Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи

Стоит заметить, что столетие назад Луис не только указал на истоки воспевания любви и куртуазности. Он заметил также, что все, имеющее начало, может иметь и конец, предсказав, таким образом, то отрицание возвышенности любви между мужчиной и женщиной, которое мы явственно видим ныне в активно насаждаемых на Западе идеологемах.

* * *

Атмосферу, в которой рос Ричард, принято называть романтической. Хотя со времен Гийома Трубадура минуло почти полвека, она продолжала царить в Пуатье, погружая придворных в некую рыцарскую сказку, развлекая их музыкой, танцами и турнирами, превознося творчество трубадуров, культ странствующих рыцарей и, самое главное, fin’amor[45]. А в центр всей этой блестящей жизни аквитанской аристократии традиционно помещалась фигура Алиеноры, олицетворявшей свободу и раскованность своего двора в противовес трезвости и серьезности двора ее мужа Генри II.

Впрочем, радикально настроенные исследователи доказывали и не устают доказывать по сю пору, что куртуазная любовь – это не просто приятный способ времяпровождения. Они видят в ней революционную и губительную моральную доктрину, ибо восхвалять любовь к замужней женщине, даже платоническую, означало бросать вызов авторитету Церкви и освященным ею догматам веры.

В течение долгих веков именно такими разрушительницами общепринятой морали представляли Алиенору Аквитанскую и ее старшую дочь Мари, носившую по праву мужа Анри I Щедрого титул графини де Шампань. Общая молва о том, что Алиенора не слишком заботилась о сохранении верности мужу, только подкрепляла уверенность в том, что именно герцогиня Аквитанская настежь распахнула сдерживающие шлюзы целомудрия и позволила куртуазности беспрепятственно растекаться по своим владениям.

Говорили, что при ее дворе в Пуатье часто гостила Мари графиня де Шампань, что она даже привозила туда своего придворного поэта Кретьена де Труа – прославленного трувера, автора рыцарских романов. Среди его произведений числился роман «Ланселот», написанный по просьбе Мари: главным героем в нем выступал рыцарь, имевший незаконную связь с женой своего господина – короля Артура.

Алиенора и Мари фигурировали в трактате De Amore, написанном Андрэ Капелланом, еще одним придворным графини де Шампань. Именно в этом знаменитом сочинении были досконально разработаны правила куртуазной любви. Упоминались в нем и очаровательные трибуналы любви, на которых знатные дамы разрешали сложные проблемы, возникающие между возлюбленными. В числе судей автор называл Алиенору Аквитанскую и Мари Шампаньскую. В частности, один из приведенных в трактате вердиктов звучал следующим образом: «На этот вопрос королева ответила так: “Решению графини де Шампань противодействовать мы не желаем, а она в том заявлении определила, что не имеет любовь силы между состоящими в супружестве”»[46].

Искушение представить владетельную герцогиню чуть ли не покровительницей разврата велико, поэтому в куртуазную легенду верили многие. Однако фактами она подтверждается с большим трудом. Прежде всего, нет никаких достоверных свидетельств того, что Мари, Кретьен де Труа и Андрэ Капеллан когда-либо посещали двор в Пуатье или пересекались с Алиенорой в других местах. Кретьен де Труа, который поначалу действительно вдохновился идеей романа, постепенно охладел к нему, все больше впадая по ходу повествования в иронию и гротеск. В конце концов он забросил роман, так его и не закончив.

Описанные Андрэ Капелланом приговоры трибуналов любви совершенно очевидно носят сатирическую направленность, легко прослеживается их связь с реальной жизнью. Так, при выборе между зрелым рыцарем безукоризненной честности и порочным молодым человеком Алиенора по тексту трактата заявила, что любая женщина поступит менее мудро, если выберет менее достойного. Однако на деле-то герцогиня Аквитанская в тридцатилетнем возрасте рассталась с мужем-ровесником, чтобы затем выйти замуж за 19-летнего юношу. При французском, при анжуйском, при английском дворах вряд ли от кого-то могла ускользнуть столь очевидная параллель. Так что, похоже, интеллектуальной игрой в куртуазность развлекалась вовсе не Алиенора, а сам Андрэ Капеллан.

Но самый серьезный недостаток легенды о герцогине Аквитанской – это противопоставление культурных традиций в среде придворных жены и мужа. Действительно, Алиенора слыла покровительницей литературы и искусств, но Генри II также не обделял сочинителей своим вниманием. Достаточно сказать, что такой известный поэт, как Бернарт де Вентадорн, творил для короля не реже, чем для королевы. Ну а что касается куртуазной любви и супружеских измен, то тут перевес был однозначно на стороне Генри II. Если слухи о предполагаемых адюльтерах Алиеноры по сю пору остаются недоказанными, то у ее мужа, вне всякого сомнения, любовниц было несколько. Самая известная из них – Розамунда де Клиффорд, Прекрасная Розамунда, Роза мира[47]. Даже после смерти короля ее могила драпировалась шелковой тканью, и за ней заботливо ухаживали монахини приорства Годстоу, ибо святой обители специально с этой целью было сделано щедрое королевское пожалование.

* * *

Все свое детство и юность Ричард провел в провинции христианского Запада, которая считалась не только самой культурной, но и достаточно богатой. Она занимала огромную территорию. Ральф де Дисето, английский ученый и хронист, декан собора Святого Павла, писал о герцогстве Аквитанском с заметным воодушевлением и утверждал, что само название оно получило от животворных вод, ибо aqua по-латыни означает воду или реку.

Итак, Аквитания, изобилующая разнообразными богатствами, с давних времен настолько превосходила отдельные части Западного мира, что почитается хронистами наиболее процветающей и изобильной среди провинций Галлии. Поля там легко возделывать, а виноградные лозы – разводить. Наконец, она известна богатой добычей в лесной охоте. И тем не менее, то имя, что она носит, произошло от рек. Судьба этой земли – радовать неисчислимыми наслаждениями, которые рождает животворная вода, напаивая воздух своей свежестью. И если только мы устремимся на восток вдоль Гаронны, катящей свои волны к океану, то достигнем Пиренейских гор. Таким образом, все, что лежит между реками, получило свое название от благоприятствующих вод[48].

Основными предметами экспорта Аквитании долгое время оставались соль и вино. Ценный минерал добывался по всему Атлантическому побережью герцогства – заливная соль выпаривалась на севере, в заливе Бурнеф между Пуату и Бретанью, бруажская соль – на спокойном побережье, прикрытом от океанских штормов островами Олерон и Рэ, байоннская соль – на юге. Превосходные вина производились по всей стране. Основными винодельческими районами были Онис и Сентонж, однако немногим уступали им Бордо и Пуату. Прекрасное белое вино делали в окрестностях Ньора, Сен-Жан-д’Анжели и Ла-Рошели. Оживленные порты, у причалов которых качались большие торговые суда, известные как коги, позволяли аквитанским виноторговцам успешно конкурировать на рынках Англии и Фландрии с винами, производимыми гораздо ближе к этим странам – под Парижем или в долине Рейна.

Вина хранились и перевозились не в бутылках, как ныне, а в деревянных бочках, объем которых достигал 252 галлонов – более 1100 литров, причем не скисало оно в течение нескольких месяцев. За это время его успевали довезти до самой Англии, где южный напиток быстро вытеснил местное северное вино, которое можно было пить, по свидетельству одного автора XII века, только с закрытыми глазами и стиснув зубы.

Несмотря на свою богатую культуру, в мире Аквитания считалась отдаленной провинцией Анжуйской империи, известно о ней было крайне мало. То, что доходило до жителей северных областей в виде слухов и сплетен, выставляло страну дикой и беззаконной, где сеньоры проводили свои дни в бесконечных сражениях друг с другом и не брезговали убийствами близких родственников ради получения наследства.

Несомненно, молва сильно преувеличивала варварство аквитанских обычаев, однако лихих людей, ни в грош не ставящих закон, там хватало – как и в любой другой провинции средневековой Европы, а не только в предгорьях Пиренеев. Поэтому одной из забот герцогов Аквитанских была защита паломников, идущих в Сантьяго-де-Компостела: все главные маршруты к знаменитой святыне – кафедральному собору Святого Иакова – пролегали через их владения.

Многие месяцы брели богомольцы со всей христианской Европы дорогами Франции и Аквитании по Пути святого Иакова, который был известен с начала IX века, когда на месте величественного собора стояла еще простая временная часовня. В своем долгом путешествии паломники встречали множество достопримечательностей. Некоторые из них сохранились до сих пор – например, церковь Сен-Илер-ле-Гран в Пуатье, построенная в XI веке. Некоторые, к сожалению, уже исчезли – такая печальная судьба постигла знаменитое аббатство Сен-Жан-д’Анжели, основанное в IX веке для хранения черепа Иоанна Крестителя.

В городе Блай на восточном берегу Жиронды пилигримы могли увидеть могилу знаменитого Роланда, героя chanson de geste[49] «Песнь о Роланде». В далеком 778 году в Ронсевальском ущелье произошла кровавая битва между войском Роланда Бретонского и басками. Впрочем, легенда сохранила другую трактовку этого события – она гласит, что великий воин погиб, сражаясь за христианский мир в битве против неверных. Кстати, его боевой рог, носивший имя Олифант, хранился в церкви аббатства Сен-Серен в Бордо, которое также находилось на Пути святого Иакова.

* * *

Пока Ричард наслаждался романтической атмосферой Аквитании, его отец Генри II Короткая Мантия продолжал расширять границы своей империи. В 1166 году король двинулся на Ренн, столицу Бретани. Он вынудил герцога Конана IV Младшего отречься от престола и передать его своему единственному ребенку – дочери Констанции. Генри II также настоял, чтобы она была обручена с Жоффруа, его третьим сыном, которому едва исполнилось восемь лет. Этим союзом матримониальные планы короля Англии не ограничились. Он замыслил устроить еще один династический брак, использовав еще раз в качестве политического инструмента Ричарда. Для попытки реализовать подобный проект у него были самые серьезные основания.

Дело в том, что Генри II решил наделить своих детей апанажами, формально сделав их владетельными особами, управляющими частями Анжуйской империи, но фактическую власть сохранить за собой. Старшему сыну Анри он собирался передать то, что досталось ему самому по праву наследования – Большое Анжу, Нормандию и Англию. Жоффруа получал Бретань по праву жены. Ричарду же с согласия Алиеноры отходило герцогство Аквитанское.

Однако воплощению этого плана в жизнь мешало одно существенное обстоятельство. Любое из задуманных Генри II действий, за исключением манипуляций с троном суверенной Англии, безусловно, требовало одобрения короля Франции как сюзерена перечисленных земель. Добиться же согласия от Луи VII, до глубины души оскорбленного безвозвратной потерей Аквитании, было задачей трудновыполнимой.

Чтобы преодолеть противодействие короля Франции, как раз и понадобился Ричард, единожды счастливо избежавший брачных уз из-за расстройства помолвки с дочерью графа Барселонского. Генри II предложил Луи VII обручить их детей – будущего герцога Аквитанского и французскую принцессу Адель, которую англичане, обычно переиначивающие все на свой лад, звали Алисой. Он рассчитал точно – король Франции не мог отказаться от надежды восстановить контроль над утерянным герцогством, хотя бы и такой призрачной, поскольку в любом другом случае ему не светило вообще ничего.

В марте 1168 года Генри II отправился на переговоры с Луи VII, но сына, игравшего немалую роль в затеянной им комбинации, с собой не взял. Ричард по-прежнему оставался с Алиенорой в Пуату. Как вскоре выяснилось, это было не самым мудрым решением с точки зрения безопасности мальчика и его матери.

Одна из главных проблем Аквитании заключалась в том, что жившие здесь сеньоры в большинстве своем обладали типичным для южан склочным и независимым характером. Такая характеристика полностью подходила к могущественным аристократическим семьям Лузиньянов и Тайферов графов д’Ангулем, чья вассальная верность герцогам Аквитанским была весьма сомнительной. Малейший повод мог подтолкнуть их к мятежу, а конфликтовать с ними было делом опасным. Принадлежавшие им замки, а также замки их вассалов располагались таким образом, что позволяли перекрыть пути сообщения между главными городами герцогства – Пуатье, Сентом, Бордо и портом Ла-Рошель.

Лузиньяны уступали графам д’Ангулем в богатстве и могуществе, но они были куда более непримиримо настроены к своему новоявленному анжуйскому повелителю. Им показалось хорошей идеей использовать отъезд Генри II на переговоры как удобный повод к восстанию и попытаться силой добиться независимости. 27 марта 1168 года в Пуату произошла стычка. Аквитанскими отрядами командовал военный советник герцогства Патрик де Солсбери граф Уилтширский[50], а мятежниками – братья Жоффруа и Ги де Лузиньяны. В этом бою опытный полководец и воин Патрик де Солсбери был убит.

Гибель аквитанского военачальника выглядела крайне подозрительно. Главным образом в сражениях гибли простолюдины, рыцаря от тяжелых ран защищали шлем и кольчуга. Кроме того, убийство знатных воинов было не в обычае, их стремились взять в плен, чтобы получить немалый выкуп в обмен на возвращение свободы. Лузиньяны пытались оправдаться тем, что на них предательски напали во время мирных переговоров, что они лишь защищались, что гибель графа Уилтширского – не более чем трагическая случайность. Однако их противники, в том числе юный племянник графа Уильям Маршал[51], рассказывали совсем другую историю. По их словам, на Патрика де Солсбери напали из засады и поразили его ударом в спину, даже не дав ему возможности обнажить оружие. Уильям Маршал был очевидцем событий, сражался рядом с дядей, в буквальном смысле слова задавлен массой нападавших, ранен ударом меча в спину и взят в плен.

Он происходил из семьи, представители которой были известны своей доблестью и отвагой. Его отец, маршал Джон ФицГилберт во время войны за трон Англии сражался на стороне Мод Императрицы и командовал гарнизоном замка Ньюборо. Уильям, которому тогда исполнилось всего пять лет, по несчастливому стечению обстоятельств оказался в руках врагов. Стивен Блуаский, используя мальчика как заложника, угрожал его убить, если замок не капитулирует. Однако ФицГилберт наотрез отказался сдаться и приказал передать королю Стивену: «Сыновей можно родить еще». Несмотря на такой дерзкий ответ, тот проявил великодушие и пощадил ребенка, который стал впоследствии одним из самых знаменитых рыцарей и верно служил четырем английским королям.

Свидетельством Уильяма Маршала было трудно пренебречь, и над головой Лузиньянов сгустились тучи.

* * *

Вспыхнувший во владениях Генри II мятеж встревожил короля не на шутку. И немудрено – главный замок смутьянов находился всего в 25 километрах к юго-западу от Пуатье, где находились Ричард с Алиенорой. Генри II бросил все дела и поспешил вернуться в Аквитанию, поручив продолжать переговоры с Луи VII своим доверенным советникам.

Король Франции не был столь же сильно заинтересован в заключении договора, как его оппонент, но до поры до времени не возражал, поскольку не располагал вескими доводами против предлагаемого альянса. Он уже согласился на помолвку Ричарда и Адели, но тут судьба подкинула ему превосходный шанс смахнуть с шахматной доски фигуры, расположившиеся не самым выгодным для него образом, и обратить внутреннюю смуту в Анжуйской империи себе на пользу

Луи VII сделал вид, что оскорблен неожиданным отъездом Генри II и немедленно вошел в контакт с пуатевинскими мятежниками. Впрочем, нельзя исключать, что он с самого начала был полностью в курсе их планов и вел двойную игру. Король Франции принял в Бурже посланников Лузиньянов и заключил с ними союз. Он обещал всячески поддерживать повстанцев, в том числе в случае необходимости и военной силой. Мятежники, со своей стороны, обязались вести боевые действия против Генри II и не заключать с ним мира без согласия Луи VII.

Король Франции не испытывал никаких добрых чувств к своему сопернику, более удачливому как в любви, так и в политике. Король Англии не был настроен столь же враждебно, но скандальные обстоятельства гибели его лучшего военачальника сильно осложняли достижение примирения. Тем не менее, одержимый своей идеей разделить земли между наследниками, он был готов пойти на серьезные уступки и даже вернуть Лузиньянам владения, которые успел у них захватить. Однако Луи VII не сделал встречного шага и, более того, завел речь о расторжении помолвки Ричарда и Адели.

Конференция, собравшаяся в Ла-Ферте-Бернар в июле 1168 года с целью урегулировать разногласия между королями, прошла в атмосфере взаимных подозрений и закончилась безрезультатно. Английскую делегацию неприятно поразило присутствие во французском стане посланцев из Гаскони и Пуату, которые тем самым открыто противопоставили себя герцогам Аквитанским, игнорируя принесенную ими вассальную присягу. Такая явная демонстрация политических пристрастий части знати сулила в будущем Ричарду, которому твердо была обещана Аквитания, непростые времена.

После неудавшейся попытки примирения волнения в Пуату и Гаскони продолжились. Военные действия с переменным успехом тянулись всю вторую половину 1168 года, чему в немалой степени способствовала французская помощь мятежникам. В конце концов Генри II удалось одержать верх над Лузиньянами и, как следствие, над оказывавшим им покровительство Луи VII. В распоряжении главы Анжуйской империи находилось гораздо больше ресурсов – как финансовых, так и людских. Он мог позволить себе не только принимать на службу большие отряды наемников, но и подкупать вассалов короля Франции, чтобы они сохраняли нейтралитет и не оказывали помощи своему сюзерену. Позицию сторонних наблюдателей за щедрую мзду заняли Филипп Эльзасский граф Фландрский, его младший брат Матиас, супруг графини де Булонь, и Тибо Добрый граф де Блуа.

Луи VII пребывал в расстроенных чувствах. С грустным юмором, но весьма точно описывая политическую ситуацию в современной ему Европе, он изливал душу английскому хронисту, приближенному короля Англии и участнику переговоров Уолтеру Мапу.

Случилось мне провести некоторое время в Париже с королем [Луи VII. – В.У.], и когда он обсуждал со мной богатства королей, то сказал между прочим: «Как различно достояние королей, так отличается оно большим многообразием. Драгоценные камни, львы, леопарды и слоны составляют богатство короля Индии; золотом и шелковыми тканями гордятся император Византии и король Сицилии. Но нет у них мужей, способных на что-то кроме болтовни, так что для войны они не годны. У императора Римлян, которого называют императором Аллеманов, есть умеющие обращаться с оружием мужи и боевые кони, но нет ни золота, не шелка, ни иного богатства. Ибо Карл Великий, отвоевав эту землю у сарацинов, во имя Христа отдал все, кроме крепостей и замков, архиепископам и епископам, которых он поставил в обращенных городах. Но твой владыка король Англии, который ни в чем не испытывает недостатка, владеет людьми, конями, золотом и шелками, драгоценными камнями, фруктами, дикими зверями и всем прочим. У нас же во Франции нет ничего, кроме хлеба, вина и веселья». Это слово я оценил, ибо сказано оно было вежливо и правдиво[52].

В конце концов мир все-таки был заключен. В январе 1169 года в Монмирае Генри II возобновил свой оммаж Луи VII за континентальные владения. Вслед за ним принесли оммаж королю Франции два его старших сына: Анри – за Нормандию, Анжу и Мэн, Ричард – за графство Пуату и герцогство Аквитанское. Обручение Ричарда с Аделью, находившееся на грани срыва, также состоялось. Впрочем, выглядело оно немного странно, поскольку никакого приданого за невестой предусмотрено не было. Генри II получил опекунство над Аделью и отправил ее в Англию. Ричард свою суженую практически не видел и не испытывал к ней ровно никаких чувств, так как она оставалась для него совершенно чужим человеком.

* * *

Генри II в принципе остался доволен условиями Монмирайского договора. Оммаж, который он в качестве главы Анжуйской империи принес королю Франции за графство Анжуйское, герцогство Нормандское и герцогство Аквитанское, совершенно его не тяготил, ибо воспринимался им как формальная демонстрация личной преданности сюзерену. Генри II вовсе не считал, что его владения являются французскими ленами и не считал себя вассалом короля Франции в том узком смысле, который вкладывался в этот термин в более поздние времена.

Обязательств по конкретным повинностям он на себя не принимал – оммаж не подразумевал ни обычных финансовых и военных обязанностей, ни обязанности участвовать в королевских советах. Навязать же ему что-то сверх договора Франция, которая была явно слабее, никак не могла. У нее не было даже никаких рычагов для контроля за выполнением анжуйцем условий договора. Все выглядело так, будто она бросила своих союзников на произвол судьбы.

Поскольку Луи VII не стал сопротивляться его планам по разделу владений, Генри II сделал вид, что примирился с пуатевинскими мятежниками и пообещал возместить им ущерб, понесенный за время военных действий. Но он не обменялся с ними положенным поцелуем мира, чтобы иметь полное право на месть, от мысли о которой отказываться не собирался.

Итак, Генри II раздал владения своим детям, которые принесли за них оммаж не только королю Франции, но и ему самому. Однако этот акт был чистой формальностью. Генри II вовсе не собирался отказываться от управления этими землями, что его сыновья очень скоро почувствовали на своей шкуре. В первую очередь неприятное открытие предстояло сделать Ричарду. По малолетству он не мог всерьез рассчитывать на то, что ему доверят самостоятельно править герцогством, однако мальчик надеялся, что власть возьмет в руки его мать Алиенора, как герцогиня в своем праве. Однако на деле все вышло иначе.

Весну и начало лета 1169 года Генри II карал тех сеньоров, которые осмелились бросить вызов власти Анжуйской империи. Он без всякой жалости штурмовал и разрушал их замки. Решительная операция по устрашению врагов принесла свои результаты: Гийом VI Тайфер граф д’Ангулем и Одебер IV граф де Ла-Марш предпочли подчиниться, сохранив жизни. Их более упорный подельник Робер де Сейяк был схвачен и окончил свои дни в тюрьме.

После подавления мятежа Генри II не торопился покинуть Аквитанию. В 1170 году он взялся устраивать брак своей 12-летней дочери Элеоноры с Альфонсо VIII королем Кастилии, желавшим приобрести в лице английского короля союзника против Наварры. Параллельно Генри II деятельно готовился к кампании против Оверни. Бросал он взоры и в сторону Берри, во всеуслышание заявляя, что архиепископство Буржское, несомненно, относится к герцогству Аквитанскому.

В июне того же года Генри II короновал своего старшего сына Анри короной Англии, назначив, таким образом, наследника еще при своей жизни. Так было принято во Франции для пресечения после смерти монарха раздоров между претендентами на его трон. Поскольку оба короля теперь носили не только одинаковый титул, но и одно имя – Анри, или в английском варианте Генри, – то отца стали именовать Старым Королем, а сына – Молодым Королем.

Бурную деятельность Генри II прервала тяжелая болезнь, которая в августе 1170 года приковала его к постели. Полагая, что смерть близка, он подтвердил свои территориальные распоряжения, сделанные в Монмирае, в том числе и передачу Ричарду власти над Аквитанией. Король выразил желание, чтобы его похоронили среди холмов Мон-д’Амбазак в Лимузене, в Гранмонском аббатстве, которому он покровительствовал.

Однако через некоторое время болезнь отступила. По выздоровлении Старый Король совершил паломничество в Рокамадур, что в Керси. Там, в часовне Нотр-Дам Генри II вознес молитву перед статуей Черной Мадонны Рокамадурский. Затем король отправился взглянуть на меч, торчавший из скалы неподалеку от часовни. По одной из местных легенд это оружие принадлежало самому Роланду: это якобы и был легендарный Дюрандаль, заброшенный после битвы в Ронсевальском ущелье в далекий Рокамадур архангелом Михаилом, чтобы славное оружие не досталось неверным.

Все время, пока отец сражался, интриговал и болел, Ричард занимался с матерью сугубо мирными делами. Так, в 1171 году они основали монастырь Святого Августина в Лиможе, заложив первый камень в его фундамент. Обитель стала первым объектом, на котором деятельность Ричарда оставила свой неизгладимый отпечаток. К сожалению, до наших дней она не сохранилась: после разгона Парижской коммуны, около 1872 года, ее превратили в казармы, а в 1940 году окончательно снесли.

Глава вторая

Граф де Пуатье, или Война без любви

Безмятежное детство Ричарда под крылом матери закончилось стремительно, буквально вытолкнув его в пору беспокойной юности. Накануне своего пятнадцатилетия, 11 июня 1172 года, он был официально провозглашен герцогом Аквитанским и графом де Пуатье. Церемония прошла в церкви аббатства Сен-Илер-де-Пуатье – той самой, где четырьмя годами ранее был похоронен убитый при подозрительных обстоятельствах военачальник Патрик де Солсбери граф Уилтширский. Жоффруа дю Брёй, аббат монастыря Сен-Пьер-де-Вижуа, подробно описал весь обряд.