Последняя любовь Хемингуэя

Хемингуэй нахмурился, улыбка сбежала с его губ, и он сказал:

–Не повезло тебе, Рене, быть побитым мною. А я сейчас в силе! С любым справлюсь. Как это важно. И кто в меня вдохнул силы? – Снова о самом главном заговорил Хемингуэй. – Адриана. Не каждая это может! Я пишу новую книгу. Давно такого не было. Я снова все могу! И все благодаря ей. Девочка, я тебе буду благодарен весь остаток своей жизни.

Он бросил боксерские перчатки обратно на полку и сел в кресло. Адриана, сзади подошла к нему и мягко положила руки на его широкие плечи.

–Папа! Сколько раз я просила тебя не говорить так. Ты молод, красив, силен. Ты самый лучший на планете из всех людей и проживешь еще очень долго. Ты самый лучший боксер из всех писателей. Понял? – Пошутила она.

Хемингуэю было приятно слушать ее слова и ощущать легкое прикосновение рук. Он смотрел на Рене Вильяреаля, глазами победителя. Но это был не восторженные глаза юного триумфатора, а лучистый взгляд опытного бойца, наконец-то, одержавшего, так давно ожидаемую победу. И она пришла, в образе юной девушки-родника, иссушенному жаждой путнику, на поздней тропе жизни.

–Всем я обязан только тебе. – Тихо произнес он и щекой потерся о ее руку. – Как я буду без тебя? – Еще тише произнес, будто не помнил вчерашнего разговора.

–Папа! – Обратился к нему Рене. – А я сегодня хотел уйти с разбитым носом.

–Успеется. – Засмеялся Хемингуэй. – Знаешь такое. Парень был, так не счастлив, что, падая на спину, всегда умудрялся разбить себе нос. Но ты счастлив сейчас и будешь, счастлив еще долго.

Кажется, Хемингуэй завидовал его молодости. И это у него начало проявляться недавно, отметил про себя Рене.

Отворилась дверь и вошла Мэри. Адриана испуганно отскочила от Хемингуэя. Мэри вопросительно оглядела всех, но не задала вопрос, как обычно, а сказала:

–Услышала у тебя шум, думаю, кто-то пришел. Решила зайти.

–Вовремя, мамочка. – Спокойно ответил ей Хемингуэй. – Проверь, что я сделал.

Мэри взяла две страницы текста, лежащие рядом с машинкой и взглянула на них. Но она не стала их читать сейчас же, – надо всем уделить внимание. Положила их на место у машинки и произнесла:

–Поздравляю. Лед Гольфстрима тронулся, новая книга начала свой отчет для истории. Поздравляю. – Повторила она с улыбкой. Мэри видела, как ее мужа обнимала Адриана и притом в присутствии слуги. Ей это не нравилось, но не делать же им замечание прямо сейчас.

–Принимаю поздравление. Тысячи слов стоят твоего поздравления.

–Неужели тысяча слов? – Впервые задала вопрос Мэри и то удивленным тоном.

–Не поверишь, мамочка. Но работал, как в молодости, когда не было денег, и я мечтал о них. А заработать хотел только своими книгами. Так я сегодня работал.

–Еще раз поздравляю, Эрни. Не сбейся только с темпа.

–Уже не собьюсь! – Чуть ли не радостно прокричал Хемингуэй, и это не укрылось от Мэри. У нее все внутри сжалось. Она видела, как радость Хемингуэя проходила сквозь нее, к другому человеку, вернее другой. Как обидно все это чувствовать! – А теперь в бассейн! Рене, захвати виски! В бассейне выпьем. Идем с нами, мама! – Пригласил он ее, как постороннюю.

И Мэри, бодро улыбнувшись Хемингуэю, ответила:

–Идем! После загара купание необходимо.

Бассейн, в окружении великанов-эвкалиптов, казался небольшим. Все весело плюхнулись в его прохладную воду. Да, всем было весело от того, что Хемингуэй приступил к новой работе. Как всегда, названия еще не было. Но оно придет. Как всегда, – красивое и непонятное. В неконкретности названия больше притягательного смысла. А может, название книги будет кратким и конкретным? Но об этом говорить еще рано.

На воде плавали деревянные подносы с дырками и в них были вставлены бутылки и стаканы с напитками. Удобно придумал Папа, – не выходя из воды, пей, что душа пожелает!

9

На новый год Хемингуэй выписал настоящую елку из Соединенных Штатов. Решили, что вместо игрушек на ней будут висеть дорогие лимоны из Европы и другие фрукты, но уже кубинские. В бумажные пакеты были завернуты подарки – конфеты, игрушки и даже торт. Подарок должен получить каждый гость и слуги дома. Мэри, Адриана и ее мать убирали елку, пахнущую настоящей хвойной зимой. Прислуга помогала им. Всем было весело – зима на Кубе. Разве не интересно? Хемингуэй все время находился рядом с Адрианой, словно опасаясь, что ее кто-то может у него украсть. Мэри ревниво наблюдала за ухаживаниями своего мужа и одновременно веселилась. Нельзя хозяйке дома показывать свою озабоченность перед гостями. Но, когда гости разъехались, Адриана с матерью ушла в свое бунгало, она прошла в спальню Хемингуэя. Он, еще не успев раздеться, сидел на своей кровати в довольно сильном подпитии.

–Эрни! – Сказала Мэри, как можно мягче. – Эрни! – Повторила она. – Я понимаю твое увлечение юной девушкой, но мне, кажется, пора с ним кончать. Ты забыл обо мне, как о жене. – Она ждала ответа от Хемингуэя, но его не последовало. И Мэри была вынуждена продолжить. – Уже все, кто посетил нас, знают о твоей любви. Ты хочешь, чтобы узнал об этом весь мир? Подумай о своем образе… – Хемингуэй молчал, и Мэри решилась предложить то, что давно носила в себе. – Они у нас гостят давно. Может им пора домой, в Италию?.. – Больше она ничего не успела сказать.

Хемингуэй резко поднял голову и с такой ненавистью взглянул на Мэри, что та отшатнулась. Такой ненависти она не ожидала. Скандал, крики, битье посуды – было, но взгляд с ненавистью. Но сейчас – только бы не молчаливая ненависть. А Хемингуэй, четко выговаривая каждое слово, коротко произнес:

–Я женюсь на Адриане…

У Мэри от неожиданности подкосились ноги, и она присела на стул.

–Когда ты это решил? – Заикаясь, спросила она.

–Давно. Может год назад, может полтора. Когда ее встретил впервые! – Вдруг бессильно закричал он.

Его крик позволил Мэри собрать всю свою волю, и она четко, как и он, произнесла:

–Поздравляю! – Хотела добавить – «старый болван», но сдержалась. Сейчас злить Хемингуэя, опасно. Он может совсем взорваться. И она подбирала злые, но не обидные слова. – Пятый брак тебе мир не простит! Не простят дети, знакомые. А самое главное – я могу тебя не простить! Запомни!

Она, больше не говоря ни слова, встала и пошла в свою спальню. Там, зарывшись лицом в подушку, она словно окаменела от подлого известия мужа. Она не плакала. Никто не должен видеть ее слабость, тем более слезы, как символ своего уничтожения. Унижения для нее закончились. Началось уничтожение. Так, не раздеваясь, она пролежала остаток новогодней ночи, до завтрака, без сна.

В эту же новогоднюю ночь у Адрианы с матерью состоялся семейный разговор.

–Ади, я вижу – Хемингуэй в тебя влюблен. А что, если ты действительно дашь ему согласие на брак. Я не буду возражать.

–Мама! – Душа Адрианы замерла и провалилась куда-то вниз. – Я сама об этом думаю, и не знаю, что делать. Я боюсь погубить его. Он такой хрупкий…

–Погубить его нельзя. Но зато ты сразу же станешь богатой и известной.

–В скандальной хронике. Я этого не хочу, мама!

–В любом случае ты будешь известна. Потом для тебя будут открыты все дороги.

–Какие дороги? – С изумлением спросила Адриана.

–Ты станешь богата, и известна. – Повторила мать. – А это означает успех в любом обществе, в том числе, и мужском. Они любят гордиться победами над известными женщинами. А это означает дальнейший успех. – Невозмутимо разъясняла дочери Дора истины женской судьбы.

–Мама! – В отчаянии, чуть ли не прокричала Адриана. – Какой ты мне судьбы желаешь?! Не стыдно тебе!

Дора поняла, что говорит слишком открыто. Сказала то, что пока дочери рано знать, и стала исправлять свою ошибку.

–Адриана, ты же знаешь, что Джафранко скоро женится?

–Знаю. А я при чем?

–У тебя почти нет приданого. У нас нет денег, чтобы дать Джанфранко на свадьбу. Он просит десять тысяч. А где их взять?

–Так ты хочешь взять их у Хемингуэя, если мы заключим брак?

–Можно сделать и так. Запомни, дочка, свадьбы проходят, а жизнь после них продолжается.

–Я не хочу такой свадьбы. Если, мы будем с ним вместе жить, то начну с хижины!

Дора скептически улыбнулась и погладила Адриану по голове.

–Ади! Я тебе уже говорила, что за твои встречи с Хемингуэем мисс Мэри платит. Но я тебе не сказала, что она платит уже давно. Даже за твои первые встречи с Хемингуэем заплачено.

–За первые встречи тоже заплачено? – Удивилась Адриана. – А я думала тебе Мэри дала деньги только за поездку на Кубу. Почему ты мне об этом не говорила? А когда это началось?

–Еще в Италии. Кажется, для того, чтобы ты поехала в Кортина Д’Ампеццо, мне Мэри дала деньги. Правда, с условием, чтобы ты была там только один день. Всего не припомню. А последние деньги она дала за то, что я тебя сюда привезла. Ты об этом знаешь.

–Знаю. Зачем ты их взяла, мама? – С горечью в голосе спросила Адриана. – Как мне все это противно!

–Я бы их не взяла. Но Джанфранко надо было уплатить какие-то долги. Я ему их дала. Теперь ему еще нужны деньги.

У Адрианы на глаза навернулись слезы:

–Я думала, что два года назад меня продал Джанфранко, а оказывается и ты тоже. – Сквозь слезы произнесла она.

–А что Джанфранко получил? – Удивленно спросила мать.

–Машину. Зато, что отвез меня в Падую к больному Хемингуэю. Оттуда все началось. Там я его полюбила, хотя этого не хотела и понимала, что нельзя мне это было делать!

–Успокойся, дочка. Я не на чем не настаиваю. Поступай, как хочешь. Женишься на нем – хорошо, не захочешь… – И Дора не закончила последнюю фразу. Но ее закончила Адриана.

–Женюсь на нем, всем вам назло! Но вам не дам ни цента, ни сантима. Вы получили от меня достаточно, и я об этом не знала. Спрошу Папу, – знает ли он обо всей этой низости?

–Ни в коем случае! – Испуганно запротестовала Дора. – Он бывает яростным и может убить Мэри. Пожалей ее, Ади?

–Я всех жалею. Меня только никто не жалеет.

Она бросилась на кровать и зарылась в подушку, как и Мэри, но только горько плакала, в отличие от нее. Дора пошла спать, решив, что после слез, у дочери крепче будет сон. Пока не понимает жизни. Она немного злилась на Адриану.

В новогоднюю ночь две женщины, любящие Хемингуэя, не спали до утра. Они не вышли к завтраку. А Хемингуэй, выпив неразбавленного виски, спал крепко, как человек, в новый год решивший жить по-новому и, отбросивший прочь, старые проблемы. Пусть о них думают другие – любимые и любящие женщины! Это их проблемы.

Мэри несколько дней не разговаривала с Хемингуэем, избегала оставаться с ним наедине. Она размышляла, как ей сейчас поступить? Вначале, сгоряча, она подумала, а не бросить ли Хемингуэя? Самой! Пусть живет с Адрианой. Может это лучше будет для него. Он найдет утешение в объятиях молодой супруги, она вдохновит его на новые произведения, то чего не может дать ему Мэри. Может, она просто всего не видит и не до конца понимает, что развод для Хемингуэя – выход из творческого тупика. Она не будет ему больше мешать. Но потом вспомнила, что Хемингуэй пишет новую книгу и она у него получается. Мэри читала рукопись книги, которую он пишет. Значит, он поймал свое вдохновение и при их совместной жизни. Стоит ли его в этих условиях отдавать его Адриане?

Через некоторое время капитулянтские мысли в голове испарились у нее совсем. Она была воспитана в американском духе и не могла так быстро сдаться.

Бросить Хемингуэя, она не могла. Ее пугали будущие разговоры, – не сумела справиться со старым Хемингуэем. Отдала ему шесть лет жизни, и напрасно. Жизнь разведенной жены Хемингуэя для нее позорна. А потом, она мудрее его! Он просто умный, но в жизни глупый. Ему надо постоянно доказывать свою исключительность, чтобы не выглядеть перед другими трусом. Он боится показать свою слабость. Надо показать ему, что пятое замужество является его слабостью. Только как? И Мэри мучительно над этим раздумывала. И решила действовать, как можно быстрее – Адриане находиться здесь до свадьбы брата необязательно. Пусть она с матерью уедет раньше.

Через неделю она зашла к Доре. Мэри сразу же приступила к делу с чисто американской, бесцеремонной хваткой.

–Милая графиня, вы слышали, что ваша дочь и мой муж хотят или обручиться, или жениться? Не пойму точно. – Притворилась не знающей Мэри.

Дора внутренне напряглась. Разговор должен быть конкретным, а значит, полезным.

–Мне Ади что-то говорила, но я тоже не поняла.

–Так, что же они хотят? – Настойчиво переспросила Мэри.

–Вроде, связать свою судьбу и жить вместе. – Продолжала уклончиво отвечать Дора.

–Вы, как мать Адрианы, понимаете, что у них не получится совместной жизни?

–Это я понимаю. – Вздохнула Дора. – Но что делать, если ваш муж любит мою дочь, а она его. Не знаю, что и делать. Джанфранко женится, теперь такая же проблема с дочерью. Столько расходов. – Дора стала клонить разговор в полезную сторону.

И Мэри поняла ее.

–Расходов предстоит много. Джанфранко должен иметь хоть небольшое состояние, вступая в брак с такой невестой. Я знаю, у Сандовалей гордая семья. Нищему они не позволят жениться на дочери.

Мэри задела фамильную честь Доры:

–У него есть графский титул и к тому же он итальянец. Это для семьи Сандоваль большая честь. А состояние небольшое я дам. Придется продать или заложить фамильные драгоценности. Не хотелось бы этого делать, но если потребуется… – Спесиво ответила Дора.

Мэри с минуту думала и решила со старой графиней говорить конкретно.

–Если я возмещу вам стоимость ваших драгоценностей, вы выполните мою просьбу?

–Какую?

–Вы приехали с дочерью по моему приглашению. И должны уехать по моей просьбе.

–Если вы нам отказываете в проживании у вас, мы немедленно переедем в новое место – Гордо ответила графиня, показывая тем самым, что Мэри ее оскорбила. – Мы намерены остаться на Кубе до свадьбы сына. Я, думаю, его невеста и родня не бросит нас и пригласит жить к себе.

Разрыв с семьей Иванчич не входил в планы Мэри. Тем более Хемингуэй отнесется к этому отрицательно, и она останется, как всегда, виноватой.

–Я не ставлю вопрос, чтобы вы нас покинули. Я хочу, чтобы вы объяснили дочери, что брак с Хемингуэем для нее невозможен. У него это будет пятый брак. – Уточнила она. – На вашу дочь ляжет пятно разлучницы или еще что-то хуже.

–Разлучницы всегда были и будут. – Ответила Дора, умело обходя сети, которые ей ставила Мэри. – Плохо, что церковь не сможет освятить их брак.

Мэри ухватилась за эту ниточку.

–Хорошо, что вы, графиня, понимаете все сложности, стоящие на пути Адрианы. Без благословения нельзя…

–Сейчас многие не обращают внимания на церковь. – Махнула рукой Дора. – После войны нравы упали. Джанфранко будет венчаться в церкви. – Почему-то вернулась она к разговору о свадьбе сына.

–Я могу… – Раздельно произнесла эти слова Мэри, не видя другого выхода. – Предложить вам денежную компенсацию за драгоценности, которые вы хотите продать ради Джанфранко. Но при условии…

–Каком? – Быстро спросила Дора.

–Если вы не дадите родительского согласия Адриане на брак. Объясните ей, что это опрометчивый шаг… То я могла бы вам возместить часть расходов на свадьбу сына. Сколько вам нужно?

Дора думала. Джанфранко просил десять тысяч долларов. Увеличивать эту сумму или не надо? Но не решилась увеличивать.

–Необходимо десять тысяч на свадьбу.

–Что!? – Подскочила в кресле Мэри, не ожидавшая услышать такую цифру. – Вы понимаете, это же целое состояние! – Она возмущенно глядела на графиню, и та сказала в ответ.

–Столько просит семья Сандоваль у жениха? – Она горестно вздохнула. – Я не могу препятствовать счастью своих детей. – Двусмысленно добавила она и замолчала.

–Я таких денег не могу дать. Хотите пять тысяч?

–Тогда мне легче самой найти десять. – Ответила Дора. – Мы с Адрианой, видимо, покинем ваш кров и найдем другое место.

–Ни в коем случае. – Мэри поняла ее игру. – Я подумаю.

–Скоро свадьба сына… – Также горестно вздохнула Дора.

Мэри, возмущенная старой потаскухой, так она сейчас ругала графиню, вбежала в свою спальню и, неожиданно для себя, расплакалась. Ей стало жалко себя, за то, что одной приходится вести борьбу за Хемингуэя. И никто ей в этом не может помочь. К ней подошла прачка Анна – женщина с тяжелой долей, переехавшая жить на Кубу из Аргентины и пожалела хозяйку:

–Мисс Мэри, не переживайте. Все будет хорошо.

Все слуги видели увлечение Хемингуэя, но только Анна могла вот так просто подойти и сказать своей хозяйке скупые слова поддержки. Остальные молчали.

–Спасибо, Анна! – Ответила Мэри и вытерла слезы. Впервые услышанные слова утешения от чужого человека придали ей силы. – Я верю, что все будет нормально.

–Да! – Горячо воскликнула аргентинка. – Папа еще не понял, что она очень злая и некрасивая! Он еще все поймет и увидит.

Но такой Адриану – злой и некрасивой, считала только Анна, у других слуг было противоположное мнение.

–Анна, принеси холодной воды?

А потом Мэри долго раздумывала. Может стоило согласиться с Дорой и дать графине требуемую сумму. Но такую денежную брешь в их бюджете может заметить Хемингуэй. Только он подписывает чеки на крупные суммы. Конечно, можно что-то занять, а потом отдать долг незаметно для Хемингуэя. И Мэри решила принять условия Доры. А то от коварной графини можно ожидать всего.

И вдруг Мэри пришла в голову идея, – а если дать небольшую огласку новой любви Хемингуэя? Как он поведет себя? Побоится большого скандала или нет? Небольшая информация в прессе о его увлечении, может послужить прививкой, которая не даст ему возможности разорвать с законной женой. Эта идея показалась Мэри привлекательной, и она два дня обдумывала ее. Сначала надо дискредитировать старую графиню Иванчич, которая не против любви ее дочери и мужа Мэри. Она ее ненавидела и больше всего боялась. Старая графиня сейчас руководила судьбой дочери. А значит, судьбами Хемингуэя и ее.

Мэри стала набрасывать черновик письма знакомой журналистке в Париже. Розалинда Бейкер была когда-то ее хорошей подругой. Но тогда они были моложе, и всякое бывало в корреспондентской жизни. После войны Розалинда осталась жить в Европе и работала в представительствах американских газет. Мэри весной встречалась с ней в Париже и они не теряли дружеских контактов. Наконец, она сочинила подруге письмо. Надо было решить вопрос сугубо конфиденциально и не слишком заинтересовать парижскую подругу ее разладом с Хемингуэем. Описав вначале свою жизнь, как можно непринужденнее, Мэри, как бы попросила у Розалинды совета. «Мой муж, на старости лет, увлекся юной девушкой, итальянской графиней. Ее образ он неудачно описал в своем последнем романе. Я понимаю, что у них ничего серьезного не будет, но, как женщине, ты понимаешь, мне все это неприятно. Если ты сможешь организовать об этом факте небольшую заметку в какой-либо европейской газете, то я тебе бы предоставила такую информацию. Посоветуй, какая газета могла бы этим фактом заинтересоваться? Как понимаешь, Розалинда, все должно остаться между нами». Больше Мэри ничего не написала. Она знала журналистскую среду и побаивалась, чтобы Розалинда не выдумала ничего лишнего и не подала свой материал раньше ее разрешения.

Мэри решила поехать в Гавану, чтобы лично отправить письмо в Париж, побывать на выставке новой моды, прибывшей на Кубу. И еще у нее созрела мысль встретиться со знакомой журналистской в Гаване. Надо посоветоваться и с ней, по поводу Хемингуэя. Оказывается, в этот день, Адриана тоже хотела побывать на выставке. Решили ехать вместе. Машина стояла у подъезда дома, но Хуан, шофер куда-то отошел. Мэри указала Адриане на орхидею, которая росла из ствола сейбы и спросила:

–Не правда ли, Ади, цветы венесуэльской орхидеи напоминают женщину, кричащую кому-то об опасности. Смотри, они похожи открытый в тревоге рот?

Адриана посмотрела на цветы:

–Кажется, они раскрылись навстречу солнцу. Сейба их закрывает своей листвой.

Мэри оглянулась, – никого рядом не было. И она громким шепотом сказала Адриане:

–Дорогая! Брось Хемингуэя. Ты еще найдешь себе другого. – Мэри хотела добавить, что она уже вряд ли может найти себе нового мужа, но сдержалась. Не надо проявлять слабость в глазах девчонки. – Брось его. Для тебя же будет лучше. Ты его плохо знаешь. Он трудный. Пока тебе кажется, что с ним просто. Ты с ним не справишься. Поверь мне, так будет лучше для тебя… – Она сделала паузу, и добавила. – И Хемингуэю тоже.

Адриана, закусив губы, молчала. Лицо ее стало розовым.

«Что ей ответить? – Мелькала в голове мысль. – Я еще сама не знаю, что лучше!»

Но из-за кустов вышел Хуан, который слышал их разговор и молча распахнул перед ними заднюю дверцу «кадиллака».

«Делят Папу. – Отметил он. – Да, перед такой шикарной девкой трудно устоять. Но и мисс Мэри жалко. Тяжело Папе». – Констатировал он.

В машине, Мэри будто не произошло неприятного разговора с Адрианой, спокойно сказала:

–Ади! Ты какие цвета предпочитаешь в своей одежде?

Но Адриана, продолжая крепко сжимать губы, ничего ей не ответила. Так они и ехали, Мэри говорила о нарядах, Адриана молчала. Мэри была довольна, что прямо объяснилась с соперницей. Хватит играть с ней в прятки! Она играет в них уже два года. Пора заканчивать отступление и идти в наступление. Но так, чтобы ее маневров не заметил Хемингуэй!

Она попросила Хуана остановиться возле почтамта. Пошла и сама сдала письмо в отдел корреспонденции. Вернувшись, сказала Хуану:

–Я не пойду сегодня на выставку. В следующий раз посещу ее. Мне надо зайти на радио. Ты за мной туда заедешь.

Она шла на радио к знакомой журналистке Лоуэлле Парсонс. Та, к счастью, была на месте. Лоуэлла вела отдел светской хроники и была известна большим знанием жизни великих и богатых. Мэри не была так близка дружна с Парсонс, как, например, с Розалиндой Бейкер, но поддерживала с ней хорошие отношения.

–Здравствуйте, мисс Мэри. – Приветствовала ее Лоэулла.

–Здравствуйте, милая Лоуэлла. – Ответила ей Мэри. Не в ее правилах было сразу же приступать к делу. – Как зайду в корреспондентский пункт, так чувствую родную стихию. Хочется бросить семейную жизнь и вновь стать журналисткой.

–Вас, мисс Мэри, мы всегда возьмем к себе на работу. – Ответила Парсонс и предложила Мэри сигареты. Та взяла, и они закурили. – В связи с расширением зоны информации, работы много. Не успеваем собирать все сплетни, происходящие в мире. Нам нужны опытные журналисты. Приходите к нам.

Парсонс говорила и вела себя чисто по-мужски. Профессия журналиста выработала в ней мужскую хватку, которую она подчеркивала не только своим поведением, но и одеждой – рубашка на голое тело, брюки и сандалии.

–Нет. Мне уже поздно возвращаться к старой работе. – Деланно вздохнула Мэри. – Жизнь с таким человеком, как Хемингуэй, не позволяет заниматься любимой работой.

–Кстати, о любимой… – Парсонс смахнула пепел с кончика сигареты на пол. – Ходят слухи, что он гуляет с молодой девицей? При вас, Мэри. Правда это? – Напрямую спросила Парсонс. Она не привыкла к церемониям в журналистском деле.

И Мэри вдруг засмущалась. Говорить правду, – признать свое поражение, неправду, – зачем тогда она сюда пришла? И она осторожно начала.

–Да. Мы пригласили к себе погостить графскую семью – мать и дочь. Хемингуэй дочери стал уделять достаточно много внимания. В последнее время. – Уточнила Мэри. – Дорогая Лоуэлла, знайте, что никакой опасности для нашей семейной жизни молодая графиня не представляет. Но, немного, неприятно. – Мэри поморщилась, глубоко затянулась сигаретой и закашлялась.

Парсонс сразу поняла, что Мэри не договаривает правды, но поддержала ее.

–Кому приятно иметь такое соседство. А сколько лет этой молодой особе?

–Двадцать. А ему, вы знаете, летом будет пятьдесят два. Старческий маразм. – Подчеркнула Мэри.

–Нет. Обыкновенное дело, когда старый мужчина пытается ухватиться за остатки молодости. Мужчины в таком возрасте опасны для своих жен, стараются доказать себе, что они еще молоды, сильны и находят себе юных спутниц. Даже иногда женятся на них. Но к шестидесяти годам они смиряются с тем, что стали стариками, и ведут нормальную семейную жизнь. Кстати, и пожилые женщины не лучше своих сверстников. Сорокалетние, даже пятидесятилетние женщины стараются найти юных любовников. Посмотрите на наших киноактрис и убедитесь, что они точно такие же, как и мужчины. Наверное, это закон природы для известных и богатых. Надо с этим смириться и ждать, когда старческая блажь у великих людей пройдет. Вы говорите Хемингуэю скоро пятьдесят два? Вам осталось немного ждать, когда он успокоится. Потерпите еще года два-три, и все образуется, мисс Мэри. Хемингуэй поймет, что он стар для молоденьких девушек.

Мэри, ободренная рассуждениями Парсонс, решила перейти к конкретной просьбе.

–Милая Лоуэлла. Раз вы так хорошо разбираетесь в жизни, то не могли бы мне помочь…– Мэри замялась, как лучше объяснить свою ситуацию ведущей светской хроники на гаванском радио.