Август. Девять Жизней

Я, как самый опытный в этих делах, быстренько начистил и распотрошил рыбу, нарезал ломтями щук. А мужики в это время копошились с картошкой и морковкой, нарезали хлеб, притащили притопленную для охлаждения в озере водку (немного, считаю – всего-то пара бутылок на троих мужиков).

Вскоре вода забулькала в ведре, по дну глухо застучали кувыркающиеся в кипятке крупно нарезанные картофелины, мелькнули оранжевыми боками отправленные к ним несколько морковок; вскоре в ведро нырнули и рыбины: сначала щука, потом окушки и уж следом чебачки. Довершили закладку ингредиентов ухи парочка лавровых листиков, несколько горошков перца, пара зонтиков укропа, и над нашей луговой поляной, над всем озером поплыл такой аромат доходящей ухи, что мы, до этого оживленно переговаривающиеся, смолкли, а лишь судорожно сглатывали подступающую слюну, а в желудках у нас свирепо заурчало. В унисон, в трех мужских голодных желудках. Рокот слышался как от моторных лодок!

Ну вот, уха готова. «Мужики, главное, чтобы глаза у рыб были белые – значит сварились, и тогда можно есть!» – заклинал нас Юра, в результате глаза у чебачков и окуней были не только белые, но и вообще выпали в ведро и плавали там, как белые икринки, а мясо сползало с костей. Но это ничуть не испортило ни обалденного вкуса приготовленной на костре ухи, ни нашего зверского аппетита…

Уже совсем завечерело, и на потемневшем небе зажглись первые звезды, отражающиеся в озерной темной глади. Вдали, на горе, засветились огоньки в домах пятерыжцев и фонари на уличных столбах. Стояла звонкая тишина, нарушаемая лишь редкими посвистами устраивающих ко сну каик-то птах, отдаленным побрехиванием собак, треском мотоциклов, на которых носились по пыльным улицам в селе мальчишки, да зудением совхозного сепаратора, перегоняющего в сливки вечерний удой молока.

Мы полулежали у затухающего костра с отставленным в сторону ведром почти всей съеденной ухи. Водка тоже была выпита под неспешные разговоры, но мы были практически трезвы, с тяжестью в желудках не от выпитого, а от съеденного, и время от времени кто-то из нас начинал клевать носом.

– Ну все, мужики, пошли в деревню ночевать! – решительно сказал я, сам до сонной одури надышавшийся чистейшего, напоенного ароматами как скошенного и хранящегося сейчас в копнах сена, так и отавы – новой подрастающей травы. – А с утра пораньше снова придем сюда. Часиков так в пять-шесть, клев вообще будет сумасшедший, это и я Долгое вам обещаем.

Юра и Виктор переглянулись.

– А давай здесь заночуем! – почти в один голос сказали они. – Вон копна рядом хорошая стоит, чем не постель?

И я подумал: а почему нет? Домой идти – это надо собираться, потом с километр пилить до деревни, там укладываться спать – часа два точно уйдет. Утром рано тогда непросто будет встать. А тут – прямо вот сейчас в стог зароемся да задрыхнем на свежем воздухе. Ночи еще не холодные, так почему нет?

– А давайте! – согласился я. И мы, затушив костер, быстро пристроились спать в стогу: кто-то залез наверх, к звездам, кто-то, надергав сена, привалился к боку стога, а кто и вообще в него зарылся с головой. И спустя буквально считанные минуты мы все трое, вяло переговорив сонными голосами о чем-то малозначимом, затихли и практически одновременно заснули. И слаще сна, чем в ту августовскую ночь, доложу я вам, у меня еще не было.

Замечательно выспались и мои друзья. И наутро, чуть свет, мы уже были на ногах. Привели в порядок немного порушенный нами стожок, похлебали остывшей и оттого еще вкусней, чем вчера, юшки прямо из ведра, и с нетерпением, шурша росистой травкой, устремились к утопающему в утреннем тумане озеру.

Зеркальная поверхность его то и дело покрывалась кругами – то с плеском вылетали из воды и вновь падали в нее гоняющие чебачков окуни и щуки. Мы попали на самый утренний жор рыбы! Надо ли говорить, что рыбалка в тот день задалась особенно и мы унесли с Долгого несколько крупных щук и почти полное ведро чебаков и окуней! И как мы остались благодарны за это моему любимому озеру и, конечно, приютившему нас на ночь гостеприимному стогу сена.

Потом, не особенно избалованные такими хорошими рыбалками, товарищи мои нередко вспоминали о том счастливом выходном на Долгом и просили, по возможности, еще как-нибудь организовать такой же выезд на озеро. Но увы, вместе нам больше на Долгом побывать не довелось…

Буквально пару неделю назад у нас в Красноярске, проездом с Байкала, заночевал Юра Поминов. И знаете, о чем мы с ним, кроме всего прочего, с большим теплом и нежностью вспоминали и говорили? О той рыбалке на Долгом, о неповторимом ночлеге в стогу сена. Такие вещи не забываются, они украшают нашу жизнь, делают ее осмысленнее и ярче!

В кофейне времен Межвоенья

Станислав Сергиев

В кофейне времен МежвоеньяПогожим осенним деньком,Закутавшись в запах сирени,Девчонка сидит за столом.То в зеркальце быстро посмотрит,Пальтишко повесив на стул,То сливками свежими сдобритСвой кофе под утренний гул.Стараясь глядеть беззаботноИ ноги скрестив под столом,Все ищет глазами кого-тоВ потоке людском за окном.

*Межвоенье (Интербеллум) – период с 1918 по 1939 гг., между двумя мировыми конфликтами.

Натюрморт

Оксана Чернышова

Я опять сегодня с Вами в ресторане,Голос ваш охриплый и хмельной,Под хорошую закуску Вам поют цыгане,Потеряли Вы себя, мой дорогойВы растратили имущество по свету,Я смотрю с тоской в последний раз,Грустно мне и жалко Вас, поверьте,Только не хочу я с Вами в эту грязь…Звон фужеров и улыбки модных женщин,Не к лицу Вам жалкий натюрморт,Год от года Вы становитесь манернымПо душе Вам этот сумасброд…Вы один останетесь с богатством,Вспоминая наши скромные свиданья,На широку ногу жили Вы когда то,А сейчас не чувствую к Вам даже состраданья…

Я не хотела

Анастасия Кухтевина

Я не хотела,Чего хочу.Я не сумела.За что плачу?Играла скрипка,И дождь прошёл.Твоя улыбкаИ пальцев шёлк —Луна упалаК моим ногам.Мне было малоНапополам.Асфальт исписанБыл круглый годИ за кулисыДоступен вход.Как это мило —Исчез мой страх.Себя дарила,Но лишь в мечтах.И не ценила —Пришёл конец:И мел размыло,И блеск колец.Осталось верить,Что грянет гром.Осталось мерить«Сейчас – потом».Ловлю дыханьеСквозь шёпот тьмы.За опозданьеПрошу взаймыЯ лишь минутку:Тебя вдохнуть,Залезть под курткуИ так заснуть…

Сваты

Анастасия Кухтевина

Помнится, когда-тоПриезжали сваты,Только я их матомПрогнала – и рада.Прав ты был, наверно,Про характер скверный,Про комфорт мизерный,Про ни к чёрту нервы,Про мои заскоки,Глупые намёкиС паузной цезурой,Подражанье дурам.Прав был, что скучаю,Что не сплю ночами.Что же стало с нами?Виноваты сами:Вместе быть хотели,Только не умели.Что ж теперь поделать?Знаю: постарела,Цену не набила.Изошла на мыло —Не приедут сваты:Все давно женаты.

Всё сначала

Анастасия Кухтевина

Так хорошо порой подумать о тебе,Когда часы, уже протикав бесконечность,Исчезли точно, как лимонный тот шербет,Что заказал ты мне в бокал тогда с колечком,И наконец-то найден путником привал —Ты в голове моей жилище основал —Моя мечта с тех самых пор имеет имяИ смотрит пристально глазами голубыми.Подумать только, сколько счастья в слове «ты» —В двух этих буквах для меня одна отрада,Как летний зной, и леденящая прохлада,И ощущение вселенской чистоты!Ах, мне бы в сад бы твой попасть через забор,И пусть бы сторож вдруг подумал, что я вор,Просто спелой земляники наесться там всластьИ пропасть… И пропасть бы… Мне б навеки пропасть!А где-то видишь ты, закрыв глаза, меня,И в тёмном зале загорелись снова свечи.Я вновь украшу одиночеством свой вечер,Желая только поскорей тебя обнять,И губ коснуться, и испить тебя до дна,А это очень, даже очень-очень мало!Моя ты осень, долгожданная весна!Моё ты лето… И зима… И всё сначала…

Я не забуду это лето никогда

Анастасия Кухтевина

Я не забуду это лето никогдаИ так спокойно наслаждаюсь послевкусьем,И пусть последней летней ночью очень грустно,Сегодня лето – значит, горе – не беда!И ветер снова разгоняет облака,И для меня луну и звёзды открывает;О ближний берег тихо плещется река,А тьма так медленно и плавно исчезает,И вот мелькнул сейчас вдали чудесный луч,