отношения между нами складывались по-деловому, почти как у -взрослых, – без сюсюканья и лишней опеки.

Но зато хорошо, что мы не были стреноженными, и поэтому ощущали не только свободу, но и какую-то ответственность за поступки и проступки.

А то, что имелась свобода, – это, пожалуй, самое главное! Однако и цену за нее иногда платили большую. Немало друзей детства рано ушли из жизни. Они тонули, попадали под поезда, калечились от самопалов и оказывались в дурных компаниях. Даже среди моих знакомых можно насчитать троих бедолаг, рано и нелепо погибших.

А остальные? Все, оставшиеся в живых, избежавшие всех опасностей свободного детства, не всегда осознавали достоинства и радости жизни. Их самостоятельность, оптимизм и трудолюбие, но и некоторое легкомыслие, часто происходят из нашего далекого детства.

Так что верно говорят, не познав зла – не оценишь и добра.

Елка к Новому году

Мы с другом Славкой были, что называется, не разлей вода. Все, что можно, мы делали вместе. Для этого книги, лыжи, коньки и велосипед, рыбалка и сбор грибов и ягод были хорошими поводами. Жалко, что в те времена телефоны не были в ходу, но зато мы могли переговариваться с помощью фонарика и азбуки Морзе через окна наших квартир. Ведь жили мы в соседних домах.

Даже в баню мы, естественно, тоже ходили вместе. Вообще-то о тогдашних банях можно бы слагать оды. Ведь не меньше, чем один раз в неделю, бане надо было посвятить немалое время.

Этих нужных заведений, естественно, не хватало, а очереди в них бывали огромными. Стоять приходилось по часу и больше. А потерянного времени уже тогда было жалко.

Мы почти случайно нашли выход из этого положения. Два года с лишком с раннего утра ходили мы в одну маленькую баньку. Там и пар был хороший, и народу немного. Открывалась она в шесть утра! Возможно, потому, что считалась заводской.

С ней, правда, случилась у нас необычная накладка. С самого открытия, когда моющихся еще почти никого нет, в ней заботливая жена мыла своего слепого мужа. Нам она не стала помехой, да и места в бане много. Мы мылись в одном углу, а верная жена с мужем-инвалидом – в другом. А спустя месяц мы уже привыкли к необычной ситуации и не обращали внимания на нее.

Самое главное, мы с другом не стояли в очередях, и никто не мешал нашим разговорам о прочитанном, увиденном и услышанном. А самое главное, – нам всегда было интересно общаться, и чем дальше, тем более занимательные темы мы обсуждали.

Понятно, что и в разные авантюры мы пускались тоже вместе. Так однажды перед Новым годом увидели, что продававшиеся елки не очень красивы, да и довольно дороги. Решили, надо попытаться самим добыть елку в лесу. А на сэкономленные денег тогда можно купить катушку для спиннинга.

Родители не противились такому предпринимательству, и мы вышли в поход.

Зима в том году стояла крепкая и снежная. До известного и любимого поворота в лес между Молочным и Вологдой мы добрались без особых помех.

В лесу, однако, быстро поняли, что не совсем готовы к приключениям по добыче елок. Снега тогда навалило так много, что в нем можно потерять валенки, пробираясь через сугробы. Поэтому двигались с большим трудом и очень медленно.

Быстро поняли и другую промашку, потому что подходящие по размеру елки до половины оказались под снегом. А добраться до основания деревца из-за этого почти невозможно без хорошей лопаты.

Делать нечего – решили срубить по вершине старых елей. А вокруг, на наше счастье, стояли высоченные красавицы, с очень густыми ветвями.

Выбрали подходящие деревья и полезли наверх. Пробираясь с трудом сквозь частые и колючие ветви и борясь с подступающим страхом высоты, мы все-таки добрались до вершины. Вернее, до того места, где можно уже рубить желанную верхушку. С трудом срубили своими туповатыми топорами по штуке, и полезли вниз.

Перед спуском хотелось немного отдышаться и оглядеться с высоты. Я очень удивился тому, что наш Софийский собор и его колокольня показались такими близкими. После этого небольшого отдыха мы стали спускаться.

Теперь ель не хотела пускать губителей назад, и цеплялась за одежду, задирая полы курток вверх. Смотреть вниз на ветви, куда можно поставить ногу, оказалось очень неудобным и немного страшноватым занятием. Но и в этот раз нам повезло – спустились к земле благополучно.

Отдышались и подались в обратную дорогу. И тут быстро сообразили, что с елками-то наш путь станет много трудней. Хорошо, что кое-где можно было идти по нашим старым следам. Долго мы пробирались до шоссе, быстро устали, промокли, да еще и проголодались. Пот лил ручьями, а в валенках стало сыро от снега, набивавшегося сверху.

Вышли на шоссе, и остановились в ожидании грузотакси. Тогда вместо автобусов ходили эти небольшие грузовички с тентом и скамейками в кузове.

Начинало темнеть, на дворе-то декабрь – самые короткие дни. Место у дороги открытое, ветерок и морозец, вроде, и невелики, но без укрытия стали они нас одолевать.

И тут возник, как посланник божий, наш спаситель. Это был водитель грузовика, остановившегося возле нас. Он, видимо, понял по нашим понурым фигурам, что нам плохо, и надо помочь.

Спаситель вышел из машины, закинул наши елки в кузов, а нас посадил в машину. Он дал нам на двоих пол сайки (были такие булочки). Нам она показалась вкуснее куличей и пирогов.

Довольно быстро мы доехали до дома, шофер Андрей ради нас сделал небольшой крюк. Он помог достать елки из кузова, пожелал удачи и собирался ехать.

Его благодарили мы, видимо, так искренне, что спаситель наш немного приостановился и сказал: «Спасибо за вашу признательность, но помните, что вам повезло – вечером мало машин едет в город. Пусть это будет вам уроком: если идете в лес, да зимой, то будьте готовы ко всему. Но вы молодцы – крепко держались. Ну, бывайте!» Тут он укатил, а мы, с трудом передвигая ноги, пошли по домам.

Я и Славка на всю жизнь запомнили человечного Андрея и даже номер его машины. Потом иногда видели его грузовик, и всегда приветливо махали друг другу руками.

Летом, в августе, мы оказались в том же лесу. Собирали малину и грибы, если попадутся. Случайно вышли к участку леса, где зимой пробирались по снегу. Летом его почти невозможно узнать. И только ели со срезанными вершинами выдавали место нашего приключения.

Стало немного не по себе, потому что верхние ветки елок уже немного загнулись вверх. Казалось, что деревья как бы приподняли руки, показывая свое возмущение нашим поступком.

Больше таких походов за новогодними елками мы не делали – хватило одного урока.

Торфянка

Нас почему-то всегда тянуло искать новые и интересные места близ города. Каждое новое открытие сулило какие-то радости, и запоминалось надолго.

Мы знали, что сразу за вагоноремонтным заводом начиналась окраина, а ближайшие села Лукьяново и Григорьевское располагались друг за другом по дороге, идущей из города. Примерно, к югу от Григорьевского до поселка с романтическим названием Ковырино тянулась «торфянка». Это осушенное болото, из которого в войну и некоторое время спустя добывали торф, пожалуй, главное наше полезное ископаемое.

От тех времен остались длинные и широкие канавы – карьеры глубиной около метра. Они заросли вереском, багульником, ивой и березками. Неожиданно мы прознали, что на «торфянке» полно голубики.

Надо сказать, что ребята и девчонки нашей компании часто собирали какие-нибудь дары природы в ближайших полях за городом.

Так вдоль излучины реки тянулись обширные луга. Там пасли коров, но эти же луга считались у нас местом промысла крапивы, гусиного лука, щавеля и земляники. А тут вдруг нам открывались новые неизведанные места.

Всем исполнилось уже по семь-восемь лет, и мы проводили целые дни во дворах около домов. Приглядывали за нами главным образом бабушки, а вот дедушек ни у кого уже не было. Бабули следили, прежде всего, за регулярностью питания – то есть посередине дня отпрыску полагался обед. По этой причине нам приходилось откладывать коллективные игры, так как то один, то другой член команды «выбывал из строя».

Прознав об урожае ягод, быстро наметили время выхода «на операцию «Голубика». Почему-то считалось, что на сбор ягод и грибов обязательно надо выходить, как можно раньше. Если честно признаться, я не понимал, зачем надо так рано вставать, и тем более, куда-то идти.

Но все-таки довольно легко поднимался часа в четыре утра, иногда даже за пять-десять минут до звонка будильника. Большинство друзей так же легко просыпались и вовремя были в условленном месте. Нашелся, однако, среди нас один любитель поспать, но мы его, конечно, поднимали, начиная стучать в окно, рядом с которым он спал.

Любопытно, что этот парень потом пошел в военное училище. Как уж он привыкал там к ранним подъемам, не знаю, но сочувствую ему заранее.

Мы, потихоньку переговариваясь, собирались и потом всей компанией шли по пустынному городу в сторону «торфянки». Рано утром город совсем не такой, как днем. В нем царила тишина и покой, даже громко говорить не хотелось.

Эта сдержанность исчезала, как только мы проходили железнодорожный переезд и оказывались в поле. Здесь все начинали громко говорить и смеяться в полный голос. Почему так получалось, не могу сказать, ведь мы росли не столь уж деликатными, но что было, то было.

Скоро мы подходили к «торфянке». Там быстро разбредались по бывшим торфяным карьерам, и начинали сноровисто собирать ягоды. Не забывали и в рот кидать. Наедались так, что под конец сборов не хотелось больше голубику в рот брать – набивала оскомину.

Почему-то у голубики имелось много названий: и пьяника, и гоноболь, и еще с пяток других, не менее неожиданных. Мы пытались узнать, почему с ними такая чехарда, но ничего путного не получилось – интернета не было, а энциклопедии в нашей библиотеке не обнаружили.

Хотя и с другими ягодами тоже не все понятно. Так, боярышник наша бабушка называла «кратегуз». Позднее я узнал, что это русский аналог латинского названия, и подумал: может быть, гимназисткам так основательно давали латынь, что получилось несколько прозвищ у растения, да и у ягоды тоже. Но к тому времени бабушки Саши уже не было в живых, поэтому название так и осталось маленькой тайной.

Часа через два-три наши корзинки уже почти наполнились. Мы начинали собираться в обратную дорогу. Солнце хорошо пригревало, становилось тепло, а временами и жарко. Болотные растения начали издавать такой сильный и опьяняющий запах, что кое у кого начинала кружиться голова. Правда, это обычно случалось с девчонками, а мы, парнишки, не страдали от такой ерунды.

Сам по себе, торф тоже давал довольно специфический аромат, но больше всего пахло багульником, вереском и некоторыми травами.

К одиннадцати-двенадцати часам дня мы возвращались домой «с чувством выполненного долга», как потом писали в своих сочинениях. Это чувство, правда, возникало по другой причине и не у нас, а у литературных, слегка ходульных, героев. Но все-таки некоторое удовлетворение появлялось, когда мы гордо ставили корзинку с ягодами дома на кухне.

А потом все бежали купаться. Теперь это и кажется тем счастливым детством, когда задуманное удается, а ты себя вознаграждаешь небольшими, но заслуженными радостями.

Пути-дороги

С другом Славкой мы расставались только на ночь. Вместе шли в школу, вернее, не шли, а поспешали из-за большого расстояния до нее.

Обратно мы возвращались уже не спеша, и все время что-то обсуждали. Правда, по дороге в школу мы тоже говорили, но на более приземленные темы – о выполненных домашних заданиях. По математике тогда нам задавали такие головоломные задачи, что решение их иногда бывало в десять, а то и много больше, действий. Поэтому чаще мы делились своими способами решения. Но, конечно, случалось говорить и на более занятные темы.

Особенно увлеченно болтали мы по пути домой. Тем более, и дорога из школы получалась всегда длиннее, чем была утром. Она оказывалась другой во всех отношениях.

Ведь мы могли пойти тремя разными маршрутами и выбирали тот, что нас более притягивал в этот момент.

Правда, чаще мы ходили примерно той же дорогой, по которой спешили в школу. Но только шли уже медленнее и глазели по сторонам. Если утром через рынок мы проходили быстрым шагом, сокращая дорогу, то днем это был извилистый путь через интересные места.

На рынке торговали семечками, которые мы не покупали, но брали щепотку на пробу. Это не возбранялось. Нам хватало этой небольшой порции, чтобы слегка утолить уже проявляющийся голод.