Логлифы

Приказ вышел вскоре. Бойцы отправились домой. Коля решил ехать к семье друга в Серпухов, а больше ему и некуда было ехать… Семья друга накануне узнала о судьбе сына. Коля остался жив, но, возможно, теперь ему всю жизнь придётся скитаться по госпиталям. Колька приехал к семье, в которой было разрушено многое… Он благодарил Всевышнего за то, что его друг остался жив, а семья благодарила его за то, что он спас их сына…

Прошло полгода после тех событий, семья друга приютила бездомного солдатика, он стал для всех как родным… А ещё через год Колька познакомился с сестрой девушки друга и сделал ей предложение. Она согласилась… Счастье пришло и на его улицу.

Он спас жизнь человека. Взамен он получил то, о чём всегда мечтал – свою семью…

Логлиф третий. Жди меня

Парень, оглядываясь по сторонам, щупал руками твердь вокруг себя. Он сидел на холодном осеннем дёрне, присыпанном увядающей листвой, сзади на спину, точно хмельной приятель, оперлась трухлявая берёза, в три метра ростом, в своём окончании имевшая почерневший слом. Рядом валялась перевёрнутая корзина, из неё вывалилась дюжина большущих грибов: подберёзовиков и красноголовиков. «Где я?» – парень потёр рукавом гудящую голову, прикосновение доставило ужасную боль; с неба хлынуло солнце. Лес наполнился золотом, листва у ног заиграла… Парень сощурил глаза от яркого внезапно высунувшегося небесного светила. Тело было настолько немощно, что попытка подняться на ноги возымела прямо противоположный эффект – парень рухнул на землю и потерял сознание.

Галина опустилась на колени и склонилась над молодым телом. Грудь юноши медленно подымалась и опускалась – он был жив, но синеватый оттенок лица и рук очень пугал женщину. Она лёгкими ударами ладони сотрясла его голову. Что-то бормоча под нос, Галина вытащила из широкого кармана своей ветровки маленький термос и подложила его под голову парня. Потом ещё раз сотрясла её ладонью.

Парень открыл глаза. На стенах маленькой комнаты сразу бросались в глаза яркие репродукции работ известных художников. Они придавали небогатому убранству неплохой вид. В комнате было очень тихо, даже часы, стоявшие на маленьком совковом комоде, боялись нарушать её, их тиканье соблюдало и придавало ей ещё более размеренный и степенный характер. Рядом с часами стояла в рамке, пересечённой чёрной ленточкой неброская чёрно-белая фотография мужчины. Парень оглядел комнату, ещё раз бросил взгляд на стены и комод, и сосредоточил внимание на своём теле – оно казалось ему каким-то чужим, как будто он не знал, что с ним делать. Боль чувствовалась в голове и ногах, но не такая значительная, чтобы доставлять нестерпимые муки. Заскрипела входная дверь. Нарушенная тишина ответила гулкой суровостью и, как показалось, не громким эхом. Силуэт женщины парень, лежавший на низкой, кровати увидел периферийным зрением и сразу перевёл взгляд в его сторону.

Галина несла на подносе какие-то лекарства, две тарелочки и стакан с чаем. Заметив оживший взгляд парня, Галя робко улыбнулась.

Картина происходящего была такой же непонятной для юноши, как и ощущение от своего тела. Женщина поставила поднос на стол и, с трепетом матери поглядывая на лежавшего, измокала бинт в жидкости из самого маленького блюдца. Голова парня качнулась в сторону Галины.

«Лежи, лежи, отдыхай…» – хозяйка оборвала движение гостя. Через час юноша был весь исклеян марлевыми примочками в местах сильных ссадин и синяков.

За всё это время юноша произнёс лишь две фразы, точнее два вопроса – «Кто я?» и «Где я?». Слова сжевывались, и Галина слышала вместо них только непонятное мычание.

Парень уснул.

Следующий день не принёс сколь-нибудь серьёзных изменений в состоянии юноши. Галя весь день меняла марлевые примочки, и ещё иногда рассказывала что-то о своей жизни.

Наступил следующий день. Юноша окреп. Он уже гораздо яснее произносил слова, сообщал, когда чего-то хотел. Но тело по-прежнему было непослушно, Галя кормила парня с ложечки, точно своё родное дитя.

Юноша мог шевелить руками и ногами, но движения были настолько хаотичны и неуверенны, что создавалось впечатление, что он действительно маленький ребёнок и только начинает входить в жизнь.

Пришёл следующий день. За ним следующий. Время тянулось очень медленно. Галина ухаживала за гостем, залечивала его раны, а вместе с тем и подымала на ноги. Самая главная сложность в исцелении юноши была в том, что он полностью потерял память. Он не помнил ничего. Галине временами приходилось очень и очень трудно, но женщина даже не пыталась отказаться от помощи этому бедняге, хотя возможность такая заключалась в обыкновенном телефонном звонке в милицию или районную скорую помощь.

Тот трепет, с которым женщина выхаживала паренька являлся совсем не обычной человеческой помощью, а самой настоящей человеческой любовью! Это обстоятельство, конечно же, являлось веской причиной.

Прошло два месяца. Парень встал на ноги. Самостоятельно передвигался. Слова, им произносимые, становились яснее и увереннее. Галина, женщина сорока с лишним лет, была по уши, как девчонка, влюблена в этого двадцатипятилетнего юношу. Он стал помогать Гале по хозяйству, работа лишь укрепляла молодой организм после перенесённой травмы. Вечерами Галя с юношей часто разговаривали за просмотром телевизора.

Всё случилось неожиданно; после ужина Галя осталась в комнате парня смотреть телевизор. Они сидели рядом на кровати, их лица были так близки и откровенны друг перед другом, что последствий уже нельзя было избежать. Страсть охватила обоих. Галя осталась ночевать в его постели.

Пролетел ещё месяц. Память юноши до того рокового дня, когда Галя нашла его, была навзничь перечёркнута. А эта новая жизнь его устраивала, и более сказать, по-другому он уже и не представлял свою жизнь. Они любили друг друга.

Прошло ещё полгода.

И на этот раз всё случилось неожиданно… После ужина Галя с юношей, которого она теперь называла Сашей, смотрели телевизор. Шла популярная передача «Жди меня». Галина и подумать не могла, что после её просмотра случиться то, чего, может быть, она ожидала и так боялась все эти месяцы – выбора. Да. В экране телевизора высветилась Сашина фотография, под ней была подпись – Константин Юрьевич Молчанов. Затем на экране высветилась молодая девушка. Её глаза были полны слёз; глаза Галины тоже. Женщина взглянула на своего Сашу. Его лицо выражало недоумение. Но девушка в телевизоре была совершенна ему не знакома и чужда… Он молчал. Вот и настал миг выбора. Галина не могла себе позволить закрыть глаза на чужое горе, но и своё обретённое счастье было так прекрасно! Женщина записала телефон передачи, прижалась к Саше и глубоко вздохнула. Тела вновь были близки, но она уже не хотела близости. Неправильность сего угнетала сильнее, чем желание быть единым тянуло к юноше.

На следующий день Галя сходила в районный почтамт и по «межгороду» позвонила в редакцию передачи «Жди меня»…

Логлиф четвёртый. Булавки любви

Саша с детства любил булавки, обожал их пристёгивать к своей одежде. Он их коллекционировал. В коллекции мальчика скопилось множество таких металлических иголочек – маленьких и больших, старых с ржавчиной и новых блестящих. Все новые булавки, которые мать приносила для домашних дел, немедля превращались в украшения на одежде. Саша с детства любил булавки.

Ещё он любил свою мать, женщину с хрипловатым осипшим от табачных смол голосом и вечно взъерошенными коричневатыми волосами.

Лицо матери Саша запомнил увядшим и покосившимся, с добрыми, но вечно пьяными глазами. Они всегда смотрели на мальчика с неисчерпаемой болью и плачем о прощении; Саша прощал, всё самое гнусное и нехорошее, все те стеклянные бутылки, которые подчас толпами собирались в углах кухни, прощал даже тогда, когда мать под вечер приводила в дом дюжину пьяных мужиков, запиралась с ними в своей комнате, а утром, спровадив голь, вытирала лицо с ссадинами и синяками у рта и глаз и просила у Саши прощения… Саша помнил, как однажды в квартиру постучал сосед и сказал, что его мамка куда-то уехала. С тех пор мальчик её больше не видел. Он так и запомнил её сорокалетнее съёжившееся лицо с добрыми и грустными глазами.

В детдоме мальчик тоже собирал булавки. Сашке очень нравилось их отбирать у девочек, он пристёгивал их к своим штанам и гордился каждым новым сувениром.

Первая «любовь по-взрослому» у мальчика случилась в 15 лет, когда он уже давным-давно являлся завсегдатаем детдома. Девочку звали Юля. Она, как и любая другая девчонка, обожала талисманчики, мягкие игрушки и всё такое прочее. Был у неё один любимый талисман, который Юля всегда носила с собой. Он пристегивался на большую булавку к юбочке. Сашка сорвал с Юли этот талисман, но не забрал его, а взял лишь булавку и гордо пристегнул её к своим штанам. Так началась эпопея ловеласа. К 18 годам у Саши скопилось множество булавок!

Армия разлучила мальчика с детдомом, с друзьями и подругами. На службе парню пришлось расстаться со своей шикарной булавочной амуницией, но он перед самым отъездом умело припрятал свои булавки в том самом доме, где когда-то жил со своей матерью. Мамку Сашка не забывал никогда. Любовь к ней пронеслась через всю его сознательную жизнь.

Два года пролетели, как и у всех – не долго, не скоро, по-армейски… Вернувшись, первым делом Сашка отправился в ставший родным детдом. Его приезду несказанно рады были все: от воспитателей до малышни, которая лишь по слухам знала этого легендарного парня. А после Саша пошёл в отеческий дом; посетил соседей, знавших его и… достал свои булавки – ордена за победы на любовном фронте…

В свои 23 года парень из беззаботного Сашки вдруг превратился в солидного Александра Николаевича, помощника директора в одной маленькой компании. Помог случай, везение и огромное обаяние, которого Саньку было не занимать. Свои булавки любви Александр Николаевич верно хранил у себя под полой пиджака на тонкой ткани. За прошедшее время после службы металлических трофеев накопилась в два раза больше; конечно, все булавки, как истинный коллекционер, парень хранил у себя, но так как весь этот металлолом таскать с собой было не удобно, Саша решил каждый десяток маленьких булавок заменять на одну большую. Получилось неплохо, и под полой рабочего пиджака теперь они умещались куда компактнее.

Холостая жизнь начала заедать. Воспоминания о матери, часто нахлынув, не могли не тревожить молодого человека, всё чаще Саша вспоминал одну и туже её фразу: «…знаешь, чего я хочу; того, чтобы ты жил не так как я, чтоб нашёл себе хорошую жену и жили вы с ней долго и счастливо…» Мальчик, конечно, всегда говорил матери, что исполнит её просьбу. Что ж, нашлась для Сашки жена. Появилась своя квартира. Всё как у людей. На работе дела шли всё лучше и лучше, а про булавки Сашка было и забывать начал – семейная жизнь к ним не располагала… Жена часто спрашивала об этих безделушках, он отшучивался… И так медленно поплыло время.

Сашу что-то очень сковывало и тревожило, внутри себя, может быть, из-за устоявшихся привычек прошлого, а может из-за скуки, он ощущал дискомфорт и нежелание продолжать свою жизнь такой, какая она есть. А когда речь в семье зашла о том, чтобы завести ребенка, Сашка совсем растерялся. Часто прибегая к помощи алкоголя и своих бесшабашных друзей, он начал медленно отдаляться от своей семьи. Всё чаще возвращался домой поздно вечером, пьяный, а то и вообще не приходил ночевать… Жена терпела. Её любовь к этому человеку была сильнее личных желаний и амбиций. И Саша терпел… Терпел свою жену, свою нелюбовь к ней. За время в семейных узах, Сашка лишь сильнее уверился в том, что из всех людей на этом свете, он любил только свою мать, и кого-то полюбить сильнее парень просто уже не сможет.

Так или иначе, удар подкрался неожиданно – жена сообщила, что она беременна. Булавки прибавлялись быстро, каждые 2-3 месяца новый десяток «малышей» материализовывался в одну «толстушку». Этот процесс не мог протечь мимо внимания супруги.

Однажды, когда муж снова поздно пришёл домой нетрезвым, и лёг спать, она, воспользовавшись беспомощностью супруга, обыскала его с ног до головы. И хотя, в общем, ничего компрометирующего жена не нашла, были замечены эти самые злосчастные булавки под полой пиджака. Их было 11 штук: 7 больших и 4 маленьких… Утром на расспросы жены Саша невнятно отшучивался. Однако, женщины каким-то непостижимым образом тонко чувствуют именно в этих самых мелочах подвох… Она запомнила количество булавок. Тем же утром Сашка приколол под полу пиджака очередной «орден» в знак вчерашней победы.

Спустя неделю, Саша опять вернулся домой поздним вечером не трезвым. Тем временем проницательная супруга, отставив в сторону швабры и скалки, вновь обыскала задремавшее прямо на полу коридора тело мужа.

Обнаруженный компромат, маленький дамский платок, пахнувший женскими духами, был неопровержим. Супруга заглянула под полу пиджака – булавок было 13 штук. Последнюю «малышку» Сашка успел приколоть тем же вечером. Жена всё поняла. Булавка была тождественна завоёванной женщине. Осознание повергло её в истерику и злобу… Утром Саша не обнаружил под полой пиджака своих орденов, ни одного! А ещё он не обнаружил своей жены с годовалым ребенком.

Записка, уныло и откровенно лежавшая на тумбочке в прихожей, ударила резко и больно. В ней содержался набор фраз: «Я ухожу от тебя. Подаю на развод. Ребёнка забрала с собой. Меня не ищи. Извини, я устала от тебя. Юля».

Александр поник головой. В этот день он не пошёл на работу; весь день он провёл в одиночестве. Он вспоминал мать, вспоминал её слова, её мечту и своё обещание.

Жена не появлялась и не звонила. Сашка нашёл её, извинился и попросил вернуться… Юля отказала.

Через 3 дня Саша уволился с работы. А ещё через 5 дней, возвращаясь из бара на ночлег к своему приятелю, он попал под машину. Травма оказалась тяжёлой. Машина, сбившая парня, по удивительному стечению обстоятельств перевозила бытовые и канцелярские товары, среди которых были 3 коробки булавок.

Саша не мог ходить… Юля, узнав о случившемся, стала навещать беднягу в больнице. Шли дни, недели, месяцы. Жена не отходила от Саши ни на шаг, и он теперь видел в супруге своего единственного спасителя. Ссоры остались в прошлом. После госпиталя он вернулся к жене и ребёнку. Он много думал и вспоминал мать, её просьбу. Саша сорвал свой подклад с булавками и выкинул его в окно. Жизнь успокоилась, наладилась, и Александр почувствовал неописуемое желание жить – он любил свою жену и ребенка.

А спустя год Саша встал на ноги и уже не вспоминал свои любовные булавки…»

На этом нарратор закончил повествование. Пространство наполнилось ожиданием. Тишина медленно окутывала невидимых слушателей и рассказчика. Казалось, у этого повествования не хватало чего-то ещё. Не хватало итога, логического завершения. Нарратор откинул полы сюртука и присел в кресло:

«Я говорил вам о будущем, помните? Вы спросите меня – где же оно? И я отвечу вам – будущее там, где человек становится человеком, из чёрного превращается в белое, из тёмного в светлое. Из пяти королей лишь один смог стать настоящим королём, он преобразился, превратил себя в достойного, прошёл испытание. А другие – не смогли. Не смогли в одной жизни, значит придётся повторить в другой. Кто же эти герои из моих четырёх логлифов о настоящем? И я отвечу вам – это воплощённые в настоящем четыре короля! Им было ниспослано вновь пройти экзамен. В новых вариациях жизненных форм и обстоятельств доказать своё право быть человеком, превратиться из тёмного в светлое. Для кого-то экзамен был проще, для кого-то сложнее. Все они справились, кто ценой целой жизни, пребывая в бесконечном страдании, а кто ценой одного верного шага, который перевернул всё вожделенное в небытие, но оставил главное… И так каждый из них проник в будущее. Чтобы стать королём. Настоящим королём. И прийти к нам в новых образах из логлифов о будущем. Но о них я поведаю вам в следующий раз…»

На этих словах нарратор как и прежде грациозно взмахнул рукой и растворился.