Новотроицк. Это моя земля. Киберпутеводитель

Илья вошел в дом, держа патефон в руках. Дед сидел на своем обычном месте на крыльце, курил трубку и смотрел вдаль.

– Дед, – сказал Илья, – нам нужно поговорить.

Михаил Петрович медленно повернулся к внуку. В его глазах читалась вина и смущение.

– Это… – он кивнул на патефон, – ты откуда его взял?

– Из ломбарда, – ответил Илья. – Выкупил. Зачем ты его продал, дед? И инструменты… я знаю про инструменты.

Михаил Петрович молчал, опустив голову.

– Я хотел помочь, – пробормотал он наконец. – Ты так мечтаешь об этой мастерской… А денег у тебя нет. Я подумал… эти старые вещи… они мне уже не нужны. А тебе помогут.

– Дед, – Илья присел рядом с ним на крыльцо, – я ценю твою заботу. Но ты не должен был этого делать. Эти вещи… они же для тебя важны.

– Я знаю… – вздохнул Михаил Петрович. – Просто… я хотел…

В этот момент во двор въехал эвакуатор, на платформе которого стоял старый, покрытый толстым слоем пыли автомобиль. «Победа».

– Это что еще такое? – удивился Илья.

– Это… – Михаил Петрович встал с крыльца, глаза его горели непонятным блеском, – это мой сюрприз. Я его у одного коллекционера выменял. На… на некоторые вещи.

Илья подошел ближе к машине. «Победа» была в плачевном состоянии, но Илья сразу увидел в ней потенциал. Он представил, как она будет выглядеть после реставрации.

– Дед… – Илья повернулся к Михаилу Петровичу, – а если мы ее… отремонтируем? Вместе?

– Отремонтируем? – переспросил дед.

– Да! – глаза Ильи горели энтузиазмом. – А потом… продадим! И денег хватит на первоначальный взнос!

Михаил Петрович улыбнулся. Впервые за последние дни.

– Ну… – сказал он, – попробуем.

И они попробовали. Следующие несколько недель дед и внук проводили в гараже, колдуя над старой «Победой». Михаил Петрович, несмотря на возраст, оказался прекрасным механиком. Он делился с Ильей своим опытом, рассказывал истории из своей молодости, когда они с товарищами ремонтировали свои первые мотоциклы и машины. Работа спорилась, и вскоре «Победа», сверкающая свежей краской и отполированным хромом, стояла перед гаражом, словно только что с конвейера. Они продали ее за хорошую цену, и денег с лихвой хватило на первоначальный взнос для гранта.

Илья подал документы на грант. Дни ожидания тянулись томительно. Илья нервничал, проверял почту каждые полчаса, обновлял страницу сайта администрации. Михаил Петрович старался держаться бодро, подбадривал внука, но и сам был в напряжении. Наконец, пришло уведомление. Грант одобрен.

Илья, увидев заветное письмо, замер, не веря своим глазам. Потом резко вскочил, подбежал к деду и крепко обнял его. Слова были не нужны. Все было понятно без слов. Мечта, казавшаяся такой далекой, стала реальностью.

Открытие мастерской стало настоящим событием для поселка Юрга. Небольшое, но уютное помещение, сияющее чистотой и свежей краской, быстро заполнилось гостями. Друзья, соседи, даже представители администрации пришли поздравить Илью. Илья провел деда в мастерскую. Михаил Петрович, опираясь на трость, медленно обошел помещение, внимательно рассматривая каждую деталь. На старом верстаке лежали выкупленные Ильей патефон и несколько инструментов. В углу мастерской, под чехлом, стоял некий объект, интригующе очерченный тканью.

– А это что? – спросил Михаил Петрович, кивая на загадочный предмет.

– А это, дед, сюрприз, – улыбнулся Илья и резко сорвал чехол.

Под ним стоял восстановленный до идеального состояния старый мотоцикл деда – «Урал», сверкающий свежей краской и хромом. Михаил Петрович замер, глядя на мотоцикл. По его щекам текли слезы. Дед и Илья обнялись. Юноша понял, что все было не зря. Мастерская – его мечта – стала реальностью. И он смог отблагодарить деда за все, что тот для него сделал. Старый патефон, инструменты и мотоцикл – теперь они были не просто вещами в мастерской. Они напоминали о семейной истории, об истории поселка, о том, как важно помогать друг другу и верить в свою мечту.

Справка об объекте

Поселок Юрга,

Россия, Оренбургская область, г. Новотроицк

В июне 1942 года коллектив треста «Киев-промстрой», следовавший со станции Юрга Кемеровской области, остановился в степи. Подошедший железнодорожник сказал, что это станция Новотроицк. Приехавшие узнали, что здесь будет строиться Орско-Халиловский металлургический комбинат. Жилья в поселке не было.

До прибытия состава со всем оборудованием из города Юрги Кемеровской области прибыли руководящие работники Особой строительно-монтажной части №23. Для своих семей они уже построили несколько одноэтажных двухквартирных коттеджей. Это послужило тому, что поселок до сего дня именуется Юргинский. Он постепенно расстраивался, появились бараки, новые коттеджи. Строительство вели сами строители, пленные немцы и солдаты. Поселок обустраивался, здесь появились школа, магазин, баня, детский сад. Вокруг домов разбивали палисадники, разрабатывали землю под огороды, выращивали овощи, разводили всякую живность. В основном здесь жили руководители строительных организаций и рабочие, по большей части евреи. Еще до войны их семьи были высланы с Украины и из Белоруссии на поселение в Кемеровскую область, а теперь переведены на строительство Орско-Халиловского комбината.

Поселок Юрга является частью Новотроицка, и до сих пор здесь стоят дома, построенные во время войны и после. Здесь живут строители, металлурги, учителя, работники местной промышленности, одним словом – новотройчане.

Источник: https://novotroick.ucoz.ru/publ/2-1-0-7

Хранитель Кошкиного дома

Данила Резцов

Артем выключил навигатор – последние два километра тот только путал, показывая, что машина едет прямо по склону горы. Старенький «Форд» натужно карабкался по разбитой дороге, петляющей между каменистыми склонами Губерлинских гор. Позади остался последний населенный пункт – поселок Белошапка, впереди ждало только ущелье и загадочный Кошкин дом, о котором Артем столько слышал от друзей-фотографов.

– Лучшее место для съемки звездного неба, – говорили они. – И ни одной живой души на километры вокруг.

Именно это сейчас и требовалось Артему – одиночество, тишина и звезды. Последние три года он снимал свадьбы, корпоративы и детские дни рождения. Деньги приходили, а вдохновение уходило. Фотоаппарат, когда-то бывший продолжением руки, теперь казался тяжелым и чужим.

Машина запрыгала на камнях, и Артем сбавил скорость. Дорога сужалась, по обеим сторонам вздымались каменные стены, покрытые редким кустарником. Где-то внизу журчала вода – видимо, тот самый ручей Султан-Гужа, о котором упоминалось в путеводителе.

Наконец, за очередным поворотом открылось ущелье, и Артем увидел его – Кошкин дом. Одноэтажное строение из потемневшего от времени дерева и камня, прижавшееся к отвесной скале, словно искало у нее защиты. Крыша, покрытая замшелой черепицей, небольшие окна с деревянными ставнями, крыльцо с резными перилами. Ничего особенного – обычный домик, каких много в российской глубинке. И все же было в нем что-то, заставившее Артема остановиться и просто смотреть, не доставая фотоаппарат.

Он припарковал машину на небольшой площадке и вышел, с наслаждением потягиваясь после долгой дороги. Воздух пах травами и нагретым камнем. Где-то в вышине кружил ястреб, высматривая добычу. Тишина стояла такая, что Артем слышал, как стучит его собственное сердце.

Ручей Султан-Гужа оказался неширокой, но бойкой речушкой с прозрачной водой, через которую был перекинут деревянный мостик. Артем перешел по нему, ощущая, как скрипят доски под ногами, и подошел к дому. Дверь была не заперта – здесь, в глуши, замки были ни к чему.

Внутри Кошкин дом оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Одна большая комната с грубо сколоченным столом посередине, несколько лавок, печка в углу. Вдоль стен – полки с книгами, оставленными предыдущими посетителями, и какие-то странные безделушки: причудливые корни, камни необычной формы, высушенные растения. На стенах – фотографии в самодельных рамках: улыбающиеся люди на фоне гор, костры, палатки, велосипеды, прислоненные к стене дома.

Артем провел пальцем по одной из фотографий, стирая пыль. Снимок был сделан, судя по всему, в семидесятых – молодые люди с длинными волосами, в штормовках, с гитарами. Они смотрели в объектив с той особой открытостью, которая была свойственна тому времени.

– Строители, – пробормотал Артем, вспоминая историю дома. – Те самые энтузиасты.

Он прошелся по комнате, разглядывая другие снимки. Лица менялись – приходили новые поколения туристов, менялась одежда, снаряжение, но оставалось что-то неизменное в выражении глаз, в улыбках. Словно дом собирал не просто фотографии, а моменты счастья.

Артем поставил рюкзак на лавку и достал свой фотоаппарат. Профессиональная привычка требовала сразу начать съемку, поймать вечерний свет, падающий через маленькие окна. Но что-то удерживало его. Казалось неправильным сразу хвататься за работу, не познакомившись с домом, не почувствовав его.

– Подождешь до завтра, – сказал он фотоаппарату и убрал его обратно в чехол.

Вместо этого Артем занялся обустройством. Растопил печь сухими ветками, заваривал чай в видавшем виды чайнике, нашедшемся на полке. Устроил постель из спального мешка на широкой лавке у стены. И только когда за окнами стемнело, а в печи уютно потрескивали угли, он почувствовал, как напряжение последних месяцев начинает отпускать.

Ночь в горах наступила внезапно, без долгих сумерек. Только что за окном был вечер, и вот уже чернильная темнота обступила Кошкин дом со всех сторон. Артем подбросил в печь последнюю охапку веток и устроился на лавке, завернувшись в спальник. Усталость брала свое – веки тяжелели, мысли путались.

Сквозь дрему он слышал, как ветер шепчется с каменными стенами ущелья, как журчит неугомонный Султан-Гужа, как поскрипывают половицы старого дома. Обычные ночные звуки, убаюкивающие, знакомые. Но вдруг среди них появился новый – тихий, но отчетливый звук шагов по крыше.

Артем открыл глаза. Звук повторился – мягкие, осторожные шаги, словно кто-то крался над его головой. «Енот? Куница?» – подумал он, припоминая, какие животные водятся в Губерлинских горах. Но шаги казались слишком тяжелыми для мелкого зверька.

Он сел на лавке, прислушиваясь. Шаги стихли, но теперь в окно словно заглядывал кто-то – Артем не видел фигуры, но чувствовал взгляд, направленный на него из темноты. По спине пробежал холодок.

– Кто здесь? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Тишина в ответ. Только ветер и вода. Артем встал, нащупал фонарик и направился к двери. Возможно, это местные подростки решили разыграть одинокого туриста? Или другие путешественники, заблудившиеся в темноте?

Он распахнул дверь, посветил фонариком во тьму. Никого. Только звезды над головой – яркие, крупные, каких не увидишь в городе. Артем сделал несколько шагов от дома, обошел вокруг. Пусто.

– Показалось, – пробормотал он, возвращаясь.

И тут заметил странное свечение вокруг дома – слабое, голубоватое, похожее на туман, но… не туман. Свечение струилось по стенам, обвивало крышу, стекало к земле. Артем моргнул, протер глаза. Свечение не исчезло.

– Что за…

Он не договорил. На крыльце дома сидел кот – крупный, дымчато-серый, с желтыми глазами, в которых отражались звезды. Кот смотрел на Артема так, словно ждал его.

– Привет, – неуверенно сказал Артем. – Ты чей?

Кот моргнул, но не двинулся с места. Он выглядел как обычный кот, но что-то в его взгляде заставило Артема замереть. Этот взгляд был… осмысленным. Понимающим.

– Ты здесь живешь? – спросил Артем, делая шаг к крыльцу. – В Кошкином доме должен жить кот, верно?

Он нервно усмехнулся собственной шутке. Кот наклонил голову, словно оценивая его чувство юмора, а затем сделал нечто невероятное – кивнул. Отчетливо, по-человечески кивнул.

Артем застыл на месте. Показалось? Игра теней от фонарика? Но кот снова кивнул, а затем произнес:

– Верно. Я здесь живу. Дольше, чем ты можешь представить.

Голос был низким, хрипловатым, с легким акцентом, которого Артем не мог определить. Но это определенно был голос, а не игра воображения.

Фонарик выпал из ослабевших пальцев и покатился по земле, луч запрыгал по камням. Артем попятился.

– Этого не может быть, – прошептал он. – Я сплю. Или у меня галлюцинации от усталости.

– Ни то, ни другое, – кот потянулся, разминая лапы. – Ты просто видишь то, что обычно скрыто от глаз. Не всем дано, но иногда… иногда дом выбирает.

Он спрыгнул с крыльца и подошел к Артему. В лунном свете кошачья шерсть переливалась серебром, а глаза меняли цвет – с желтого на зеленый, потом на синий.

– Меня зовут Мурад, – сказал кот. – Я хранитель этого места.

– Хранитель, – эхом отозвался Артем, чувствуя, как реальность ускользает от него. – Говорящий кот по имени Мурад.

– Можешь звать меня просто Кот, если так проще, – в голосе зверя послышалась усмешка. – Большинство так и делает. Те немногие, кто меня видит.

Артем медленно наклонился и поднял фонарик. Посветил на кота – обычный кот, разве что крупнее домашних и с этими странными, меняющими цвет глазами.

– Почему я тебя вижу? – спросил он, удивляясь собственному спокойствию. Почему-то страх ушел, осталось только любопытство.

– Потому что ты пришел с пустой душой, – ответил Кот. – Не в плохом смысле, – быстро добавил он, заметив выражение лица Артема. – Просто… с готовностью наполниться. Как пустой сосуд. Дом это чувствует. Я это чувствую.

Он обошел Артема кругом, принюхиваясь.

– Ты фотограф. Собираешь образы, моменты. Но последнее время ничего не чувствуешь, верно? Щелкаешь затвором, а внутри пусто.

Артем вздрогнул. Откуда этот странный кот знает то, в чем он сам себе едва признавался?

– Что тебе нужно? – спросил он.

– Не мне, – Кот посмотрел на дом, окутанный голубоватым свечением. – Ему. Дому нужна история. Твоя история. И взамен он даст тебе то, что ты ищешь.

– История? – переспросил Артем, машинально следуя за Котом, который уже направился к дому. – Какая история?

– Твоя, моя, этого места, – Кот запрыгнул на крыльцо и обернулся. – Все истории связаны. Как нити в ткани.

Он толкнул лапой дверь, которая открылась с тихим скрипом. Внутри дома что-то изменилось. Артем не сразу понял, что именно, но когда переступил порог, почувствовал разницу. Воздух стал гуще, насыщеннее, словно напитался чем-то неуловимым. А фотографии на стенах… они двигались.

Артем протер глаза. Нет, не показалось. Люди на старых снимках улыбались, переговаривались беззвучно, махали руками, словно кинопленка ожила.

– Что происходит? – прошептал он.

– Дом показывает тебе свою память, – Кот запрыгнул на стол и сел, обернув хвост вокруг лап. – Смотри внимательно.

Одна из фотографий – та самая, с молодыми людьми в штормовках – начала увеличиваться, занимая всю стену. Цвета стали ярче, изображение объемнее. Артем словно смотрел в окно в прошлое.

– Это строители, – пояснил Кот. – Те, кто создал дом в семидесятых. Смотри и слушай.

И Артем услышал – смех, разговоры, звон гитарных струн. Увидел, как молодые люди таскают бревна, обтесывают камни, спорят о том, где поставить печь.

– Мы построим дом для всех, – говорил высокий парень с длинными волосами, собранными в хвост. – Место, где каждый сможет найти приют и свободу.

– Романтик ты, Серега, – отвечала ему девушка в выцветшей штормовке. – Но я с тобой.

Они целовались под одобрительный свист товарищей, и Артем почувствовал укол зависти к этой простой, искренней радости.

– Они верили, что создают что-то важное, – сказал Кот. – Не просто стены и крышу, а идею. Место, где человек может быть собой.

Изображение сменилось. Теперь Артем видел дом уже построенным, но более новым, чем сейчас. Вокруг него сидели люди у костра, пели песни, спорили о чем-то.

– Восьмидесятые, – прокомментировал Кот. – Барды, туристы, мечтатели. Они приходили сюда, чтобы говорить о том, о чем нельзя было говорить в городах.

Новая смена кадра. Девяностые – потрепанные рюкзаки, усталые лица, но те же песни у костра, те же разговоры до рассвета.

– Тяжелые времена, – вздохнул Кот. – Но дом давал надежду. Здесь люди вспоминали, что есть вещи важнее денег и власти.

Двухтысячные – новое снаряжение, камеры, телефоны. Но все те же лица, обращенные к звездам, все те же разговоры о смысле жизни.

– А теперь? – спросил Артем.

Кот спрыгнул со стола и подошел к стене, где изображения сменяли друг друга.

– Теперь люди приходят и уходят, но не оставляют следа, – сказал он. – Делают селфи, ставят лайки, но не чувствуют места. Не видят его душу.

Он повернулся к Артему, и его глаза снова сменили цвет – стали глубокими, темными, как ночное небо.

– Пойдем, я покажу тебе больше.

Кот направился к двери, ведущей, как помнил Артем, в небольшую пристройку. Но когда дверь открылась, за ней оказалось не тесное помещение с инструментами, а уходящая вдаль тропа, освещенная странным голубоватым светом.

– Это… – Артем запнулся.

– Тропа времени, – кивнул Кот. – Не бойся. Она безопасна, если идти со мной.

Они шагнули на тропу, и дверь за ними закрылась. Артем оглянулся – дома больше не было видно, только тропа, вьющаяся между скал.

– Куда мы идем?

– В прошлое, – ответил Кот. – Задолго до постройки дома.

Тропа петляла между камнями, спускалась в овраги, поднималась на склоны. Воздух становился другим – более свежим, нетронутым. И вдруг тропа вывела их на открытое пространство, где сейчас стоял дом. Но дома не было – только каменный круг и деревянный столб в центре.

Вокруг круга сидели люди в странных одеждах из кожи и меха. Они пели на незнакомом языке, раскачиваясь в такт, а в центре круга танцевал шаман в маске, напоминающей кошачью морду.

– Кто они? – шепотом спросил Артем.

– Древние кочевники, – ответил Кот. – Они считали это место священным. Здесь, в ущелье, где сходятся ветры с четырех сторон, они общались с духами предков.

Шаман в маске вдруг повернулся в их сторону, словно увидел незваных гостей из будущего. Его глаза за прорезями маски блеснули желтым – точь-в-точь как у Кота.

– Он тебя видит, – удивился Артем.

– Конечно, – Кот дернул усами. – Он и есть я. Или я – это он. Границы размыты.

Шаман поднял руку в приветственном жесте, и Кот склонил голову в ответ.

– Идем дальше, – сказал он Артему. – Нам еще многое нужно увидеть.

Тропа снова повела их через камни, но теперь они шли не назад, а вперед во времени. Артем видел, как менялось ущелье – появлялись и исчезали тропы, временные постройки, люди разных эпох.

– Это место всегда притягивало людей, – говорил Кот. – Здесь особая энергия. Место силы, как сказали бы сейчас.

– А Кошкин дом? Почему его так назвали?

Кот усмехнулся, насколько это возможно для кошачьей морды.

– Как ты думаешь? Те ребята в семидесятых не знали древних легенд, но что-то чувствовали. Место выбрало их, как выбирает всех, кто способен слышать его голос.

Тропа времени сделала последний поворот и вывела их к Кошкиному дому – но не такому, каким его оставил Артем, а словно увиденному сквозь дымку будущего. Стены потрескались, крыша местами провалилась, окна зияли пустыми глазницами. Вокруг валялся мусор – пластиковые бутылки, обертки, сломанные палатки.

– Что это? – Артем остановился, пораженный увиденным. – Когда это случилось?

– Еще не случилось, – Кот сел, обернув хвост вокруг лап. – Но может случиться. Один из вариантов будущего.

Артем медленно подошел к разрушенному дому. Коснулся стены – она была реальной, шершавой под пальцами. Он заглянул внутрь через разбитое окно. Печь завалилась набок, стол сломан, фотографии на стенах выцвели до неузнаваемости.

– Почему? – только и смог спросить он.

– Забвение, – ответил Кот, запрыгивая на подоконник рядом с ним. – Когда место перестают помнить, оно умирает. Не физически – душой.

Он спрыгнул внутрь дома, и Артем последовал за ним через окно. Внутри пахло сыростью и запустением.

– Смотри, – Кот подошел к центру комнаты.

Там, где раньше стоял стол, теперь клубился странный туман – но не обычный, а состоящий из тысяч крошечных светящихся нитей, переплетенных между собой. Большинство нитей были тонкими, почти прозрачными, но некоторые светились ярче других.

– Что это? – Артем протянул руку, но не решился коснуться странного сплетения.

– Нить памяти, – Кот осторожно тронул лапой одну из светящихся нитей. – Каждая нить – это история, воспоминание, след, оставленный человеком. Видишь, какие они разные?

Артем присмотрелся. Действительно, нити отличались не только яркостью, но и цветом, толщиной, характером свечения. Некоторые пульсировали, другие светились ровно, третьи мерцали.

– Яркие нити – это сильные эмоции, глубокие переживания, – пояснил Кот. – Тусклые – мимолетные впечатления, поверхностные эмоции. Дом живет этими нитями. Они питают его душу.