Паранормальный дзен. Том 1

Ночь настала как-то очень быстро. Она отключилась прямо в халате. Семён Иваныч спал под одеялом в супружеской постели, а Елена Петровна так крепко заснула на диване, свернувшись калачиком, что он не решился ее будить, заботливо накрыв пледом.

Сверху раздались громкие шаги, потом участились. Казалось, по квартире этажом выше ходили несколько человек. Через потолок даже пробивались невнятные обрывки фраз: мужские и женские вперемешку.

Елена Петровна распахнула глаза, поднялась с дивана и замерла, прислушиваясь. Прохладный ветерок дул через открытую форточку, принося в комнату озонистый запах прошедшего накануне дождя. Голоса расшумелись, и громко захлопнулась входная дверь, после чего шаги с голосами переместились на лестничную клетку.

– Картонные дома, – выругалась она шепотом, чтобы не разбудить мужа.

Елена Петровна накинула кофту поверх халата и тихо прошла в коридор. Семён Иваныч громко храпанул и почавкал, перевернувшись на другой бок. Примкнув к глазку двери, она обомлела: ее соседку Адель вниз по ступенькам вели под руки две женщины полицейские, а впереди и сзади них спускались еще по сотруднику в формах. Через несколько секунд, когда Адель с конвоирами исчезла из виду, на лестнице появился мужчина в штатском, сжимая подмышкой толстую, коричневую папку.

Елена Петровна спешно отворила замок и вышла ему навстречу.

– Здравствуйте, – тихо поздоровалась она.

– Доброй ночи, – ответил сердитый мужчина.

– А-а… простите… что с моей соседкой сверху? Куда ее забрали? Кто с детьми остался? Там же двое малышей: мальчик и девочка…

Мужчина с папкой остановился, задумчиво посмотрел вверх и строго произнес:

– Нет там никаких детей. И не было никогда.

Помотал головой и пошел дальше.

Застыв в дверях, Елена Петровна проводила его спину ошалелым взглядом. Пребывая в некотором шоке и страшных догадках, она вернулась в комнату и всю ночь не сомкнула глаз.

Спустя неделю.

Елена Петровна перебирала бумаги в рабочем кабинете вместе с тремя другими сотрудницами отдела претензий ЖКХ, когда пухлая и глазастая Люда, знаток всех толков и сплетен, застрекотала сорокой:

– Про липовую мамашу-убийцу детей слышали? Вчера целый сюжет по новостям показывали. – Она сидела за соседним столом, не отрывая глаз от монитора и клацая по клавиатуре быстрыми лапками. – Еленочка Петровна, по-моему она жила в вашем человейнике…

Челюсть Елены Петровны отвисла, а глаза стали как у испуганного филина:

– Это как это так?..

– А вот так. Телевизор, что ли, не смотрите?

«Кто ж его посмотреть-то нормально даст: теперь один футбол с утра до вечера с этим чертовым интернет-пакетом наблюдать приходится», – пожаловался внутренний голос.

– Помните, год назад на другом конце города какая-то женщина под видом сотрудницы управляйки проникла в квартиру одной доверчивой молодой мамы, и пока хозяйка отвлеклась на кухне, тихо придушила в кроватке ее трехмесячную девочку. Ни фоторобот, ни камеры, ни свидетели не помогли. Убийца тщательно маскировалась: парик, одежда и все такое. Через полгода у другой мамаши угнали коляску возле маркета, пока та лицом щелкала среди полок с продуктами. Двухмесячного мальчика через полтора часа нашли задушенным в той же коляске в парке неподалеку. И опять никого не поймали. А недавно одна девка прямо из роддома новорожденного украсть пыталась, но замешкалась и сбежала – кто-то из персонала ее спугнул. Медсестра быстрее к охраннику, тот – в органы звонить… Приехала полиция, давай все проверять, камеры смотреть, опрашивать… Опять тишина. Установить личность невозможно: на видео лицо не разберешь, приметы расплывчатые, маршрут ухода тоже отследить не получается… Но следователь дела прошлых убийств детей решил связать с этим эпизодом в роддоме и стал докапываться. Еще раз просмотрел видео с камер и обратил внимание, что горе-похитительница обронила какой-то предмет, когда металась по коридору. Увеличили кадр: вроде на карточку какую-то похоже. В общем, рванул следак в этот роддом, охранников заставил шариться и сам принялся искать по углам да под койками в коридоре. И что вы думаете?

У Елены Петровны челюсть так и не закрывалась, а глаза еще больше округлились.

– Нашел-таки рабочий пропуск в театр с именем и фамилией. Барышню эту быстро установили, разыскали и выяснили жуткие подробности. – Люда-сорока зловеще поводила глазами в стороны. – Тетка эта больная на всю голову оказалась. Мужик ее бросил когда-то, потому что та детей иметь не могла, и на этой почве у нее крыша поехала. От злости, что называется, чужих стала душить. Но это еще не все. Сама она притворялась, будто беременная: пузо искусственное себе делала, коляску по двору катала и все в этом роде. Да только вместо детей в ее коляске куклы лежали, которых в ее квартире немерено при обыске нашли. А еще парики, косметику всякую, одежду разную… Оказалось, чиканутая мадам гримером в местном театре работала. В этой криминальной передаче еще психиатр один выступал, говорил, что она слышала какие-то голоса, которые заставляли ее убивать, и прочую дребедень рассказывал… Но самое ужасное – среди кукол этих была мертвая годовалая девочка, похороненная совсем недавно. Выкопала на кладбище бедное дитя, умершее от какой-то генетической болезни с трудным названием, приволокла к себе в дом и разодела в купленные специально для этого одежды, а потом возилась с ней как с живой.

Елена Петровна выронила из рук все бумаги, и те разлетелись по полу. «Мария? Машенька? В коляске у подъезда? Неужели это была она? Бедная девочка!» – Сердце тут же заколотилось, поднялось давление, обмякшее тело испытало болезненную дрожь, а лицо ее сильно побледнело, но, слава Богу, в обморок Елену Петровна не упала…

Когда женщина вернулась с работы домой, то застала Семёна Иваныча на кухне в привычной компоновке: за газетой и настойкой.

Она все ему рассказала.

– Ё… – выдавил лишь один звук Семён Иваныч.

– Я ведь тоже не могу… ну… детей иметь. Ты ж меня не бросил…

– А причем тут это? – непонимающим, хриплым голосом ответил Семён Иваныч и недоуменно задрал густые брежневские брови. – Вообще-то я тебя полюбил без всяких там условий. Ты че, Ленка? Хех!

Он улыбнулся, накатил стопку своей настойки, любя хлопнул Елену Петровну ладошкой по попе и пошел смотреть футбол.

Не плюй в колодец

Десятилетний Пантелей бежал по гладкой зеленой равнине между своим одноэтажным бревенчатым срубом в деревне Митрохино и единственным на всю округу колодцем. Отец велел набрать воды.

Ведро раскачивалось и дребезжало, он весело и ловко перекидывал его из одной руки в другую. Справа щипали траву коровы, слева паслись козы, а позади остались гуси, пытавшиеся укусить паренька за то, что он их дразнил и гонял увесистыми пинками. Одному гусю Пантелей даже заехал галошей прямо в морду – бедная птица застонала и бросилась утекать, активно размахивая крыльями и возмущенно горланя.

Подбежав к колодцу, он поставил ведро на землю и перегнулся через парапет: мрачная глубина уходила в бесконечность. Пантелей несколько раз крикнул вниз: «Э-э-х-х!», дождался, пока эхо полностью растворится и выпрямился. Взялся за рукоять ворота и принялся его вращать, медленно опуская в колодец ведро на веревке. Зачерпнув воды, он, на этот раз двумя руками, потому что наполненное до краев ведро было для него слишком тяжелым, принялся крутить рукоятку в обратную сторону. Пантелей не без усилий вытащил наполненное ведро и поставил его на парапет, после чего перелил воду в свое, расплескав немного на землю.

Он заблокировал рукоять, напоследок еще раз перегнулся через колодец и…

…смачно плюнул вниз.

Громко смеясь, он схватился за ручку ведра и потопал к дому скособочившись.

Не успел паренек пройти несколько шагов, как за его спиной раздался громкий неприятный голос:

– Зачем ты в меня плюнул, собака вшивая?!

Опешивший Пантелей остановился и поставил ведро на землю.

– Я спрашиваю, зачем ты в меня плюнул, паскудник?!

Вибрации неведомого голоса волной пробежали по спине паренька. Он поставил ведро на землю, развернулся и медленно зашагал обратно. Из чрева колодца доносились странные звуки и раскатистый, издевательский смех. Пантелей приблизился к парапету, уперся в него обеими ладонями и наклонился. В сырой черноте дна копошилось нечто.

Паренек замер.

– Ты – маленький несносный гаденыш! –донеслось оттуда.– Ты больше не сможешь испить воды!

Пантелей плюнул в колодец во второй раз, побежал к своему ведру с водой, схватился за ручку и поторопился к дому.

Позади него, по мере удаления, затухали отголоски едкого смеха.

Добравшись до родного сруба, Пантелей водрузил на стол в сенях ведро с колодезной водой, небрежно скинул галоши, разбросав их на дорожке, и чванно ввалился в комнату. Отец ушел чинить что-то в сарае, а мать возилась в огороде. Паренек развалился на диване возле печки, закинул пятку на приподнятую коленку, подложил руки под затылок и предался пустым мечтаниям, разглядывая облупленный дощатый потолок.

Фантазируя, Пантелей задремал.

Стояла ясная погода. Солнце светило ярко, небо было чище обычного, живность паслась на своих привычных местах, лениво щипая траву. Пантелей шел к колодцу, чтобы отпить воды после долгой прогулки с друзьями по деревне и шастаний по чужим огородам с целью подворовать какие-нибудь фрукты или ягоды. Он подошел к колодцу и перед тем как опустить в него металлическую кружку на длинной веревке, специально привязанную для этой цели к опорным столбцам козырька, по-ребячески свис через край.

– Э-э-х-х! – по привычке крикнул дну Пантелей.

– Х-х-э-э! – вернулось обратно другим, явно не его голосом.

И вдруг со дна на него двинулось нечто. Руками, похожими на мокрые искривленные ветки дерева, по внутренней стене колодца спиралью карабкалась неизвестная тварь. У существа почти не было туловища – лишь едва различимый обрубок, походящий на обгрызенный снизу ком липкой глины, а голова походила на большой округлый камень искаженной формы. Тварь ускорилась и, почти добравшись до верха, чуть не ухватила своей клешней рванувшегося в сторону дома Пантелея, который орал на бегу как резанный…

Он в ужасе открыл глаза, увидел знакомый потолок и облегченно выдохнул.

– Дурацкий сон, – буркнул паренек, встал с дивана и прошел в сени выпить свежей водички, которую сам же набрал в колодце часом ранее. Споткнувшись о свои разбросанные галоши, он злобно отфутболил их по разным углам.

Громко звеня крышкой, он снял ее с ведра и, едва погрузив алюминиевую кружку в воду, увидел на дне то существо из колодца! Пантелей выронил кружку, попятился и споткнулся во второй раз, ударившись затылком о шкафчик с обувью. С верхней полки ему на голову свалился томик сказок Пушкина, который он зашвырнул туда пару дней назад, не желая читать с маминой подачи все эти глупые, по его мнению, истории, и не признавался родителям, куда подевалась книжка.

В сенях появились отец с матерью.

– Ты чего? – удивленно спросил Кузьма Фёдорович.

– Пантелейка, что это с тобой? – вопросила Авдотья Макаровна.

Одуревший паренек встал на трясущихся ногах. Почесывая макушку, он хныкнул, дрожащим пальцем показал на ведро и запинаясь промямлил:

– В ведре… с-сидит… какая-то тварь.

– Тварь? – Авдотья Макаровна переглянулась с супругом.

– Ужик, наверное… – пожал плечами Кузьма Фёдорович и осторожно заглянул в ведро: вода в нем была настолько чистой и прозрачной, что на стенках и дне ясно виднелись маленькие пятна ржавчины. – На вот, сам посмотри.

Пантелей боязливо приблизился и недоверчиво посмотрел введро через родительское плечо, неловко приподнявшись на носки: все было в порядке.

– Дуй лучше в огород, яблок нарви, – сказал отец.

Пантелей натянул галоши и побежал за фруктами.

Подойдя к огороду, он смурнó глянул на бочку с водой, стоявшую под солнцем для нагрева воды, которой мать вечерами поливает грядки: из бочки торчала ветка, напоминавшая мерзкую культю – она ему жутко не понравилась, и паренек отвернул кислое лицо, но тут же краем глаза уловил, как эта ветка зашевелилась. Он отпрянул и встал как вкопанный с испуганными, вытаращенными глазами.

Ветка не двигалась.

Пантелей медленно направился к бочке. Подойдя вплотную, он склонился над ней и посмотрел в мутную воду, щурясь и вытянув шею, как гусь с черной кляксой на белой шее, которого он обижал чаще других. Вода внезапно забурлила, и ветка, будто чья-то живая рука, вцепилась в его запястье, поцарапав кожу. Паренек опять заорал на всю округу как резанный.

Когда мать с отцом прибежали на крик, Пантелей стоял с безумным видом.

– Да что случилось-то опять? – недовольно пробурчал Кузьма Фёдорович.

Сын молча кивнул на бочку.

Мать обняла его за плечи и повела домой, причитая насчет царапин.

– Я сама потом яблоки принесу, – сказала она, гладя сына по голове и чуть не вылизывая ему ранки.

Отец осмотрел бочку со всех сторон, заглянул сверху, пошерудил палкой в грязной воде, стукнул кулаком по стенке – но ничего странного внутри не обнаружил.

День прошел относительно спокойно, за тем лишь исключением, что Пантелей не прикасался к воде, хотя ему очень хотелось пить – так, что губы сильно пересохли, а в животе больно кололо от сухомятки.

Проснувшись утром, он немного поразмыслил и отправился к колодцу. По пути он не трогал гусей, даже когда те хотели его ущипнуть, не пинал коз в брюшину и не бил кулаком промеж рогов буренок с грустными овальными глазами.

Подойдя к колодцу, Пантелей перегнулся через парапет, выискивающим взглядом осмотрел дно и жалобно вымолвил, сложив ладони вокруг губ рупором:

– Прасти миня, пажалста! Я больше никада ни буду так делать! Абещаю! Слышь, ни-и-ибу-у-ду-у!

– Буду… буду… буду… – вернулось эхо.

Дно оживилось, мутная вода зажурчала, из чрева колодца пробулькал уже знакомый Пантелею голос:

– Вода – это жизнь! Иди с миром и поступай по совести! Пей спокойно! Больше ты меня не увидишь и не услышишь! –Голос затих и чуть погодя добавил:– Если только опять в кого-нибудь не плюнешь или не обидишь слабого, который тебе ничего не сделал!.. Ах-ха-ха-ха-ха!..

Невеста и мотоциклисты

В деревню Пыталово я бы в жизни не поперся, но умер мой сослуживец, с которым мы не одну вражескую атаку в окопах отбивали, пока нас «их» артиллерия в мясо утюжила. Пётр получил на войне тяжелые ранения: как впоследствии оказалось – «несовместимые с продолжительной жизнью». Всего исполосовало, изрешетило, даже лицо посекло, оставив от некогда симпатичного облика молодого парня, за которым бегали местные девки, хрен знает что. Никаким девкам он после этого стал не нужен. Только отцу с матерью.

Врачи дали максимум неделю, но Пётр каким-то чудесным образом выкарабкался и вернулся домой к родителям. Протянул целых полгода, и все-таки чертовы увечья добили его окончательно. Ездил по больницам, пил все необходимые лекарства, дышал свежим воздухом, благо с этим в деревне проблем нет: открыл окно – и ходить никуда не надо. А под конец врачи уже и сами к нему наведывались… В общем, одним не прекрасным для несчастных родителей утром их сын не проснулся.

Мне позвонил его отец. Мы не были знакомы лично, но Пётр ему про меня рассказывал и дал мой номер на всякий случай. Так и сказал бате с матушкой: «Пусть Батон на мои похороны обязательно приедет». Через пару дней я собрался и погнал на машине в Пыталово. Пока хлопоты с моргом, хождения по инстанциям да решение прочих формальностей, плюс сутки в пути, как раз, думал, к похоронам и успею. Из нашего взвода бравых солдат в живых остались только мы двое, так что я – единственный из всей братии, кто мог и был обязан проводить боевого товарища в последний путь.

Вскоре показался нужный поворот. Съехав с гладкой федеральной трассы с обновленным покрытием, машина продолжила катить по раздолбанной дороге. Навигатор вел меня извилистыми путями сквозь унылую, серую местность. В какой-то момент стало казаться, что придется ехать целую вечность. За тридцать минут пути ни одной машины, ни живой души в поле зрения не попало.

Судя по карте, Пыталово было где-то недалеко, в трех километрах от моего местонахождения, но я плутал и плутал, а мертвый женский голос навигатора время от времени твердил, что «она» в очередной раз перестраивает маршрут. Терпение иссякало, ведь я брал все нужные повороты…

– Бред какой-то. – Меня это блуждание с каждой минутой начинало раздражать все сильнее. Еще и сеть пропала, а потом и навигатор вдруг завис – треугольник на экране вертелся как чумовой.

Наконец я увидел человека. Это был какой-то старик. Он шел вдоль дороги навстречу движению с хворостиной в руке, а впереди него телепалась понурая корова и лениво качала головой влево-вправо, влево-вправо. Я остановил машину напротив незнакомца, опустил до конца окно и поздоровался:

– Здравствуй, дядька!

Он остановился, неохотно повернулся и ответил неприветливой хрипотцой:

– Здарова.

– Не подскажешь, как до Пыталово быстрее доехать? На похороны товарища опаздываю, час всего остался.

Старик загадочно помолчал, а затем сказал:

– Если хочешь целым доехать, то быстрее не получится. На ближайшем повороте сверни направо, потом ехай до второго поворота налево, потом еще раз направо на первом и опять налево тоже на первом. Дальше увидишь знак – разберешься. Прямо не ехай – туда никто не суется.

– Кто, куда не суется?.. Какой первый? Где второй?.. – запутался я.

– Делай, как говорю! – рявкнул старик, кашлянул, харкнул в кусты, махнул рукой и пошел дальше.

Корова последовала за ним, звонко ударив хвостом по моей двери.

– Чудеса, – подивился я, трогаясь с места. – Насоветовал такие зигзаги, что голову сломаешь.

Доехав до развилки с первым поворотом, о котором сказал мутный дядька, я выжал тормоз и задумался.

– Направо пойдешь – машину потеряешь, налево – себя любимого, а прямо – и то и другое, – перефразировал я вслух слова известной сказки, вспоминая, что до отключения навигатор вел меня прямо, именно тем маршрутом, по которому не советовал ехать грубый дед. – Эх, была не была! Где морпехи – там победа!

Я повел машину вперед и оказался на очень узкой дороге с разбитым асфальтом, проложенным, судя по виду, еще лет сорок назад. Густой хвойный лес по краям ветхого полотна расходился яркими запахами, природная свежесть качалась в салон через припущенные окна.

Через несколько сотен метров потресканный асфальт начал застилать туман. Краски вокруг помрачнели, накатила прохлада. Краем глаза я уловил за обочиной деревянный крест, воткнутый в землю на полянке перед лесом. Подъехав ближе, я смог разглядеть на нем таблички с фотографиями и ведерко с искусственными цветами у гниющего подножия.

Я перевел взгляд обратно на дорогу, и передо мной, чуть поодаль, материализовались три фигуры! Это были двое мужчин в мотоциклетных шлемах, а между ними стояла женщина в белом свадебном платье, испачканном, подпаленном и обгрызенном. Троицу окутывал разрастающийся все сильнее туман. Обалдевший, я дал по тормозам и ударился лбом об руль – клаксон неприятно протрубил на всю округу. Придя в себя, я поднял голову и откинулся на сиденье. Когда картинка перед моими глазами прояснилась, дорога уже была пустая. Я посмотрел на себя в зеркало заднего вида: лоб разродился шишкой с кровоподтеком и сильно щипал.

– Твою ж кавалерию с пехотой! – Я раздраженно потер лоб рукой. – Надо же такой глюк словить!

Посмотрел время на смартфоне.

– Черт, полчаса всего осталось! – спохватился я и спешно тронулся.

Не успела машина проехать и ста метров, как сзади прогремел мотоциклетный рев, заскрежетал металл и последовали дикие человеческие вопли. Я опять дал по тормозам, но на этот раз не резко, чтобы не удариться, и повернулся: никого на дороге не было, только крест одиноко стоял на своем месте.

– Боже святые! – (Кровлей бы не тронуться.)

Дорога становилась непроглядной. Включив противотуманки, я двинулся дальше, ускоряя машину насколько это возможно, чтобы не опоздать на похороны.

И опять, проехав совсем немного, я услышал уже знакомый рев, но на этот раз перед капотом выскочили два мчащихся на большой скорости мотоцикла, устроившие между собой гонку! Одним мотоциклом управлял парень в строгом костюме, а сзади, обхватив его за туловище, сидела «та» женщина в свадебном платье, которое взлетало то вверх, то металось по сторонам, и казалось, сейчас его подол зажуют спицы заднего колеса. Второй мотоциклист в камуфляже-березке гнался за ними с ружьем за спиной наперевес, подгоняя своего зверя акселератором. Оба мотоцикла выписывали на дороге опасные траектории, коленки на виражах едва не касались земли, как у профессиональных гонщиков по телевизору. В какой-то момент первый развернулся юзом и, пыльно пробуксовав, рванулся на меня, выбрасывая позади темно-серую гарь и оставляя на асфальте жирные, черные следы шин. Преследующий сделал тоже самое, повторив опасный маневр, и погнался следом, «встав на козла». Я резко вывернул руль вправо и улетел в кювет…

…Лязг железа, несколько взрывов и страшные крики людей…

Я пришел в себя не сразу. Машину, слава Богу, не перевернуло, она только зависла боком на небольшом склоне перед лесом. Я завелся, и мне кое-как удалось выехать на дорогу. Туман исчез, видимость прояснилась. Я остановился и вышел. Огляделся вокруг: место, откуда доносились звуки аварии, было безлюдным, крест по-прежнему торчал из земли на лысой полянке. Очумелый, я сел обратно в машину и покатил, все время озираясь по сторонам.

Вскоре я съехал с этой злосчастной дороги, и моим глазам открылся деревенский простор. На обочине стоял покосившийся знак с подтертой надписью:

ПЫТАЛОВО

В сотне метрах справа как на ладони раскинулось местное кладбище. У ближнего ко мне забора с чугунными копьями была заметна оживленность. Я повел машину туда.

Подъехал к воротам, спешился и быстро зашагал к толпе у гроба. Подошел к родителям Петра, принес им соболезнования, притронулся к руке боевого товарища, склонив голову, и встал постоять с другими. Родители сердечно поблагодарили меня за приезд и внимание к их сыну, а Пётр лежал в гробу с легкой улыбкой на фоне исполосовавших лицо шрамов. («Салям, Батон! Ну ты где там куралесишь?») Когда все траурной змейкой поползли к его дому на поминки, я отстал от толпы с одной симпатичной девчонкой и спросил ее про «ту» дорогу. Она хитро на меня посмотрела и рассказала одну местную байку:

– У нас в деревне когда-то жили два друга. Мотоциклами увлекались до фанатизма, почти все свободное время с драндулетами своими возились. Не разлей вода были. Это мне мама сама рассказывала. Но была проблема замеж них: оба любили одну местную девку, а та все никак не могла определиться. В итоге она стала встречаться с одним из друзей и даже пообещала выйти за него замуж. Вскоре ее жениха забрали в армию, а друг по какой-то причине на службу не пошел (она как бы виновато пожала плечами). Это было давно, тогда еще по два года в солдатах ходили. В общем, не дождалась девка своего парня. Да не просто не дождалась, а решила-таки выйти замуж за его товарища, тот ее прямо в свадебном платье в ЗАГС на своем мотоцикле повез. А в этот момент, вдруг откуда ни возьмись, в деревню явился ее первый избранник. То ли в увольнение приехал, то ли че… Без предупреждения… Странно, вроде переписывались они… Короче, односельчане ему все рассказали, а он с психу схватил отцовское ружье и помчался на своем драндулете молодоженов искать… Вот… Нашли их потом всех троих на «той» несчастной дороге МЕРТВЫМИ! (Как заорет в конце зачем-то.) Милиционеры сказали, что между парнями вышла смертельная гонка с преследованием… В деревья хором поврезáлись… НАСМЕРТЬ! («Да что ж ты орешь-то так?»).

– Это где крест у леса на полянке стоит?

– Угу. – Она кокетливо сверкнула мне черными глазками.

– За Родину жизнь отдать или поступок горячий совершить – я еще понимаю. А за подобное… Да на кой хрен такая баба вообще сдалась?.. Шла бы себе, куда хочет, и Бог с ней, – высказал я свои соображения насчет услышанной истории. – Определиться она, видите ли, не могла. Тоже мне, принцесса роковая…

Девчонка на меня обиженно покосилась, задрала нос кверху и поторопилась за толпой. Виляя бедрами, она кинула в мою сторону недобрый взгляд через плечо.

Дежурство в морге

Близилась полночь. Я принял дежурство в 20:00, сменив на посту новенького охранника. Все камеры работали в штатном режиме. Изображения на нескольких интерактивных окошках с разных участков здания внутри и снаружи выводились передо мной на два больших монитора. В правом верхнем углу экрана стояла актуальная дата, а под ней посекундно отсчитывалось точное время. Еще две камеры снимали помещение морга, в которое также привозили свежие тела, оставляя лежать их вдоль стен на столах-каталках или на полу штабелями, если не хватало мест (а такое часто бывало).