Барин-Шабарин 5

Денис Старый

Барин-Шабарин 5

Глава 1

Гамильтон Сеймур, лорд и Чрезвычайный посол Великобритании в России, являл собой пример того, с каким видом и участием друг должен слушать другого своего друга. Английский посол старался казаться именно другом, чтобы российский канцлер Карл Васильевич Нессельроде забывался и говорил такое, что не обязательно было бы и знать англичанину. Необязательно, но Сеймуру очень хотелось.

Ему хотелось напоследок узнать как можно больше новостей, понять систему управления в России. Нужно быть полезным на родине и после отставки, кому-то же нужно консультировать премьер-министра и парламент, как может повести себя Российская империя дальше. Ну а то, что он уходит, очевидно для многих, только вот русские все еще живут в каком-то своем иллюзорном мирке.

Встреча проходила в Зимнем дворце, уже в большей мере восстановленном после ужасного пожара семнадцать лет назад. У канцлера Нессельроде был во дворце свой кабинет, в котором он зачастую и старался принимать иностранных послов, особенно англичанина. Великий дворец Великой России. Пусть видят, что империя богата и способна строить величественные здания.

– Мой друг, взгляните на эту мольбу! – с усмешкой сказал Нессельроде, предоставляя английскому послу документ.

Гамильтон Сеймур, периодически посматривая на российского канцлера, чтобы уловить малейшие изменения настроения Карла Васильевича, внимательно читал бумагу. Внимательно – а всё-таки никак не мог решить, как реагировать. Англичанин пребывал в некоторой растерянности: зачем канцлер дал почитать такой документ, способный повлиять на политическую ситуацию? Неужели Нессельроде не понимает, что англичане сделают все возможное, чтобы только русских военно-морских баз не было ни в черногорской Будве, ни в Каторской гавани?

Так что? Русский канцлер хочет сказать, что он понимает и принимает национальные интересы Англии?

Гамильтон дочитал прошение черногорцев к русскому государю, передал бумагу обратно, но всё ещё ничего не сказал.

– Ну, как вам эта нелепица? – с признаками раздражения спросил канцлер. – Они вздумают бунтовать, постреляют где попало, а потом просят у нас поддержки. Горстка бунтовщиков! Даже не понимают, наглецы, насколько подставляют нашего государя. Вы, мой друг, не можете не согласиться, что политика – дело великое, большое, и обращать внимание на каждый повстанческий отряд мы не можем. И вместе с тем…

Английский посол поднял глаза, предполагая, что сейчас прозвучат самые главные слова. Для Сеймура не было секретом, что именно Россия хочет предложить Великобритании. Но не показывать же перед канцлером свою осведомленность!

Карл Васильевич Нессельроде считал, что полностью контролирует разговор с английским послом. Был убеждён, что-то, что он предложит англичанам – выгодный в равной степени и России, и Англии договор. Нессельроде не был злым гением дипломатии, хитрым английским шпионом, пусть он и старался действовать в угоду английским интересам, но при этом в своей душе не продал Россию. Просто дипломат и чиновник был убежден, что тандем Россия-Англия нерушим, что нет таких проблем, что могли бы создать предпосылки ссоры.

Между тем промышленный переворот в Англии завершён или почти завершён. Уже чаще всего машины производят машины. Количество товаров растёт в геометрической прогрессии, и далеко не глупые умы европейских держав начинают осознавать, что всеобщему благоденствию может прийти конец, если вовремя не предпринять нужных мер. Нужны рынки сбыта, нужно усиливать давление на колонии. Только так европейские экономики смогут процветать в дальнейшем – держа других под пятой.

А тут ещё неурожаи, что заставили англичан всерьез искать пути снабжения страны продовольствием. Кто же это может быть, как не Россия с её просторами! Однако платить серебром англичане не хотели, чтобы не усугублять внутренний кризис. Так что расплачиваться можно и товарами, но… Русские не хотят, почему-то, окончательно убивать свою промышленность.

Россия же купалась в своём величии, смотря на соседей, как на возможность расширения, прежде всего, территориального, а в меньшей степени – рынка сбыта товаров. Да и товаров этих не так чтобы и много, хватает для внутреннего рынка, впрочем, и он не так сильно развит. Так что канцлер Российской империи искренне считал, что англичанам будет выгодно, если Константинополь станет международным торговым городом, где можно будет торговать с Россией, с балканскими странами английскими товарами. И не понимал Конкрина, министра финансов. Этот, мол, упрямец не хочет взимать пошлины с английских товаров окончательно!

– Так что скажете? – и теперь не к месту бодро спросил канцлер.

– Вы полностью правы, мой друг. Англия не поддержала бы горстку черногорцев, – сказал Гамильтон Сеймур.

– Взгляните сюда, мой друг, – сказал Карл Васильевич и резким движением сорвал скатерть с большого стола. – Вы видите этого больного человека Европы? Может, пора уже сделать ему операцию, а то и гляди гнойники расползутся по всему телу?

– Какие ужасы вы рассказываете! – посол сделал вид, что смутился.

На столе была разложена карта Османской империи, да не простая, а с уже очерченными границами, зонами оккупации. Карту с особым тщанием готовил лично Нессельроде, а государь Николай Павлович своей великодержавной рукой правил, оставляя англичанам чуть меньше земель для оккупации, чем предполагал канцлер.

– Вы предлагаете нам 1772 год? – спросил английский посол.

Гамильтон Сеймур намекал на раздел Речи Посполитой, но сказал это ровно, без упрека или раздражения. Будто просто уточнял – так, вежливый интерес. Сеймур играл, он уже не воспринимал ситуацию всерьез.

– А разве полякам плохо жить под славным правлением его Императорского Величества Николая Павловича? – с лукавством спросил канцлер.

– Уверен, что польский народ не притесняется Россией, – солгал английский посол, считавший как раз наоборот.

– Так что же скажете? – нетерпеливо настаивал Карл Васильевич Нессельроде.

Посол Сеймур подошёл к карте, начал рассматривать в подробностях, ведя пальцем по границам. Египет был однозначно за Англией, но Палестина – за Россией, Константинополь под российским контролем, но город международный, под общим управлением. Кавказ однозначно за русскими, но Сирия за Англией. Сеймур внутренне улыбнулся – а Франции-то ничего не достается. Да и Австрия…

– А что с балканскими народами? Разве Австрия на это пойдёт? – спросил англичанин, но быстро поправился. – Вы не подумайте, я всецело на вашей стороне, но и последствия нужно просчитывать.

– Самое главное, друг мой, вы уже сказали, – с неприкрытой радостью сказал канцлер. – Вы сказали «мы». А в остальном мы всегда договоримся. А что до Австрии? Так мы уже спасали ее от гибели, должна же Австрия быть благодарной.

Англичанин исправно кивал на каждое слово канцлера, а после решил и сам добавить. Врать, так врать.

– Но как же мы можем не понимать, что Османская империя больная, словно прокажённая держава. Сколько мы с вами можем её спасать? Уже дважды самопровозглашённый султан Египта мог бы взять Константинополь, если бы не английские и не российские решительные шаги.

– Да, терпения нам и нашим государям не занимать. Сколько терпеть безобразие в Османской империи! – сказал канцлер. – И когда нам ждать начала дипломатических контактов по этому вопросу?

Нессельроде даже дёрнул плечами, будто хотел бы такой встречи немедленно.

– Не спешите, мой друг, такова наша система, – Гамильтон Сеймур развёл руками в жесте сожаления. – Вопрос нужно ещё тщательно подготовить, затем обсудить в парламенте, после нужно одобрение короля, важны консультации с Францией… Не беспокойтесь, мы найдём рычаги воздействия на Луи Наполеона.

– Я ни в коей мере вас не тороплю, мой друг, – с явным облегчением сказал Карл Васильевич Нессельроде.

– Господин канцлер, а не скажете, как старый друг, по какой причине меня к себе вызвал Его Величество? – решил сменить тему английский посол.

Даже Гамильтону Сеймуру, прожжённому дипломату и политику, было не особо приятно настолько нагло врать. Разве же может Англия согласиться на предложения России? В кулуарах английского парламента уже давно идут разговоры о том, что Россию необходимо одернуть, заставить охолонуть. Венгерский поход русской армии сильно насторожил английские правящие круги. Но больше всего Англию раздражает то, что Россия может взять под свой контроль черноморские проливы.

Особенно неприятные для английской торговли сигналы поступали с южного направления англо-русских торговых путей, из Таврии, Одессы, ну и всей Екатеринославской губернии. Там перестали закупать английский цемент. Кроме того, почти до нуля опустились показатели продаж английских плугов и другого сельскохозяйственного инвентаря. Кареты почти что не привозятся в русские южные губернии. У них там, оказывается, открылся в прошлом году завод по производству карет! Вот так аграрный край! И так во многом.

А ещё русские умудрились начать продажу своих карет и цемента туркам… А керосиновые лампы? Парафиновые свечи, даже ароматное мыло… Эти товары некоторые английские торговцы начали ввозить в Англию. До чего докатились? Русские одежда, сумки и чемоданы продаются за большие деньги в Англии! Когда должно быть ровно наоборот! Нет, определённо нужно Россию ставить на место, пока там не додумались еще и перевооружением армии заняться.

Сеймур держал лицо. Англия даже пошла бы на разделение Османской империи, но ведь русский император отказался снижать ввозные пошлины на английские товары. Разве же беда в том, что русские промышленные изделия не могут конкурировать с английскими и русские промышленники разорятся? Англия завалит этими товарами Россию, а русским было бы важно сконцентрироваться на производстве хлеба, который стоит отдавать Англии.

– Так когда делить Османскую империю станем? – с улыбкой спросил канцлер Нессельроде.

– Скоро, – солгал английский посол, отзеркалив улыбку русского чиновника.

* * *

Новый дворец был шикарен. Даже славные предки нынешнего султана строили заметно хуже. Правда, со стилем архитекторы не угадали. Всё же барокко – прошлый век, но нельзя не восхититься, каким дворец вышел величественным. Чего нельзя было сказать о самой Османской империи. Гражданские войны, окончательно уничтожили ранее Великую державу.

Многие в империи искренне считали, что османы проигрывают из-за внутренних дрязг. Вот и сепаратисты полезли. А то, что традиционная экономика не отвечает на современные вызовы – на это никто не обращал внимания. Да и армия, сколько бы ни совершали попыток её реформировать, всё ещё оставалась слабой, хотя и многочисленной.

– Посол Франции просится к вам, великий падишах! – сообщил главный евнух, когда султан уже более часа находился в беседке в саду и размышлял о былом величии своей державы и о том, что настанут ли времена, когда слава вернётся. И при его ли власти это будет?

– Пусть подойдёт! – сказал султан нехотя.

Он прекрасно понимал, что ничего хорошего от визита французского посла, пусть и запланированного, ожидать не стоит. Не так давно русские сообщали, что не потерпят надругательства над православием в святых местах. Тогда ещё султан гадал, почему русские об этом сообщают, ведь не сказать, что ситуация в Иерусалиме кардинальным образом поменялась. А оказалось, французский император посчитал несправедливым, что некоторые храмы, столь почитаемые христианами, находятся под контролем Русской Православной миссии.

Казалось бы, вопрос не стоит и выеденного яйца, но уже многим стало понятно, что страсти накаляются, а в центре этого бушующего урагана находится Османская империя. Как это случалось уже неоднократно, турок подговаривают на войну с Россией. И самым обидным для султана было то, что всё это происходило как будто бы и без его ведома и влияния.

К беседке под раскидистым лавровым деревом тем временем уже подошёл полноватый мужчина с седеющими, но всё ещё пышными бакенбардами. Он был одет, скорее, по английской моде. Строгий костюм из плотной шерстяной ткани, на поясе – золотая цепочка от неприлично дорогих золотых часов, украшенных бриллиантами.

Жан Шарль Мари Феликс де Лавалетт мог себе позволить и дорогой костюм, и прекрасные часы. Он был очень богатым человеком, женатым на вдове американского банкира. Так что даже своей службой он во многом тяготился. Лишь одно искренне радовало Жана де Лавалетта – в коем веке его Франция не враждует с Англией. Не было француза во Франции, который больше, чем Лавалетт, любил бы Англию.

Французский посол в Османской империи был открытым англофилом, искренне ратовал за сближение Франции и Англии и делал теперь все, чтобы две европейские державы, плечом к плечу… Заставили русского медведя сидеть в берлоге и не высовываться. Возможно, в другой политической обстановке дипломат оказался бы не у дел за такие свои взгляды, однако сейчас он и ему подобные приближаются императором Луи Наполеоном.

– Я слушаю вас! – сказал султан, делая вид, что ему больше интересно рассматривать колонны в беседке, чем разговаривать с французским послом.

– Нет, это я вас слушаю, Ваше Величество! – неожиданно и нисколько не смущаясь сказал посол.

Куда там теперь смотреть на колонны! Оставалось рассматривать наглого, слегка лысеющего мужчину. Как же сейчас хотел Абдул Меджид, чтобы рядом с французом оказался верный янычар, чтобы отрубить голову наглецу только по одному косому взгляду в сторону султана! Но эти времена ушли.

– Если вы продолжите разговаривать со мной в таком тоне, то не стоит и рта раскрывать, – несколько волнуясь, отчего акцент падишаха стал более очевидным, сказал Абдул Меджид.

– Подобного тона никогда бы я себе не позволил, если бы вы выполнили то, что ранее обещали! – не растерялся де Лавалетт.

– Вы подталкиваете меня к войне, – озвучил очевидное Султан.

– Разве же вам война не нужна? Разве не нужно при помощи военных действий решить все свои внутренние проблемы? – поинтересовался французский посол. – И кто сказал, что русские не умоются, не отступят, получив пощечину? Разве они входят с кем-нибудь в военный Союз, чтобы надеяться победить вас?

– Англия! Как она отреагирует? Пусть во Франции и есть свой Наполеон, да только не тот, – с ухмылкой отвечал Султан.

Абдул Меджид и вовсе хотел прогнать француза, едва ли не оскорбившего его. Однако в последнее время именно Франция становится главным экономическим партнёром Османской империи. Львиная доля вооружения, которая так необходима армии гордого султана, приходит из Франции. Да, это старые образцы, а с ними лишь немного новейших французских и бельгийских ружей, но Османская промышленность не способна даже к производству того оружия, которое в Европе устарело.

Так что ссориться с Францией – это обречь себя на поражение. Разве сам султан, его визирь, всё окружение – разве же все они не понимали, что их держава нынче – словно старец при смерти? Все осознавали это, вот только не могли договориться, как из кризиса выйти. Мусульманские круги считали, что отказ от традиций, повлечёт за собой потерю веры, уход от Аллаха – и всё равно случится распад империи. Потому они видели выход в сплочении народа вокруг зелёного знамени пророка Мухаммеда. Самопожертвование – вот залог турецких побед, причём как на полях сражений, так и в экономике.

Другие же не видели иного варианта, как перенять полностью образ жизни европейских государств, ставя в пример саму Россию с её бритьём бород и развивающейся промышленностью. Султану приходилось лавировать между этими оппонентами. Проводить реформы, пытаясь угодить всем и каждому. И такая политика была основой Османской империи уже около ста лет.

– Какие гарантии даёт Франция, если моя держава вступит в войну с Россией? – прямо тогда спросил у французского посла султан.

– Сперва мы поставим вам вооружение, предоставим своих инструкторов, вместе с англичанами дооснастим флот, – перечислял Лавалетт.

– Какие гарантии даст Франция, в связи с войной с Россией? – перебил французского посла султан, повторяя свой вопрос.

– Моё честное слово, – с явным недовольством произнес французский посол.

– При всём уважении, – усмехнулся султан.

– Или мой император вовсе прекратит вам помогать. Довольствуйтесь, Ваше Величество, тем, что есть. И помните, чьё имя носит ныне здравствующий французский император! У нас свои счеты с Россией, – с раздражением произнёс француз.

На самом деле Абдул Меджид был почти уверен, что французы всё же развяжут войну. Луи Наполеон пришёл к власти на фоне идей реваншизма. Французам надоели слабохарактерные, ничего не решающие короли. Но не только ожидания французов могут подстегнуть Францию к активным действиям против России.

Луи Наполеон лично оскорблён русским императором. И если бы французы не готовили ответ на оскорбление их императора, то сделали бы всё, чтобы этот казус не всплыл в прессе. Но парижские газеты написали, что русский император называл и продолжает называть своего французского коллегу «мой друг». Это не оскорбление, это нечто большее. Это унизительно! И никто даже не хотел видеть того, что по-русски царь всё-таки признал в Луи Наполеоне руководителя страны, о чём уже свидетельствуют поздравительные открытки от русского императора.

Султану же не нравился тот факт, что он нынче на острие этой атаки, и роль пушечного мяса отводится Османской империи. Абдул Меджид вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Пусть себе Европа занимается своими раздорами, его армия и флот победят!

– Хорошо, будут у вас ключи от храмов, – сказал султан, выпроваживая француза.

Быть войне!

Глава 2

– Петька, а ну беги сюда! – выкрикнул я, ловя на себе очередной гневный взгляд от супруги.

Не нравится, видите ли, Лизе, когда я Петра Алексеевича называю Петькой. Мол, плохо влияю на воспитание парня, и от этого они растёт, словно бандит, ну или мужичье. Как можно это рассмотреть в мальчике трех лет от роду, мне непонятно. Однако бывают такие ситуации, когда спорить с женщиной себе дороже, особенно, когда звучит всё оправдывающий аргумент: «Яжемать!».

Погожий денёк первого мая 1853 года не мог не быть отмечен семейной прогулкой в Николаевском парке Екатеринослава. Как без этого? Моё рвение, правда, не всем было понятно – нужно будет обязательно придумать какой-нибудь майский праздник. Уж больно погода хорошая в мае, да и настроение радостное, наполненное надеждой на будущее. Самое то, погулять, устроить маевку на природе. Только не в недавно открытом Николаевском парке. А то ходят тут всякие…

– Может, пора уже, мой друг, её простить? – спросила Лиза, увидев прогуливающихся губернатора и его супругу.

– Разве же я не общаюсь с матерью? – спросил я.

– Делаешь ты это вынуждено, мне ли не знать. И лишь на людях. В поместье никогда не приглашаешь, словно она чужой человек, – заметила Елизавета Дмитриевна Шабарина.

Я не объяснял жене раньше, не собираюсь делать это и сейчас, что отношения с матерью у меня никогда не были хорошими, да и не могли стать близкими. Если бы моя мамаша вовремя не окрутила губернатора Фабра, я мог бы даже решиться на какой-нибудь «несчастный случай». Ну или услать её куда-нибудь. Это же надо было участвовать в афере против моей жены!

Подул лёгкий прохладный ветерок, заставляя воздушное белоснежное платье Лизы изрядно поволноваться. Модное агентство «Две Лизы» в этом году создаёт тренд на воздушные, минималистичные платья с минимум аксессуаров к нему. Они казались простыми, но красили стройную даму невероятно! И как же одной из хозяек популярного бренда одежды не ходить в том, о чём постоянно пишется в модном журнале!

Организация выпуска журнала для женщин было нелёгкой задачей. Дело даже не в цензуре, с которой можно было бы договориться, так как система сдержек и противовесов с Третьим Отделением в Екатеринославской губернии теперь установилась и была вполне эффективна. Сложность была в том, чтобы найти журналистов, редакторов. Я задумывал журнал для женщин, который бы сами женщины и издавали. Но наскрести хотя бы четверых штатных журналисток да одного редактора не получилось. И в женском журнале у нас почти всё пишут мужчины. А возглавляет это безобразие уже знаменитый поэт Хвастовский. Впрочем, образованные и деловые дамы-эмансипе – это дело времени. Скоро ещё и отбор устраивать придётся да отбиваться.

Елизавета игриво поправила платье и бросила многообещающий взгляд в мою сторону. Вот чувствует она, что ли, надвигающуюся угрозу и долгую разлуку? Делает все, чтобы только чуть больше провести времени со мной. А что касается интимного… Я уже начинаю бояться того пресловутого слова из трёх букв… «ещё». Вечера и ночи у нас получаются столь бурные и насыщенные, что я уже запутался, где и когда отдыхаю, а где работаю. Ощущение, что работаю ночью, а днём, несмотря на высочайшую самоотдачу на рабочем месте, скорее, отдыхаю.

– Когда ты уезжаешь? – после долгого молчания спросила Лиза.

Я не смотрел ей в глаза, наблюдая за тем, как мой сын смеётся и убегает по молодой ярко-зеленой траве от няни. Я только сегодня вечером собирался сказать Елизавете, что отбываю не меньше чем на четыре месяца уже завтра. Не хотелось, чтобы она ждала моего отъезда, только зря грустнея. Может, всё же Лиза видела приготовления к отбытию – и потому выжимала все из меня соки по ночам за нашими страстными баталиями?

Мы сидели на скамейке, коих по всему парку было огромное количество, может, только чуть меньше, чем беседок. Я подсел ближе к Лизе, взял ее за руку.

– Я уезжаю завтра, Лизавета, – сказал я.

– Я знаю, – с грустью в голосе произнесла моя жена. – Уже жду, когда ты вернешься.

И всё-таки я верно всё рассчитал, когда решил настаивать на своей женитьбе на Лизе. Во всех отношениях она достойная женщина. Бывает, конечно, что и поворчать может или чем-то упрекнуть, например, что мало времени уделяю ей и сыну, меняет свои решения и иногда подставляет перед подчиненными. Но безоблачные, идеальные отношения бывают только в сказке – или же в воспаленном воображении одного из партнёров.

– Великодушно прошу простить меня, ваше превосходительство, – обратился ко мне мой помощник, после он посмотрел на Лизу и попросил прощения и у неё. – К вам прибыл нарочный из Одессы. Прикажете ему обождать? Вы просили докладывать сразу же.

Лиза строгим взглядом посмотрела на меня, ожидая ответа, намекая на то, что я с утра обещал не менее трех часов провести с семьей.

– Пусть ещё часик обождёт, я занят не менее важными делами, а, может, и более важными – уделяю время своей семье, – произнес я то, что от меня и ожидала услышать супруга.

Не хотелось ссориться перед долгой разлукой.

Да, я стал превосходительством! Дорого обошёлся всей губернии и мне лично вопрос увольнения со службы Дмитрия Ивановича Климова, бывшего вице-губернатора Екатеринославской губернии. Пришлось через жандармского полковника Лопухина предлагать Третьему Отделению и долю в губернском банке, и второй цементный завод (не весь, но почти наполовину). Они, конечно, не получали все безвозмездно, лишь за Климова, а вкладывали свои деньги. Именно это и стало главной причиной нашей сделки.

Но нынче уже не то время, когда я искал хоть тысячу рублей, чтобы стройка цементного завода не останавливалась. Теперь это направление более чем перспективно. Отстраиваются оборонительные укрепления Одессы, Севастополя, Керчи, иных городов. С использованием, конечно же, нашего Екатеринославского цемента.

Кроме того, нужно было бы и мне подниматься по карьерной лестнице вверх. Теперь я уже статский советник, несмотря на то, что занимаю должность действительного статского советника. Так что я ожидал некоторого повышения, если не со дня на день, то с года на год.

– Да иди, иди на службу! – с раздражением в голосе сказала Лиза не более чем через четверть часа, ведь у нас после прихода моего помощника никак не клеился разговор.

– И я тебя люблю, – усмехнулся я, целуя Лизу в губы и удаляясь прочь.

Действительно, я не мог спокойно наслаждаться общением с семьей, когда там… Такое…

Мне удалось провернуть очень важную сделку, в которой я всё-таки выступаю в роли обделённой стороны, терплю реальные и потенциальные убытки, но… Я патриот, я имею цель, мне приходится всеми возможными силам идти к цели, не обращая внимание на затраченные средства… Но эта операция стоила мне более шестисот тысяч рублей серебром! Это невообразимо много.

Однако я не только не разорился, но и приобретаю.

Я, не будь дураком, через Воронцова и его связи, не бесплатно, конечно, начал патентовать свои изобретения. Прежде всего, это нужно было бы сделать в Англии и Франции, где у светлейшего князя было достаточно знакомств. Так что теперь просто так взять и переделать какую-то мою новую технологию у англичан не получится. Может, если только после начала войны, и то через продолжительное судебное разбирательство, и получится у них патент украсть, но не сейчас, иначе все их право рухнет от прецедента. А я исправно посылаю серебряные рубли одной адвокатской конторе в Лондоне, которая и занимается моими делами.