О фее без крыльев и драконе без сердца

– Ты можешь заключить больше одной сделки, – говорит она, ее голос более глубокий и низкий, чем у госпожи Флорис. – Если в условиях первой, конечно, нет запрета.

О… Адерин не слишком хороша в понимании тонкостей того, как работают сделки фейри. Не то, чтобы ей кто-то стал их объяснять: госпожа Флорис явно не заинтересована в служанке, которая может воткнуть ей нож в спину или вовсе сбежать. Никто из них, скорее всего, в таком не заинтересован.

Адерин едва ли общалась с кем-то здесь, только с госпожой. Или с птицами, обитающими в саду, но те не могут ей ответить. Вряд ли они ее вообще понимают, пусть и продолжают прилетать снова и снова.

– И что вы от меня хотите, госпожа… – начинает Адерин и замолкает, понимая, что не знает ее имени.

– Сафира, – отвечает на невысказанный вопрос фейри и продолжает: – Я хочу, чтобы ты кое-кому помогла в обмен на свободу от договора с Флорис и… крылья.

Адерин вздрагивает.

Она никогда не думала о том, что ей могут вернуть – нет, неправильное слово, их никогда не было, подарить звучит лучше – крылья. Лишь в своих самых смелых фантазиях она представляла себя обычной, полноценной феей, пока не вспоминала, что та часть, которую она разделяет с отцом, не менее важна.

– Я могу дать их тебе, – говорит Сафира. – Это даже проще, чем отменить сделку. – Она хихикает, с оттенком злого веселья, но даже это звучит дружелюбнее, чем у Флорис. – Она не просто так почти не приглашала меня прежде. Видимо, в этот раз ей слишком хотелось показать мне свою победу. Поставить точку в споре.

Адерин совсем немного хочется спросить, о чем же они спорили. Это звучало как история, большая и сложная история, в которой обязательно замешаны сделки. Впрочем, с фейри, наверное, иначе и не бывает. Но она не спрашивает, сворачивает неуместное любопытство, за которое может поплатиться, и прячет где-то в глубине разума.

Фейри снова смотрит Адерин прямо в лицо и говорит:

– Я хочу, чтобы ты помогла кое-кому избавиться от проклятия в обмен на свободу от сделки с Флорис и крылья.

Условие звучит просто, но это обманчивая простота, Адерин уверена. Она, может, и не слишком хороша в магии, потому что ее толком никто не учил, но знает: с проклятиями никогда не бывает слишком просто, с ними всегда что-то не так.

Иногда единственное решение – убить того, кто проклятие наложил, и то может не помочь. Особенно если у проклятия нет никаких лазеек или условий, которые нужно исполнить, чтобы его снять.

Но… разве у Адерин есть другие варианты? Ее будущее, все, какое есть – вечность в рабстве Золотого Двора. Она сомневается, что кто-то еще сможет предложить ей помощь. И от простых вопросов ничего не случится, верно?

– Кому я должна помочь и что это за проклятие?

Похоже, пока Сафира настроена ей все объяснять, поэтому нужно воспользоваться. Адерин не хочет снова попасть в ловушку, пусть и в первый раз в этом не было ее вины. Все всегда может стать еще хуже, чем оно есть сейчас.

– Одному юноше из другого мира, – говорит фейри, слегка улыбаясь, со странным теплом в голосе. – Проклятие медленно превращает его в монстра, поэтому он заперт в замке.

Другой мир… Адерин слышала о нем – о них всех, в конце концов, миров так много – только в сказках, никогда не думая о том, что фейри могут открывать туда дорогу. Но кто, если не они? В конце концов, все сказки основаны на правде, на настоящих историях, которые когда-то случились, а потом превратились в сказания. В приукрашенные легенды, лишенные боли, отчаяния и грязи реальности.

– Что за монстр? – спрашивает Адерин.

Ей жаль юношу, который становится монстром явно против своей воли. Это должно быть ужасно. И тот, кто его проклял, определенно жесток. По-настоящему жесток. Похоже ли проклятие на те моменты, когда сама магия договора – глупой ужасной сделки – заставляет Адерин делать то, что она не хочет? Сила сделки двигает ее телом сама, скручивая до боли мышцы; горит на языке и в горле, если она отказывается говорить то, что нужно и приказано.

– Дракон, – тихо говорит Сафира, ее сияющие глаза кажутся Адерин немного печальными.

О…

В их мире драконы давно вымерли, по крайней мере, так говорят, и не по хорошим причинам. И от этого еще грустнее. Убьют ли того юношу, когда превращение закончится?

Адерин не знает и не уверена, что хочет знать.

– Вы знаете, как снять проклятие? – спрашивает она вместо этого.

– Я не могу тебе сказать, – отвечает Сафира. – Но могу поклясться, что ты в состоянии ему помочь. Если хочешь, я могу дать магическую клятву.

Звучит… серьезно. Фейри не дают магические клятвы просто так, нет, вообще не дают, если есть другой выбор, потому что только так их можно поймать на лжи и заставить за ту самую ложь заплатить.

В любом случае, остается самый последний момент. Адерин не уверена, стоит ли ей согласиться или нет… Ей жалко юношу. И она хочет спастись, а другого выхода и правда не видит. Только убийство, но это крайняя мера.

Даже невозможная: сама сделка не позволит Адерин навредить своей госпоже.

– Но госпожа Флорис заметит, если меня не будет.

Сафира качает головой.

– Нет, если я не позволю ей, – говорит она. – В том мире пройдет один месяц, с одного полнолуния до следующего, но здесь… – она улыбается. – Здесь пройдет не больше часа. И если у тебя не получится… что ж. Все останется так же, как и было.

Это прекрасная сделка.

Это ужасающая сделка, потому что ее бросят туда, где она может оказаться полностью бессильна. Аккуратные, приятные слова о свободе и крыльях согревают, дают надежду, но кто знает… может, в том юноше от дракона уже больше, чем от человека?

Только какие у Адерин остались варианты? Кроме как сдаться и позволить госпоже Флорис играться с ней до тех пор, пока ей не надоест, и Адерин не пополнит коллекцию каменных скульптур в саду.

Ужасная сделка. Прекрасная сделка. Ха…

Адерин смотрит прямо в глаза Сафиры, ей даже кажется, что она видит в них, все еще сияющих, собственное отражение.

– Я согласна, – говорит она.

Слова слетают с языка, одновременно удивительно легкие и тяжелые, словно сделанные из железа, оттого и обжигающие.

– Я заключаю с вами сделку, – продолжает Адерин и понимает: все, назад дороги нет.

Сафира медленно, но так же грациозно, как и прежде, встает на ноги, после чего берет Адерин за протянутые руки и тянет вверх, помогая подняться. Она даже на мгновение чуточку взмывает в воздух на тонких серебристых крыльях, свет которых отражается от блестящего пола бального зала.

У госпожи Флорис крылья золотые.

Адерин интересно, какие были бы у нее? С розовым отливом, наверное, чтобы соответствовать цвету волос.

– Хорошо, Адерин, – говорит Сафира.

Имя в ее устах звучит странно, непривычно. По-новому, как будто только дарованное кем-то могущественным. Совсем не так, как из уст Мирии. Мягче, более дружелюбно. Словно Сафира никогда и не отказывалась от сердца, потому что ее глаза яркие, живые, совсем не похожие на парочку кусочков окрашенного стекла. Не как у куклы.

Она выпрямляется, вскидывает подбородок и начинает:

– Я, Сафира, фейри из Золотого Двора, заключаю магическую сделку с феей-полукровкой Адерин из Средних Холмов.

Теперь она звучит куда серьезнее, торжественно и строго, но при этом уверенно. В ней нет ни капли самодовольства.

– Если Адерин из Средних Холмов снимет проклятие с Адама из дома Розенберг, то я, Сафира из Золотого Двора, дарую ей крылья и свободу от договора с Флорис из Золотого Двора. – Короткая пауза, за которую Сафира делает быстрый глоток воздуха. – Если же Адерин из Средних Холмов не удастся этого сделать, то она будет возвращена обратно и все останется так, как было до заключения сделки.

Она смотрит на мгновение куда-то вверх, а после снова на Адерин:

– Ты принимаешь эту сделку?

Теперь уже точно повернуть назад нельзя. Адерин глубоко вдыхает и чувствует, как дрожит все ее тело от волнения, но ей удается сказать слова как можно тверже:

– Я принимаю эту сделку.

Она тут же ощущает легкое покалывание на кончиках пальцев, поднимающееся все выше, до самых локтей, и смотрит на руки. Она видит тонкие серебристые нити магии, опоясывающие не только ее запястья, но и запястья Сафиры. Они больше похожи на аккуратные браслеты, чем кандалы, и обязательство лежит на них обеих – это равноценная сделка.

По крайней мере Адерин позволяет себе надеяться.

– Молодец, – говорит ей Сафира и слегка улыбается, ее тон снова легкий. – А теперь мне нужно открыть для нас проход в другой мир.

Адерин удивленно моргает. Все так быстро… Но так и должно быть, верно? Если они не поспешат, то госпожа Флорис вмешается раньше, чем у Адерин хотя бы появится возможность попытаться снять проклятие. Она не хочет знать, что тогда будет. Явно ничего хорошего. Возможно, ее сразу обратят в статую, безо всяких разговоров.

Что будет с Сафирой, которая по сути бросила Флорис своего рода вызов, Адерин даже не может себе представить. Может, она с легкостью отвернется от проблемы и пойдет дальше, потому что фейри это умеют, а, может, и заплатит чем-то тоже.

Может, Адерин стоит меньше беспокоиться.

Сафира же отворачивается от нее и делает пару шагов вперед, после чего взмахивает обеими руками – движения аккуратные, она словно рисует что-то в воздухе, только без красок и кисти, потому что серебристые искорки осыпаются с ее пальцев. Она бы тоже хотела уметь так… или хоть как-то, кроме случайного сжигания вещей. Даже в деревне ей едва ли позволяли использовать магию.

Из безопасности как самой деревни, так и Адерин тоже.

Зеркало появляется словно из ниоткуда – оно вырисовывается медленно, фрагментами, сначала лишь стекло, отражающее и Адерин, и Сафиру, и весь бальный зал, а уже после резная витиеватая рама и аккуратные ножки, похожие на львиные лапки.

Значит, зеркало – портал в другой мир?

Сафира касается стекла и отражение исчезает, превращаясь в голубые всполохи, как будто там, по ту сторону, плескается удивительное волшебное море. Яркое, манящее.

Уже сразу другой мир? Или что-то иное?

– Это проход в Междумирье, – говорит Сафира, словно услышав ее мысленный вопрос. – Мне нужно будет провести тебя в нужный мир.

Она оборачивается через плечо и смотрит на Адерин снова, серьезно и строго. Значит, собирается сказать что-то важное.

– Там ты примешь иную форму, я не знаю какую, – она чуть улыбается, словно пытается поддержать. – Не волнуйся, я направлю тебя в нужную сторону, ты должна думать о другом мире… думай о Адаме, так проще, тогда ты сразу выйдешь к его замку. А если потеряешься… – легкое пожатие плеч. – Все хорошо, я помогу тебе.

О… Звучит опасно.

– Потеряюсь? – спрашивает Адерин тихо и неуверенно.

– Запутаешься между мирами, – отвечает Сафира и хихикает: – Все в порядке, я терялась в них постоянно поначалу.

Фух… Если уж Сафира, у которой определенно много опыта в этом, терялась, но все равно она здесь, в полном порядке, то и Адерин стоит меньше волноваться.

Наверное.

Сафира протягивает ей руку, и Адерин берется за нее. Они входят в зеркало вместе, аккуратно переступают через тонкую раму. Кажется, что она проходит сквозь воду, но ощущение длится лишь мгновение. Она была здесь, в ее мире, на твердом полу бального зала, а теперь оказалась где-то… в нигде.

Сначала у нее нет тела – теперь у нее оно есть, но совсем-совсем другое. Адерин внезапно ощущает себя крошечной и странно легкой, почему-то внезапно парящей где-то над землей… если здесь есть земля.

Сафира – огромная, сотканная из света фигура, слегка полупрозрачная, и сквозь нее видно проплывающие мимо кусочки зеркала.

Все вокруг – кусочки зеркала. Странные фрагменты миров, разбросанные и разломанные – маленькие проходы куда-то, куда Адерин определенно не нужно.

– Лети, – говорит Сафира, ее голос и внутри, и снаружи. – Позволь этому телу вести тебя вперед.

В тот момент Адерин понимает, что она – птица. И Сафира касается ее полупрозрачными пальцами, направляя в нужную сторону.

Так ли ощущается полет? Странное чувство свободы, удивительная легкость, с которой Адерин двигается, парит в воздухе – и мир вокруг нее двигается тоже. Осколки зеркал – двери в иные миры – парят, проплывают мимо, отвлекая своим манящим ярким светом.

Но Адерин должна лететь вперед, к Адаму, о котором она знает только две вещи: имя и проклятие.

Этого достаточно, верно?

Она летит и летит, чувствуя незримое присутствие Сафиры где-то за ее спиной, пока не поворачивает голову к одному из осколков, который едва ли не задевает ее крылья.

Отражение искажается, окрашивается в тот же серебристо-голубой, чтобы превратиться в изображение. Адерин больше не видит там себя, крошечную птичку с розоватым оперением, она видит лес, темный и недружелюбный. А еще видит фигуру на тропинке… фею.

Фея поднимает голову, словно чувствует взгляд Адерин сквозь завесу миров, и у нее знакомое лицо.

– Мама?

Адерин понимает свою ошибку в тот же момент, когда слова – птичья трель, которую понимает только она – слетают с ее языка. Что-то хватает ее, незримое, но удивительно сильное, за все крошечное птичье тельце, и тянет прямо в осколок.

– Ох, нет… – Сафира удивленно ахает, но и ее голос тут же пропадает.

Адерин видит сначала вспышку света, а потом все вокруг искажается, скручивается и разваливается на множество кусочков, чтобы собраться снова. Из бесконечного моря миров-осколков получается лес, который так сильно ей знаком, потому что именно им окружена ее деревня… Точнее уже даже не ее.

Средние Холмы.

Какое странное название для места, где слишком много леса, полного чудовищ. Только вот так было не всегда, когда-то там было мирно, красиво и безопасно. Но сейчас – последние столетия, которые застали одни только Мирия и ее подруга-советница – там лишь темные деревья, настолько огромные, что затмевают небо, и монстры, бродящие в тенях.

Для Адерин все это – история. Как, возможно, она сама и все, что с ней произошло, станет историей для кого-то еще.

Она неловко приземляется на широкую ветку, теперь ее крошечное птичье тельце уже кажется не таким легким, наоборот – она чувствует каждую косточку, как сгибаются ее крылья, как сжимаются лапки на коре, как коготки скребутся и цепляются.

Адерин чувствует быстрое – безумное – биение своего сердца, но вспоминает: конечно, у тех, кто меньше, сердца бьются намного быстрее.

Но, самое главное, где ее мама? Она видела ее среди этого леса.

Какая-то отчаянная – и, возможно, глупая – ее часть надеется, что мама на самом деле выжила. Просто случайно шагнула в одно из таких зеркал и оказалась в другом мире, и Адерин ее сейчас найдет и приведет домой.

Только вот лес знакомый – темный, неприветливый, но по-своему родной. Она часто на него смотрела с другой стороны купола и выходила иногда во вне, потому что нужно было. Они никогда не делали это в одиночку, а мама была единственной, кто хотела ее сопровождать.

Мама – ее смерть – стала еще одним доказательством того, что в лес всегда нужно ходить хотя бы вдвоем.

Адерин может мечтать о том, что мама выжила, просто попала в другой мир, но что-то ей подсказывает: нет, это все совсем не так. Может, она сейчас видит осколок прошлого?

Или увидит момент, как мама шагнула в другой мир? Она так хочет видеть ее живой. Она так хочет вернуть себе маму обратно, снова получить семью и не быть такой одинокой. Вот только на ней висит сделка с Флорис… Смогла бы мама ей помочь, спасти от изгнания и вечного заключения? Или наоборот была бы изгнана вместе с Адерин?

– Ты потерялась… Это прошлое, – шепчет голос Сафиры в голове, но и откуда-то извне. – Лети ко мне. Я направлю тебя, куда нужно.

О… значит, прошлое. Да, Адерин не нужно смотреть на прошлое мамы, верно?

Она расправляет крылья, чувствуя их напряжение в мышцах, собирается с силами и самостоятельно взлетает. Полет неровный, и Адерин едва удается держать себя прямо, чтобы лететь туда, откуда донесся голос Сафиры.

Как же птицы летают сами? Или Адерин сейчас – птенец, только научившийся летать? Тогда ей нужно быть осторожной, потому что она совсем не хочет упасть и разбиться. Будет больно.

– Расслабся. Позволь этому телу вести себя, Адерин, – говорит Сафира. – Оно знает, как правильно.

Адерин хочет вздохнуть, но у нее получается издать лишь тихую трель. Впрочем, она пытается расслабиться и меньше бояться, и тогда – правда, Сафира права – получается немного лучше.

Лес с высоты удивительный. И все еще огромный, потому что она совсем крошечная. Так странно смотреть на что-то привычное совершенно иным взглядом, который так отличается от ее собственного.

А потом она замечает фигуру там, внизу. Мужская фигура в покрытой грязью одежде лежит в траве, изорванный алый плащ тянется за ним, напоминая дорожку крови. Она видит его частями – напряженные руки, сжимающие травинки, голова, уткнувшаяся в землю, слабый отблеск дыхания, когда его спина чуть приподнимается и опускается.

Адерин должна лететь дальше, но она позволяет своему телу аккуратно упасть вниз, прямо к мужчине.

Теперь она видит розоватый цвет его волос, также покрытых грязью. Как необычно для человека… и разве у ее отца не было таких?

А затем Адерин замечает в слабых солнечных лучах медальон, у самой руки мужчины, он держит его за цепочку. Темное серебро и аккуратный узор в виде ветвей, на которых сидит крошечная птичка с алыми глазами и маленькими ромбовидными розовыми камнями на перьях.

Медальон как у ее отца.

Это ее отец? Это… это встреча ее родителей?

Она помнит рассказы об этом, как мама нашла ее отца в лесу, недалеко от того места, где начинается купол. Он лежал в грязи, потерянный, ничего не помнящий, кроме криков, боли и огня. И из прошлого у него остались лишь изорванная одежда и медальон с птицей, который Адерин даже не позволено было взять с собой в Золотой Двор. И теперь он потерян для нее навсегда, оставшись в деревне, в которую ей даже не вернуться.

А еще она помнит…

Адерин кричит – громкая птичья трель, – с силой напрягая связки, надеясь, что она не ошибается, и мама ее обязательно услышит. Или хоть кто-то.

Она кричит и кричит, пока не слышит шаги. Торопливые, шуршащие опавшей листвой и травой, хлюпающие по грязи. И из-за деревьев и кустов появляется новая фигура, куда более знакомая.

Родная-родная-родная…

Мама, все с теми же белоснежными длинными косами и добрыми голубыми глазами, которые Адерин унаследовала у нее, а волосы – у отца. По большей части.

Она – они оба вместе, их наследие. Их память.

Мама смотрит на отца, а потом на нее – на крошечную кричащую птичку – и говорит:

– Он твой хозяин?

Адерин хочет согласиться. Адерин хочет расплакаться и броситься матери на ладони, чтобы она ее утешила, но… у нее еще дело. Самое важное дело, которое не даст ей остаться в этом прекрасном моменте навсегда.

– Лети на мой голос, Адерин, – зовет ее Сафира.

И Адерин взлетает вверх, чувствуя, как слезы сжимают горло. В конце концов, она должна выполнить эту сделку и спасти хоть кого-то, если ей не удастся спасти саму себя.

Она не совсем осознает момент, когда полупрозрачные ладони Сафиры ловят ее, утаскивая обратно в зеркало-проход – и вот снова перед ней море осколков. И снова Сафира, сотканная из серебра и света, парит рядом и смотрит на нее.

– Простите, – чирикает Адерин. – Я… Я отвлеклась.

Глупое оправдание, она это прекрасно знает, но только от одного вида матери у нее исчезли все другие мысли. Никакие оправдания не спасут от наказания госпожи Флорис, но вдруг – просто вдруг – сейчас будет иначе?

– Я понимаю, – говорит Сафира, вздыхает и добавляет: – Полагаю, это все равно должно было произойти.

Потому что Адерин случайно познакомила собственных родителей?

Она не хочет думать об этом слишком сильно, кажется, что путешествия между мирами – и внутри одного мира, сквозь время – являются чем-то слишком большим, слишком необъятным. Сможет ли она спасти мать, если отправится в прошлое?

Или это вопрос неизменности?

Адерин качает головой и выбрасывает лишние мысли, потому что ей все равно не получить подобную силу. Слишком большая ответственность. Она только надеется, что у Флорис нет доступа к зеркалам для путешествия между мирами, потому что она не похожа на ту, кто способна воспользоваться подобной удивительной возможностью с благой целью.

– Нам нужно идти дальше, – говорит Сафира. – Думай об Адаме в этот раз, хорошо?

– Хорошо, – соглашается Адерин.

Сейчас Сафира спускает ее с крючка, но совсем не хочется ошибиться снова. Может, тогда она передумает и разорвет сделку, потому что Адерин слишком слабая и бесполезная. Или ее и вовсе оставят навеки в этом море осколков, но без возможности зайти хоть в один из них.

Или… вернут к госпоже Флорис, чтобы потом понаблюдать за любым творческим наказанием. В конце концов, Флорис определенно не обрадует подобное непослушание и попытка сбежать, избавиться от договора и обрести свободу.

– Лети, – говорит Сафира.

И Адерин летит дальше, пытаясь думать об Адаме. Она не знает, как он выглядит, но представляет себе одинокого юношу, запертого в замке. Вокруг только камень, темнота и бесконечное одиночество, потому что ему не позволено ни с кем дружить. Она представляет себе закрытые ворота замка и пустые дорожки между неухоженными кустами роз, по которым некому ходить.

Она представляет себе юношу, который тоже мечтает быть свободным, как и она.

Осколок – с острыми гранями, совсем не округлый, как был прошлый – проплывает мимо и останавливается прямо перед ней. Словно целенаправленно. Это тот, что ей нужен?

Ее отражение в осколке дрожит, искажается и превращается в изображение темных башен замка. Их шпили прорезают воздух, и Адерин видит только синее звездное небо, легкие облачка и замок, который кажется почти черным. В некоторых окнах горит свет, но их так мало, что ясно – там почти никого нет.

То самое место и тот самый мир, верно?

– Лети туда, – говорит ей Сафира, слегка подталкивая.

Значит, тот. Адерин вдыхает, собирается с силами и позволяет себе погрузиться в осколок, как в воду.

Падение…

И удар о землю.

У нее снова обычное тело, совсем не птичье, потому что она чувствует свои руки, чувствует боль в ногах и спине, которой ударилась. И, наконец, открывает глаза.

Небо. Обычное звездное небо, по крайней мере, ничего особенного на первый взгляд. Адерин вглядывается, ищет созвездия, но совершенно их не узнает. Действительно другой мир? Совсем-совсем другой?

Она не ошиблась снова?

Адерин не знает, сколько времени лежит там, на земле, пытаясь отдышаться и вновь почувствовать собственное тело таким, какое оно есть, когда слышит странный гулкий звон. Сначала он тихий, где-то на краю сознания, пока не становится все громче и громче.

А потом внезапно замолкает, оставляя только слабый гул в ушах, и Адерин тогда слышит приближающиеся шаги, сопровождаемые металлическим лязгом.

– Что вы здесь делаете?! – кричит определенно ей странный, скрипучий голос.

Адерин резко садится и видит, как со стороны замка – огромного, темного и даже немного пугающего, потому что там почти нет огней – к ней идет фигура в доспехах. Быстро и стремительно.

– Как вы здесь оказались?! – кричит некто снова.

На нем шлем, но голос вблизи звучит слишком гулко и странно, чтобы его мог произносить кто-то внутри этих доспехов. И он держится как-то неправильно, только Адерин не может понять, что именно не так.

– Я… – она даже не знает, что сказать в ответ.

Рассказать про фейри? Сказать про сделку? Что-то ей подсказывает: ничем хорошим это не закончится, вряд ли они будут рады терпеть ее здесь ради того, чтобы она могла вернуть себе свободу и крылья.

В конце концов, они – или скорее он, Адам – могут ей просто не поверить. Она бы тоже себе не поверила.

– Уходите отсюда, – говорит ей человек в доспехах, оказавшись совсем близко. – Пока они не пришли.

Он протягивает ей руку и помогает подняться на ноги, после чего подталкивает вперед, к воротам. Адерин смотрит на них, огромные, кованые, с узором, напоминающим шипастые лозы и лепестки цветов.

Она не знает, как объяснить этому человеку – или кто он там, вряд ли это Адам, – что она должна остаться.

– Кто они? – спрашивает Адерин.

А потом слышит рычание.

Горящие алые глаза появляются по ту сторону ворот и смотрят на нее не мигая. Огромные волки – если их так можно назвать – выходят из темноты, словно собираются из кусочков черного тумана, больше монстры, чем настоящие животные.

Они рычат и скалятся, сияя белыми зубами и сверкая алыми глазами.

– Поздно, – говорит человек в доспехах.

Что ж, похоже, это ответ на ее вопрос.