Художник и русалка

Глава 6

Сплошная черная мгла, бездонное, пугающее пространство и маленькая звездочка на темном фоне. «Вот там выход, надо туда, там спасение!»– мелькнула последняя мысль художника. Прошло мгновение, а может, и вечность – художник не знал этого. Наконец к нему медленно и вкрадчиво стало возвращаться осознание.

Оно появилось, еще не имея собственного Я. Пробираясь сквозь пространство, как сквозь вселенную, как из паутины, появилось собственное Я. Художник стал понимать, что по-прежнему ничего не ощущает: ни рук, ни ног, как будто у него их никогда и не было. Он видит только эту маленькую мерцающую звездочку, которая приближается, становясь все ярче на огромном черном небосводе. От неё стала спускается, изгибаясь, как торнадо, золотая, мерцающая нить.

И чем ниже опускалась эта нить, тем понятнее и четче стала проявляться её структура. Она была неоднородной, местами- толще, местами- тоньше. Художник смотрел во все глаза— если можно было так сказать, ведь глаза были закрыты. И всё же, перед своим внутренним взором он ясно увидел, что эта нить похожа на сильно растянутую пружину. И вдруг он понял: «Ба, да это же ДНК!».

Все четче и четче становились видны связи, соединения. А главное, что внутри этой спирали была жизнь: там всё двигалось, , шли какие-то поток, что-то соединялось, что-то разрывалось… «Как бы посмотреть поближе?»– промелькнула мысль у художника. Не успел он подумать, как спираль просветила его изнутри, войдя сквозь «третий глаз».

Тут же вернулось ощущение тепла, оно расползлось по всему телу. Он ощутил своё лицо, только с одной странностью: будто видит его изнутри, как собственную маску, которая на нём. Так к нему постепенно возвращалось ощущение себя.

«А кто же за меня думает?» – художник заметил, что кто-то на мгновение опережал его мысль- Кто дублирует мои мысли, кто опережает, кто контролирует, кто?» Художник не заметил, как к нему вернулось не только осознание, самость, но и умение анализировать.

Мысли, да еще какие, стали возникать с такой быстротой, с таким ускорением, что он не успевал их фиксировать. И тут – стоп: догадывался, что опережает сознание нефиксированная МЫСЛЬ, но не верил. Вот оно, понял: «Важна ВЕРА! А то, что я видел точку и не хотел её упускать из вида, понимая, что там выход – это есть НАДЕЖДА!»

«И главное, – подумал художник, – это ЛЮБОВЬ!!!» Эта мысль озарила , ясным духом вселила в него силу, волю, стремление к чему-то. «К чему?» – задавал он себе вопрос.

В мгновение ока, как по тоннелю, как сквозь игольное ушко, пролетел он и открыл глаза. Художник по-прежнему был среди Оруса, Дооша и Ляйи: «Значит, это мне всё снилось?». Он прислушался: где-то далеко, потом всё ближе и громче стал слышен их разговор: они о чем-то спорили услышал, как они разговаривают, как они о чем-то спорят, но о чем – не разобрать. Тем не менее он все понимал, но только что-то мешало ему вставить своё слово. Ляйя сказала, что пора бы ему очнуться.

Художник осмотрелся: вокруг было всё по-другому. Он лежал на поверхности в виде операционного стола в светлом большом помещении, скорее зале. Яркий свет лился ниоткуда, всё и вся было в матовых серебряных тонах, но странно – все предметы были без теней.

–Где я? – промолвил художник.

– О Маэстро, вот ты и вернулся, прекрасно! Пока лежи, сейчас тебе принесут воды, попей, но медленно, не спеши.

И в самом деле, художник ощутил жажду, нестерпимую жажду: “Как же я раньше не ощущал, что очень хочу пить?”

Художник приподнялся, сел. Ему принесли воды в прозрачном сосуде, из которого торчала трубочка. «Понятно: трубочка для того, чтобы я не выпил залпом», – догадался он. И действительно, из этого необычного тонкого сосуда залпом не выпьешь. Он взял кувшинчик, слегка дотронувшись до рук человека, и ощутил, что они у него холодные. Это поразило художника сильнее, чем жажда. «Робот», – подумал он.

Человек шел легкой походкой, ничем не отличавшейся от походки обычных людей. Вот только был он холодным, вернее, температуры окружающей среды.

Художник продолжал пить, одновременно разглядывая всё вокруг. Первая его мысль была: «Какая чистота, какие мягкие формы».

Помещение, в котором он находился, было украшено цветами, травкой, вьющимися лианами и совсем небольшими, с очень густой кроной, деревьями. Летающие птички, похожие на колибри, дополняли картину.

«Только бабочек не хватает», – подумал художник, и, как по волшебству, сверху спустились и запорхали бабочки.

«Ага, читаете мысли, друзья мои? Ну, тогда пора приступить к «допросу» и, наконец, всё узнать, – сказал про себя художник, цедя воду из сосуда и удивляясь, как его тело с каждым глотком наполняется энергией. Бодрость, как солнечный зайчик, бегает от плеч к рукам и ногам и обратно, будоражит и возбуждает

«Хороша водичка!» – громко сказал художник и помахал своим друзьям. Они заулыбались, а Ляйя помахала ему в ответ.

Он допил воду и встал на ноги. Только сейчас художник обратил внимание, что он в необычной одежде: светло-серебристого цвета, на ощупь очень нежной и приятной, похожей на натуральный шелк.

Как только художник встал, столик, на котором он лежал, быстро исчез, как будто испарился. Он оглянулся и увидел, как столик превратился в пыльное облачко, которое заискрилось, стало таять и исчезло. И тут услышал голос Оруса:

– Да, это недоработка: должно исчезать мгновенно. Но ничего, это исправимо.

– Что вы говорите, для меня и это чудо чудное. Но давайте поставим точки над «и». Начнем все сначала.

– Уважаемый Маэстро, – обратился Орус, – теперь вы в нашей стране, вернее, в нашей цивилизации, почти рядом с вашим домом, но глубоко под водой. Поэтому сначала предлагаю посетить наш мир. Доош все расскажет и покажет, вам будет интересно. А теперь нам надо подкрепиться. Ляйя, проводи Маэстро.

– Минуточку. Я, конечно, безмерно благодарен, что вы любезно, не знаю как сказать, переместили или трансформировали меня в вашу цивилизацию, но почему забыли спросить: хочу ли я этого?

Ляйя с улыбкой подошла к художнику, взяла его под руку, со словами:

– Никто не забыл, мы все помним. Ты можешь не поверить, но твое внутреннее «я» ответило нам согласием.

«Во, дают»!– ухмыльнулся художник.

– Это еще не та страна. Это как бы перевалочная база, как у вас барокамера, чтоб уровнять твоё внутреннее давление с нашим: мы всё же под водой.

– Я тебе, конечно, верю, но предупреждать надо. Ну ладно, рассказывай, куда мы идем?

– В ресторан, кафе, столовую или на кухню? Выбирай, куда хочешь.

–На кухню, – сразу ответил художник, и они засмеялись. —Но ты всё же скажи, где мы находимся?

– Ну это же так легко. Когда подошел патрульный катер, а он подошел благодаря твоему подводному ружью, в которое были вмонтированы и камера, и микрофон, мы решили уйти и просто погрузились под воду на нашу базу.

– Так, значит, вы про подводное ружье все знаете?

– Конечно, а ты как думал? Думал, что можешь перехитрить людей, которые эти штучки проходили еще в детстве?

– Да, кстати, а как вы можете выбирать и сохранять себе возраст, какой захотите?

– Это тоже не так сложно. Скоро и в вашей цивилизации тоже откроют этот метод. У вас к этому ближе всего подошел один ученый, Павел Горюнов, и этот метод у вас называется…

– Знаю, – перебил её художник, – квантовая волновая генетика.

– Правильно, молодец. Да, это так, это было очень давно.

– О, еще к тебе вопрос: время, по- вашему, —это что?

– Как что? Это такая же среда, как воздух и вода. И никуда оно не течет и не бежит, оно стабильно. Просто мы в нем находимся. У нас и у вас есть такая игрушка – матрешка, то есть малое в большом, как бы одно в одном, и так до бесконечности. Так устроена вся вселенная.

– Ого, мне этого пока не понять.

– Однако мы уже пришли, как ты пожелал, на кухню.

– Ляйя, у вас что, все ненатуральное; все возникает, испаряется, пропадает?

– Да нет, не все. Это же, если говорить старыми понятиями, голограмма. Но есть голограмма мнимая, а есть голограмма как бы застывшая, зафиксированная. Поверь, все давно придумано. Но только все идет своим чередом, всё развивается по тем же законам, они никуда не делись. Если захочешь, тебе все расскажет Доош, когда вы пойдёте в море на прогулку.

– Да, и что мне выдадут из экипировки? Такой же костюм русела, как у него?

– Да. А ты что против?

– Нет, конечно, я буду только рад.

На кухне всё сияло и блестело. Это было небольшое, но просторное помещение с большими зеркальными экранами, какие видел здесь художник повсюду.

– Садись, Маэстро. Сейчас принесут меню, хотя это лишнее: я и так знаю, что ты закажешь.

Не успел он удивиться, как принесли, вернее, приплыло блюдо на столике, который скользил в пяти сантиметрах от пола. На нём стоял горшочек с кашей, издававшей дурманящий запах, и глубокая тарелка с пельменями. Рядом лежали деревянные ложки, скорее даже мельхиоровые с имитацией под дерево.

– О, да тут всё, как у нас!

– Конечно, мы же русские люди, хоть и технократы. А вот у людей Земли всё натуральное. Кроме того, у них нет ни дронов, ни роботов, ни чубриков.

– А это что? У нас так называют детские игрушки в виде человечков. И почему ложки деревянные? У нас давно ложки из нержавеющей стали.

– У нас тоже чубрики-это игрушки, но очеловеченные. А ложки все искусственные, к тому же разовые. Ты ешь, а то остынет.

Художник с удовольствием поел, поблагодарил Ляйю. Затем они отправились к Доошу. Он уже ждал в своём огромном специализированном кабинете, где лежали в прозрачных ящиках, встроенных в стену, костюмы, скафандры, комбинезоны. Художника, конечно же, сразу привлек костюм русела.

– Сейчас мы сканируем твой код, чтобы тебя понимал твой «костюм», как ты его называешь. На самом деле это полуживое существо, но, конечно, без мозгов, просто биологический робот.

– А он не опасен? Я же не знаю, как им управлять.

– Не надо им управлять. Ты же плавал в экипировке с ластами? Вот это тоже самое, только ни маски, ни трубки не надо.

Доош выключил красный светящийся круг, выдвинул ящик с костюмом и попросил художника взять его самому:

– Он будет слушать только тебя. Я ему передал все твои параметры, даже те, о которых ты не знаешь. Я помогу тебе надеть этот костюм первый раз, так как он непривычен для тебя. У него есть прозрачная маска, тонкая и почти невидимая, которая заменяет и обычную маску, и трубку для дыхания.

Художник дотронулся до костюма— он немного шевельнулся.

– Тёплый, – сказал художник. – Как его надевать?

– Можно прямо на одежду, и он сейчас же примет форму твоего тела и будет как вторая кожа для тебя. Ну, не робей.

Художник наклонился, просунул одну ногу, потом вторую. Удивился, что хвост раздваивается. Потом просунул руки. Осталось надеть прозрачную маску с дыхательным аппаратом. Доош помог ему. Маска прилипла ко всему лицу, в нос просунулись две прозрачные трубочки. Она охватывала шею и сама сцеплялась с костюмом на спине.

– Ну, пошевелись, закрой глаза, а теперь открой. Ну, вот. Почти всё. Теперь слушай внимательно. У костюма несколько команд, помнишь, как в старину при управлении лошадью, всё то же самое. Только ты должен не кричать, а приказывать мысленно.

– И всё?

– Да, и всё. Пока посиди, я сейчас надену свой костюм, и мы потренируемся. Сначала в бассейне.

Глава 7

В бассейне было приятно: вода теплая и прозрачная, такая, как в море. Художник погрузился в воду осторожно, следуя всем инструкциям Дооша по управлению плавательным костюмом.

Первые метры под водой очень понравились. Доош был рядом, показывая пример: как плыть, изгибаясь, создавая волнообразные движения, вытянув руки вперёд; как, помогая руками, разворачиваться, подниматься вверх, нырять на глубину. Всё получалось хорошо, но хотелось побыстрее оказаться в море и там проверить возможности костюма.

Обгоняя Дооша, художник слегка ускорился. И тут случилось непредвиденное. Стоило ему увеличить частоту, как ласты, которые были каждая по отдельности и ничем не отличались от длинных глубоководных, вдруг сцепились в единую моноласту и, как у дельфина, заработали с такой частотой, что от скорости руки художника сложились по швам.

Он едва увернулся, чтобы не врезаться головой в стену бассейна, на огромной скорости вылетел из воды на несколько метров вверх, затем шлепнулся о её поверхность, сразу же нырнул в глубину, и тут, опомнившись, в уме отчаянно почти прокричал: «Тырррр, стоять, трррр!» Движения тут же прекратились.

Его догнал Доош, строя страшные глаза, показал жестом «наверх». Только вынырнули на поверхность, как Доош с досадой отчитал художника:

– Ты мог погибнуть, так нельзя! Это бассейн и скорость тут ограничена.

– Я понял. Больше такое не повторится.

– Тогда ещё раз пройди две дистанции: то с ускорением, то с замедлением, и один раз – с глубоким погружением.

– Хорошо, – сказал художник.

Он отлично проделал часть задания и уже готов был к глубокому погружению, как из глубины появились два пловца в костюмах руселов и направились: один – к Доошу, другой – к художнику.

Огромный бассейн вдруг вспыхнул множеством прожекторов. Мелькнула ярко-зеленая молния, парализовав «чужаков». Они заискрились, застыли на некоторое время, затем развернулись и нырнули в глубину, работая хвостами совсем другой конструкции и другого цвета.

Художник с интересом смотрел, как они погружались в бездонный бассейн, уступами уходящий в бездну. Доош на огромной скорости подплыл к художнику, дал ему в руки зеленый, скорее изумрудный, стержень, похожий на карандаш, показал, что надо с ним сделать – воткнуть в специальное отверстие на костюме. Художник, подчиняясь Доошу, воткнул стержень в левое предплечье, нажал до конца, услышал щелчок. Яркой точкой загорелся и сразу потух зеленый огонек, и художник, как в наушниках, услышал голос Дооша: «Выходим! Быстро!».

Доош резко волнообразным движением вынырнул из бассейна, как выпрыгивают пингвины на льдину, и остановился, ожидая художника. А тот застыл, как завороженный, с удивлением наблюдая за его стремительным и грациозным восхождением из десятиметровой глубины.  Сам же последовал за ним уже осторожно, про себя придерживая свою «лошадку», как он называл костюм русела. Вынырнул, оперся на перила. Как только ступил на твердую поверхность, хвост раздвоился, обмяк, и художник легко поднялся по ступенькам со словами, обращенными к Доошу: «Что это было? Кто это? И почему у них совсем другие костюмы?»

Доош стоял, ждал и, видимо, с кем-то тихо разговаривал. Посмотрев на художника, сказал: «Я сейчас. Поднимайся, я закрываю бассейн». Когда художник вышел из бассейна, погас свет, вода стала быстро убывать. Сверху опустилась прозрачная входная дверь, скорее, усеченный иллюминатор. Вторая дверь, как засов, выехала сбоку, всё захлопнулось, прижалась так плотно, что не было видно швов, как будто здесь ничего и не было.

–Что случилось, Доош? – спросил художник.

–Это плохие люди, из другой системы, типа нашей Солнечной. От них всего можно ожидать.

Они прошли по небольшому туннеле-коридору, зашли в «раздевалку», как называл художник помещение, где хранились все водные костюмы и принадлежности, быстро переоделись и пошли в зал, где оставили Оруса и Ляйю. Но это был уже не тот зал: сверху его покрывал огромный сферический купол. В центре за круглым столом сидели незнакомые люди с Орусом и Ляйей во главе.

"Проходите сюда, занимайте зеленое кресло", – произнес незнакомый голос. Мигнуло зеленое кресло.

"Ого! Что это? Форум? Конференция?» – подумал художник, размещаясь в кресле.

«И не то, и не другое», – произнес Орус. – "Это будет самый главный, даже судьбоносный разговор, после которого вы должны принять важное решение. А пока мы  обсудим то, что произошло в бассейне".

Доош доложил о случившемся, комментируя видеозапись из бассейна, начиная с инцидента с вылетом художника из воды, чуть не приведшего к трагедии, до появления непрошеных «гостей».

Художник с интересом рассматривал присутствующих, оценивал обстановку – все казалось необычным. Среди гостей были девушки примерно одного возраста, одна красивее другой. Они тоже с любопытством рассматривали его.

А в это время кто-то рассказывал о том, кто эти «гости», откуда они взялись, как попали в бассейн и, вообще, что они хотели.   Художник мало понимал, «что?», «кто?» и «откуда?», так как термины и названия были ему незнакомы. Только некоторые глаголы, которых не коснулось ни временное изменение, ни языковый сленг, давали понять, что говорят все-таки по-русски.

Наконец очередь дошла и до художника. Потух свет, засветился экран, на котором мелькали суперсовременные интерьеры, какие-то люди без эмоций, снующие туда-сюда без видимых движений. Картинки сменялись, но глазу не за что было зацепиться, все очень похоже: нигде не было ни прямых, ни тупых углов— все округлое, только с разными радиусами.

«Странно», – подумал художник, – "Похоже на город, но нет ни одной улицы, нет деревьев, лишь одни лужайки и ровно подстриженные кусты— все как под копирку».

Только подумал об этом, как экран потух, вспыхнул свет и все взоры направились на него.

Орус обратился к художнику:

– Как вам удобнее: слышать голос говорящего наяву или слышать его трансформацию, как в наушниках? Выбирайте, ведь сегодня прозвучит ответ и на ваш главный вопрос.

– Конечно, хочу слышать голос вживую и видеть, кто говорит.

– Хорошо. Кстати, вы задались вопросом, почему у нас нет улиц. Отвечаю.  Улиц нет, потому что все коммуникации и транспорт у нас отсутствуют: все, за некоторым исключением, находится под землёй. А люди все похожие, потому что…

В этот момент кто-то перебил Оруса :

– Пусть сам художник догадается, если он такой прозорливый.

– Вы дали мне слово, спасибо. Но прежде всего хочется услышать ответ на вопрос: зачем такой мощной цивилизации, как ваша, нужен я – скромный художник из двадцатого века?

– Мы не зря вам показали наши города и людей. Вы верно заметили, что всё как под копирку. «Как под копирку» – это уже почти забытая нами фраза-понятие— означает «одинаково», «точь-в точь», что отражает суть наших городов. А почему это так и что с нами произошло, вам расскажет наш главный консультант, Арас.

Арас привстал, затем сел и многозначительно посмотрел на художника.

– Вам уже сказали, что Ляйя, наш археолог, натолкнулась на вашу курсовую, в которой очень точно ещё тогда вы описали наш мир, разделённый на людей Земли и людей-технократов. Да, это так, но вы ещё не знаете, чем обернулось для нас технократическое мышление.

Глава 8

После недолгой паузы Арас продолжил:

–Дело в том, что рационализм, минимализм, цинизм, выгода – главные технократические постулаты, которые многие годы внедрялись в школах, которые и школами-то уже назвать нельзя. Всё пронизано этими понятиями. И вот эта философия обернулась для нас саморазрушением и деградацией, так как почти полностью исчезла духовность.

Дети у нас общие, нет понятия семьи, а такие социальные критерии, как помощь, поддержка, соучастие, сочувствие, – рудименты. Религия, любовь, искусство, театр – всё роботизировано, и кажется, что точка невозврата пройдена.

Поэтому мы приняли решение: не обращаясь к людям Земли, так как они слишком религиозны, начать большое возрождение. Вы как представитель самого развитого в моральном понятии государства того времени у нас не первый. Вы скоро познакомитесь с ними, если примите решение остаться у нас и начать работать вместе с нами.

– В чём заключается моя работа?

– Ваша работа – это воспитать новые качества личности в наших самых одарённых детях, то утраченное, что отнято, выбрано из нашего сознания.

– К сожалению, я ещё не понял, что у вас отсутствует. Общаясь с вами,

Ляйей, с Доошем, я не вижу особой разницы.

– Доош и Ляйя – это наши самые выдающиеся представители, в которых

остались те человеческие чувства и понятия, что есть у вас, у тебя, у людей девятнадцатого и двадцатого века. Поэтому мы вам предлагаем пожить среди нас, и вы сами всё поймёте: что делать и с чего начинать. Но, опережая события, хочу предупредить, чтобы вы всё, что вас удивит, фиксировали. Мы вас обеспечим самыми лучшими инструментами, которые будут писать и визуальный ряд, и ваши образы, и вашу речь, и даже ваши мысли.

Он закончил, посмотрел по сторонам, задержал свой взгляд на какой-то точке и добавил:

– Те люди, которые без разрешения проникли в бассейн, могут появиться опять под разными предлогами и личинами. Вы их не слушайте, а лучше вообще не вступайте с ними в контакт. Для этого мы вас снабдим блокирующими устройствами, что поможет распознавать недругов. Доош всё расскажет и покажет. А Ляйя разместит вас и будет рядом всё время. Решение за вами или у вас есть еще вопросы?

– Да, у меня есть вопросы, но прежде я поделюсь своей догадкой, почему у вас не все, но многие люди похожи. Это очень просто: те, которые похожи, просто биороботы, а разный рост говорит о профиле или статусе робота. А те, что очень высокие, как вы, это люди, но выращенные, как в инкубаторе. Тем не менее, вы почему-то отличаетесь от них. Но почему, пока не знаю. Решение: остаться мне или нет, я приму только тогда, когда увижу ваш быт, ваших детей, ваши общественные места и, вообще, пойму, как вы живете.

Неожиданно встала одна из девушек (в нашей цивилизации их можно было бы назвать близняшками). Она почти закричала:

– Минуточку, это возмутительно! Он нас совсем не понимает! Да он просто наш генетический противник! И как ему можно доверить наших детей? Его надо немедленно…

Она не смогла договорить: её рот закрылся, она села в кресло, уставившись куда-то поверх голов сидящих.

Вдруг замигал свет, зазвучала прерывистая сирена, или что-то на нее похожее. Доош и Ляйя подбежали к художнику со словами:

– Быстрей, за нами!

– Куда? что случилось? —не успел он закончить фразу, как они прижались к нему.

На полу обозначился зелёный яркий круг, и все куда-то провалились в круглой герметичной капсуле.

Капсула остановилась, открылась не обычным способом, а сверху вниз: как будто дно осталось, а стенки уехали вниз, дальше. Ляйя, Доош и Маэстро оказались в небольшом помещении с коридором, который уходил точно тоннель метров на двадцать. Ляйя, Доош побежали вдоль коридора. Художник пытался их догнать и спросить, что происходит, но не мог ничего сказать, даже слово произнести не получалось.

Впереди слева открылась круглая ниша – дверью её нельзя назвать— они повернули туда. Через пять метров открылась ещё одна, а предыдущая закрылась, и они оказались в длинной капсуле с местами и иллюминаторами по бокам. Доош жестом показал, чтоб Маэстро садился, рядом села Ляйя.

– Маэстро, мы сейчас окажемся уже под горой, на глубине пятьсот метров. Оттуда мы попадём на поверхность, но в другом мире и другом измерении. То, что вам показывали, – это голограммы, картинки, которые не имеют никакого отношения к нашему миру.

За иллюминаторами появилась вода, мелькали подводные пейзажи, но ни рыб, ни какой живности не было видно. Вдруг, в иллюминаторе появились двое пловцов, которых Маэстро с Доошем встретили в бассейне. На лице Маэстро отобразился легкий испуг.

– Не переживайте, они нам не могут ничего сделать, – обратившись к Маэстро, произнес Доош.

– Тогда объясните, что это всё значит?

– Потерпите немного, сейчас мы окажемся в безопасном месте и всё вам расскажем.

За иллюминатором потемнело, но через какое-то время появился свет, и капсула остановилась на платформе. Маэстро, Доош и Ляйя вышли из капсулы, тут же сели в ожидающую их у платформы лодочную машину, похожую на огромное яйцо с обрезанным дном на высоте тридцати сантиметров, и умчались с огромной скоростью.

Минут через пять машина остановилась в огромном зале с потолком не меньше ста метров и красивым фонтаном посередине. Художник рассматривал помещение, задрав голову, потому что там вверху находились полупрозрачные помещения, по которым ходили и даже летали люди в таких же яйцевидных лодочках.

– Нам сюда, – сказала Ляйя.

На платформе стояли в ряд множество таких же лодочек, только поменьше: на одного, на двоих, на четверых, – разных размеров и разной ширины. Маэстро, Ляйя и Доош сели в лодочку побольше, та приподнялась над полом и медленно поплыла по воздуху в неизвестном направлении. У художника создалось впечатление, что просто всё мелькнуло, и они остановились посреди зала со столами и креслами. Лодочка же медленно уплыла и вскоре исчезла.

– Ляйя, расскажи всё, – сказал Доош.

Наконец, Маэстро, Ляйя и Доош сели, перед ними появился большой экран.

– Маэстро, тебе не всё рассказали, – откашлявшись, начала говорить Ляйя,—Самое главное, чтоб родить детей , в нашем мире нужно получить разрешение, которое мы ждем годами. Похожие люди – это роботы, ты правильно сказал. Но и это ещё не всё. Тебя должны были скопировать, и все твои мозги, как на принтере, размножить без твоего на то разрешения, и даже сейчас не всё. Пока мы с Доошем занимались здесь тобой, там далеко, в Саргасовом море, где находится наша основная цивилизация, произошли большие перемены, наш проект закрыли, и мы с Доошем подлежим утилизации. Это не за тобой охотились те двое, а за нами, – Ляйя замолчала, закрыла лицо руками, по щекам потекли слёзы, отдышавшись, она продолжила, – Теперь сам решай, есть два решения: или нам вернуться к ним на их условиях и нас утилизируют, по сути мы станем донорами. Причем ты будешь спецдонором: всего тебя, со всем твоим опытом и сознанием, вторым Я, контролирующим Я, и тем, что называется душой. Но ты об этом не будешь знать. Тебе заменят всё, и ты станешь объектом для экспериментов. Ты даже будешь счастлив, доволен, но без души, без идей и без собственного Я. Эта программа давно проводится у нас среди технократов. Или второй вариант : вернуться в твою цивилизацию, но только мы вдвоём. Доош останется здесь, он ради меня жертвует собой, у него есть бронь, это как бы вторая жизнь, и он постарается возобновить, реанимировать нашу программу.