Проклятие Зверя: 3 дочь, 13 невеста

– То есть всяк на тебе поваляться может? – грохнул обвинением то, о чём и вспоминать боялась.

Жгучий стыд меня с головой накрыл, не позволяя сердечку бой усмирить. Я чуть не истлела от смущения и пристального взгляда волколака.

– Упали мы, – жалко промямлила. – Случайно то вышло…

– А целовались тоже случайно? – припечатал очередным обвинением.

– Не целовались, – ещё жальче всхлипнула.

– Значит меня глаза подвели? – прищурился грозно, клыками в лицо скаля.

– Нет…

– Так чему учил? Как стыда лишаться аль отбиваться? И ежели отбиваться, что же ты не отбивалась, а млела, как девка сенная?

– Это не так, – не то пискнула, не то шепнула. В глазах резь появилась. – Совсем не так. И не целовались толком…

– Ежели коснётся тебя ещё раз вольнее дозволенного, руки по плечи для начала оторву и сожрать заставлю. А тебя прилюдно выпорю! Так выпорю, что запомнишь урок на всю оставшуюся жизнь!

– Его не тронь – заплутал он по жизни, одумается, – молила с чувством. Сама толком не ведая, что хотела этим сделать: приговор вынести Иржичу аль всё же от беды отвести.

– Обо всех просишь, а за себя?

– А мне всё одно помирать, – выпалила, давясь болью и досадой. – Жаль так и не узнаю, как это целоваться с тем, кто люб.

– Люб значит, – грозный рокот меня волной ужаса окатил.

– Ты не так понял… – оправдание в глотке застряло.

– Прочь пошла! – перебил меня коротким и хлёстким так, что губы дрогнули и слёзы всё же глаза ошпарили. – Любиться можешь с кем желаешь, но я предупредил! Коснётся – покалечу. И не приходи больше! Нет мне дела до твоих мелких проблем и бабских слёз. Нет тебя для меня отныне!

Уж не видела куда убежал, меня слёзы душили и обида горькая. Обвинил, осудил, унизил, пригрозил, прогнал… Вину свою ощущала, что глупость дозволила, но ведь не избегала, поговорить пришла. И извратил всё так, что не ведала, как теперь дело исправить.

Домой пришла, точно побитая собака.

Иржич уже возле забора топтался.

– Никогда боле ко мне не приближайся! – отчеканила гневно. – Не люб ты мне, слышишь? Видеть тебя не могу! – пихнула в грудь растерянного парня и в лаз шмыгнула.

Слёзы утёрла, пока к себе шла, а как добралась до комнатки, в думы тягучие погрузилась и укусы соседок пропускала мимо ушей.

Несколько дней мучилась, с совестью не находила мира, покуда не решила, что найду, как с Рагнаром словечком перемолвиться опять. Недопонимание развеять.

Глава

9

Рагнар

Схитрил я от ревности, что душила меня который день, но уже когда был прижат Альфой к стене:

– Не часто ли бегаешь до селения?

– Сам велел за ними следить, – ответствовал ровно.

– Велел, – как ни в чём не бывало кивнул отец. Разглядывал пристально, сидя на скамье в своём доме, куда меня под благовидным предлогом зазвал. – Да только прежде не помнил я за тобой такого рвения, – подметил резонно.

– Его и не было… – а потом поведал некоторые моменты, которые высмотрел в резервации, окромя уже оговоренных, а также думы по сему поводу. И отец удивил:

– Вот и займись этим. Отдаю под твою лапу это селение со всеми его жителями и невестами. Ежели сумеешь изменить быт люда, невест более годными для брачевания сделать, стая это заметит, и тогда твои задумки по другим резервациям применим. А я хоть увижу, что и в тебе есть стержень вожака и что ты не только одиночка, которому нет дела до стаи.

– Нет его во мне, – буркнул я, прикидывая, не многовато ли растрепал? И потяну ли я на что нарвался?

– О том не тебе судить, а мне и стае, – холодно отрезал Дагр. – Только помни, себя переоценивать не стоит. Попортишь невест – не посмотрю, что ты мне сын!

– Есть у меня невеста, – напомнил отцу, хотя прозвучало так, словно себе.

– Вот и отлично, – кивнул Альфа, – отныне ты вхож в селение без моего ведома. Чинишь управу по своему усмотрению, но мне докладывать обязан, как дела и есть ли прок с твоих задумок!

На том и порешили.

Не бросился я обратно. Плевать, что сердце разрывалось от жажды Славку хоть издали увидать, к Иррэ виниться пришёл.

Тихо в дом ступил. Моя пара возилась у стола, учуяла уже, что я в лагере. Приготовила любимую стряпню. Окинул я убранство дома, с горечью осознав, что Иррэ замечательная хозяйка, вон как уют старалась создать, а я… подло с ней поступал.

Вроде понимал, а ничего с собой поделать не мог.

Со спины подошёл, поймал в кольцо рук, носом в затылок уткнувшись и родной запах втянув.

Иррэ замерла, задрожала в объятиях, всегда так реагировала. Знал, что любила меня. Крепко любила. Так любила, что от семьи была готова отречься, с отцом не находила больше общего языка. Тому я виной был…

Нужно жениться. Она идеальна для меня: как для Зверя, так и для человека. И принимала меня любым. И других к себе не подпускала, хотя ведал я, что несколько самцов возле неё круги нарезали да дом обхаживали. Пока она ритуал брачевания не прошла, по сути свободной была, но Иррэ не подпускала никого и всегда меня ждала.

Я не заслуживал её… но взял прямо на столе, лишь прогнув вперёд и задрав подол домашнего сарафана. Потом трапезничали молча, а когда уже на скамье лежали, Иррэ головой на моей груди, дыханием кожу щекоча, руку и ногу на меня водрузив, а я задумчиво оглаживал её плечо, прошептала:

– Зачем ты так с нами поступаешь?

Сначала не придал вопросу значения: думал, померещилось.

– Ты ЭТО делаешь раз за разом.

– Ты о чём? – голос охриплостью наполнил небольшую комнату.

– О ней… – прозвучало размыто, но так ясно, что прикидываться дураком было бы глупо и подло. Странно, мы никогда не говорили о том, что я часто к селению бегал. Мне казалось Иррэ не волновали мои пробежки, озабоченность и игры с мелкой. Видать, ошибался.

– Альфа поставил меня главным над резервацией…

– Я не о том! – отрезала моя пара и подняла голову, тараня мой взгляд своим пристальным и укоряющим. – Ты болен ею! Отравлен… и что самое страшное, даже не хочешь излечиться, – бросила упрёком.

Правда оказалась болезненней, чем думал. Жалила неприятно и глубоко.

– Глупость, – отрезал мрачно, утратив желание миловаться и вообще лежать. Встал со скамьи, прошлёпал до другой, где ворох одежды оставили, когда раздевались.

– Рагнар, ты хоть понимаешь, что творишь? – спустила ноги на пол Иррэ, но продолжала сидеть. – Я молчу, но это не значит, что не чую. Я ВСЁ ЧУЮ! – повысила голос, чего доселе не бывало. – Её запах тебя насквозь пропитал. Он в тебе прижился как родной, и, ежели я о том не говорю, не значит, что этого нет! – выпалила с чувством. – А теперь подумай, что с нами станется, когда твой отец и брат глаза раскроют на твою одержимость?

– Нет её у меня, – буркнул недовольно. Оказалось, очень неприятно, когда тыкали в слабость, которую сам упорно отрицал.

– Так ли нет? – взвилась Иррэ. – Да ты опосля неё не в себе каждый раз. Ты даже берёшь меня по-особенному, когда рядом с ней побываешь, – дышала шумно, голос дрожал. – Я может и глуха от любви к тебе, но не слепа! – по лицу слёзы покатились.

Созерцать это было выше моих сил.

Я торопливо одевался. Иррэ плакала, но только ступил к выходу, взмолила, упав на колени и схватив меня за ногу, чего отродясь не было. Это даже неслыханно представить, что волколачка на подобное способна.

– Не уходи, прошу, – вцепилась крепко.

И в данный момент меня не унижение Иррэ убивало, а то, что она была права…

Некрасиво, подло, низко, но я всё равно уйду, убьёт её это аль нет. Продолжит она реветь аль соберёт вещи и бросит меня…

– Мы поженимся, – заверил в пустоту… комнаты, души, сердца. – Только её загон завершится, я женюсь на тебе, – пообещал и вышел.

***

Несколько дней скитался по нашим территориям, чужим и ничейным, мечтая пропасть в них аль нарваться на одичалых. Мне драки хотелось и крови, чтобы боль и злость выплеснуть. Себя наказать!

И когда проходил земли рода матери, прилетела весть, что видели в этих местах Пришлых. Стаю одичалых! А это почти невозможно, ибо Пришлые – одиночки, и ежели сбились в стаю, значит их вёл сильный волколак, сумевший достучаться до бешеных Зверей и прогнуть их под свою лапу.

И это было опасно!

От одиночек люди могли отбиться скопом, а вот от нескольких… последствия набега стаи Пришлых непредсказуемы. Простые чужаки, ежели б нагрянули, могли выкосить село подчистую, а женщин увести в полон, а одичалые… Одичалые бы никого не пощадили!

И эти твари сейчас шли к селению, так сказали Бурые, прогнавшие их со своей земли. Последнее время кровавых распрей между нашими стаями не было: каждый держался строго своей территории и чтил законы, потому и отлавливались забредшие одичалые быстро. Хотя иной раз и они успевали шороху навести по обе стороны границы. Их место обитания – ничейные земли. Ими Альфы всех стай были озабочены давно и даже одно время подумывали захватить и меж собой поделить. Да дело в том, что земли были странные, паутиной троп опутанные и колдунами зачарованные. Царившие там запахи и дикий лес Зверем не принимались, потому и терялись там волколаки, как щенки, ткнувшиеся в неизведанное и до дрожи пугающее.

А страх был чужд волколакам. Оттого и не нравились подобные чувства, как и признаваться в них никто не желал.

Вот и оставались земли ничейными!

Исследовать бы их, да смысл? Нам некого туда заселять. Мы уже и свои земли не всегда успевали охватывать, а брать под свою защиту территории, которые не в силах охранять, бессмысленно. Всегда найдутся те, кто захочет там потоптаться и крови народу пустить. И ежели разрываться между ничейным и своим, рано или поздно можно потерять и насиженное!

А у меня только-только появилось то самое, насиженное. То, что милее дома казалось. То, куда душа рвалась всё время. То, где билось сердце яростней.

Потому я мчался к резервации, даже не заглянув в лагерь. На то не было времени, но воем своих известил об опасности. Гнал, каждой клеточкой ощущая беду, и даже шерсть на загривке дыбом вставала. От страха звериного, первобытного… От ужаса потерять девчонку.

И я бежал к ней. Не думал о подкреплении, о чужих, о других… просто гнал, потому что чутье требовало защитить эту самку!

Именно эту самку я был обязан защищать ценой своей жизни!

Запахи одичалых ощутил задолго до приближения к резервации.

Лапы легко пружинили от тёплой земли: мчался так, что ветер в ушах свистел и даже ветви деревьев, что изредка хлестали по морде, не раздражали.

А визги, крики услышал, ещё резервации не видя. Зверь люто оскалился, кровь забурлила…

Ворвался в беснующееся селение, где вой и рыдания заполнили воздух. Крики, вопли, стенания. Вокруг тела растерзанные: багровая от кровищи земля в кусках плоти. Отчаяние и ужас на лицах живых и мёртвых.

Местные кто с вилами, кто с топорами… носились по проулкам. Мужики-вои ещё сражались, кто и как мог. Я видел несколько хвостов одичалых в свалке тел, но меня волновала пока лишь резервация невест.

Выскочив на площадку перед ограждением их домов, наткнулся на Дувора и троих Пришлых. Матёрый волколак уже едва стоял на лапах, бочина рассечена, кишки виднелись, пасть в кровище, но он не сдавался: отбивался от одичалых из последних сил как мог. Его движения были короткими, яростными: не атакующими – защитными…

И я, не замедляя ни шага, протаранил ближайшего ко мне Пришлого. Крупного и дикого. Он как раз собирался броситься на Дувора. Я повалил чужака наземь и разодрал ему глотку одним рывком. А потом едва сам не схлопотал вилы в бок… В последний миг увернулся от оружия человека – острые штыри воткнулись в обездвиженное тело моего врага. Мужик в жутком запале выдернул вилы, уж было хотел опять на меня броситься, как я рыкнул грозно на идиота да метнулся быстрее мимо, на помощь к Дувору, которого уже повалили двое одичалых и драли на куски.