Помощница для Тирана

Глаза цвета штормового неба перед грозой. Серые, почти бесцветные, холодные, как лёд. Они не просто смотрели – они сканировали, препарировали, проникали под кожу, в самые дальние уголки души. Под этим взглядом я почувствовала себя абсолютно голой. Не просто раздетой, а вывернутой наизнанку.

Казалось, он прочитал меня слёту. Сразу! Он видел всё: мой страх, моё отчаяние, мою дешёвую блузку и отчаянную надежду, которая привела меня сюда.

– Садитесь, – его голос оказался на удивление тихим, но глубоким, с лёгкой хрипотцой. Бархат, в который для надёжности завернули осколки льда.

Я опустилась на краешек стула для посетителей, чувствуя себя подсудимой. Он не взял в руки моё резюме. Он и так знал всё.

– Зачем вам столько денег, Вероника Романова? – спросил он вкрадчиво, не отрывая от меня своего гипнотического взгляда.

Ни «здравствуйте», ни «расскажите о себе». Сразу в суть. В самую больную точку.

Вопрос застал меня врасплох. Я ожидала чего угодно: вопросов об опыте, о навыках, о рекомендациях. Но не этого. Он бил на поражение.

Я сглотнула, пытаясь унять дрожь в голосе. В кармане моего жакета лежал дешёвый телефон, на заставке которого улыбалась Лиза. Я мысленно вцепилась в этот образ, как утопающий в соломинку.

– Чтобы купить жизнь, – ответила я тихо, но твёрдо, глядя ему прямо в глаза.

На его тонких, жёстко очерченных губах мелькнула тень усмешки. Она не коснулась его глаз, они остались такими же ледяными.

– Чужую жизнь за свою свободу? – он чуть склонил голову набок, с хищным любопытством разглядывая меня. – Интересный обмен. Вы готовы к такой сделке?

Он видел меня насквозь. Он понимал, что я не просто ищу работу. Я ищу спасения. И он наслаждался этим. Наслаждался своей властью решать, дать мне это спасение или растоптать и вышвырнуть вон.

– Я готова ко всему, Марк Валерьевич, – произнесла я, и в моём голосе зазвенела сталь, рождённая отчаянием.

ГЛАВА 4. Золотой ошейник

– Ваш отец, Степан Романов, – продолжил он, лениво постукивая по столу длинными пальцами, – тоже любил интересные обмены. Ставил всё на кон. И в итоге проиграл не только свои деньги, но и чужие. Долг перед моими структурами он так и не вернул. Довольно безответственно, не находите?

Кровь отхлынула от моего лица. Так вот в чём дело. Это не просто собеседование. Это показательная порка. Он всё знал с самого начала. Знал о долгах отца, о нашем отчаянном положении. Моё резюме не было случайностью. Оно было наживкой, которую я, обезумевшая от страха рыбка, с готовностью проглотила.

– Мой отец был хорошим человеком, – выдавила я, чувствуя, как начинают дрожать губы. – Он допустил ошибку.

– Ошибки стоят дорого, Романова. А за слабость и глупость всегда кто-то платит. Чаще всего – самые близкие. – Он откинулся в кресле, и оно под ним даже не скрипнуло. Оно не смело. – Вы готовы платить? Не деньгами, которых у вас нет. А всем остальным. Вашим временем. Вашими силами. Вашей гордостью, если от неё ещё что-то осталось.

Он задавал вопросы, которые сдирали кожу. О самом большом унижении в моей жизни. О том, предавала ли я когда-нибудь. О том, что я почувствовала, когда поняла, что отец – банкрот. Он не собеседовал меня, он препарировал мою душу, искал предел прочности, точку, в которой я сломаюсь, расплачусь и униженно поползу к выходу. Я чувствовала, как горячие, злые слёзы подступают к горлу, но образ Лизы, бледной и слабой на больничной подушке, был мощнее. Я держалась. Я смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда, и молча принимала каждый удар.

– Расскажите мне о вашем самом крупном провале, Вероника Романова. Не о том, где вы недоглядели цифру в отчёте. А о том, после которого вам хотелось лезть на стену от бессилия и стыда.

Я опешила. Мой мозг лихорадочно искал «правильный» ответ, но под его стальным взглядом любая ложь казалась прозрачной и жалкой. Пришлось говорить правду. О том, как я до последнего верила отцу, как убеждала маму, что его очередная «гениальная идея» вот-вот выстрелит, как взяла на своё имя кредит, чтобы помочь ему… и как всё рухнуло. Я говорила, а он молча слушал, не выражая ни сочувствия, ни осуждения. Его лицо оставалось непроницаемой маской.

– Страх. Чего вы боитесь больше всего? – последовал следующий удар.

– Не успеть, – выдохнула я, и голос предательски дрогнул. – Боюсь, что время закончится раньше, чем я смогу что-то сделать.

– Ваш главный недостаток, Вероника Степановна? – Тиран подался вперёд, сцепив на столе кисти в замок и взглядом будто прожигая во мне дыры.

– Нетерпимость к идиотам. Боюсь, нам будет сложно сработаться, – а это ляпнула прежде, чем осознала, что откровенно дерзила.

Стальной на миг умолк, сощурил серые глаза и откинувшись на спинку кресла.

Щелчок, и в его взгляде что-то поменялось. Тиран холодно уточнил:

– А на какой компромисс со своей совестью вы готовы пойти ради денег? Где ваша черта? – чуть склонил голову набок, и я инстинктивно вжалась в спинку стула. Он словно хищник загонял жертву, наслаждаясь каждым её вздрагиванием.

Я молчала, потому что ответ на этот вопрос прямо сейчас лежал перед ним в виде моего дрожащего, загнанного в угол существа. Я уже была за чертой. Я сидела здесь, готовая продать себя в рабство человеку, который открыто наслаждался моим унижением.

Когда я была уже на грани, когда слёзы обиды и отчаяния подступили к горлу и я готова была вскочить и сбежать, он вдруг откинулся на спинку своего кресла. Молчание длилось, кажется, целую вечность. Он просто смотрел на меня, а я чувствовала, как под этим взглядом рушатся последние остатки моей гордости.

Наконец, он молча выдвинул ящик стола, достал толстую папку с документами и ручку. Небрежным жестом пододвинул их ко мне, а следом с чуть слышным щелчком положил и дорогую ручку:

– Контракт, – коротко бросил он.

Мои пальцы похолодели. Я открыла папку. Это был не трудовой договор. Это была дарственная на мою жизнь. И приложение к ней.

Пункт о неразглашении любой информации, касающейся его личной и деловой жизни, занимал три страницы, а сумма неустойки за его нарушение могла бы обеспечить безбедную старость небольшому африканскому государству. Пункт о ненормированном рабочем дне с формулировкой «двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, по первому требованию Работодателя». Пункт о его праве расторгнуть этот договор в любую секунду без объяснения причин и выплаты компенсации.

Это была не работа. Это было рабство. Красиво оформленное, юридически безупречное рабство.

Я подняла на него глаза. В них по-прежнему плескался ледяной шторм. Он ждал. Наслаждался моментом моего падения.

– Подписывайте, Романова. Или уходите. Третьего не дано.

Я взяла ручку. Её тяжёлый металлический корпус холодил кожу. Один росчерк – и моя жизнь перестанет мне принадлежать. Но другой росчерк, сделанный врачом в немецкой клинике, подарит жизнь Лизе. Выбор был очевиден.

Моя рука дрожала так, что я едва могла удержать ручку. От волнения строчки разбегались и вместо осмысленных слов договора, перед глазами стояло бледное лицо Лизы. Слышала не его бархатный голос, а тиканье таймера, отсчитывающего её жизнь.

Я глубоко вздохнула и поставила свою подпись. Жирную, размашистую, похожую на кляксу. Кляксу на моей свободе. Щелчок колпачка ручки прозвучал в оглушительной тишине как выстрел.

Стальной молча забрал у меня контракт, даже не взглянув на него. Снова открыл ящик и бросил на стол платиновую банковскую карту. Она со стуком ударилась о полированную поверхность, и этот звук прозвучал для меня как щелчок запираемого замка.

– Аванс, – его голос был ровным и безразличным. – Считайте это вашим поводком. ПИН-код стандартный, четыре нуля. К завтрашнему утру на вас должен быть костюм, который не будет оскорблять мой взгляд. И приведите себя в порядок. Я не плачу за заплаканные глаза и дешёвую тушь. Адрес моего пентхауса придёт сообщением. Завтра. Семь ноль-ноль. У меня. Не опаздывайте, Романова. Я не повторяю дважды.

Я встала, ноги казались ватными. Молча взяла со стола карту. Холодный гладкий пластик обжёг пальцы. Я продала себя. Упаковала свою гордость, свои принципы, свою свободу и обменяла их на этот кусочек платины.

Я вышла из его кабинета, не оглядываясь, чувствуя на спине его прожигающий взгляд. Секретарша-блондинка проводила меня всё тем же презрительным взглядом, но теперь в нём сквозило и любопытство. Я прошла мимо неё, мимо мраморных стен и безмолвных охранников, на ватных ногах вышла из вращающихся дверей небоскрёба и вдохнула загазованный московский воздух.

Мир не изменился. Всё так же спешили по своим делам люди, гудели машины, хмурилось небо. Но я изменилась. Я больше не была свободна. Но я купила Лизе шанс. И в тот момент это было единственное, что имело значение.

ГЛАВА 5. Правила моего личного Ада

Первым делом, выйдя из стеклянного чрева небоскрёба, я нырнула в ближайший укромный уголок за автобусной остановкой. Пальцы, всё ещё дрожащие после унизительного допроса, едва попадали по экрану телефона. Я переводила деньги. Не всю сумму с платиновой карты, нет. Только обеспечительный платёж – ровно столько, чтобы имя Лизы внесли в график операций и начали готовить документы для вызова в немецкую клинику. С каждой введённой цифрой на душе становилось одновременно и легче, и тяжелее. Легче – потому что я выполняла обещание, данное сестре. Тяжелее – потому что теперь я была в долгу у дьявола. Этот аванс был не подарком, а первым звеном цепи, которую он защёлкнул на моей шее.

Следующий перевод – на карту тёти, Натальи Петровны, с короткой припиской: «Тёть Наташ, это на первое время. На лекарства Лизе и на жизнь. Я позвоню позже». Этот перевод – мой глоток воздуха и одновременно камень, тянущий на дно.

Отправка подтверждений заняла секунды, но они растянулись в гулкую вечность, наполненную грохотом моего сердца. Когда на почту пришёл короткий ответ от ассистентки доктора Вейса: «Платёж получен. Готовим документы», я прислонилась лбом к холодному, грязному стеклу остановки и впервые за последние месяцы смогла выдохнуть. Один пожар потушен. Ценой разведения другого, который, я чувствовала, сожжёт меня дотла.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Я бродила по торговому центру, похожему на храм потребления, с платиновой картой в кармане, которая жгла бедро через тонкую ткань брюк. Чувствовала себя самозванкой. Девочкой из трущоб, случайно попавшей на королевский бал. Героиней того самого фильма, только мой принц был чудовищем.

Продавцы-консультанты в дорогих бутиках считывали мою неуверенность и дешёвый костюмчик за версту, провожая вежливо-презрительными взглядами. Но стоило мне достать из кошелька этот прямоугольник цвета лунного металла, как их лица мгновенно расплывались в подобострастных улыбках. Это было отвратительно и поучительно. Деньги не просто открывали двери. Они заставляли людей пресмыкаться.

Я не стала сходить с ума. Я выбрала несколько строгих, идеально скроенных брючных костюмов – чёрный, тёмно-синий и серый, – пару шёлковых блузок и классические лодочки на невысоком, но уверенном каблуке. Ничего кричащего. Ничего лишнего. Элегантная и безликая униформа. Моя новая кожа. Кожа рабыни двадцать первого века.

В зеркале примерочной на меня смотрела незнакомая, холёная женщина. Идеально сидящий тёмно-синий костюм, белоснежная шёлковая блузка, безупречные туфли. Даже осанка стала другой – вынужденно прямой, напряжённой. Чужая. Но из этой дорогой, стильной оболочки смотрело моё лицо. Мои глаза. Большие, зелёные, цвета лесного мха после дождя, с тёмным ободком вокруг радужки. Сейчас в них застыли страх и упрямство. И волосы… Моё проклятие и моя гордость. Густые, тяжёлые, цвета раскалённой меди с огненными искрами. Я затянула их в строгий, тугой узел на затылке, пытаясь придать себе деловой вид, но несколько непослушных прядей уже выбились у висков, словно напоминая, что бунтарский дух не спрячешь ни в какой пучок. Я была проектом «Идеальная помощница для тирана». Продуктом, который он купил и теперь обтачивал под свои нужды.

Ночь прошла в липком, тревожном тумане, который сном можно было назвать лишь с большой натяжкой. Каждый раз, когда я проваливалась в забытьё, мне снился его взгляд – холодный, изучающий, властный. Я проснулась за два часа до будильника. Сообщение с незнакомого номера пришло в три часа ночи. Адрес. Один из самых престижных жилых комплексов в центре Москвы. И ни одного лишнего слова.

Ровно в шесть пятьдесят я вышла из такси у ЕГО дома. Консьерж в ливрее, едва взглянув на меня, без вопросов указал на нужный лифт. Видимо, был предупреждён. Лифт, отделанный тёмным деревом и зеркалами, бесшумно вознёс меня на последний этаж. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Я сделала глубокий вдох и нажала на кнопку звонка.

Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стоял он. Марк Стальной. И весь мой с таким трудом собранный профессионализм рассыпался в пыль. Он был не в костюме. Он был в одном белоснежном полотенце, небрежно обёрнутом вокруг его мускулистых бёдер.

С его тёмных, ещё мокрых после душа волос срывались капли и скользили по мощной шее, по широким плечам, по рельефной груди, покрытой идеальным загаром. Я замерла, не в силах отвести взгляд от этого зрелища первобытной, дикой мужской силы. Он не был похож на бизнесмена из списка «Форбс». Он был похож на гладиатора, только что вышедшего с арены. Победителем.

Он смерил меня ленивым, скользящим взглядом с головы до ног. Я почувствовала, как щёки заливает предательский румянец, и мысленно прокляла себя за эту реакцию. Его глаза чуть дольше задержались на моём новом костюме, и в их глубине мелькнуло что-то похожее на одобрение.

– Проходите, Романова, – его голос, хриплый после сна, был ещё ниже и бархатнее обычного. Он развернулся и пошёл вглубь пентхауса, не обращая ни малейшего внимания на свою полуобнажённость.

На негнущихся ногах я шагнула внутрь, и дверь за мной бесшумно закрылась, отрезая путь к отступлению. Пентхаус был точным отражением своего хозяина: огромный, холодный, стильный и абсолютно бездушный. Панорамные окна во всю стену открывали захватывающий вид на просыпающуюся Москву, но внутри царил минимализм в серых, чёрных и стальных тонах. Ни одной лишней детали, ни одной фотографии, ни одного намёка на то, что здесь живёт человек, а не безупречный механизм.

Он молча прошёл к футуристического вида кофемашине, а мне бросил на стеклянный журнальный столик тонкий планшет.

– Ваше первое задание. Здесь всё, что мне нужно на сегодня. Отчёт по готовности – ровно через тридцать минут. Мой кабинет – та дверь. Не отвлекайте меня.

И он ушёл, оставив меня одну посреди этого дворца из стали и стекла, с пылающими щеками и бешено колотящимся сердцем. Я сделала несколько глубоких вдохов, приказывая себе собраться. «Ты функция, Романова, просто функция».

Я взяла планшет. На экране светился список, от которого у меня потемнело в глазах.

«7:15. Кофе. Сорт – эфиопский иргачефф, мытой обработки. Помол – средний, за семь секунд до заваривания. Температура воды – девяносто три градуса. Подать в чёрной чашке».

«7:20. Завтрак. Два тоста из безглютенового хлеба на закваске. Подрумянить до золотистого цвета, но не пересушить. Авокадо сорта “хасс”, размять вилкой, сбрызнуть соком сицилийского лайма. Сверху – два яйца пашот. Желток должен быть жидким, белок – полностью схватившимся. Никакой соли».

Это был не просто завтрак. Это был тест на внимательность, исполнительность и способность выполнять самые абсурдные приказы с каменным лицом.

Дальше – больше. Забронировать переговорную для встречи, которой нет в расписании. Заказать билеты на частный борт. Расписать поминутный план его дня, согласовав его с десятком людей, чьих контактов у меня не было. Найти и купить первое издание сборника стихов какого-то малоизвестного японского поэта. И вишенка на торте: «Проанализировать годовой финансовый отчёт нашего главного конкурента «Вольский-Капитал». Найти три слабых места в их стратегии».

На всё это – полчаса. Я стояла посреди чужой, холодной кухни, пахнущей дорогим кофе и озоном. Мой новый босс разгуливал где-то рядом, завёрнутый в одно полотенце. А за окном начинался мой первый рабочий день в моём личном, персональном Аду. И я почему-то была уверена, что это только самое лёгкое и безобидное начало.

ГЛАВА 6. Змеиное гнездо

Моё новое рабочее место оказалось именно таким, каким я его и представляла – клеткой. Стеклянной. Прозрачный куб, который сотрудники за глаза с саркастическим шипением называли «аквариумом», примыкал к кабинету Стального, как нарост на теле гигантского кита. От остального офиса, гудящего жизнью опен-спейса, меня отделяли толстые, звуконепроницаемые панели. Я была одновременно и в центре всего, и в полной изоляции. На виду у всех, как редкая рыбка, которую купили за баснословные деньги и теперь изучают под микроскопом.

Первые несколько дней прошли в режиме бешеного спринта. Стальной, казалось, задался целью проверить пределы моих физических и умственных возможностей. Он заваливал меня работой, которая потребовала бы от нормального человека недели подготовки, и требовал результат через пару часов. Аналитические сводки, организация встреч на трёх континентах одновременно, поиск лазеек в законодательстве Гонконга, заказ для него ланча из ресторана, который ещё даже не открылся, – я крутилась как белка в колесе, подпитываясь только кофеином и страхом. Я почти не спала, питалась на ходу, и мой мозг превратился в перегретый процессор, постоянно обрабатывающий терабайты информации.

Но я справлялась. Стиснув зубы, с тёмными кругами под глазами, которые приходилось замазывать толстым слоем консилера, но я справлялась.

Я знала, что любая ошибка будет последней.

Остальные сотрудники держались на расстоянии. Для них я была очередной причудой босса, временным явлением, которому не стоит уделять внимания. Их взгляды смешивались в один коктейль из любопытства, зависти и презрения. Я чувствовала их на своей спине, когда шла к кулеру за водой, слышала затихающие шёпотки, когда проходила мимо. Я была чужой. Инородным телом в этом идеально отлаженном механизме.

Но была одна сотрудница, чьё внимание ко мне было отнюдь не пассивным. Её звали Татьяна… Воронцова Татьяна, и она занимала пост главы PR-отдела. Красивая, как фарфоровая статуэтка, и, как я вскоре поняла, такая же холодная и хрупкая с виду, но твёрдая, как сталь, внутри. Идеально уложенные платиновые волосы, безупречный макияж, костюмы от Chanel, которые она меняла каждый день, и хищная, затаённая улыбка. От неё пахло дорогими духами и замаскированной угрозой.

Наше «знакомство» состоялось на третий день у кофемашины.

Я наливала себе уже четвёртую за утро чашку горького эспрессо, когда она возникла рядом, словно из воздуха.

– О, вы и есть та самая новая помощница? Вероника, кажется? – её голос был сладким, как патока, но с металлическим привкусом. – Я Татьяна. Мы с Марком Валерьевичем не только коллеги, но и старые друзья.

Она протянула мне руку с идеальным алым маникюром. Её пальцы были холодными, а рукопожатие – неожиданно крепким, словно она проверяла мою хватку.

– Очень приятно, – вежливо улыбнулась я.

– Да уж, представляю, – она окинула меня оценивающим взглядом, который почему-то заставил меня почувствовать себя одетой в дешёвые обноски, хотя на мне был один из костюмов, купленных на деньги Тирана. – Работа на Марка – это… специфический опыт. Он любит красивые игрушки, но они ему быстро надоедают. Главное – не вообразить лишнего. Он очень требовательный… Во всём.

Эта фраза, брошенная с многозначительной усмешкой, была первым выстрелом. Я поняла – тихая война объявлена. И она не заставила себя долго ждать.

Сначала Татьяна «случайно» пролила латте на стопку документов, которые я готовила для срочного совещания. Она рассыпалась в извинениях, щебетала о своей неловкости, а я молча, с каменным лицом, промокала липкие пятна салфетками, понимая, что у меня осталось всего двадцать минут, чтобы распечатать и заново сшить десять экземпляров отчёта.

Я успела. Влетела в переговорную за секунду до Стального, и он даже не заметил моих пылающих щёк и сбившегося дыхания.

Потом она «забыла» передать мне, что встреча с японскими инвесторами перенесена на час раньше. Я узнала об этом, когда разъярённый Стальной позвонил мне на мобильный и ледяным голосом поинтересовался, почему его помощница до сих пор не в переговорной с подготовленными материалами.

Мне пришлось нестись через весь офис, ловя на себе сочувствующие и злорадные взгляды, и на ходу придумывать убедительную ложь про внезапный сбой в электронной почте. Стальной мне не поверил, я видела это по его сузившимся глазам, но промолчал, лишь бросив на меня взгляд, от которого у меня заледенела кровь в жилах. Весь вечер я ждала, что меня уволят. Но он ничего не сказал. Просто заперся у себя в кабинете, и эта тишина была хуже любого крика.

Я быстро усвоила правила игры в этом серпентарии. Жаловаться было бесполезно и глупо. Это бы выставило меня слабой и неспособной решать проблемы. Я должна была стать умнее, хитрее, чтобы предугадывать ходы каждого. Я начала дублировать все важные договорённости по почте, ставя в копию его официальный адрес, делала скриншоты всех сообщений и вела свой собственный, параллельный график его встреч. Я больше не пила кофе у общего аппарата, принося свой в термосе. Я держала в ящике стола запасную блузку и колготки. Я была готова ко всему.

Мой «аквариум» стал моей крепостью. За его стеклянными стенами я была в безопасности от их шёпотков и интриг. Я видела всё: кто с кем пьёт кофе, кто кому улыбается фальшивой улыбкой, кто заискивающе заглядывает в глаза начальству.

Офис был настоящим змеиным гнездом, и Татьяна была в нём главной коброй. А я… я была всего лишь маленьким, но, как оказалось, очень ядовитым мангустом. И я собиралась выжить. Во что бы то ни стало. Ведь от этого зависела не только моя работа, но и жизнь Лизы. Эта мысль отрезвляла и придавала сил. Я смотрела на свою стеклянную клетку и понимала, что это не только тюрьма, но и мой единственный шанс. Мой наблюдательный пункт, из которого я должна была научиться управлять этим миром хищников. Или погибнуть.

ГЛАВА 7. Нежеланный визит

Неделя тянулась, как резиновая. Я жила в каком-то параллельном измерении, состоящем из цифр, графиков и ледяного голоса Стального в телефонной трубке или по внутренней связи. Реальный мир с его проблемами почти перестал существовать, вытесненный на периферию сознания. Но он не забыл обо мне. И жестоко напомнил о себе в пятницу вечером.

Я вышла из сияющего, как космический корабль, небоскрёба около девяти вечера. Ноги гудели от усталости, а в голове было абсолютно пусто. Все мысли были выжаты до последней капли очередным невозможным заданием Марка – составить сравнительный анализ инвестиционной привлекательности трёх биотехнологических стартапов из Кремниевой долины, причём сделать это нужно было за три часа, не имея доступа к платным базам данных. Я справилась, но чувствовала себя так, будто мой мозг пропустили через мясорубку.

Прохладный вечерний воздух ударил в лицо, немного приводя в чувство. Я уже привычно направилась к стоянке такси, мечтая только о горячей ванне и нескольких часах сна, когда увидела её…

Знакомая, до тошноты чёрная «БМВ» с тонированными стёклами стояла чуть поодаль, на гостевой парковке. Она хоть и вписывалась в ряд блестящих «Майбахов» и «Бентли», но всё равно казалась грязным пятном на шёлковой скатерти.

Сердце пропустило удар, а потом бешено заколотилось, отдаваясь гулким стуком в висках. Ноги сами собой остановились.

Бежать!

Первая мысль была – развернуться и бежать обратно, в безопасное лобби под защиту суровых охранников Стального. Но я понимала, что это лишь отсрочка. Они бы нашли меня. У дома. У подъезда. И тогда было бы только хуже.

Дверь машины открылась, и из неё вышел он. Тот самый, с тонкими губами и скользкой ухмылкой, который в прошлый раз так бесцеремонно лапал меня. Сегодня он был одет иначе – не в спортивный костюм, а в чёрные брюки и кожаную куртку. Видимо, решил соответствовать месту.

Он неторопливо направился ко мне, засунув руки в карманы. Улыбка на его лице стала шире, когда он увидел мой парализованный страхом взгляд.

– Ого, какие у нас перемены! – протянул он, останавливаясь в паре шагов от меня. Его маслянистые глазки с нескрываемым интересом скользнули по моему дорогому костюму, по кожаной сумке, по идеальным лодочкам. – Костюмчики от кутюр, такси бизнес-класса… Я смотрю, дела у нашей пташки пошли в гору. Значит, денежки появились?

Я молчала, сжимая ручку сумки так, что побелели костяшки пальцев. Горло перехватило спазмом.

– Что молчишь, Вероника Степановна? Язык проглотила? – он сделал ещё один шаг, вторгаясь в моё личное пространство. От него снова пахло табаком и какой-то дешёвой, приторной туалетной водой. – Мы же по-хорошему спрашиваем. Папочкин долг надо отдавать. А то некрасиво получается. Ты тут по бутикам гуляешь, а серьёзные люди ждут.