Для кого закон не писан. Хроника четвертая

– Конечно! – засуетился дон Педро, схватил друга за руку и помог пролезть сквозь решетку. – Как ты на крышу забрался?

– Обыкновенно, через потайной ход. – Варт пожал плечами и перевел дыхание. – Сам же мне его показал.

– Ах, да! – хлопнул себя по лбу Херо. – И как я про него сегодня забыл? А что случилось? Ты же просто так не стал бы нарушать законы?

Варт обиделся и надулся:

– Хорошего ты обо мне мнения, а еще другом называешься!

– Да ладно, это же я так, пошутил. Ха-ха!

– Хороши шутки.

– Нет, правда, что-то случилось? На Свиняре завелся еще один дракон?

– Не дракон, а поросёнок. – Варт тихо рассмеялся. – У свиньи только опорос бывает, а не… одраконье, что ли? Тьфу, не знаю, как и сказать.

– Чего это ты такой веселый? – Херо уже начал тревожиться. – Да что стряслось-то? Ты знаешь, почему никого не выпускают из замка?

– Конечно! – лицо Варта озарилось триумфальной улыбкою. – Из пещеры Соловки выполз наш гвардеец – весь израненный, но живой.

– И что?

– Он видел, как из глубин подземелий на него вырвались огненные кони! Представляешь: Минерва оказалась права. Приехал ли на них Уркесюк, или они там сами завелись от сырости, точно тараканы, – уже и не важно.

– Ох! – Херо от неожиданности чуть не сел на пол.

Вот тебе и дракон! Что же это получается: угрин, действительно, мог быть посланцем ада? И что? Херо он подарил сапоги, отцу – рысака, матери – радикульские духи. Если на всех подарках были чары, то они уже подействовали.

А, кроме того, сними дон Педро сапоги, Уркесюк сразу догадается, что его разоблачили.

С другой стороны, если кони появились в пещере сами по себе, то сапоги можно оставить: они ведь такие удобные! Эти мысли пронеслись в голове юного графа подобно смерчу.

– Ну, и что теперь делать? – дон Педро был бледным, точно смерть.

– Это же самое я хотел тебя спросить. – пожал плечами Варт.

Не успели мальчишки продумать план совместных действий, как в дверь постучали. Херо указал глазами на кровать. Варт все понял без слов, и тут же скрылся под нависающим одеялом. Хорошо еще, что в замке полы мыли основательно: пыли под кроватью не было. Но, от соприкосновения с холодным камнем заскребло в носу.

Да это каждый мальчишка знает: всегда, когда находишься в засаде, хочется чихнуть, – сил нет. А когда можно кашлять в свое удовольствие – фигушки – нос сразу перестает чесаться. Это закон такой.

В комнату вошла графиня. Мама Херо. Звали её очень красиво и романтично: Изаура.

В графстве Хренжуйском каждая дворняга знала, что в молодости графиня была простой бедной девушкой, работавшей на фазенде злого Декабрео.

Декабрео был таким красивым, усатым, но очень злым ростовщиком. Он заставлял рабов-декабристов день и ночь гнуть за себя спину. Он приставал к Изауре с очень грязными намерениями: предлагал работать уборщицей в общественных сортирах.

И тогда появился Хулио. Он тоже был красив и силен. А еще: благороден. И, конечно же, он влюбился в Изауру с третьего взгляда.

В общем, пока суд да дело, Декабрео и Хулио сильно подрались, аж до крови. Хулио набил морду Декабрео, забрал с собою рабыню Изауру, самолично подписал своей избраннице «вольную», женился на ней и сделал её графинею.

А несчастный Декабрео от горя и нервного потрясения начал много пить пива. Сначала его, этого наглого эксплуататора, просто пучило. Потом Декабрео стал толстеть, глупеть, злиться и поджигать собственные сараи.

Возмущенные таким поведением декабристы, то есть крепостные этого злодея, тайным голосованием решили, что больше не могут жить по старому, и на хуторе, близ фазенды, возле памятника этому самому Декабрео, подняли восстание. Разорвали трусы семейные мужские черные и соорудили из них флаг. А кровью на революционном знамени вывели: «Свобода, равенство, братство, или другой барин!»

Конечно же, прослышав про возмущения народа, правительство нагнало войска и из Костоломии и из Радикулии. Мятежников повязали, отобрали у них черный стяг, спички и перочинный ножик. И всех отправили на каторгу, писать вольные стихи пингвинам. Именно тогда и появилась гордая разбойничья песня о Буревестнике и пингвине Декабрео, «который прятал тело жирное в фазенде».

Услышав эту песню, Декабрео обозвал её автора Лешего Пешего – Мигелем Горьким, и от такого циничного оскорбления стал пить пиво прямо из бочонка.

Он, этот Декабрео, пил так долго, что захлебнулся и утонул.

А Изаура от радости, что Декабрео больше никому не сможет испортить жизнь, родила Хулио сына.

Вот такая романтическая история…

В общем, графиня вошла в комнату своего сына, заперла за собою дверь золотым ключиком, села в кресло, расправила оборки голубого платья, сложила руки в замок и укоризненно посмотрела на Херо:

– Ну, рассказывай.

– А чего? – возмутился Херо. – Я ничего плохого не сделал.

– Во-первых, где ты поранил руки? Гулливер говорит, что ты порезался, но что-то я ему не верю. Вы же с гувернером лучшие друзья, не так ли?

– Ну… – дон Педро замялся, не зная, что и сказать. – Я… В общем, я спускался из окна по веревке и сорвался.

– И зачем тебе это было нужно?

– Как ты не понимаешь! – всплеснул руками Херо. – Вот напорюсь я на злодея, или на дракона, который будет угнетать прекрасную девушку, и что? Я должен заранее подготовиться к такой встрече. Это не к тому, что я жениться хочу, но ведь придется. Все же так делают. А невесту надо отбить у злодея, об этом тоже все знают. Ты же сама именно так с папой и познакомилась.

Изаура покрылась легким румянцем:

– Ладно. Допустим, ты сорвался с веревки, но каким образом вы с Минервой и Вартом оказались в пещере? Кто разрешил? Кто знал, что вы туда отправились?

И в этот момент Варт все-таки не выдержал и громко чихнул.

– Так! – тон Изауры приобрел грозовые нотки. – Кто у тебя здесь?

– Это я. – жалобно пропищал Варт и неловко вылез из-под кровати. – Я не хотел подслушивать ваш разговор, сударыня, но мне некуда было деваться.

– Понятно. – сказала графиня. – А в шкафу, видимо, сидит Минерва. Что ж, пусть выходит.

– Больше в комнате никого нет, честное слово. – проворчал Херо.

– Допустим. – Изаура откинула голову на спинку кресла. – Ну, и какая нелегкая вас занесла на Свиняру?

– Мам, не сердись, но у нас там штаб, а я – главарь. – дон Педро не нашел ничего лучшего, чем сразу во всем признаться.

– Ох! – сказал благоразумный Варт и, думая, что его не видит графиня, постучал себя по лбу, показывая тем самым Херо, что только что была совершена роковая глупость.

– Варт. – Изаура повернулась к сыну лакея. – Это правда, что у вас в пещере был штаб?

– Да, мэм. – выдавил мальчик. – Но мы не делали ничего плохого. Приносили еду и делили её с нищими ребятами. Отдавали бедным свои старые вещи, вырезали деревянные мечи и устраивали турниры. Понарошку, разумеется. Иногда там, в пещере, кто-нибудь ночевал. Но только беспризорники. Мы им там соорудили кровать, притащили стол и даже сами сшили знамя.

– Ладно, дон Педро! – графиня поднялась. – Отныне всякий раз, когда отлучаешься из замка, ты обязан ставить об этом в известность меня или отца. В пещере жили страшные звери, и я не понимаю, как они не напали на вас раньше! И не думай, Херо, что этим все и ограничится. У нас с тобой еще предстоит больший и трудный разговор. Ведь ты уже большой, а ведешь себя хуже пятилетнего.

Юный граф покраснел от пяток до самой макушки. Изаура встала, открыла дверь золотым ключом, и удалилась.

– Вот это вляпались. – только и смог выдавить Варт.

Херо был мрачнее тучи.

Глава 2

Хулио Хренжуйский сидел в библиотеке и нервно барабанил костяшками пальцев по подлокотникам старого кресла. Граф думал.

Складывалась крайне неприятная ситуация. Внутри графства творились необъяснимые вещи. Это означало, что в замок скоро начнется паломничество колдунов, юродивых и шарлатанов. А такое стечение народа может натолкнуть королей Костоломии и Радикулии на мысль, что графство Хренжуйское должно принадлежать именно им.

Хулио был очень умным правителем. Именно поэтому графство, принявшее подданство обеих корон, мирно процветало, а не стало яблоком раздора. Скрыть же случившееся было нельзя. Дурные вести имеют свойство распространяться со скоростью ветра. Над этим как раз и размышлял Хулио.

В дверь постучали.

– Войдите. – разрешил граф.

В кабинет, шурша платьем, вплыла Изаура.

– Ты, как всегда, прекрасна!

– Не время для комплиментов. – глухо отрезала графиня.

– У тебя, что: проблемы? – Хулио саркастически усмехнулся. – Посмотри на меня: у меня проблем никогда не бывает.

– Хватит шутить, граф, я только что говорила с мальчишками. Херо и Варт состояли в банде, и в этой пещере у них располагался штаб.

– Да, это, действительно, все меняет. – лоб Хулио прорезали две вертикальные черты. – Плохо дело. Возможно, нашего наследника хотели либо убить, либо выкрасть. А что ты думаешь по этому поводу?

– Кто, здесь, в конце концов, мужчина и правитель?!

– Мудрость заключается именно в том, чтобы выслушать всех, но поступить по-своему. – Хулио больше не улыбался. – Ты думаешь, что в этом может быть замешан Уркесюк?

– Да. – холодно обронила Изаура. – Со времени нашей свадьбы герцог сильно изменился. Он, действительно, иногда стал зеленеть, точно покойник. А еще он часто стал говорить странные вещи и появляться в самые неподходящие для этого минуты.

– Да. – кивнул головою граф. – И он очень живо интересовался всем происшедшим на Свиняре. Мне даже показалось, что он знает больше всех, но молчит.

– Нам нужно быть осторожными. – графиня шумно опустилась в кресло.

А угрин в это время, совершенно случайно, прогуливался мимо по тайному ходу и внимательно слушал, о чем это воркуют супруги Хренжуйские.

«Ну-ну, – подумал Уркесюк, стоявший почти у самых потайных дверей, ведущих в кабинет графа, в том самом месте, откуда вчера выскочил Херо, – это мы еще посмотрим, кто кого».

И тут во мраке тайного тоннеля блеснули бусинки глаз. Это были черные крысы.

Уркесюк, больше всего на свете боявшийся этих милых грызунов, засунул себе в рот рукав дорожного плаща и отступил к двери.

Боги, что это? Одна крыса, две, три, десять… Да их тут сотни! Умные голодные глаза смотрели прямо в душу!

Страх окатил угрина ледяною волной. Не помня себя, Уркесюк выскочил из тайного хода за спиною Хулио и Изауры, хлопнул дверью и закричал:

– Крысы! В замке сотни крыс! Это нашествие!

Супруги не видели, как именно угрин появился у них за спиною.

Муж и жена ничегошеньки не знали о тайном ходе, им и показалось, что Уркесюк, появился прямо из воздуха, именно потому, что за последние годы их свидетель просто продал душу дьяволу.

– Где вы видите крыс, герцог? – скрывая первый испуг, спокойно спросил Хулио.

– Они всюду! Загляните в подвалы! – бушевал Уркесюк. – Я знаю, это проделки негодяя Мерлина! Ох, он у меня еще поплачет!

Графская чета не знала никакого Мерлина. А поведение угрина было, мягко говоря, немного странным. Можно было подумать, что герцог сошел с ума.

Тревожило только одно: как в кабинете появился сам Уркесюк? Не мог же он, в самом деле, материализоваться прямо из воздуха только от одного упоминания его имени. Или мог?

А если мог, то кто он на самом деле: давний знакомый или враг, неведомым образом надевший чужую личину?

А, может быть, это и есть истинный герцог, только переметнувшийся на сторону зла? Ведь все течет, все меняется. И ни в чем уже нельзя быть полностью уверенным…

Крики о нашествии крыс пошли гулять по коридорам и лестницам.

Паника тут же охватила весь замок; так же, как вчера, во время грозы. Это наводило на странные мысли. Создавалось такое впечатление, будто угрин с некоторых пор просто притягивал к себе все неприятности, которые только могут случиться с человеком. Случайно или умышленно. Вопрос оставался лишь в том, зачем ему это было нужно?

Охрана пыталась успокоить слуг.

Хулио вышел из кабинета и с удивлением воззрился на бегущих, рвущихся на свежий воздух людей:

– В чем дело?

Спокойный тон и насмешливая улыбка вернули людям силы. Поварята, лакеи, гувернер, прачка – все кто остановились в коридоре, неожиданно спросили сами себя: «Черт подери, а в чем, действительно, дело?»

Каждый занимался своими обязанностями, как вдруг всем примерещились огромные черные крысы, вылезающие из погреба.

– Мне привиделись крысы, мон синьор. – понуро признался Гулливер. – Огромные и черные.

– И нам! – поддакнули поварята.

– И мы их видели. – хором сказали слуги и лакеи.

А прачка добавила:

– Кажется, эти бестии орудуют в подвале.

– Но никто из вас в подвал не спускался? – продолжал упорствовать граф. – Так или нет?

Люди поникли. Никому не хотелось проверять, есть ли в замке крысы.

Хулио начал злиться:

– Хорошо. Оставайтесь все на своих местах. Чтобы осмотреть погреб со мной отправятся два гвардейца. И без паники! Изаура, позаботься о женщинах и детях.

Уркесюк даже не порывался пойти следом за графом: видно было, что гостя просто всего трясет от страха.

«Что-то здесь не так. – подумал Хулио. – Не одному угрину сегодня привиделись крысы, однако, вчера, во время грозы, герцога так не колотило. Если Уркесюк маг, то отчего он сам боится собственных иллюзий? Или он сотворил нечто такое, что вышло из-под его контроля? В таком случае придется быть очень внимательным и осторожным».

Как знать, может быть в подвалах, и впрямь, орудуют крысы. Когда пещеру на Свиняре завалило, городок тоже тряхануло: не сильно, но, все-таки, ощутимо. Может быть, открылись старые водопроводные трубы или появились трещины в земле, по которым крысы и переправились из замурованной пещеры?

Да полноте, если там играли дети, то откуда крысы? Впрочем, а откуда огненные кони?

Когда граф спустился к винтовой лестнице, ведущей в погреба, то на мгновение задумался. Здравый смысл подсказывал, что необходимо принять меры предосторожности. Хулио резко развернулся и остановился перед гвардейцем:

– Бегом наверх, приведешь еще пятерых…

Через пару минут семеро солдат и граф стояли у дверей с пылающими факелами, щитами, крепленными к поясам и с обнаженными мечами.

– Будьте осторожны. – сказал Хулио. – После вчерашней трагедии я готов поверить во что угодно. Если в подвале крысы – отступаем немедленно. Я встречался с этими тварями. Сотня таких бестий за несколько минут может обглодать до костей любого из нас. И охнуть не успеем. Все ясно?

– Да, сир! – хором выдохнули гвардейцы, и один из них распахнул дверь ударом ноги.

Каменная лестница, ведущая вниз, хорошо просматривалась. Она была пуста. Но странный, незнакомый запах шибанул в нос. Нет, это было не прокисшее вино.

– Ч-черт! – закричал Хулио и бросился к дверям. – Заприте её!!!

– Но там же ничего нет. – попытался возразить один из гвардейцев, как с потолка на него прыгнуло черное существо размером с кота, и вцепилось зубами в глотку.

И сразу же лестница превратилась в кишащее черное море.

Да, это были крысы. Их кровавые зрачки блистали безумием, а голые хвосты приводили в содрогание. Крысы были безобразны, но в них таилось особое, колдовское очарование безграничного, умного, почти человеческого зла.

В считанные секунды крысы вырвались из подвала и принялись заполонять собою все пространство.

Хулио и шестеро гвардейцев с трудом успели выскочить и захлопнуть за собой еще одну, уже чугунную дверь, которая загрохотала подобно набату в ночи. Этой дверью не пользовались уже, наверное, лет двадцать. И, слава богам, что петли не износились!

Когда солдаты пересчитали друг друга у дверей, за которыми слышался яростный визг и скрежет когтей, то поняли, что Мишель остался там, с крысами.

– Может, вернуться? – спросил один из гвардейцев.

– Слишком поздно. – ответил Хулио. – Двое останутся здесь у дверей. Остальные – за мной. Нужно организовать эвакуацию людей из замка и из города. Живо. А ты, – и граф ткнул пальцем в трубача, – найди Гумбольдта и Уркесюка, передай им, что здесь видел. Всем все ясно?

– Да! – рявкнули гвардейцы и кинулись выполнять приказ.

Тем временем, когда Изаура покинула комнату сына, Херо нервно прошелся по комнате, и грустно посмотрел на друга:

– Кажется, наша «Черная кошка» превратилась в мокрую курицу.

– Банда – это не только пещера со столом, лежанкой, знаменем и деревянными мечами. Группировка – это состояние души. Шайка – это философия жизни. – сказал Варт и почесал нос. – Пока мы с тобой вместе – мы одна банда. Вот станем взрослыми и создадим Синдикат.

– Может быть. – вздохнул Херо. – А я так мечтал отметить свой день рождения в кругу друзей, подраться на мечах, испечь на углях яйца дрозда и тетерева, да картошечки с луком. Игнасио принес бы свиные копыта с хреном. Эх, какой это был бы пир. Я бы даже пива достал. Все-таки тринадцать лет не каждый день исполняется.

– Не петушись. – рассудительно заметил Варт. – Стоит посмотреть на все это и с другой стороны. Ну, хорошо, не пошли бы мы вчера на Свиняру, дождались бы твоего дня рождения. Собрались, глотнули бы пивка, а тут нас всех и спалили бы. И что? Если не выпендриваться, сам ведь знаешь, что пацанам хватит и пробки понюхать, – сразу развезет. Так что не ной, а благодари богов, что все мы живы остались.

– И все-таки жаль.

– Чего? – Варт начал сердиться.

– Да я вдруг понял, что детство уходит. Вчера мы потеряли штаб и знамя. Это – судьба. Я все время стремился повзрослеть, а сейчас ощущаю себя глубоким стариком. Я чувствую: изменилось само время. И того, что было, уже никогда не вернуть.

– Ты, конечно, и старше, и книг больше прочитал, и графом станешь, когда вырастешь. И все такое. Но чего ты воешь и сокрушаешься? Подумаешь: тринадцать лет ему исполняется. Старец, блин, тут выискался!

Но закончить спор мальчишкам не дал шум, поднявшийся со всех сторон.

– С тех пор, как к нам приехал Уркесюк, житья не стало! – в сердцах фыркнул Варт. – Опять что-то стряслось.

Парни вышли в коридор и увидели поварят, бегущих сломя головы. Следом мчались растерянные слуги и Гулливер.

– Крысы! Крысы! – кричали они.

– Час от часу не легче. – глубокомысленно изрек Варт. – Вчера: огненные кони и молния, сегодня: твоя мама и крысы. О боги, что день завтрашний для нас готовит?

– Чахотку, видно, и потоп. – проворчал Херо.

На самом деле дон Педро процитировал строчку из бандитских, запрещенных песен декабристов, но никто не обратил на это внимания. Всем было не до того: все боялись крыс.

– Я с ними не побегу. – сказал Херо. – Больно надо. Если в замке есть крысы, нужно поставить ловушки и насыпать яда кураре, бромистого калия, фтористого йода, еще чего-нибудь, а не носиться по замку с глупыми воплями, побросав работу.

– А если крысы окажутся два раза умнее тебя, и обойдут яды и ловушки? – Варт нахмурился. – Я о таком слышал. Гумбольдт рассказывал, что у них там, на севере, было нашествие черных крыс, которые кушали детей и взрослых. Но даже те, кого просто покусали, – начинали болеть, бредить и умирать. И тогда в тот город пришел пастух со свирелью и, под звуки своей музыки вывел полчища этих зверюг к морю. Трое суток пастух играл на свирели, стоя на плоту, а крысы шли в воду стройными рядами и тонули.

– Враки. – вздохнул дон Педро, но в душе, все-таки, испугался.

– Может быть. – пожал плечами Варт.

А потом крики в замке утихли.

– Вот видишь. – сказал Херо. – Ничего не случилось.

И парни вернулись в детскую комнату.

Им нужно было решить еще кучу вопросов. Например: кто взял книгу без спроса и вынес её вон? А еще мальчишек интересовало, что будет теперь с бандой «Черная кошка»; где нелегкая носит Уркесюка; откуда берутся огненные кони, почему молнии бывают шаровыми?

Но поработать мозгами друзьям так и не пришлось. В комнату вновь постучали, и на пороге показался один из гвардейцев:

– Именем графа Хренжуйского, прошу следовать всех за мной.

– А что стряслось? – Херо встал и подбоченился.

– В замке крысы, сир. – ответил воин. – Приказано вывести всех людей за пределы города.

Мальчишки переглянулись: значит, – все правда! Угрин огненный колдун: сначала он приехал на волшебных конях, но плохо их привязал; потом – призвал шаровую молнию, но не смог ударить ей по Херо; теперь вот – крысы, наверняка, необычные – колдовские!

От этих размышлений бросало в озноб. Утешало только одно: если Уркесюк и волшебник, то, судя по всему, какой-то явно не доучившийся.

Глава 3

Началась эвакуация жителей города. Обыватели наотрез отказывались покидать свои дома.

Херо и Варт, ехавшие в карете, под охраной двух усачей гвардейцев, видели через окошко, как горшечники визжали на весь переулок, что, мол, как только все покинут дома, первыми город заполонят не крысы, а воры и мародеры. И кое в чем эти мастера были правы. В толпе уже мелькали странные типы весьма подозрительной наружности с бегающими, плутовскими глазами.

А за городскими стенами уже разбили лагерь: ставили шалаши и жгли костры. Лица людей были встревоженными. Видимо, городской бедноте уже приходилось сталкиваться с крысами, и это не воодушевляло жителей.

Херо и Варт, пользуясь шумихой и суматохой, выпрыгнули из кареты на полном ходу, и бегом вернулись к замку.

Война с грызунами, что может быть интереснее?! Никак нельзя пропустить подобное зрелище, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитое детство!

Не ходить с ободранными локтями и коленями, никогда не носить синяков и царапин, ожогов и укусов таинственных жуков – это удел девчонок! Да и то не всех. Уж кто-кто, а Херо с Вартом знали, что девчонки тоже встречались нормальные: с некоторыми из них, из девчонок, можно было идти в разведку! Да и ходили, но все-таки… каждому – своё.

Улицы были заполнены телегами, коровами, оборванцами. Создавалось такое впечатление, будто началась война. Нет, особой давки и паники пока не было. Исход людей из города был спланирован, и направляем.

Всюду высились гвардейцы, зорко следящие за порядком. Путь к замку для мальчишек был полностью отрезан. Еще повезло, что гвардейцы в карете зазевались и не заметили дерзкого побега, а то пришлось бы сейчас скучать в лагере беженцев…

– Блин! – в сердцах завопил Херо. – Отец там сейчас бьется не на жизнь, а на смерть, а я здесь прохлаждаюсь.

– Не кричи. – спокойно вздохнул Варт. – Будет хуже, если нас заметят. Мало того, что ничего не увидим, так меня еще и выпорют.

Херо сразу смолк и поник.

А навстречу мальчишкам вышел ослик. Грустный такой, как будто его лет десять не кормили. Печальные глаза смотрели вниз, точно ослик искал на дороге потерянный хвостик или вчерашний день.

И дон Педро вдруг понял, что сейчас очень походит на этого упрямого осла. Подумаешь, из замка выставили!

Но развить философские мысли по поводу бренности и тленности всего живого, юному графу не пришлось.

В переулке мелькнуло и забелело что-то черненькое. Толпа взревела и кинулась к воротам, теряя последние ценные вещи, деньги, драгоценности, бриллианты, толкая друг друга и отчаянно вопя при этом.

Варт схватил Херо за шкирку:

– Бежим!

И мальчишки мигом свернули к городским воротам.

Ох! Вот это была давка! Все стремились вперед, а ворота из города были узки для такой бушующей толпы. Некоторые беженцы попытались вскарабкаться на стены, но сорвались и были затоптаны.

Гвардейцы мелькали всюду. Они были в самой гуще людей: одни воины хватали тех, кто начинал задыхаться в толчее, и пропихивали по цепочке к выходу.

По ту сторону ворот тоже стояли гвардейцы. Они выдергивали людей сквозь двери, точно шомполом пробки из бутылки и тут же говорили: «Не стойте: уходите подальше, к лагерю беженцев».

Казалось бы, зачем мешаются гвардейцы? Однако именно солдаты спасли от давки и смерти целую кучу обезумевшего народа.

– Я в толпу не пойду. – заявил Варт.

– Ты чего? – удивился Херо. – Да, мы уже сделали одну глупость, обманув охрану и вернувшись сюда.

– Вот именно. – Варт казался неумолимым. – Крысы нас, может быть, еще и не съедят, а вот в толпе – точно: задавят. Давай-ка, лучше залезем пока на чердак вот этого дома.

Херо хотел возразить, но, глянув, как с городских стен по опустевшим улицам хлынул град стрел, быстренько согласился. Где еще можно было посмотреть на войну с крысами?!

Не успели парни залезть на чердак трехэтажного, пустого особняка и забаррикадировать вход, как крысы не замедлили показаться. Паника у ворот усилилась. Теперь задние ряды напирали воинственнее. Это было похоже на кошмарный сон.

Живая черная лавина обрушилась на пустой город. Крысы бежали так быстро, что, казалось: у каждой из них не по четыре, а по сорок лап.