скачать книгу бесплатно
Там оказалось кое-то другое, и оно заставило его насторожиться. Но слишком поздно…
Его внимание привлекла округлая стеклянная поверхность лампочки, где в искаженном виде отражались окна, и его собственные очертания на фоне стены за спиной.
Сказать по правде, до него не сразу дошло, что к чему.
При последующем анализе он выяснит для себя, что, наверное, дальнейшие события уместились в полсекунды или чуть больше. Зато сейчас полсекунды показались ему бесконечно долгими и вдобавок… последними.
Он стоял в оцепенении, с распахнутыми глазами, с застрявшим в горле криком, руки плетьми свисали по бокам, а все тело попросту парализовало.
Иногда ему снились сны, где он убегал от жутких монстров с лицами пойманных им преступников, а его ноги предательски вязли, будто он бежал по колено в воде. Наверное в этих снах его тоже парализовал страх, но никогда, никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Первым, пришло тяжёлое и молниеносное сожаление о том, что он, вероятно, не успеет достать пистолет. Но это было сначала. А потом, он опять вспомнил и ту девочку из соседнего дома и то, что пряталось у неё под капюшоном, который, кстати говоря, был наброшен весьма основательно и с полным осознанием такой необходимости.
И глядя в отражение фигуры, что возникла за спиной, Марио – не вспомнил – услышал, что она говорила…
В мгновение ока тварь сбросила капюшон…
У нее был голос девочки.
– Посмотри, Марио, кто там стоит!
А потом она засмеялась, весело и непринужденно…
– Да, Марио, дурачок – повторила она, – посмотри!
И снова засмеялась. А ее заливистый смех, превратился в карканье вороньей стаи.
Но Марио уже никуда не смотрел. Он сделал то, что собирался, как только прикоснулся к этой чертовой… к этой лампочке, будь она проклята. Он рванул вперед, поскользнулся на пыльном полу и упал. Что бы там ни было, оно надвигалось, сзади.
Злобный каркающий смех превратился в многоголосое эхо, начавшее вдруг гулять по всему подвалу, то удаляясь, то настигая Марио со всех сторон.
Он бежал без оглядки, ноги буксовали, он упал еще несколько раз и всякий раз, поднимаясь на ноги, он не сводил глаз с маячившей впереди лестницы, которая обещала спасение.
«Ухватиться за перила», думал он, «подтянуть себя вверх, оттолкнуться ногами и вылететь отсюда как пробка из бутылки.»
Перед лестницей, он снова поскользнулся и уже приготовился к встрече своих зубов с углом нижней ступеньки, но в последний момент успел правой рукой ухватиться за перила, а левой, ценой титанических усилий вытащил из-за спины «беретту».
Он оттолкнулся ногами, полетел вперёд, умудрившись в воздухе повернуться и приземлиться задом прямо на ступеньки. Он знал по опыту, что лишние движения только усугубят дело. Они в буквальном смысле, убьют его, потому что дадут врагу преимущество во времени.
И тогда Марио просто взметнул вверх пистолет, а уж затем посмотрел и нашёл глазами место, куда следовало прицелиться. Но выстрелить ему так и не пришлось.
– Матерь божья, – сказал он.
Собственный голос показался ему чужим и далеким. Таким, словно, в соседней комнате по телевизору шел фильм ужасов, и главный герой наткнулся на поле, усеянное яйцами пришельцев. Марио не успел разглядеть ЭТО.
Сотканное из белого мерцающего света, словно вырезанное из старого черно-белого кино, оно вдруг почернело и прямо у него на глазах беззвучно опало россыпью крошечных теней.
3
…Гринвуд появился почти сразу, как только Марио убрал окурок в карман. Сэм вышел на крыльцо, так же медленно, как и в первый раз. Он подошёл со спины и уселся рядом на верхнюю ступеньку. Доски под ним жалобно скрипнули.
Марио повернулся к нему.
Плечи напарника, ссутулились ещё больше. Его лицо прежде румяное и лоснящееся, было бледным как мел, а неестественный румянец переместился со щёк на скулы. Кончики светлых волос на висках приобрели еле заметный металлический оттенок.
Сэм смотрел куда-то вперёд, его спина сгорбилась и стала похожа на половину покрышки от грузовой машины. Руки, сложенные лодочкой он опустил между вытянутых ног.
– Ну как?
– Все чисто.
Голос Сэма Гринвуда прошелестел как ворох сухих листьев. Как целый самосвал листьев вперемешку с камнями.
– Жуткое место. – добавил он.
– А что там было? Что означали эти квадраты на плане?
Сэм пожал плечами.
– Тот, что рядом с лестницей оказался бойлером, а в подвале… – он задумчиво почесал затылок и посмотрел куда-то вдаль, – думаю, док хотел поставить там мини-котельную. Как-то так.
– Понятно.
Спустя минуту Марио услышал, как Сэм то ли откашлялся, то ли попытался сказать что-то, но у него это не получилось. Потом он заёрзал на месте, а доски под ним заскрипели ещё громче и протяжнее.
– Ты веришь в потусторонние силы, Мар?
Марио хмыкнул, как человек, который решал головоломку и прикидывал в уме разные варианты ответа.
– Как тебе сказать…
– Скажи как есть. Я не буду смеяться…
– С сегодняшнего дня – да.
Оба тяжело вздохнули и сначала Сэм, а потом Марио поднялись и зашагали обратно к автобусу. Они брели, время от времени сталкиваясь плечами как закадычные друзья. Где-то на половине пути оба остановились, Сэм быстро оглянулся на дом, потом посмотрел себе под ноги.
– Что такое? – спросил Марио. Он не стал оборачиваться, потому что «это плохая примета». И кроме того, его не покидало смутное ощущение…
– Никому не скажешь?
– Зуб, даю.
– Мне кажется, за нами смотрят… оттуда.
– Мне тоже.
– Оставим это между нами?
– Да. Пошли. Я что-то проголодался.
– Аналогично.
Сэм положил ему на плечо свою тяжелую руку. Остаток пути они больше не оглядывались, хотя оба чувствовали одно и то же. Чей-то тяжелый, толкающий в спину взгляд.
Подпевай детка! Ему это нравится!
Еще один отрывок из «Песни…", который я отредактировал, чтобы превратить в самостоятельное произведение.
Предупреждаю сразу, этот рассказ о насилии, но из той категории, о которой говорят – «око за око» или «клин клином вышибают».
Сладкий вкус радикальных мер я впитал с молоком матери.
Насилие было частью моей жизни с самого детства и мой отец не думал, прежде чем пустить в ход кулаки. Мне и моей сестре, да и маме, говоря по правде, доставалось будь здоров. Но вот, что странно, вопреки тем ужасам, которых пришлось натерпеться в застенках родительского дома, жажда возмездия никогда не шла у меня дальше собственных фантазий. И одна из них превратилась в омерзительную историю.
Электрическая дрель, коробка острых шурупов и пыльный, звуконепроницаемый подвал…
Ну как, играет воображение?
Так, так… прибавим сюда старое кресло, посадим в него молодого человека, не обремененного совестью. Он любит брать чужие вещи (навсегда, как же иначе?), он спесив, циничен и груб, но главное… главное, он любит бить женщин и он связан.
Июнь 2010
1
Для Витьки Иванова утро началось в семь утра, с привычной сигареты. Наташка, последняя, кто позарился на него, и первая, задержавшаяся с ним дольше чем на три месяца, подтрунивала над этой его привычкой всякий раз, поскольку сигарета предшествовала завтраку, и никогда – наоборот.
Как и все бабы, она не утруждала себя размышлениями о причинах вещей, а потому для Витяя её болтовня значила не больше, чем бормотание постоянно работающего телевизора.
Да, он питался сигаретами и пивом. Да, ему нравились связанные с ними ощущения и менять привычки он не собирался ближайшие пару лет, а то и больше. В общем… перспективы довольно хорошие.
В десять возле парадной его ждали Ссык и Дрон. Ссыка на самом деле звали Костя. Он постоянно болел и почти половину школьного курса провел в пансионатах после того, как в восьмилетнем возрасте сунул в розетку пальцы, обмотанные фольгой. Что было дальше он не помнит. Цель опыта безвозвратно растворилась в недрах разума малолетнего гения, но факт есть факт – результат не оправдал ожиданий. Гормональные осложнения, очки с сантиметровыми линзами и постоянно носимый в кармане инъекционный карандаш с инсулином. Но, как и всякий «ботан», Ссык много читал, знал массу полезных вещей и планировал как «замутить хорошую тему». А хороших тем всегда оказывалось в избытке: незапертые двери складов; электрощиты, набитые серебряными клеммами; автомобили без сигнализаций и многое, многое другое.
Дрон, третий в банде – полная противоположность Ссыку. Он исполнитель. И Витяй спокойно доверял ему самые опасные дела. Тощий как жердь, Дрон запросто пролезал в самые узкие щели, скользил в толпе и ловко обращался с ценными вещами, которым не хватало пристального хозяйского внимания. А еще он неплохо умел прикидываться слабоумным и его всегда отпускали. Взять с такого было нечего.
Сегодня всем троим предстояло продать колеса, снятые с машин, хозяева которых в одно прекрасное утро обнаружили своих «стальных лошадок» мирно стоящими на кирпичах. Ради такого мероприятия Витяй и его банда специально ездили подальше от дома, в Приозерск и Сестрорецк. А на обратном пути заезжали на Крестовский – машины там парковались подороже. Часов в девять вечера они отвезли добычу на отцовском «Транзите» Дрона в автомастерскую Санька Филимонова, по прозвищу Грязная Рука, где получили по пять штук каждый. До самой ночи они сидели «У Сэнди» и обмывали сделку. В половине десятого Витяй в тысячный раз вышел на улицу покурить. «У Сэнди» – одна из немногих забегаловок, где все места предназначались курящим, но поделать он ничего с собой не мог. На утопающей в зелени улице, смешиваясь с запахами природы, дым становился сладким и душистым.
С сигаретой в зубах он мечтательно смотрел куда-то в даль. Погода на улице стояла превосходная. Солнце только что село. На чёрном небе, прямо на глазах, одна за одной зажигались звезды. Пахло скошенной травой и жареным мясом, которое готовилось тут же на улице молодым смуглым парнишкой в клетчатой рубахе с засученными рукавами и засаленном фартуке.
По радио «Рокс» передавали хиты шестидесятых. Звенели струны, колонки в баре хрипели, и Троглодиты пели «Let me tell you babe». Три последних затяжки, самых глубоких, если на то пошло, словно они были последние в его жизни, Витяй сделал с мыслью о смазливой девице за столиком в дальнем конце зала. Он изредка косился на нее, пытаясь понять, с кем она пришла. Девка была толстовата, и чем-то смахивала на Наташку, но отвести взгляд от чулков в сеточку было чрезвычайно сложно. Он собирался вернуться и купить ей хорошего коньяку.
Но… как обычно в таких случаях, и совсем не вовремя, в голове у него зашептал знакомый нудный голосок:
– Эй, друг, у тебя же есть девчонка. Поимей совесть.
В ответ Витяй только усмехнулся и щелчком указательного пальца запустил окурок в звёздное небо.
– А как же, – сказал он вслух, – Я имею её каждый день. А потом… звёзды на небе погасли.
2
В первые две-три секунды после пробуждения не всегда удается понять, что происходит, однако Витяй, несмотря на абсолютную темноту, сразу вник в суть проблемы. Машину, на заднем сиденье которой он ехал, трясло на ухабистой дороге. Захотелось встать, размять затекшие ноги и руки. Но они не слушались. Они были связаны, крепко и со знанием дела. Руки за спиной; ноги опутаны от щиколоток по самые колени.
Голова-тень, торчавшая из-за спинки водительского сиденья повернулась и посмотрела на него. Козырек бейсбольной кепки и бороду он заметил раньше, чем они слились в темное пятно, и до того как две серебристые точки зажглись в том месте, где должны быть глаза. Затем что-то твердое уперлось в шею. В голове загорелся огненный шар дикой, адской боли, темнота сделалась гуще и неудобства беспокоить перестали. «Это сон», подумал Витяй, когда очнулся снова. Но распятие, собственным телом придавленное к бетонному пыльному полу, больно впивалось в ребра.
«Нет, не сон».
Помещение вокруг напоминало то ли гараж, то ли подвал, заставленный всяким ненужным хламом. Старая микроволновка на полу справа, рядом старинное зелёное кресло с прогрызенной в спинке дырой. Тусклый свет от висящей на проводе лампочки доставал до деревянной лестницы в дальнем конце, верхняя половина которой растворялась в темноте. В шкафах вдоль стены поблескивали стеклянные банки и какие-то инструменты. Слева, у противоположной стены, стояло кубическое сооружение, накрытое сверху куском брезента. Вероятно, какой-нибудь бытовой прибор или большая клетка.
Осмотревшись, Витяй решил ползти в сторону лестницы, но попытка сдвинуться с места заставила его передумать. Он перевернулся на спину и сел. О том, что бы встать не могло быть никакой речи. Ноги его по ощущениям напоминали сейчас куски охлажденного мяса. Вдобавок, рот был затянут широкой липкой лентой и дышать приходилось носом, да и то, пока он, надышавшись пылью, пару раз не чихнул. С тех пор работала только одна ноздря и, надо сказать, с большим трудом. Каждое, даже самое незначительное усилие требовало порции воздуха, которого почти не было.
Его могли спасти руки, но связанные за спиной они представляли собой вещь абсолютно бесполезную.
В какой-то момент он выпрямил ноги, и потом подтащил себя вперёд. Бетонный пол был шершавым, а джинсы новыми, купленными за две с половиной тысячи, и то, что они от таких упражнений превратятся в лохмотья, было не так уж важно. Отдышавшись он сделал это ещё раз, а потом ещё и ещё, много раз.
До лестницы оставалось совсем не много, три метра или вроде того. Витяй слабо себе представлял, что сделает потом, когда до неё доберётся. Не всё ли равно? Когда он окажется там, нужные мысли наверняка придут сами собой. И он выберется отсюда, как выбирался из многих других передряг…
Сверху скрипнула и открылась дверь. На пол у подножия лестницы упал прямоугольник света, и в нём, словно в театре теней, показался человеческий силуэт. Мужской голос еле слышно напевал по английски «It’s My party», а судя по интонации, рот у певца был до отказа набит едой.
Как бы то ни было, размышлять Витяй тут же перестал.
Сначала из потолка показались идеальной чистоты высокие армейские ботинки. Наблюдая как они беззвучно опускаются на ступеньки, Витяй заметил, что лестница обита толстым слоем войлока, очень похожим на материал для звукоизоляции. И это, учитывая всю ситуацию, наводило на мысли куда более мрачные.
Человек сошел с лестницы и, повернувшись всем корпусом в Витькину сторону, остановился. Чёрные военные штаны заправлены в ботинки; чёрная куртка со множеством карманов, больших и маленьких; чёрная бейсбольная кепка с вышитым красными шелковыми буквами названием рок-группы. Он ничем почти не отличался от той тени, что плясала на полу минутой раньше. Ничем кроме Хемингуэевского лица, вся нижняя часть которого скрывалась за густой бородой и усами, и голубыми глазами, вероятно теми же самыми, что раньше, в салоне машины, показались ему серебристыми точками.
Бородатый и вправду жевал. В одной руке он держал бутерброд, в другой, жестяную кружку, вроде тех, что продаются в «Экспедиции» в комплекте со спиртовками. Весь облик этого ублюдка светился добродушием. Он ухмылялся, чавкал и мурлыкая под нос песенку смотрел на Витяя так, точно они вдвоем прохлаждались на пикнике.
– Ну что уставился, хрен ты моржовый?
Что бы сказать это Витяю потребовалось вобрать в легкие побольше воздуха и до боли напрячь мышцы на животе, но к сожалению (а может и к счастью), из-за полоски скотча на лице вылетело хотя и громкое, но совсем не разборчивое мычание.
Тише, киса, – сказал бородатый, и одновременно в растительности на лице образовалась горизонтальная трещина, оголившая два ряда безупречных зубов и розовый язык. – Осталось совсем чуть-чуть.
Человек продолжал стоять над ним, время от времени откусывая кусок черного хлеба с мясом и отхлебывая из кружки. На секунду он отвел глаза в сторону, потом снова уставился на Витяя, и было в этом движении глаз что-то, говорившее о смущении, или лёгком замешательстве. Он как будто ждал, чем закончится неловкая ситуация и напоминал этим молодого и неопытного интерна, не слишком довольного поведением пациента, но не имеющего права как-либо проявить эмоции. Вот только у Витяя от этого взгляда озноб пробежал по всему телу, ибо глаза эти вдруг стали пусты и неподвижны, как у дикого и безумного существа, чьим единственным занятием в жизни было высасывание внутренностей у своих жертв. И если подобная тварь существует, она наверняка делает это с таким же видом, с каким наши матери, стоя у плиты, пробуют свою стряпню на предмет готовности.
«Черт побери», сказал Витяй сам себе, «плохи мои дела».
Все с тем же отсутствующим видом незнакомец шагнул вперед. Он поставил кружку на брезентовый куб. Рука его, в чёрной матерчатой перчатке, зависла в воздухе, словно он приготовился дирижировать. И пока он стоял вот так, две-три секунды, Витяй неотрывно смотрел на эту руку, похожую на висящего в воздухе паука.
А потом бородатый сказал:
– Ну что, киса, пора начинать.
Слово – киса – он произнес с издёвкой. Так называют друг друга «влюбленные» парочки, находясь в компании, когда хотят показать остальным то, чего уж давно нет. Эта правда относилась и к Витяю тоже, но его беспокоила скорей не она, а поза бородатого – напряжённая изготовка к броску.
Происшедшие вслед за этим события не отложатся в его памяти. Все случилось довольно быстро. Сверкнув в воздухе точно пушечное ядро, тяжелый, пахнущий кремом ботинок ударил в грудь. Витяй упал на бок и в шею ему уперлась дубинка с железными рожками на конце; возникло внезапное ощущение, что всё это уже было, и не один раз. Он зажмурился.
Тишину подвала нарушил звонкий щелчок и Виктор Иванов, в который раз, отправился в царство вечной ночи.
3
