Темное дело. Т. 2

Вглядись в пронзительные очи:Не небом светятся они,В них есть неправедные ночи,В них есть мучительные дни.Пред троном красоты телеснойСвятых молитв не зажигай,Не называй её небеснойИ у земли не отнимай!..

И потом этот чудный переход:

Она не ангел-небожнтельНо о любви её моля,Как помнить горнюю обитель,Как знать, что небо, что земля!С ней мир иной, но мир прелестный,С ней гаснет вера в лучший край,Не называй её небеснойИ у земли не отнимай!..

И сколько раз в течение севастопольской муки, сколько раз среди бессонных, душных ночей я повторял слова этого романса.

Я и люблю, и ненавижу,И в ней все счастие моёИ все несчастье так-же вижу…О! не кляните вы её.Мне это будет горько, больно…Кляну безумие моё,А все люблю её невольно!..

И помню в первый раз, когда я робко, несмело, самому себе признался в моей любви – я ужаснулся.

«Давно ли, думал я, мне казалось всякое увлечение немыслимым, и моя разумная, глубокая любовь к Лене представлялась геркулесовыми столбами, дальше которых нельзя идти; и вот!»

Впрочем, я отдался не сразу этой новой и «ужасной» страсти. (Да! для меня она была ужасная!) Помню, сначала я долго боролся. Я почти месяц, целых три недели не видал её. (И сколько на моем месте не выдержало бы и половину этого испытания!). Правда, в течение двух недель я чуть не каждый день ходил в Севастополь. Я был в госпитале, в бараках, у Томаса. Везде я жадно прислушивался, не услышу ли где-нибудь её имя; но оно точно в воду кануло.

Каждый раз я шел с смутной надеждой, что узнаю что-нибудь. – Спросить прямо кого-нибудь об ней мне не хотелось, да, может быть, не достало бы и духу спросить хладнокровно; а выдать моё чувство мне было и совестно. и обидно. Протолкавшись и прокутив целый вечер с каким-нибудь встречным людом, я возвращался обратно, со злобой отчаяния.

Помню, в Севастополь я ходил всегда мимо бастионов, спускался около восьмой артиллерийской бухты и оттуда выходил на Николаевскую площадь. Это был самый безопасный путь. Но оттуда возвращался отчаянной дорогой; в особенности была одна площадка, которая шла от нашей батареи к Чесменскому редуту. Здесь пули, ядра, бомбы крестили и бороздили воздух и землю. И я помню, по целым минутам выстаивал на этой площадке, с сухим отчаянием в сердце, думая: вот, вот ещё одна просвистит, прилетит и прямо в это сердце – неугомонное и беспокойное!

LIX.

Наконец я услыхал об ней.

Раз вечером наши вернулись из Севастополя, и Простоквасов всех оповестил: что «дикая девка» опасно больна и Севастопольское воинство, благодаря Господа, кажется, наконец, от неё избавится.

– Конечно, – прибавил он, – смерти человека грешно желать, но когда эта смерть избавляет многих от пагубы, тогда поневоле согрешишь и пожелаешь.

Я почти всю ночь не спал. Я хотел просить, молить сжалиться, пощадить… но кого?..

Я встал рано и с дрожащим сердцем отправился в Севастополь. Я почти бежал и в девять часов уже был на Николаевской площади.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Эгрировать aigrir.устар. Раздражать, озлоблять, ожесточать. «<Евгений> удивительная натура, хотя и эгрированная обстоятельствами».

2

Средство, имеющее седативный или успокоительный эффект.

3

«История Консулата и Империи».

4

«Жирондисты».

5

Мерлон (от фр. merlon – простенок), то же, что зубец – одинаковые выступы с равными просветами (бойницами), завершающие крепостную стену, в верхней части.

6

Оник – это уменьшительное название буквы «он» (о) в старой русской азбуке. Пример использования слова: «оник»: «Отец весьма серьезно смотрел на искусство чистописания и требовал, чтобы к нему прибегали хотя и поздно, но по всем правила руководством мастера выписывать палки и оники». (Афанасий Фет, «Ранние годы моей жизни»).

7

Господа! (фр.).

8

Мизантроп – человеконенавистник; эрмит – отшельник; солитёр (от фр. le solitaire – одинокий) – одиночка.

9

Это слишком цинично! (фр.).

10

По-берсальерски. Берсальеры (итал. Bersaglieri, от berságlio – «мишень») – стрелки в итальянской армии, особый род войск, элитные высокомобильные пехотные части.

11

Карсель я, м. Carcel. – Старинная лампа с насосом, нагнетавшим помощью часового механизма масло из резервуара к светильне.

12

На войне, как на войне (фр.).

13

Ложементом в XIX веке именовали первые стрелковые окопы в виде стрелковых рвов для стрельбы лёжа или с колена. Впервые ложементы получили своё развитие во время обороны Севастополя в 1854-1855 гг. по инициативе Тотлебена. Это понятие применялось в то время также в отношении окопов для отдельных орудий – их называли орудийными ложементами.

14

Как знать? (фр.)

15

Изделие (фр.).

16

Ангел во плоти. (фр.).

17

Все средства употребили… (фр.).

18

разумной и мягкой (фр.).

19

Образчик (фр.).

20

«Когда творческого духа плодотворное слово, в час роковой, из недр хаоса, мир возродило; от его несовершенного творения он свой лик отвратил и, толкнув его с презрением в пространство, снова предался покою.

Ступай! – сказал он. – Я отдаю тебя твоему собственному ничтожеству! Недостойный ни моего гнева, ни моей любви – ты ничто передо мною! Катись по прихоти случая в пустынных пространствах и пусть, вдали от меня – ведет тебя судьба и горе царит над тобою!»

Он сказал! – Как коршун, парящий над добычей; горе, при этих словах, испустило долгий радостный стон. И, сжимая мир в своих жестоких объятиях, объяло навсегда своей вечной яростью, свою вечную пищу!..

Зло с тех пор царит в своих громадных владениях. С тех пор все что мыслит, и все что дышит, начало страдать. Небо и земля, душа и материя – всё мучится и голос целой природы – не более как долгий, томительный стон!..»

21

Все стонет!

22

Morendo. (= умирая) – музыкальный термин, требующий постепенного уменьшения силы звука до полнейшего его ослабления, замирания.