От Чудовища до Снежной королевы

Фильм был по-настоящему совместным и снимался в трех вариантах. Все сцены снимали трижды – чтобы артикуляция актеров совпадала с каждым вариантом озвучки.

Как вспоминал позже Михаил Боярский: «Это была адская работа. Мы по ночам сидели с Люсей Гурченко и учили какую-то абракадабру, ничего не понимая. Нас потом переозвучивали иностранные актеры, но артикуляцию надо было точно соблюдать. На английском выть было попроще, а румыны нахреначили такое либретто, что мы за голову хватались. Советская версия, кстати, получилась хуже других – для французов мы снимали пять-шесть дублей, для румын – по три, а для нас совсем мало съемочного времени оставалось».

Причем перенимались даже те эпизоды, где актеры ничего не говорят и не поют. Вот как люди тогда запаривались!

В итоге в природе имеются три версии одного и того же фильма, категорически не совпадающие между собой ни в чем – в диапазоне от отдельных эпизодов до названия. Англоязычная версия, которую делали французы, например, называется на "Мама!" а Rock’n’Roll Wolf – "Волчий рок-н-ролл". Почему рок-н-ролл – даже не догадываюсь, там в основном донельзя модное в те годы диско и театр на льду.

Музыку, кстати, писали сразу два композитора – румынский Темистокле Попа, нежно любимый в Союзе после фильма "Песни моря" ("От зари до зари, от темна до темна…") и француз Жерар Буржуа, который и сочинил два главных хита фильма – "Волки – бяки!" и заглавную тему про маму, которая жизнь подарила мне и тебе.

Об этом фильме вообще можно рассказывать долго. И про серьезную травму, которую получила Людмила Гурченко после того, как ей на ногу на катке упал игравший Медведя Олег Попов – ногу собирали по кусочкам из 19 осколков.

И про Савелия Крамарова, для которого это был один из последних фильмов в СССР – он уже подал заявление на выезд в эмиграцию и ждал разрешения.

"Вот уеду я, – отечески напутствовал он Евгения Герчакова (Баран), для которого это был дебют в кино. – Будешь ты вместо меня всех дураков в кино играть!".

И про Юрия Энтина, который не только вновь писал тексты песен про волка и козлят: «Серый волк невинен как дитя, серый волк напрасно оклеветан», но и впервые стал соавтором сценария.

И про игравшего одного из козлят Петю Дегтярева – юную суперзвезду советского кино, который не только сыграл во множестве фильмов, но даже работал на озвучке – мультфильма "Самый маленький гном", например. До сих пор помню, как его козленок убегал от Волчонка, Осла и Рыси, причитая "Я гибну, так обидно, моя песенка спета" и риторически вопрошая "Зачем я был упрямым, зачем не слушался маму?". "Потому что ты козел!" – крикнул кто-то из догонявших, и эта реплика вызвала настоящую овацию в нашем стареньком кинотеатре.

И про то, что этот фильм в Норвегии стал чем-то вроде нашей "Иронии судьбы" – его почему-то всегда показывали под Рождество и на нем выросло уже несколько поколений норвежцев, которые недавно сделали театральную версию мюзикла под названием Rockeulven, причем типажи главных героев специально подбирали под Гурченко и Боярского.

А вот у нас его почему-то почти не показывали. Поэтому помнят его одни предпенсионеры.

Да и вообще сказка про волка и семерых козлят, столь популярная в застойные годы, как-то подзабылась и растеряла актуальность.

Последним всплеском была, наверное, удачная шутка Сборной КВН Питера 2000 года, когда молоденький Дима Хрусталев, изображающий только что выигравшего выборы нового президента Путина, доходчиво объяснял "за политику": «Ситуация вокруг России и Большой Семерки напоминает сказку «Волк и семеро козлят». Причем «козлят» – это глагол».

Нет, почему сказка забылась – понятно. Сказки должны учить детей полезным и актуальным навыкам и умениям, а мои собственные дочки в уже почти взрослом возрасте недавно на полдня упылили, квартиру не закрыв – потому что ключей не нашли.

Ачетакова?

Да ничего, все в порядке. Разве что немного грустно, что слова "Мама – первое слово, главное слово в нашей судьбе" сегодня можно услышать только в рекламе, впаривающей телезрителям уже и не помню что.

Но это, кстати, нормально. Реклама всегда корыстно эксплуатирует самые светлые воспоминания детства и юности потребителей.

Как там сейчас про ветчину поют? "Ты узнаешь её вкус из тысячи…".

Про Пушкина, братьев Гримм, магическую камбалу и битое корыто

Знаете ли вы, что русская поговорка "Остаться у разбитого корыта" имеет немецкие корни?

Я понимаю, что изрядная часть моих читателей сейчас желает повторить вслед за бандитом Короном из фильма "Жмурки" в исполнении Маковецкого: "Нам-то хоть не гони!".

Ну в самом деле – кто же не знает, что эта поговорка появилась в русском языке стараниями Александра "Наше все" Пушкина? При чем здесь немцы? И про корыто это в "Сказке о рыбаке и рыбке" мы прочитали еще в глубоком детстве.

И все это сущая правда.

"Сказка о рыбаке и рыбке" – одно из самых известных произведений Александра Сергеевича, его знают, думаю, все люди, для кого русский – родной. Более того – на мой личный взгляд это одно из самых гениальных пушкинских произведений.

Дело даже не в том, что эту мини-поэму он написал всего за один день – 14 октября 1833 года. Меня в свое время поразил другой факт. Однажды, уже безнадежно взрослым человеком, я с изумлением осознал, что "Сказка о рыбаке и рыбке" – единственная из сказок Пушкина, написанная "белым" стихом. Мне кажется, что я не один такой лох, и далеко не все читатели Пушкина заметили, что в этой сказке вообще нет рифм. Даже плохих.

По сути, "Сказка о рыбаке и рыбке" – это просто кусок прозы, только разбитый "в столбик" на короткие строчки. Но ритмика этой "прозы" выдержана настолько безукоризненно, что она воспринимается как стихи, и никак иначе. Это стихи, стихи хорошие и, что важно – очень легко запоминающие стихи, в этом смысле они дадут фору многим рифмованным:

Жил старик со своею старухой

У самого синего моря;

Они жили в ветхой землянке

Ровно тридцать лет и три года.

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу…

Но я отвлекся. Вернемся к немецким корням этого стихотворения.

Литературоведов давно занимал вопрос – на какой базе написана эта сказка? Одни заявляли, что это переложение русской народной сказки «Жадная старуха». Вот только сказка эта не очень известна, да и сходство сюжетов весьма условное – дело происходит не у моря, а в лесу, желания бабки исполняет не рыбка, а волшебное дерево, а в финале старика со старухой превращают в медведей.

Какое-то время считалось, что основой для произведения Пушкина послужила аналогичная русская народная сказка, записанная в свое время А. Афанасьевым. Вот только записал ее Афанасьев в 1855 году, тогда как пушкинская версия написана в 1832-м, а опубликована в 1835-м. И сходство настолько абсолютно, что мы наверняка имеем дело с так называемым "обратным заимствованием", когда авторское сочинение начинают пересказывать друг другу простые люди и оно "уходит в народ".

Третьи кивали на создателя знаменитого словаря Владимира Даля. Дело в том, что Пушкин однажды дал ему автограф «Твоя от твоих приношаху. Сказочнику казаку Луганскому (Казак Луганский – псевдоним Даля – ВН) сказочник Александр Пушкин». Все понятно! – говорили сторонники этой версии. Это собиратель фольклора рассказал Пушкину про рыбку в Оренбурге. И все бы хорошо, но среди записей Даля нет никакого рыбака и никакой рыбки.

Меж тем источник пушкинской "Сказки о рыбаке и рыбке" вычислили довольно быстро и сегодня он практически не подвергается сомнению.

"Сказка о рыбаке и рыбке" – это еще один вклад сказочников братьев Гримм в мировую культуру.

В их первом сборнике сказок, вышедшем в 1812 году, была записанная в немецкой Померании сказка Vom Fischer und seiner Frau, то есть "О рыбаке и о его жене". В ней рассказывается о рыбаке, живущем с женой в убогой лачуге, который однажды выловил камбалу, которая оказалась заколдованным принцем. Магическая камбала человеческим голосом попросила ее отпустить, что покладистый рыбак и сделал. Но дома жена сказала: "Ты посмотри, идиот, в какой лачуге мы живем! Иди и попроси у камбалы избу!".

Рыбак пришел на берег моря и стал кричать:

Человечек Тимпе-Те,

Рыба-камбала в воде,

Ильзебилль, моя жена,

Против воли шлет меня.

(в оригинале – Manntje, Manntje, Timpe Te, Buttje, Buttje inne See, myne Fru de Ilsebill will nich so, as ik wol will).

Дальше, вы, в общем, уже в курсе. Аппетиты у немецкой старухи росли даже быстрее, чем у нашей. Сначала она попросила избу, потом – каменный замок, затем захотела стать королевой, дальше кайзером (то есть императором), потом неочевидно Папой Римским. И лишь когда было заявлено о требовании сделать ее богом, включилась губозакаточная машинка и принц Камбала все откатил до ветхой лачуги.

Любопытно, что эту сказку братьям Гримм рассказал родившийся и выросший в Померании известный художник-романтик Филипп Отто Рунге, создатель оригинальной теории символизма цветового строя живописной картины. Вот его автопортрет.

Профессия рассказчика явно наложила свой отпечаток на сказку – в ней очень важное значение имеет цвет. С каждым новым визитом к волшебной рыбе меняется цвет моря. Сначала оно зеленое и желтое, потом темно-синее, затем темно-серое, в общем, все темнее и темнее, а в финале – настоящая буря с почти черными волнами свинцового цвета.

Заметьте, что у Пушкина тоже все начинается на безмятежном "самом синем море", при первом визите море «слегка разыгралось», затем «не спокойно синее море», дальше оно "почернело", ну а в финале, как и у немцев, "на море черная буря".

И эта аналогия используется как еще один аргумент в пользу прямого заимствования. Впрочем, косвенные доказательства не очень нужны – есть практически прямое свидетельство обращения Пушкина к сказке братьев Гримм. Дело в том, что в окончательный вариант сказки не вошел еще один визит старика к "государыне рыбке", но, на наше счастье, он сохранился в черновиках.

Оказывается, старуха еще один раз посылала мужа к рыбке. Между "вольною царицею" и "владычицей морскою" она желала быть… Папой Римским.

И даже стала им.

Воротился старик к старухе,

Перед ним монастырь латынский,

На стенах латынские монахи

Поют латынскую обедню.

Перед ним вавилонская башня.

На самой на верхней на макушке

Сидит его старая старуха.

На старухе сарачинская шапка,

На шапке венец латынский,

На венце тонкая спица,

На спице Строфилус птица.

Поклонился старик старухе,

Закричал он голосом громким:

«Здравствуй, ты, старая баба,

Я чай, твоя душенька довольна?»

Но, как я уже говорил, этот кусок Пушкин в итоге выкинул.

Во-первых, Папа Римский явно не вписывался в восточно-славянский антураж сказки, а ведь он задает весь строй поэмы (о связи "Сказки о рыбаке и рыбке" со славянством вообще и "Песнями западных славян" в частности, а также сборником "Гусли", одной из самых знаменитых подделок в мировой литературе, где отметился на только Проспер Мериме, который "Кармен" и "Тореадор, смелее в бой!", но и оба величайших славянских поэта – Мицкевич и Пушкин, я рассказывать не буду, а то никогда не закончу).

А во-вторых и главных, не важно, кто у кого списал. Важно – что у кого получилось в итоге.

Пушкин потому и был гений, что, даже переписывая чужую сказку, создавал абсолютно новое произведение с совершенно иным смыслом.

И немецкая сказка "О рыбаке и его жене", и похожие произведения у других народов довольно немудренные по смыслу – они высмеивают наглых простолюдинов, лезущих наверх и требующих себе все более высоких должностей.

У Пушкина же "красная линия" – вовсе не должность, чин или звание. В конце концов, велика ли разница между "вольною царицей" и "владычицей морскою"? Различия чисто территориальные, одна царствует на суше, другая – на море.

Нет, у Пушкина старуха прокололась на другом. Ее главный грех – не непомерная жадность, а неблагодарность. Терпение у рыбки лопается тогда, когда бабка решила наплевать в "руцу дающую", кинуть благодетеля и начать помыкать тем, кто вытащил ее из грязи:

"Хочу быть владычицей морскою,

Чтобы жить мне в Окияне-море,

Чтоб служила мне рыбка золотая

И была б у меня на посылках".

Что и говорить, проблема для России весьма актуальная, причем актуальность с годами ничуть не снижается.

Господи, сколько же в историю нашей страны вписано примеров блестящих карьер, в ходе которых у людей срывало башню и завершалось все одной и той же мизансценой:

"Долго у моря ждал он ответа,

Не дождался, к старухе воротился —

Глядь: опять перед ним землянка;

На пороге сидит его старуха,

А пред нею разбитое корыто".

И здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали – не случайно поговоркой стало именно "разбитое корыто".

Для наших палестин это, как говорила моя учительница литературы, "образ неимоверной силы".

Мангуст брахмана, гавкающий святой и "Щас спою!"

В первом сборнике, изданном братьями Гримм, есть сказка под названием "Старый Султан" (Der alte Sultan).

Султан – это не тот, о ком вы подумали. Это одряхлевший пес по кличке Султан, который уже не мог тащить службу и однажды услышал, как хозяин пообещал жене его пристрелить — «ведь уже он ни на что не годен стал». Тогда пес удрал в лес к своему приятелю волку, и они вместе разработали операцию под кодовым названием "Похищение младенца"…

Конечно же, эту историю выдумали не братья Гримм, и даже не те, кто им ее рассказал.

Это очень старая история. Прямо очень.

Одни говорят, что ее истоки теряются где-то в Древней Индии, где у одного брахмана дома жила фараонова крыса, более известная сегодня как "мангуст", хотя на Руси ее всегда звали "ихневмон", то есть "следопыт". Но не пугайтесь, я не буду сегодня рассказывать про брахмана и ихневмона, приберегу эту байку для главы про "Рикки-Тикки-Тави" Киплинга.

Другие заявляют, что следы ведут в Древнюю Грецию и видят начало истории пса и волка в басне Эзопа "Волк и собака".

Правды, как всегда, уже не найти, бесспорно только одно – историй про собаку, хищника и младенца человечество насочиняло преизрядно.

Можно, например, вспомнить про Гелерта – легендарного пса не менее легендарного правителя Уэльса Лливелина ап Иорверта, одного из двух валлийских правителей, получивших эпитет «Великий».

Однажды он поехал на охоту, а любимому псу поручил охранять своего новорожденного сына. Когда же принц вернулся, то увидел перевернутую колыбельку и машущего хвостом Гелерта с окровавленной мордой. Лливелин зарубил собаку мечом, но тут же услышал плач сына, лежащего за опрокинутой колыбелькой рядом с мертвым волком.

После этого дня Лливелин больше никогда не улыбался, имя Гелерта стала нарицательным не только у валлийцев, но и у всех жителей Великобритании, а могила легендарного пса является одной из главных достопримечательностей округа Гуинет.

Французы же пошли еще дальше.

У них есть точно такая же легенда про пса Гинфорта, жившего в XIII веке в замке неподалеку от Лиона. Там все то же самое, только рыцарский пес Гинфорт загрыз не волка, а огромную змею.

Но, по большому счету, все началось после смерти собаки. На месте его упокоения начали происходить чудеса, неправедно зарубленный пес был объявлен местночтимым святым, покровительствующим младенцам, на его могилу женщины стали приносить больных детей и «почитать пса как мученика».

С культом Гинфорта французская церковь боролась много веков, но без особого результата – почитание местными жителями убиенного пса как святого сохранялось как минимум до 1930-х годов, несмотря на категорические и многократные запреты католической церкви.

Но вернемся к сказке братьев Гримм и старому Султану.

Разумеется, сказка эта разлетелась по всему белу свету, в том числе – и по восточно-славянским землям. Достаточно сказать, что фольклористами зафиксировано три русских версии этой сказки, двадцать две (!) украинских и семь белорусских.

Одну из украинских версий – сказку "Сірко" обессмертил наш выдающийся мультипликатор Эдуард Назаров в своем великом, не побоюсь этого слова, фильме "Жил-был пес".

И вот здесь мы плавно подходим к ответу на один из главных вопросов – почему настоящие сказки никогда не умирают, а лишь меняют лики в зависимости от времени и места.

Чтобы была понятна разница между национальными версиями – знаете, чем закончилась история немецкого Султана? После успеха операции "Похищение младенца" у пса настала райская жизнь, но потом они с волком поссорились.

Волк по старой дружбе и в расчете на благодарность пса решил стащить у хозяев Султана жирную овечку. Но Султан же был немецким псом и поэтому твердо знал – Ordnung muss sein! В итоге волчара еле ноги унес, громогласно пообещав отомстить этой цепной сволочи.

Потом кабан принес вызов на поединок, потом была дуэль двое на двое: "волк и кабан vs пес и кошка", позорное бегство диких и лишь потом – примирение.

В общем, Порядок победил Нарушителей Дисциплины.

А у нас? Да я вообще не знаю лучшего описания типовых принципов коммуникации восточных славян, чем в мультике "Жил-был пес" – и поставленные памятники в диапазоне от Ангарска до Киева тому поручители.

Ну, вы помните, что там было после младенца.

– Шо, опять?!!

– Нет. Ты, эта… Есть хочешь?

Потом, разумеется, "Щас спою".

И финалом – бессмертное "Ты заходи, ежли что".

И сломанный плетень.

И Пёс молча провожает его взглядом.

И темно-синяя ночь.

И тихо падающий снег будит в душе надежду, что все бывшие враги однажды договорятся.

Ой, там на горі…

Как не сказали "Горшочек, не вари!"

Среди творческого наследия братьев Гримм есть одна очень коротенькая сказочка под названием "Сладкая каша" или "Горшок каши". Настолько коротенькая, что я приведу ее целиком.

"Жила-была бедная богобоязненная девочка; жила она со своею матерью одна, и есть у них стало нечего. Тогда вышла она в лес и повстречалась там со старухою, которая уже заранее знала, в чем ее горе. И подарила та старуха ей горшочек, да такой, что ему стоило только сказать: «Горшочек, вари!» – и он начинал варить чудесную, сладкую кашу. А скажешь ему: «Горшочек, не вари!» – и он тотчас же переставал варить. Принесла девочка свой горшочек к матери домой, и таким образом они от голода и бедности были избавлены и могли кушать сладкую кашу, сколько душе угодно.

Случилось однажды, что девочки не было дома, а ее мать возьми и скажи: «Горшочек, вари!» И стал он варить, и наелась она досыта; затем захотела мать, чтобы он не варил больше, да слово-то и позабыла…

А горшочек-то варит да варит: каша уж и через край вылезает, а он все варит; уж и кухня, и весь домик кашей наполнились, а затем и соседний дом, и вся улица кашей залиты, словно бы горшочек задумал наварить каши на весь белый свет.

И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь. Наконец, когда уже изо всей деревни один только домик остался кашей не залит, вернулась девочка домой и только сказала: «Горшочек, не вари!» – и перестал горшочек варить…

А наварил он столько, что, если кому надо было в город из деревни ехать, тот должен был себе в каше проедать дорогу!".

Впервые изданная в 1815 году, сказка эта, разумеется, родилась гораздо раньше. Она – порождение голодных лет. Дите мира, где поесть досыта было не обыденностью, а не частой радостью. Отсюда и мечты рассказчика о текущей по улицам каше, в которой дорогу себе надо проедать.

Причем для полного апофеоза счастья эта каша – сладкая, что подчеркивается несколько раз. Когда писалась эта сказка, сахар был не лакомством даже – лекарством и продавался в аптеках. Не вру, фламандский картограф Абрахам Ортелий так писал в 1572 году: «Сахар одно время можно было достать только у аптекарей, которые его приберегали для больных; теперь им лакомятся повсеместно. То, что раньше было лекарством, стало обычной едой».

Ну, насчет "обычной еды" он, конечно, приврал для выразительности – для простолюдинов еще пару веков сладость каши обеспечивали мед, фрукты или тыква пареная. Общедоступным в Европе сахар стал только в XIX веке, после того, как двое химиков (тоже, кстати, немецких) – Андреас Сигизмунд Маргграф и его ученик Франц Карл Ашар разработали технологию извлечения сахара из свеклы. Заложив тем самым основы современной сахарной промышленности и избавив европейцев от необходимости возить тростниковый сахар за три моря.

Но я отвлекся.

Знаете, что меня больше всего удивляет в этой сказке? То, что сочинившие ее голодные люди прекрасно понимали опасность избыточности: "И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь". Вся эта сказка по сути своей – предупреждение о том, что может случиться, когда вовремя не скажут: "Горшочек, не вари!".

И я сейчас, разумеется, не только про кашу, но и про духовную пищу тоже.

Когда мои коллеги-писатели жалуются на падение интереса к чтению и невозможность жить на доходы от написания книг, я им всегда напоминаю, что они работают на рынке, где предложение заведомо и многократно превышает спрос.

Элиот Уайнбергер когда еще писал в своем эссе "Рвота":

«В последние тридцать лет более или менее имущие обитатели развитых стран завалены продукцией. Взять хотя бы искусство. В музыкальных магазинах – сотни тысяч дисков; мой телевизор принимает семьдесят каналов; в «Справочнике по американским поэтам» перечислены примерно семь тысяч живых, печатающихся стихотворцев; есть веб-сайт, где выставлен на продажу миллион новых книг, и есть веб-сайт с четырьмя миллионами старых книг, которые уже не допечатываются; картинных галерей, танцевальных и музыкальных заведений в любом большом городе стало столько, что хочется сидеть дома и смотреть в пустоту.

Для искусства это означает, что сейчас почти невозможно оказать какое-либо влияние.

Первое издание «Бесплодной земли» Элиота вышло тиражом всего пятьсот экземпляров, но эта вещь преобразовала поэзию на многих языках и была известна всем читателям современной поэзии, вызывая у одних восхищение, у других отторжение. Теперь подобное непредставимо: последней книгой, мгновенно подействовавшей на литературу как таковую в международном масштабе, был роман «Сто лет одиночества», появившийся в 1967-м году – как раз перед наступлением нынешней эпохи перенасыщения».

В общем, если эту мою главу человек сто прочитает – это уже хорошо!

"Ну а тем более – полный горшок!" (с)

Про Петрушечку, или Рапунцель без сковородки

Есть одна сказка, которая является эдаким олицетворением Глобального Запада – она родилась неизвестно где, впервые была записана в Италии, переведена во Франции, популярной ее сделали немцы, а всемирно известной – американцы.

Да, я про "Рапунцель".

Истоки сегодняшней популярности длинноволосой красавицы умещаются в одно слово – "Дисней". Еще во времена моего детства сказку "Рапунцель" мало кто знал, она никогда и близко не приближалась по популярности к настоящим хитам братьев Гримм вроде "Белоснежки" или "Бременских музыкантов".

Все изменилось в 2010 году с появлением фильма "Рапунцель. Запутанная история".

Рапунцель стала первой диснеевской принцессой, созданной при помощи 3D графики и анимации – и была одним из самых рискованных проектов студии. Перед этим у Диснея практически провалилась предыдущая "принцессная" лента – "Принцесса-лягушка". Поэтому влезать еще в одну "девачковую" историю стоимостью 260 млн долларов всем было страшновато. Не случайно в Штатах, чтобы не распугать мужскую аудиторию, фильму дали гендерно-нейтральное название Tangled то есть "Запутанная".

Но в итоге все срослось, получилось и выстрелило. Фильм оказался весьма успешным, было снято несколько продолжений, но самое главное – "диснеевцы" перестали бояться, выдохнули и продолжили тренд 3D-принцесс другими фильмами – "Храбрая Сердцем", "Холодное Сердце" и т.п.

Но при этом следует понимать, что диснеевская Рапунцель имеет весьма отдаленное отношение к оригиналу братьев Гримм. Объединяет их разве что образ заточенной в башне девы с длинными волосами. Но, по сути, в оригинале была совершенно другая история – гораздо более мрачная и взрослая.