Далеко в стране Колымской, или Золотодобытчики

Им было хорошо, очень хорошо вдвоём, у них была своя тайна, эта тайна их роднила.

Ещё в январе Владимир познакомил Галину с матерью:

– Вот, мама, Галина, с которой мы дружим, – представил он матери подругу, покраснев и смутившись. Ксения назвала мать своё имя и долго смотрела на девушку, которая ей понравилась, посмотрела и пригласила за стол: – Раздевайся, Галя, попьём чаю, поговорим. За чаем она расспросила, кто её родители, где живёт и давно ли дружит с сыном. Галина просто ответила на все вопросы, и мать сказала:

– Дружите, ваше дело молодое, только без баловства, школу закончите, там, глядишь, и поженитесь. Хотя, мне хочется, чтобы вы учились дальше, а нажить ребятишек успеете.

Мама! – хотел оборвать от такого откровенного совета сын, но мать слушать его не стала и ещё дала пару советов, от которых оба покраснели. Вечером она уже более откровенно поговорила с сыном, не слушая его возражений, – дружи, сынок, только не порти девку, до поры, до времени.

Со своими родителями Галина Владимира ещё не знакомила. Она стеснялась, a Владимир не настаивал, помня откровенно неприличные советы матери. Своего родного отца Галка не помнила. Отец у неё был не родной. Родной погиб во время войны, отчим удочерил Галину и её сестру Светлану. Общих детей у матери и отчима не было, но отчим любил приёмных дочерей как своих родных, и сёстры звали его отцом. Вечерами молодые люди долго не стояли, им хватало дел. Рассиживаться и в этот вечер они не стали. К одиннадцати Галина была дома и скоро спала вполне умиротворённая свиданием с любимым.

В субботу, чуть свет, припёрся друг Владимира – Васька Бондарь.

Это был давний друг, сколько он помнил себя, столько он помнил Бондаря. Был Васька длиньше Владимира, но и был тощее, хотя постоянно что-то жевал. Отличала Василия от всех детей любовь к уединению, это походило, скорее всего, на эгоизм. Володю он чуть ли не ревновал, когда тот заводил знакомство или дружбу с кем-нибудь другим, Ваську это злило, но, позлившись, он отходил. Если Васька узнавал место, где хорошо клевала рыба, то кроме своего кореша, Вовки, об этом ни с кем не делился. Если доставал хорошую книгу, давал почитать только другу, а всем другим говорил, что хуже, чем эта книга, он ничего не читал. Была у Василия самая заветная мечта, о которой знал только Владимир, – хотел Васька прославиться не иначе, как на весь мир, не меньше. Он бредил этой мечтой, но пальцем не пошевелил, чтобы начать воплощать её в явь. Ходил и постоянно мял теннисный мячик, дома у него был набор гантелей и гирь, по его мускулам было видно, что сила в парне есть, выносливость тоже, однако на этом всё желание его прославиться заканчивалось. Давно уже Владимир понял, что друг его страшно боится боли. Несколько раз, ещё по несмышленому ребячеству, приходилось драться со шпаной, от первого же удара Васька на своих длинных ногах давал дёру и приходилось Вовке одному за двоих драться с обидчиками. Боялся Васька заболеть, а страшнее всего умереть.

–Ты что, Вовка! Поранят меня, а ты знаешь, сколько всяких микробов? Попадёт инфекция, пойдёт заражение, а врачи наши! Сам знаешь какие! А умирать я боюсь!

Был Васька усидчивый, настырный и целеустремлённый, но по-своему. Он сам избавился от ошибок в диктантах. Историю выучил и знал лучше исторички, прочитал массу специальной исторической литературы. Был безотказным, если надо было куда-нибудь с ним сходить, но только вдвоём и только туда, где не было драк и мордобоя. После 7 класса он уехал в техникум, даже написал раза два другу и прислал ему свою фотографию. А через полтора месяца Бондарь вдруг заявился к Владимиру в гости.

– Ты понимаешь, Володя, вышел я как-то в лес, походил и на душе у меня стало так горько и невыносимо, что я взвыл от тоски. Вспомнил тебя, свой дом. Дождался стипендии и убежал. Не для меня все эти переживания по дому, по тебе, по своим родным местам, лучше я буду здесь жить в бедности, чем мотаться богатым по белому свету и тосковать, взвывая волком.

– А служить, Вась, как будешь?

– А меня не должны взять, у меня к призыву зрение будет -5, не меньше, я уже стал себе зрение портить, три года мотаться где-то я не хочу, – объяснил он и показал Владимиру чьи-то очки, которыми он и портил зрение.

– Дурак ты, Васька! Такое зрение потеряешь. Дурак!

Странности Василия становились всё оригинальнее. Он окончил курсы комбайнёров, но работать комбайнёром не стал: – Ты что! А вдруг я сломаю комбайн! Посадят же! В нём знаешь сколько деталек? Каждая может сломаться, а во время жатвы за это и статью пришить могут. Лучше уж умереть, чем в тюряге доходить, там из меня могут и Василису сделать.

О работе в шахте он и говорить не мог без содрогания: – Силикоз уже унёс мужиков без счёта, на кладбище, половина бывших шахтёров. Все наши знаменитости давно посгнивали, а кто жив, те ждут своего смертного часа. Не надо мне больших денег, мне здоровье превыше всего.

Учился он в это время в педагогическом училище, но работать учителем не хотел: «Да я их поубиваю, да я не знаю, что я с этими учениками сделаю, если они начнут выводить меня из себя. А за это посадить могут. Сидеть же я не хочу».

– Так тебе придётся отработать два года.

– Пойду в армию, говорят, с плохим зрением берут в обоз, а лошадей я люблю.

– Так ты в армию идти не хотел,– засмеялся друг.

– Из двух зол нужно выбирать меньшее,-невозмутимо отпарировал Бондарь.

На вопрос Владимира, – кем же он хочет быть, в конце-концов, ответил, что после окончания педучилища он решил поработать грузчиком, чтобы подразвить себя физически.

–Знаешь, – как развивают мускулы мешки с сахаром!

– Так грузчиком можно идти работать и без педагогического образования, – заметил со смехом Владимир.

– Молод я пока, Володя, физиологию тебе надо знать, надо, чтобы кости мои окрепли, а окрепнут они как раз к окончанию моей учебы, да и грамота никогда и никому лишней не была.

– Ты что, Вась, с утра пораньше.

– Я рано встал. Ты, я несколько раз видел, ходишь с девчонкой, скажи, ты с ней дружишь?

Владимир ответил ему словами Галки: – С девчонками не дружат, к твоему сведению, а встречаются.

– Значит, ты с ней встречаешься?

– Встречаюсь.

– А интересно?

– Очень.

– Расскажи поподробнее, ты уже с ней целовался?

– Вась, у вас же в училище одни девчата, заведи себе подругу и сам всё узнаешь.

– Стесняюсь, не знаю, что с ней делать, если останусь наедине,– откровенно признался Бондарь.

– А ты попробуй, там всё само собой придёт.

– Я даже, не знаю, Володя, с чего начинать, как начать встречаться, вот ты как начинал?

– Сначала ходили с ней после школы по одной дороге до её дома, то есть я её провожал, вот с этого и началось.

– А о чём вы с ней говорили? – не унимался Василий.

– Да обо всём, как вот с тобой, о книгах, о кино, о товарищах, о школе, – обо всём.

– А в любви объяснялись уже? – спросил тот и замер в ожидании ответа.

– В любви мы с ней не объяснялись, – слукавил Владимир.

– И не целовались, выходит, ни разу?

А целоваться… Мы с ней раза два поцеловались, но нам что-то целоваться не понравилось, негигиенично, вдруг инфекция одного попадёт в рот другому, а там больница, а врачи у нас, сам знаешь какие, – съехидничал Владимир. Василий понял и засопел.

– Я к тебе, Вовчик, как к другу пришел всё узнать, а ты!

– Так я тебе и говорю, Вася, заведи девушку и сам всё испытай, тем более, что рассказывать обо всём, что мы говорим и делаем, просто неприлично. Вась, а сколько у вас в классе девчат?

– Не в классе, а в группе, а в группе у нас пятнадцать девчонок и нас, парней, четверо.

– А есть в группе девушка, которая тебе очень нравится?

– В нашей нет, а вот в другой, что на курс старше, есть там одна, Клава. Вот бы кто познакомил…

– Вы же в одном училище, что ты её не знаешь?

– Знаю. Но не знаю с чего начать , – вздохнул друг,– а прочитать негде.

– А зачем, Вася, читать? Это, видимо, у всех происходит по-разному.

До 7 класса Владимир даже опережал Василия в росте, но после окончания семилетки Васька как-то сразу вытянулся и одно время походил на длинноногого журавля. Вскоре оба раздались в плечах, но если Владимир набирал вес, Василий оставался тощим. Самым неприятным в своём обличии, Владимир считал, цвет волос, которые напоминали сноп пшеницы, а вот брови были густые и чёрные-чёрные, казалось, что они у него накрашены.

– Волосы, – объяснила ему мать, – у тебя отцовские, а брови достались тебе от меня, а похож ты обличьем на своего деда, моего отца, а тот, царствие ему небесное, был мужик здоровый, весёлый и не одной девке голову запудрил, липли к нему бабы, как мухи к мёду.

Владимир вскипятил самовар, и они с Василием сели чаёвничать.

У обоих друзей отцы погибли на войне, матери их были ровесницами, грамоты у матерей был минимум, условия жизни были одинаковые. Оба пацана с самой ранней весны и до поздней осени бегали босые и до 7 класса их учили одни и те же учителя, но из них получались совершенно разные два индивидуума. В одном всё больше проявлялся эгоизм, у другого душа была нараспашку. Один всего боялся, другого ничто не страшило. В становление молодых людей вмешивалось что-то такое, на что не могло оказать влияние ни воспитание, ни образ жизни. С годами вырисовывалось у каждого свое индивидуальное, что, несмотря на почти инкубаторские условия, делало жизнь разнообразной, а всех людей такими разными. Попили чаю, поговорили, и скоро Василий ушел, унося обиду на друга, который не захотел поделиться с ним своими талантами. Только ушёл друг, пришла мать весёлая и чуть пьяненькая:

– Загуляли, сынок, мы с бабами, а что? Праздник. Пришла на тебя посмотреть, скоро пойду догуливать, так что ты, сынок, прости свою мать.

Она хотела с ним поговорить, но махнула рукой и, выпив чаю, ушла.

Владимир накормил Собольку, выпустил из сараюшки кур и решил готовиться к экзаменам по билетам, но ученье не шло, перед глазами стояла Галка почему то неодетая и соблазнительная. Вышел на улицу, Соболька бросился к нему, и он начал играть с собакой. День был солнечным, тёплым.

– А! Дорогая сношенька пожаловала, – поприветствовал он подошедшую подружку словами матери.

– Здравствуй, здравствуй, милый женишок, а где моя свекруха?

– Праздновать ушла, заходи, – пригласил он в дом Галку.

Пришла она в демисезонном пальто с непокрытой головой, на ногах были резиновые ботики.

– Галка, ты не замёрзла?

– Ты шутишь! На улице так хорошо сегодня, скорее бы уже наступило настоящее тепло.

– Настоящее тепло, Галка, будет после пятнадцатого мая, когда отцветёт черёмуха, а это тепло обманчивое, может ещё запуржить, и не раз.

– Каркаешь, Володя, да? Вчера была такая чудесная погода, люблю я эту пору, а ты?

– А я нет,– грязь, сырость. Вот осень! Самая моя любимая пора – это бабье лето. Сухо, тепло, в воздухе искрят паутинки. Весна, Галка, не по мне. То очень много тепла, то вдруг такой холод, что снова одевайся по-зимнему.

– Тебе что же и весеннее цветение не нравится?

– Так я же тебе не о цветении говорю, а о времени до первой зелени. Снег сойдёт, в апреле тоска пыльная, ветры, сухо, холодно, если бы было можно, то я бы пору от середины марта до середины апреля назвал порой предвесенья, по аналогии с предзимьем. Предзимье мне тоже не нравится. Всё кругом уныло, в грязи, ночи тёмные, а вот когда выпадет первый снег, то сразу кругом всё светло, снег искрит и на душе становится так же радостно.

– А я вот, Володя, начало зимы не люблю, надо одеваться, привыкать к холодам, а главное не подружишь,– проговорила она и прижалась так, что парень запыхтел, почувствовав упругость её груди.

– Ты хоть двери сходил и закрыл бы,– попросила Галка, когда он уже обнял её.

– Там всё у меня автоматически закрывается,– успокоил Владимир.

– Вовка! Милый! Видела бы моя мама, чем занята её дочь,– прошептала Галка, прижимаясь к нему.

Она с ним узнала многое запретное. Ирка, её подруга, которая собиралась замуж сразу после школы и уже жила со своим другом, говорила, что лучше этого нет ничего. Но Галке хотелось испытать всё самой лично, она знала, что хорошо одному, то это же бывает плохим для другого. То, что она хотела, она не скрывала от Владимира, и поклялась дать сразу же, как они закончат школу. В чувствах Владимира она ничуть не сомневалась, веря в его природную верность и долг перед ней.

Цветение весны приходит всегда неожиданно. Вроде бы ещё вчера всё было серо и однообразно, а сегодня сопки подёрнулись розовой пеленой – это зацвел багульник. Цветёт багульник и кажется, что утренняя нежная зорька, полюбив этот холодный край, остаётся на сопках, чтобы порадовать людей своим тёплым, алым цветом за их долгое ожидание весны. Берёзовые рощи, голые и продуваемее всеми холодными ветрами, вдруг однажды утром окутываются лёгкой, зелёной дымкой, дымка начинает густеть не по дням, а по часам и аромат, распускающихся нежных берёзовых листочков, льётся в городок. Скоро к запаху берёз примешивается запах хвои лиственниц, которыми полны окрестные леса. В середине мая зацветает черёмуха, зацветает буйно и обычно с похолоданием. Когда цветёт черёмуха, то кажется, что лёгкие кучевые облака с тёплой синевы неба, устав от скитаний, опускаются на землю и отдыхают, источая запах, от которого начинает кружиться голова, и, вздохнув этого запаха, хочется вдвоём с девчонкой уйти и укрыться под одним благоухающим облаком, да так, чтобы никто не мог отыскать их до самого рассвета. За черёмухой вслед распускается яблонька-дичка. Стоит белоснежная красавица под окном и гудит пчелиным гулом, а на рассвете под яблонькой дерутся воробьи. А там идёт в рост и в цвет разнотравье, пахнущее свежим мёдом. А небо весной голубое-голубое. А облака в это время плывут белые-белые да тугие, как… Да весной что только не почудится, всё кажется таким упругим и тугим.

Эта забайкальская весна цвела для выпускников каким-то необычным цветом, тревожа их сердца неизвестностью.

Если Галина давно решила поступать в институт иностранных языков, то Владимир долго колебался и в конце-концов они вместе выбрали ему профессию геолога, в Иркутском горно-металлургическом институте, чтобы и дальше быть вместе.

Последний год пролетел как длинный и сладкий сон, и вот на школьном дворе зазвенел последний звонок. На лицах выпускников улыбки и слёзы. Радовались окончанию школы и печалились перед разлукой. После урока, который был последним в их школьной жизни, все пошли в городской парк, а после всем классом просто бродили по улицам городка, разошлись под вечер.

– Володя, приходи к моему дому, я буду тебя ждать,– попросила Галина. Он шёл к себе домой и вспоминал взгляд, которым его одарила Тамара после линейки последнего звонка. Казалось, в нём было и презрение к нему, и какая-то жалость, и ещё что-то такое, что заставило его вспомнить, как было ему хорошо возвращаться с ней домой когда-то. Иногда он вспоминал Тамару. Где-то внутри его души, тлеет как уголёк под толстым слоем пепла, тёплое чувство к ней. Сегодня, она, одарив его таким выразительным и незабываемым взглядом не пошла как все ни в парк, ни по городу. Возможно она сожалела о содеянном, но отношения у Владимира зашли с Галиной далеко и быть подлецом перед Галкой он ни за что бы не стал, да и встречи с любимой сразу же гасили все другие мысли и чувства. Утончённость и скромность Тамары меркли перед вызывающей красотой Галки. Тело подружки сводило парня с ума и он с нетерпением ждал того мгновения, когда Галка выполнит своё обещание.

Учился Владимир средне, намного ниже своих способностей, Галка поздно вдохновила его на учёбу слишком много было упущено. Слабое знание русского языка сказывалось на сочинениях, если за раскрытие темы, за образность ему не было равных, то за русский язык, за ошибки он ни разу не получал выше трёх баллов. Плохо знал и иностранный язык, насколько отлично его знала подружка Галка, настолько слабо знал он. Обрадовался, когда им объявили, что по инязу в школе экзаменов не будет, но Галина охладила радость, заявив, что в институте экзамены не отменили, что ему придётся сдавать инглиш при поступлении.

После сочинения выпускники собрались вечером в школе узнать оценки. В последнее время литературу у них вела молодая учительница Нина Филипповна. Нина Филипповна, зачитав оценки, попросила Владимира задержаться для разговора.

– Куда ты, Володя, собрался поступать, если это не секрет.

– Вообще-то я, Нина Филипповна, ещё не совсем уверен в выборе. Но думаю поступать на геологический, стать геологом.

– Зря, Володя. Тебе нужна профессия, связанная с литературой.

– Это мне-то, Нина Филипповна? С моей тройкой по сочинениям?

– Да, Володя, именно тебе с твоей тройкой по сочинениям я бы посоветовала поступить в литературный институт, тройка у тебя за твою безграмотность, а пишешь ты здорово.

– Как умею, – застенчиво ответил он.

– Вот именно, что писать ты умеешь и умеешь по-своему, как не умеет никто другой. В тебе, Володя, есть искра божья. Мыслишь ты самобытно и оригинально, а так дано не всем. Ты, Володя, подумай, – попросила учительница и отпустила его.

– Зачем это тебя литераторша задерживала? – спросила Галина.

– Советовала поступить в литературный институт.

– Не смеши, Володя, скажи зачем?

– Это с каких же пор я стал тебе говорить неправду, а ты перестала верить мне?

– Так это что, серьёзно?

– Да, нашла во мне искру божью, которая искрит, и просила, чтобы я не затушил её геологией.

– А по-моему, Володя, она ошибается, я тебя тоже вроде бы узнала за этот год и почему-то не обнаружила в тебе талантов, если бы они были, ты бы не боялся сочинений. Мне кажется, ты прямолинеен, как железная дорога Москва-Ленинград, и лишён всякой фантазии.

– Ты права, Галка, поэтому в литературный не собираюсь. Уж лучше быть средним специалистом, чем посредственным писателем. А если есть во мне талант, который сумела пока разглядеть только одна Нина Филипповна, то он рано или поздно раскроется, а если и нет, то человечество ничего не потеряет.

Хотела Галка к экзаменам готовится вместе, но, едва оставшись наедине, они начинали целоваться, отвлекаться на пустяки, поэтому сидели по домам, а после экзамена остаток дня и назавтра день проводили вместе, отдыхая от предыдущего и на время, забывая о предстоящем. Было бы желание к уединению, а места, где можно было скрыться от всех, Владимир знал. Он уводил её в сопки, где они с ней загорали без всего, а чтобы не кусали комары, он брал с собой мазь и смазывал тело подружки.

Наконец все экзамены были сданы, и пришло время долгожданному выпускному балу. Владимир вначале не сразу узнал свою подругу. Галка обрезала жидкие косички и завилась, пышная причёска сразу изменила девушку, сделав её взрослее и стройнее. На ней было пышное платье , в нём она походила на собравшуюся под венец невесту. Такой он подружку ни разу не видел. В актовом зале под оркестр вручили аттестаты и после короткого перерыва пригласили десятиклассников в спортивный зал, где вместо спортивных снарядов стояли празднично накрытые столы. Выпускникам налили по стакану шампанского, долго поздравляли, произносили речи, после заката солнца быстро освободили актовый зал от кресел и начались танцы. Пока мать с отцом делали какие-то наставление Галине, Владимира пригласила на дамский вальс Тамара. Пришла на бал она одна, одета была скромно, но из косы сделала пышную красивую причёску в виде короны, изменившую девушку, сделав её ещё привлекательнее.

– Ну, сосед, держись! Ведь приревнует тебя ко мне твоя Галка.

– Глупости,– ответил он и стал уверенно кружить девушку.

– А ты здорово научился танцевать, Володя!

Она танцевала, чуть откинув отяжелевшую от пышной прически голову, глядя в упор, будто бы впервые рассматривая его сквозь очки. В её глазах он видел не то сожаление к нему, не то ироническую насмешку. Как будто изучив его и разглядев, она вдруг сказала:

– Какой же ты глупый, Вовка!

– Это так сильно видно?

– Не надо, Володя, не остри. Галка создана не для тебя.

– Ты что, завидуешь?

– Да, чёрной завистью, но и хочу предупредить тебя, Володя, Галка не для тебя.

– Что, меня не достойна?

– Дело не в том, что кто-то кого-то достоин или нет, просто вы с ней не пара.

– А кому я назло стал встречаться с ней? – спросил он со злостью.

Вместо ответа на вопрос она ехидно заметила:

– Вон и твоя явилась, таращится, так и съела бы меня.

– Ты что, злишься?

– Злюсь, Володя, что другие пользуются чужими ошибками, что не прощают ошибок и уводят парней из-под носа. Гляди, как она смотрит на меня, не люблю таких глаз, поэтому разреши откланяться, мне надо идти домой, пока светло.

Он отвёл Тамару на место к девушкам, танец закончился, и он подошёл к Галке, которая сразу же спросила: «Что это Томка на меня так вызверилась? Что говорила обо мне?»

– Тебя увидела, сказала, что ты ревновать начнёшь, так как ни с кем кроме тебя я не танцую, – полуправдой ответил Владимир.

– А что она на меня так смотрела?

– Между прочим, она о том же спросила меня, что, мол, твоя Галка на меня так вызверилась?

– Сама виновата.

– В чём?

– Не знаю, если бы знала…

Настроение Тамара Владимиру испортила, он боялся, что Галина это заметит, но выручил подошедший Генка Колотовкин, который позвал Владимира выпить, Владимир отказался, а Галине предложил: «Пойдём, Гала, прогуляемся, приглашают выпить, а мне неохота».

– А где они взяли?

– Запаслись заблаговременно.

Галка согласилась, и они долго ходили вокруг школы, разговаривая и осторожно целуясь, обнимать она себя запретила из-за боязни помять наряд.

– Завтра, Володя, я буду твоя. Уйдём куда-нибудь и там…

Глава 3

Когда вернулись в школу, Тамары не было. До самого рассвета все пели и танцевали, за час до рассвета ушли за город, с пригорка встретили восход солнца, после восхода почти все разошлись по домам.

– Жди меня после обеда, приду во втором часу,– сказала Галина и ушла отсыпаться.

– Куда пойдём? – спросила Галина, увидев Владимира у калитки.

– Пойдём, там увидишь. Собирались, как она поняла на речку, в лес ведь с удочками не ходят. Вверх по речке был посёлок подхоза, между подхозом и городком была широкая долина. Река перекатами и заводями текла к горам, изрезав долину с южной стороны. Из года в год вода подтачивала эти горы, больших весенних разливов не было, берега заросли тальниками, местами образовались песчаные косы, на одном таком участке был даже образован городской пляж. Они пошли по правому берегу вверх по течению, примерно на середине расстояния между городком и подхозом, Владимир перевёл подругу по широкому перекату на другой берег и скоро они оказались между речкой и горой на небольшом песчаном пляжике. Тальники выше и ниже этого микропляжа близко подходили к горе, и был он скрыт от любых глаз. Метра на три в высоту гора представляла собой скальное обнажение, выше на горе, над полосой ковыльника, росли берёзы, скат был такой крутой, что по нему нельзя было спуститься или подняться без специального снаряжения. На песке было хорошо загорать, а спрятаться от солнца можно было в густых зарослях тальника.

– Ну и как? – спросил Владимир.

– Даже лучше, чем у тебя дома,– похвалила Галина и прошептала,– только что-то сильно стыдно. Наверное, из-за того, что светло.

– Ты, Гала, раздевайся и загорай, а я схожу, перемёты закину. Может быть, на уху наловлю рыбки, – сказал он и забрав снасти ушёл вниз, скрывшись в тальниках.

Галка сняла кофточку и юбку, на ней остался купальный костюм, расстелила на белом песке тонкое покрывало и легла на живот, разглядывая густые заросли. Тут же над ней зажужжали оводы, и один больно ужалил её, ужалил так, что на месте укуса показалась кровь.

– Володя!

– Что, Гала, случилось?

– Овод укусил.

– А ты помажься, сорви ветку и гоняй, – прокричал он, но пришёл, достал пузырёк с жидкостью и стал натирать её тело.

– Володя, я закрою глаза, а ты сам всё делай,– попросила она и легла на спину....

– Вот и всё, Володя, вот и сделал из меня девушки, бабу. Иди, искупайся.

– Больно было?– поинтересовался Владимир

– Скорее неприятно. Но как говорят испытавшие это люди, через день – другой нам можно будет повторить всё это.

– А кто это? Что за знающие люди?

– Например, моя подруга Ирка, осенью она рожать будет, из-за этого ей на экзаменах было плохо.

Когда они с ней перешли речку и пошли домой, Галина медленно сказала:

– Вот, Володя, мы и обвенчались, стали мужем и женой.