Былое

Итак, в нашем доме появился мотоцикл с коляской!

Кроме того, примерно в это же время в доме появилась

малокалиберная винтовка, которую отец вместе с ружьём

брал, когда выезжали на охоту. В общем-то, она при этом

была практически бесполезна, но по окончании охоты мы

обычно стреляли из неё по каким-либо мишеням, и это

развлечение мне очень было по душе. Помню, однажды

на охоту выехали довольно большой компанией, на нескольких мотоциклах, а по окончании охоты предполагалось устроить соревнования по стрельбе из мелкашки.

27

Моя задача была сторожить мотоциклы. О соревнованиях

я не был оповещён и, когда обнаружил в коляске кроме

винтовки, целых две пачки патрончиков к ней я, естественно, решил развеять скукотищу быть часовым

стрельбой по мишеням. Мужики ну очень долго не возвращались, и за это время я расстрелял львиную долю бо-езапаса. Дальнейшее лучше не вспоминать. Тяжёлого физического насилия я избежал только потому, что сотова-рищи отца, видя в какое негодование он пришёл, дружно

за меня заступились.

В этот же период с малокалиберкой связано ещё несколько эпизодов. Был у меня одноклассник Миша Яроцевич. Авантюрного характера был тип. Вечно он сам

влипал в разные истории или втягивал в них меня.

Узнав, что в нашем доме есть винтовка, он однажды

предложил мне сделку, от которой трудно было отказаться: Миша брал на себя обязательство добывать патроны к

мелкашке, моя же задача была умыкать из дома винтовку. Далее мы уходили бы с глаз подальше и стреляли в

своё удовольствие. Мы поладили, и очень скоро Мишка

объявил, что патроны у него на кармане.

Дело было то ли летом, то ли ранней осенью, но бы-ло ещё совсем тепло. Я умыкнул винтовку, завернул её в

какую-то тряпку, и мы с Михаилом подались на небольшой пустырь. Там мы набрали обломков кирпичей, буты-лок сколько-то нашли, выставили всё это в рядок на бу-горке и залегли от мишеней метрах в 50-ти. Линия

стрельбы проходила вдоль жилых домов, что были слева

от нас метрах в ста. За мишенями тоже были дома, до них

было метров 500, что мы тоже сочли безопасным удале-нием. Сделано было, может выстрелов десять, когда я обратил внимание на странное поведение бабушек и женщин на боковой от нас улице. До этого они мирно сидели

на лавочках почти у каждого дома и лузгали семечки, а

тут лавочки вдруг опустели; затем я увидел, что возле некоторых лавочек, находящихся в створе мишеней и

28

дальше вниз по линии стрельбы, бабушки легли наземь, а

некоторые по-пластунски заползают в свои калитки. Чуть

позже я понял причину такого поведения старушек: они

ещё хорошо помнили Великую Отечественную и как виз-жат рикошетные пули! Через минуту-другую из калиток

выскочило несколько мужиков, и мы с Мишей пошли в

жестокий атас! За нами долго гнались, но мы точно знали, чем может кончиться догонялка и драпали гораздо

быстрее, чем фашисты под Москвой!

Уже уйдя от погони и слегка очухавшись, мы обсу-дили ситуацию и проанализировали допущенные ошибки. Мы поняли, что стрелять в непосредственной близости от жилья опасно не столько тем, что можно кого-то

застрелить, но что могут догнать, избить и отобрать винтовку.

Во-вторых, мы вспомнили, что убойная дальность

винтовки около 800 метров, а до домов напротив, когда

мы стреляли, было не более пятисот. Нам и в голову не

пришло вовсе отказаться от авантюрного проекта, и мы

осуществили с Мишкой ещё несколько вылазок для

стрельбы, но принимая все необходимые меры предосто-рожности.

Выше я упоминал об авантюрном характере моего

приятеля. В этой связи вспоминается один из случаев, происшедших с ним, о чём он лично однажды мне поведал.

Здесь я забегу немного вперёд. Одноклассниками

мы с Мишкой были до 8-го класса. Далее он поступил в

Шахтинский горный техникум, я продолжил учёбу в

школе, и пути наши существенно разошлись. Встречаться

мы стали гораздо реже, хоть и жили на одной улице, можно сказать рядом. И вот как-то после длительного перерыва, я учился уже в 11-ом, если не на 1-ом курсе института, мы случайно столкнулись с ним на улице. Я обратил

внимание, что Михаил как-то похудел, да и выглядит

бледновато. На вопрос, что ж это ему так взбледнулось, 29

он и поведал мне печальную повесть о неразделённой

любви.

Месяца за два до нашей встречи довелось ему во

второй половине ночи пешком топать домой из города с

гулянки. В те поры с 2-х ночи до 6-ти утра из центра до

нашего шахтёрского посёлка действительно было иначе

не добраться как пешком. В районе ж/д моста идти надо

было через места, имеющие дурную славу. И вот не дохо-дя до моста, Мишка приметил впереди себя одинокую

женскую фигуру, топающую по тому же курсу. А по женской части он, надо признать, уже в 7-ом классе школы

слыл большим знатоком.

Догнал он даму, увидел, что она молода и привлека-тельна, затеял светский разговор. Через несколько минут

разговора, с его слов, Миша решил, что уместен разговор

о сексе в ближайших кустах. Мадам слабо возражала, Мишка, наоборот, наглел, почувствовав слабину. Короче

в кусты он её заволок. Когда Михаил, уже готовый к во-жделенному, стал её раздевать, она и говорит: «Я не люблю, когда меня раздевают! И, вообще, отвернись против-ный, пока я разденусь сама!» Он и отвернулся!

– Дальше, – говорит Мишка – помню молнию, гром и

ТИШИНА!

Очнулся гигант большого секса уже утром. Попытался встать на ноги – неможно, колени не гнутся, ноги

не держут. Кое-как совладал со слабостью и тошнотой и

буквально выполз на трамвайную остановку, что была

рядом с теми злополучными кустами. Только здесь под

сочувственными взглядами людей понял, что весь в крови. Ощупал голову, которая болела как никогда, и обнаружил в ней дырку, в которую влезала целиком первая

фаланга указательного пальца. Постепенно Мишкины

мозги стали проясниваться, он вспомнил ночную мадам и

понял, что же произошло. А было всё банально просто.

Когда Мишка, как истинный джентльмен, отвернулся

чтобы дать даме возможность раздеться самой, та сняла

туфлю и ейною шпилькой врезала ухажёру прямо в ви-30

сок! Врачи потом сказали – ударь она чуть сильнее, Миша

мог бы и копыта отбросить!

По окончании повести о несостоявшейся любви я

умирал со смеху, Мишка же на полном серьёзе мечтал о

новой встрече с той девушкой, чтобы дать ей прочувствовать какой чудесный секс она в ту ночь проигнорировала, хотя даже два месяца спустя его иногда тошнило и голова

при этом раскалывалась. Да! Были мужики в наше время!

И ещё пару историй, связанных с Мишей Яроцевичем, я здесь отражу, раз уж речь пошла о наших с ним некоторых похождениях.

Я упоминал, что Мишка рано стал тяготеть к жен-скому полу. В шестом уже, по-моему, классе он в отличие

от нас сирых многое знал о Камасутре. В седьмом он организовал «членский кружок», главою коего и стал. Звал

Мишка и меня в этот кружок, но, когда я узнал, чем там

придётся заниматься, категорически отказался. Но, насколько я потом был осведомлён, ему всё же удалось

собрать под свои знамёна четверых (он пятый) и по слухам были успехи у некоторых ЧЛЕНОВ на поприще Ка-масутры.

Одна из моих историй в этом плане довольно проста.

Однажды, ещё в шестом, Мишка заявился ко мне и, пообещав крутое порно, повёл меня на шахту Нежданная, где тогда работали и мой и его отец. На эту шахту по суб-ботам мы частенько ходили помыться в бане.

Как оказалось, через стенку от мужского отделения

было женское, о чём я и не знал даже. Михаил же, будучи

сексуально озабоченным парнишей, уже сходил в развед-ку и теперь хотел поделиться со мной своими разведдан-ными. Короче, под покровом ночи мы пришли к окошкам

женской части бани и приникли к прошкрёбанным Мишкой заранее глазкам в закрашенных белой краской стёк-лах окон. Трудно сказать, сколько длилось созерцание голых женских тел по ту сторону стёкол, но финал был

31

сногсшибательным, как говорится, в натуре. Увлечённые

зрелищем мы не услышали, как к нам подобралась здоровенная баба, одетая в одну белую сорочку и со здоровенной же палкой в руке. Слава Богу, по ходу её движения первым оказался Мишка, я же был на несколько метров подальше. Услышав истошный Михайлов вопль, я

глянул в его сторону и остолбенел: мне показалось, что на

него напало привидение! Но когда привидение жутко за-материлось женским голосом и успело треснуть Мишку

своей палкой ещё раз вдогонку, я взял свои ноги в руки и

не побежал – полетел!

И, наконец, ещё одна история, где мы фигурирова-ли на пару с Мишей Яроцевичем.

Мы закончили 7-й класс и какое-то время до начала

каникул были задействованы на сельхозработах в совхозе

№7. Было самое начало лета, но вода в стоячих водоёмах

уже прогрелась и мы, возвращаясь классом с полей, где

обычно занимались прополкой, заворачивали на пляж и

с удовольствием купались. В тот день мы последний раз

перед каникулами отбывали трудовую повинность на по-лях.

Назавтра начинались собственно каникулы, мы

разъезжались кто куда до осени, и Михайло предложил

замечательный план как нам незабываемо отметить

окончание 7-го, ну и всё остальное!

А решено было, что мы с ним облапаем в этот раз в

воде на пляже всех до единой наших девчат-одноклассниц! Девочки наши вообще-то только начали

формироваться, но некоторые уже были в весьма приличной форме по нашим понятиям.

Стратегия была определена, ну а тактика была проще пареной репы: один из нас, строго по очереди, объект

держит сзади, блокируя руки с ногтями на них, другой

проверяет состояние бюста и прочих интересных ему

мест. Всё происходит в воде, на глубине примерно в наш

рост. Далее объект одновременно обоими нами отпуска-32

ется, и мы уныриваем от него подальше, пытаясь сохранить инкогнито, т.е. прикидываемся валенками.

Одноклассниц в тот день на пляже набралось 7 или

8, т.е. были не все, что снами учились. Там, где мы купались, народу было кишмя и, признаться, двух – трёх первых девчат мы сумели так обработать, что они не поняли, кто же это был! Но потом мы попали на Женю Авдееву, спортсменку-комсомолку! Это была крупная, рослая бас-кетболистка и я просто не смог её удержать. Она вырвалась из моих объятий в тот момент, когда Мишка как раз

шарил в её трусах, и бдительность его была притуплена.

Женя схватила его за ту самую руку, что была у неё в трусах, а хватка у неё была почти мёртвая, другой же начала

наносить удары куда попало. А попала она, и очень сильно, Мишке в ухо. Он потом жаловался, что ухо у него гу-дело до позднего вечера. Кроме уха Мишке досталось и во

много других мест, прежде чем он смог от Евгении вырваться, но самое главное, инкогнито, было утрачено, нас

раскрыли и облапанные девчонки кто, хихикая, кто, негодуя поглядывали на нас.

Тем не менее, мы продолжили исполнение проекта.

На закуску мы оставили Любу Золотову, нашу признан-ную отличницу и красавицу, да и сложена она была, по

нашим понятиям, лучше других. Все, прежде побывавшие

у нас в руках, девочки вели себя по-разному, но никто из

них не пожаловался нашей классной даме, что была с

нами, но держалась чуть в сторонке.

Люба же, к нашему изумлению, по окончании про-цедуры, разревелась как белуга и бросилась к Алле Ильиничне, рыдая на грудь. Тут и другие девчата, глядя на неё, повалили к классной, тыча в нас пальцами. Алла выдала

нам с Мишкой характерный «зырк», не обещающий ничего доброго. До конца дня было ещё далеко, и время ис-портить нам каникулы у Аллы было, чем она не замедли-ла воспользоваться. Одна из наших девушек прямо с

пляжа была откомандирована домой ко мне и к Мишке, с

целью пригласить наших родителей к Алле на собеседо-33

вание. Наши с Мишкой ноги после этого домой идти не

хотели, но рано или поздно пришлось явиться пред очи

родителей. Отца дома не оказалось, мать уже побывала в

школе, я ждал разгона, но, к великому моему удивлению, мать смеялась, вспоминая свой разговор с Аллой.

То ли Алла преподнесла всё, что случилось на пляже в комичных, а не трагичных тонах, то ли мать сама

вспомнила своё детство босоногое!

На этом я закончу о наших с Мишкой похождениях.

Не потому, что их больше не было. Были!

Но другие, которые приходят на память, мне кажут-ся менее значительными.

Итак, вернусь к более раннему периоду.

Через какое-то время как у отца появился мотоцикл

с коляской, он познакомился с одним уже довольно

древним дедом, у которого транспорта не было, зато была

деревянная лодочка, которую он держал во дворе своего

знакомого в станице Грушевская, что на берегу речки

Тузлов. Это было ехать через Новочеркасск, далее на Ростов километров 10, и ещё по просёлкам километров 6-8.

В общей сложности от дома набиралось около 65-ти км.

По тем временам и, главное, по состоянию дорог это было

расстояние. Но зато, когда добирались до места, грузили

лодку на коляску мотоцикла и приезжали, наконец, на

берег – это был рыбацкий рай! Рыбка в тех местах тогда

водилась! Пустыми мы после вылазок в Грушевскую не

возвращались. Вскоре дед, владелец лодки, то ли умер, то

ли силы его истощились, он перестал ездить с нами, но

лодка поступила в полное распоряжение отца. Дядька

Миша, у которого хранилась посудина, оказался компа-нейским мужиком, они с батей неплохо поладили, и мы

довольно часто в Грушевскую наезжали.

Сосед наш, Дмитрий Иванович, усёк наши уловы и

стал напрашиваться в компаньоны. Однажды отец сдался

на его уговоры, и мы взяли его с собой. Сосед был весьма

тучным мужчиной, но в облике его, пожалуй, главной до-34

стопримечательностью были усищи. Иногда мне казалось, что усы это неотъемлемый, отдельный орган тела

деда Мити, как рука, допустим, или нога. В зависимости

от эмоций хозяина они непостижимым образом красно-речиво выражали всё: испуг, радость, настороженность, гнев и т.д.

Когда дед Митя сел в коляску мотоцикла, мне показалось, что мотоцикл крякнул под этим нехилым весом.

Потом я понял, что это крякнул батя, увидев, как выгну-лась рессора люльки.

Но не высаживать же деда, и мы поехали гораздо

медленнее, чем обычно, дабы аппарат не сломался на каком-либо ухабе.

Наконец, мы прибыли на берег. Батя тогда ловил в

тех местах только сетями. Технология лова была довольно

проста: отец из лодки ставил сети, окружая ими участок

камыша, примыкающего к берегу, мы с дедом Митей за-ходили в этот окружённый камыш, шумели в нём, бредя

по пояс в воде навстречу друг другу. Я упоминал выше о

трусах деда и, естественно, он был при них!

И вот в какой-то момент, когда мы, сходясь в камышах от разных концов сетей, оказались метрах в трёх друг

против друга, я вдруг увидел, что кончики усов деда встали торчком, выражая крайнюю изумлённость. И только

потом на лоб поползли его глаза и сделались круглыми

как пятаки! Затем он быстро опустил в воду руки, и по по-зе было видно, что он зажал их где-то между ног. На мой

немой вопрос дед шёпотом проговорил: «Пымал!».

– Что поймал-то, Иваныч?

– Рыбу пымал! В трусы заскочила!

– Так вынимай потихоньку!

– Боюсь, убегёт!

– А ты низ зажми и через резинку доставай!

И вот дед осторожно вынул одну руку из воды, другой под водой он продолжал зажимать низ, а вынутой рукой полез сверху под резинку своих необъятных трусов. Я

с интересом наблюдал за его манипуляциями. Довольно

35

долго он шарился в трусах, тихо матерился и вдруг, вода

между дедовым пузом и резинкой вскипела, оттуда вертикально вверх вылетел небольшой сазанчик и проскользнул как молния вдоль груди и носа Дмитрия Ивановича.

Мне даже показалось что, пролетая мимо носа деда, он

пару раз хвостом успел по нему щёлкнуть, прежде чем

упал в воду! Дмитрий Иванович сгоряча бросился за ним, погрузившись в муть с головой, но не тут-то было! Когда

он поднялся после неудачных догонялок на ноги, видуха

его была даже потешней, чем в начале эпизода. Его выра-зительные усы уныло висели на полшестого, он виновато

посмотрел на меня, умирающего от хохота, и изрёк:

– Как же больно этот паразит своим хвостом врезал

мне по помидорам, когда брал старт наверх!!

Я заугорал ещё сильнее!

***

Следующие страницы, пожалуй, посвящу тому, что

запомнилось мне из деревенских приключений, когда я

проводил там последующие каникулы: после 5, 6, 7 и 9-го

классов.

Вряд ли я правильно вспомню всё в хронологиче-ской цепочке событий, да это и не так важно.

На каникулы летом 1960-го, если мне не изменяет

память, в Вологодчину мы поехали втроём: мать, я и ше-стилетняя Татьяна.

В тот приезд работы, которая доставалась на мою

долю, было уже поболе. Я стал привлекаться к покосным

работам. Сначала мне доверялось загребать скошенное

сено, стоять на стогу, принимая сено и формируя стог; иногда доверяли косу, но не очень-то пока у меня получалось. Зато на всех остальных делах, которые, считалось, мне по силам спрос был по полной программе, да я и сам

понимал, что кормёжку надо отрабатывать и эту нескон-36

чаемую деревенскую работу надо делать, потому что летний день зиму кормит.

Тем не менее, находилось время и для прочего времяпрепровождения.

Помню, именно в том году я со сверстниками, купа-ясь однажды на плёсе под деревней, полез в спор, что до-нырну до дна этого плёса, которое считалось чуть ли не

самым глубоким в Куноже. Деревенские побаивались его

глубины, плёс этот был пляжным местом под деревней, и

время от времени в нём тонули пьяные мужики и прочий

народ. Вроде бы это был почти нормальный естествен-ный отбор, тем не менее, ребятишки, запуганные родителями, далеко заплывать и нырять в этом омуте боялись.

Мне тоже было боязно, наслушавшись всякого про эту

глубину, но, как говорится «слово не воробей», я ляпнул, что достану дно на середине омута и отрезал себе пути к

отступлению. Под пристальными взорами собравшихся

на берегу пацанов и девчат я поплыл на середину плёса.

Надо сказать, к тому времени я уже уверенно плавал

и нырял. У себя дома в Шахтах мы с приятелями на ста-вах играли в квача (в других местах эта игра называется

салки) в воде, и в этой игре я поднаторел в нырках на

дальность и длительность нахождения под водой. Тем не

менее, страх перед этим омутом таился где-то внутри, и

прогнать его совсем не получалось. Я долго не решался на

погружение, но, когда с берега пошло откровенное улюлюканье и подначки, я набрал побольше воздуха и ногами вниз пошёл ко дну.

Омут оказался не таким глубоким как его расписы-вали, видимо, потому я достиг дна раньше ожидаемого и

ткнулся ногами в дно довольно резко.

Дно плёса оказалось заваленным топляками от мо-левого сплава леса, левая моя нога проскользнула между

брёвнами, правой я давнул на одно из них, брёвна ше-вельнулись и зажали мою левую. Первое впечатление, подогретое страхом, было такое, что кто-то внизу схватил

меня за ногу лохматой и корявою рукою! Я чуть было не

37

заорал благим матом! Но ума хватило не орать. Я ощупал

то, что подо мной находилось и быстро всё понял. Воздух

был на исходе, секунды страха тоже видимо съели часть

кислорода, надо было как-то вырываться из плена. Первая попытка успехом не увенчалась, толчковая правая со-скользнула с бревна, и выдрать зажатую левую не удалось. Воздуха в лёгких почти не осталось, и я сообразил, что шансов вырваться у меня всего один: если вторая попытка не удачна, я хлебну и……

Постаравшись устроить свободную правую ногу на

бревне понадёжнее, я присел пониже и что осталось сил

рванулся вверх, Ободрав шкуру на выступающих боковых

косточках, что выше стопы, до самой кости я всё-таки вы-рвался из тисков и, отчаянно загребая, стал всплывать.

Вдох вынужден был сделать у самой поверхности, в лёг-кие рванулся воздух пополам с водой, боль от такого

глотка в груди была неимоверная, но главное-то…– жизнь

продолжается!

Другой эпизод, относящийся к этому лету связан с

пьянкой.

В Вологодских деревнях, по крайней мере, в местах, где жили тогда наши родичи, праздновались все Совет-ские и все церковные праздники. Кроме них каждая деревня имела сугубо свои, только этой деревне присущие

праздники. Я толком не помню мотивации этих гуляний, но они были, и праздновал их народ с размахом, по-русски. На праздники деревни приглашались гости из со-седних деревень, и народу иногда собиралось раз в несколько больше, чем население именинной деревушки.

Вот на такой праздник, в соседнюю Зубариху нас и позвали. Позвали вообще-то парней и девушек Викторова возраста, но я, как гость и брат Виктора, был прихвачен при-стяжным.

До Зубарихи было километров пять, и мы влёгкую

одолели это плёвое расстояние пёхом.

38

Праздник начался с самодельного деревенского пи-ва. Потом были танцы, песни и показательные бои парней с кольями в руках. В пылу показухи кто-то кому-то

попал не по правилам, показуха тут же переросла в бой

реальный, но увечий, слава Богу, не состоялось. Горячие

головы поостыли, и парни пошли пить мировую. Не помню кто, но меня угостили этим самым пивом. Пилось оно

как добрый квасок, я с жажды припал и… приплыл! Всё

предыдущее происходило вечерком, очнулся же я уже

поздней ночью. Только встал на ноги, как мне стало до

ужаса дурно, я вывернулся почти на изнанку, но зато чуть

позже полегчало и я огляделся.

Оказалось, что нахожусь внутри недостроенного

сруба, на голой земле, среди здесь же ночующих овечек и

коз. Выйдя наружу, я понял, что глухая ночь, все спят и

где наши, возможно сам Господь не ведает. Далее я понял, что мне становится ужасно холодно и пора что-то

предпринимать.

Где искать своих, и в Зубарихе ли они, я не знал, поэтому после некоторых раздумий решил идти домой, в

Свертнево, тем более что ночная прохлада стала донимать всерьёз. Заблудиться я не опасался, дорога была од-на, закавык вот только было несколько: один…, в лесу…, тёмная ночь…! Слава Богу, в кармане у меня лежал фонарик по кличке «Жучок». Это была такая электромехани-ческая штучка, которая давала слабенький пучок света, пока ты усиленно работал рычагом её динамо-машинки.

И я пошёл, подсвечивая себе Жучком, по пустынной

лесной дороге.

Прошёл я примерно половину пути, как вдруг впереди, в слабом луче фонаря вырисовалась фигура, конту-рами напоминающая волка! Я в ужасе застыл как вкопанный!

Волк сидел и смотрел на меня горящими глазами, шерсть его переливалась мерцающими бликами в слабом

свете моего хилого фонаря, который я нещадно жал и

жал в своей ладошке, боясь, что, как только он погаснет, 39

волк тут же на меня и бросится. Однако рычаг фонаря с

каждой секундой нажимался всё тяжелее и тяжелее, и

хоть я и пытался перебрасывать его из руки в руку, силы

мои скоро иссякли, да и рычаг почти заклинило. Наступил час «Х»!

Сколько прошло времени, пока я стоял и уничтожал

перегрузками фонарь, трудно сказать – мне показалось, пролетела вся вечность.

Когда фонарь исчерпал себя вконец, и наступило

полное безмолвие, я стал озираться в поисках дерева, на

которое можно было бы взметнуться, но такового вблизи

не было. Не выпуская волка из вида, я стал медленно-медленно пятиться в сторону ближайших деревьев. К

этому времени короткая северная ночь пошла на убыль, проклюнулась сумеречная видимость, очертания деревьев и кустов стали понятнее, и я начал кое-что соображать.

Первое, что до меня дошло – волк за всю эту вечность

даже не пошевелился! Даже не вякнул, а просто сидел и

пялился на меня своими горящими глазищами! Я перестал пятиться, постоял какое-то время, пока рассвет не

набрал большую силу и тихонько пошёл вперёд.

Волк не двигался. Я сделал ещё несколько шагов в

его сторону и в свете всё разгорающейся зари вдруг увидел: да вовсе это и не волк! Это ПЕНЬ!

Обычный трухлявый обгорелый ПЕНЬ!! Его обгоре-лые чешуйки и давали те блики в луче фонарика, которые

я принял за переливающуюся волчью шерсть.

Как же я его пинал! Пинал до тех пор, пока не почувствовал, что ногам очень больно, а пенёк уже сравнял-ся с землёй! Тем временем стало совсем светло, я почувствовал громадное удовлетворение от созерцания обломков пня под ногами и, подпрыгивая, погнал свои ноги в