Твое величество. Отражение зверя

А король откуда взялся?

А вы думаете, что тейном так легко стать? Да вот ни разу! Тут и деньги нужны, и связи, и поддержка, в том числе и королевская, вот Адам ее и получил, открыв королю правду о своих опытах.

Ханс Девятый, не будь дураком, понял, что это золотое дно. Да еще какое золотое! Бриллиантовое!

Это ж и способности, и продление жизни, и еще много чего приятного…

Надо брать!

Даже то, что удалось получить, уже было отлично! А если замахнуться на большее?

Ханс и для себя хотел такого: и вторую ипостась, и продление жизни… правда, боязно было, но если речь пойдет о жизни и смерти, понятно, что он для себя выберет. Хотя бы попробует!

Бывали и успехи, бывали и неудачи. Линок относился к успехам, а вот, к примеру, дети – к неудачам. До полного созревания, как оказалось, человек изменяться не может. Тома и сам такие опыты проводил, и узнал потом…

Да-да.

Как оказалось, они были не первые.

Тейн, тогда еще кардинал, вплотную занялся родом Ахонов, и оказалось, что он есть до сих пор. Правда, уже не эрры, а иссы. Эрры не уцелели тогда, а вот младшая ветвь осталась, сейчас они Вахоны. И вся библиотека старшей ветви у них.

Видимо, чуя недоброе, прятали Ахоны что могли и где придется, в частности, у младших ветвей рода. У тех, кто никогда не был эрром, значит, и пострадать не должен.

И ведь получилось же!

Лежала библиотека и дождалась своего часа. И ценнейшие свитки в ней – тоже.

Как оказалось, среди Ахонов было очень много жрецов Многоликого. Тейнов не было, а вот жрецы были, скромные такие, помогали людям пройти через посвящение, и много чего о том знали и записывали.

И тоже проводили опыты.

Правда, им было проще. Все было внутри одного рода, все было выверено. А вот когда ты не знаешь ни кто, ни что…

Вот с Хансом Девятым как же?

Он король, да только вот двуипостасных у него в роду не было. Получилось так… во времена Данакта первый министр, человек из народа, но умный и хваткий, сначала сверг короля, а потом короновался сам. Дело житейское, но вывод-то каков?

Правильно, не подействует на Ханса привычный рецепт, когда от прадеда к правнуку, к примеру. Он и сейчас-то не действует, двуипостасных уж сколько сотен лет как нет?

Вот!

Надо искать новые пути, пробовать, смешивать и то, и это, чем-то поить или кормить, что-то давать или ограничивать, к примеру, если прах смешать с солью, то реакция пойдет непредсказуемо, как у несчастного дядюшки.

Почему остался цел племянник?

А он нужного количества просто не съел. Дядюшка его особенно у себя не баловал и не угощал. Соль – дорогое удовольствие, подарил – спасибо, а к столу тебя приглашать вроде как и незачем.

А сколько надо?

Тут же и лишнего дашь – плохо, и слишком мало тоже плохо… кого-то и живьем вскрывать приходилось. Павло с этим отлично справлялся.

Ладно-ладно, не вовсе уж живьем, под сонным зельем. Заодно и чувствительность к нему проверяли, и как быстро раны заживают, и реакцию на боль, и много чего другого…

Скажи кто-то любовничкам, что они подонки и мерзавцы, что по ним виселица плачет, что их опыты бесчеловечны и ужасны, изумились бы все и сразу.

Винс, Тома, тейн, король…

Они – бесчеловечны?! Это они-то?! А с чего вы так подумали?! Они же не ради своего удовольствия все это проделывают, и на смерти им глядеть не нравится, и людей губить тоже, и никакой радости от этого нет!

Им просто НАДО!

Вы что, таких простых вещей не понимаете? Это же власть! Власть над людьми, над землями, над жизнью и смертью, власть неограниченная, власть всемогущая… что может быть лучше власти?

Ничего!

А кто этого не понимает, тот просто глупец.

Но власть – это было оправдание для тейна и короля. А для Тома и Винса…

Лет через триста это стало бы темой для модной диссертации. А пока в мире не было ни одного психолога, и кто там будет разбираться в характерах извращенцев? Прибить – и дальше пойти. Хотя все было достаточно просто.

В глубине души и Тома, и Винс прекрасно понимали, что они ненормальны. Что их любовь – противоестественна и запретна, что так делать нельзя. И в церквах недаром такое запрещают, и люди недаром плюются! Но разве признаешься людям, да и себе, что ты – отклонение? Кривое дерево, гнилое яблоко?

Никогда!

Значит, идет обратный процесс. Это не я плохой, это они все меня не понимают, не ценят и вообще недостойны такого восхитительного меня. Нас… Тома и Винс друг друга в этом преотлично убеждали. Да так хорошо, что и сами поверили.

Это они – венец творения, они стоят выше всей этой серой и пустой массы, которая только и может, что детей плодить, они знают, как лучше. Просто не с куриными мозгами обычных людей понять их любовь, их устремления и их тонкие натуры[4].

Первый шаг – я выше прочих, я совсем другой, не такой, как они, я лучше.

Второй шаг – я человек, а они все так, серая масса.

Третий шаг – этих много, а я уникальный. А если их много, то их и не жалко, новых наплодят. И – вперед, за опыты, за скальпель, за исследования.

Что, им тоже бывает больно?

Но это же всякое отребье… о чем вы говорите? Вы что – поставите эту дрянь на одну ступеньку со мной? Даже не так.

Со МНОЙ!?

Какие глупости и гадости вы говорите! Кстати, а на каком основании вы мне это говорите? Если вы такой же, как вся эта серая плесень, и не дотягиваете до моего уровня? Где мой скальпель?

То-то и оно!

Но до психологов было еще далеко. И до окончания опытов – тоже. Но говорят, тейн нашел что-то интересное…

Скорее бы получить это нечто! Наверняка прорыв будет!

* * *

Диана сидела в саду.

Сидела, нюхала розочку, верная Эсси как раз отлучилась за прохладительным напитком, а Диана тосковала и хандрила, скучно красавице было, неуютно, пасмурно на душе. Вокруг розы да птички, а на душе такая туча, что того и жди, градом осыплется, криком, истерикой. Еще месяцем раньше все было просто и приятно, все вращалось вокруг нее, то есть король находился рядом с ней. И не просто находился, считай, она уже корону примеряла.

А сейчас…

Вернулась эта гадина!

Королева!!!

Хороших слов у Дианы для нее не находилось, одно шипение и бульканье, вот ведь зараза какая! Пакость, а не баба!

Черная, тощая, старая, но поди ж ты! КАК на нее смотрят!

Полной дурой Диана не была, и людей чувствовала отлично, и выводы делала, хотя и в свою пользу. Она видела, как Мария двигается, как смотрит… сама попробовала перед зеркалом – не получилось. Делала вроде бы все то же самое, что и королева, так же голову держала, так же смотрела, улыбалась, а получалось глупо и смешно.

Почему так?

Непонятно. И еще более непонятно другое. Раньше королева не такой была. Раньше она была словно колода деревянная, кукла-марионетка с ярмарки, что король скажет, то она и повторяет, и делает, а сейчас – поменялась. И показала зубы, и когти… и Диане совершенно не хотелось к ней приближаться.

Страшновато.

Словно перевертыш из старых сказок, днем человек, ночью чудовище, и на Диану ее величество смотрит с аппетитом, только не решила еще, сейчас ее сожрать или подождать чуток, помучить…

А вот королю не страшно, он не чувствует ничего, ему Мария нравится. И его тянет к этой новой королеве. И Диана чутьем понимала – сильно тянет.

Если бы он получил от Марии, что хотел, или она бы оставалась прежней, дело другое. А она…

Диане было неуютно. Она чувствовала, что королевский интерес, который раньше был направлен только на нее, сейчас распределился между ней и Марией, и это понимали придворные, и… она словно на льдине оказалась. И та расплывается, тает под ногами, пошатывается, скользит… зыбко все кругом, неустойчиво…

– Прекрасной девушке – прекрасная роза!

На колени Диане лег белый цветок с одуряющим ароматом. Девушка подняла голову – и растаяла. Тот самый синеглазый красавец, эрр Вейнард, стоял перед ней, улыбался, смотрел так… многозначительно… кажется, до самой глубины души, или выреза, не суть важно.

– Эрр Вейнард…

– Эрра, вы знаете мое имя? Я польщен и счастлив! Самая прекрасная женщина Эрланда, да что там о нашей стране говорить, самая очаровательная девушка всего мира удостоила меня внимания!

Диана млела и таяла от куртуазных комплиментов.

Хотя эрр Расмус так и так думал о другом. Ему не Диана была интересна, а будущая королева. Что с нее сейчас взять? Только бюст? Так у коров еще и побольше, подержаться хватит! А женщина должна быть полезной! Чтобы с нее и прибыль, и связи, а не только минутное удовольствие. Это вот король себе позволить может такое, как Диана, а эрр Расмус Вейнард небогат, ему о будущем думать надо.

Эсмеральда наблюдала за этой картиной с соседней дорожки, смотрела, зло сопела, прищуривалась. Ишь ты! Разливается он тут соловьем!

А Дианка и слушает, и невдомек ей, что красавчик не на ее прелести клюнул, а на Эрсонов! Тает, что мед на солнце, в лужицу расплывается!

А подойти, остановить…

Можно!

И нельзя!

Дианка сейчас ее прогонит, еще и ругаться потом будет, а Эсси должна при ней быть. И лучше пусть Дианка будет довольна и спокойна, в плохом настроении она вообще омерзительна. Так что постоит Эсси в сторонке, помолчит. А потом умная Эсмеральда эрру Виталису все расскажет. А уж он-то придумает, как разобраться со слишком наглым красавчиком. Но это потом, вечером… ишь ты! Розой он Диане по шее уже ведет, а она-то, дурища, ресницами хлопает!

И король хорош! Давно бы уж развелся! Мается ж девка без мужика, спасу от нее нет!

Эсмеральда смотрела и злобно сопела в кустах, Расмус укладывал комплименты один к одному, Диана млела и таяла, словно масло на солнышке.

Неподалеку на ветке дерева сидела и насмешливо каркала крупная ворона. Как и Эсмеральда, она не верила в искренность говорившего… поют-то они красиво. А вот корма не дождешься.

* * *

Чего хотел или не хотел Бог…

Да кто ж его знает, есть подозрение, что Предотец куда-то отвернулся, и вмешался Многоликий с его склонностью к злым шуточкам.

Это – королевский дворец. А Марию Иоанн сам распорядился отселить подальше, то есть из спальни в спальню не перейдешь. А по дворцу родному с голым задом скакать как-то неудобно… до алькова бы до ближайшего дойти, там уж и одеться.

Мария, стерва!

Законного-то мужа!

Да что она… да как она смеет?! Он! Ей! Милость оказал! А она?!

Зараза!!!

Не была она такой раньше, вот не была – и все! Точно, зараза!

Но ругайся, не ругайся… вынесло навстречу канцлера Бустона. Димас, как короля увидел, так и застыл, открыв рот. И глаза вылупил, словно рак вареный.

Иоанн побагровел от злости.

– Чего стоишь, кретин?! Плащ сюда подай свой!

С голым афедроном по дворцу бегать все ж не то, а в плаще… тоже не то. Но не так унизительно.

Димас поспешно помог королю закутаться в плащ, Иоанн кивнул канцлеру, приказывая следовать за собой, пока сюда еще кого не вынесло, и прошествовал в свои покои. Уже более солидно…

И что такого, что босиком?

Может, ему так нравится! Оздоравливается он так! Солнечные ванны принимал… точно! Солнечные ванны, на крыше, а кому не нравится, того он с крыши и скинет. Для проверки теории!

В покоях король разогнал удивленных присутствующих и кивнул Димасу.

– Помоги одеться!

Димас послушно помог королю натянуть штаны, прикрепить гульфик, надеть рубаху, сам-то король этим не занимался. Там же завязки все эти, неудобно просто. Да и с его пузом поди, увидь самое ценное!

Канцлер разумно молчал. И правильно, кулаки у Иоанна чесались. Наконец процесс одевания короля завершился, и Димас почтительно отступил на два шага.

Иоанн посмотрел со значением канцлеру в глаза.

– Надеюсь, тебе не надо напоминать о молчании?

– Не надо, ваше величество.

Иоанн почти видел, как переливаются мысли в глазах Бустона.

Его величество идет голым… а идет он точно от ее величества, больше тут неоткуда. То есть у них было? Вряд ли король позарится на эрру Розабеллу, а вот как он на королеву поглядывает, все видят. Рыбка-то из рук уплывает, а упущенное, оно ж завсегда интереснее того, что уже в кармане.

А если было… помирились?

Тогда?..

– Подготовь еще один документ для королевы. Только другой замок ей выдели, подальше от пиратов, можно недалеко от столицы, и содержание хорошее, понял?

– Да, ваше величество.

Как ни странно, хоть и злился Иоанн на Марию, но… раньше он ее вообще не уважал. Сейчас тоже, не было у него такой функции: уважать женщину, это детородный сосуд, и все, уважать можно только мужчин, но какие-то проблески совести у него появились.

Канцлер кашлянул.

– Ваше величество, я понимаю, что развод, и не оспариваю вашу волю…

– Попробовал бы, – недовольно рыкнул Иоанн.

Какую-то завязку Бустон все равно перетянул, и теперь штанина неудобно впивалась между ног. Ладно, потерпит до своих покоев, все ж не с голым задом идти.

– Но если ее величество беременна?..

– Чушь, – отрезал король. – Не может она быть беременна!

– Н-но…

– Мы с ней десять лет… она уже лет десять не беременела.

– Ваше величество, так случается, уж простите. После долгого воздержания если с бабой лечь, она может сразу понести.

Иоанн посмотрел на Бустона зверем.

– Не. Может.

Казню, сволочь!!!

Кажется, что-то до канцлера дошло, так что он заткнулся и больше ничего не говорил, и правильно делал. Иоанн подумал пару минут…

– Забери у королевы из покоев мои вещи. Только тихо. И принеси сюда.

– Да, ваше величество.

Поклонился и вышел. Иоанн точно знал, о чем он думает… ничего, молчать будет! Ну, Бустон! Ну, погоди ж ты у меня!

Точно, пора его казнить, зажился на свете, гад!

Иоанн и сам не мог себе признаться… а вдруг Мария и правда от него беременна?

* * *

– Что будем делать, командир?

Рэн посмотрел на воинов, которые остались рядом с ним.

Джиро Ако и Изао Мори.

Оба старше него, Джиро на шесть лет, Изао на четыре года, оба не раз ходили в рейды на этот берег, резали «круглоглазых», оба проверенные чернозубые, и вдруг такой вопрос?

– Ты, командир, не понял, – Изао поддержал товарища. – Когда нас больше было, мы защищаться могли. А сейчас нам бы от местных подальше, а то придавят…

С этим было не поспорить.

Придавят с огромным удовольствием. А три воина…

Можно вспомнить и старые предания, в которых один чернозубый храбро рубил по полсотни врагов, а можно посмотреть на тела друзей. Вот, пожалуйста.

То ли раньше чернозубые были лучше, то ли враги хуже, кто ж их знает?

Рэн даже и не сомневался. Тут все сразу сложилось, и надежды брата, и приказ императора, и слова учителя, все один к одному легло.

– Мы идем в Эрланд, как и собирались. Идем через лес, в деревни стараемся не заходить, людям на глаза не попадаться. Если что – будем убивать круглоглазых, чтобы те не навели на нас погоню. Доходим до побережья, нанимаем там корабль или лодку и отплываем в Эрланд. В Эрланде проведем ритуал и найдем человека, которого приказал доставить император Мушаши, да длятся вечно его дни.

Чернозубые переглянулись.

– Это понятно, командир. Но нас трое. И идти мы будем долго, – Джиро явно хотел что-то предложить, и Рэн кивнул ему.

– Хочешь увести лошадей?

– Нет, командир. Мы с ними не умеем, провозимся дольше, да и лес этот… сам видишь, не то, что наши. Тут и звери дикие, и ногу сломать легко, а нам приказ императора выполнить надо.

– Нам бы вернуться к побережью, – спокойно добавил Изао. – Там украдем или купим лодку, и пойдем под парусом. Может, еще и быстрее получится, если вдоль побережья, в Эрланд.

Рэн задумался.

Если посмотреть на карту, между Шагреном и Картеном достаточно узкий пролив. Сам Картен вполне можно обойти по морю и через второй пролив попасть во Внутреннее море. Или Иртышское, как оно еще иногда называется, по реке Ирте, которая в него впадает. Река там такая, что море, говорят, у берега пресное, соленым оно становится ближе к проливу.

– Можно попробовать, – согласился он.

Действительно, проще было бы пройти Картен насквозь, как ударом клинка проколоть жирное брюхо этой неоправданно сытой страны. Но… когда десять человек, это одно. Когда всего трое…

Рэн и себе не признался бы, но в лесу ему было откровенно неуютно. Не привык он к такому.

Давили деревья, зловеще шипел ветер, угрожающе раскачивали свои ветки кусты, а уж что говорить про остальное?

В начале лета в лесу голодно, там надо уметь выживать, надо уметь равно и охотиться, и находить что-то съедобное. Так-то чернозубые умели многое, но – в Шагрене! В полугорной местности, на побережье моря, а вот в лесу… не было у них леса! Не было!

В лесу весной не поймать рыбу, не убить зверя – что там того зверя-то? Не пропитаешься втроем, это ж не бабочки, которые цветочки кушают, это трое здоровых мужиков. А если они едва будут ноги от голода таскать, то и не дойдут никуда.

Опять же, это – лес.

Вот по каменистой осыпи чернозубые прошли бы спокойно, а по лесу надо уметь ходить. Не то подвернешь ногу – и прощайся с жизнью.

Приказ императора не будет выполнен.

С другой стороны, если сделать небольшой крюк… на побережье обязательно будут деревни. А с лодкой шагренцам привычно, рыбу они отлично ловить умеют, и съесть ее можно сырой.

Стоит попробовать?

Рэн никогда и никому не признался бы в своем осознании, но здесь и сейчас он понял совершенную ими ошибку. Обоих, и императора Мушаши, и его старшего брата, просто-напросто подвело мировоззрение Шагрена.

Ну что это такое – остров?

Пусть большой, но населенный всего одним народом, и не так уж много на нем шагренцев, то голод, то ураган, то еще что, и люди гибнут… это картенцам хорошо, они на материке живут, а шагренцам плохо! Да не о том речь сейчас!

Император просто не представлял себе, насколько огромен и велик окружающий мир. И каким он может быть – тоже не представлял.

На острове десять чернозубых – сила! Элита, шпионы, диверсанты, способные подавить любой мятеж… да и не было уж давно на острове мятежей.

А в Картене?

Они просто теряются здесь, растворяются, как ложка соли в море, их просто задавят числом. Да и умением тоже…

Проклятый лес!

Проклятые собаки!!!

Но кто ж мог знать? В Шагрене собаки совсем другие, бойцовские… нет там охотничьих собак, потому что охотиться не на кого. А здесь – есть. И шагренцам это не понравилось.

Может, и правда лучше к морю? Это хоть знакомое… и так десяти дней путешествия не прошло, а уже их три человека осталось.

Это не отступление, это просто военная хитрость. Так что Рэн принял решение – идти к морю. И усилием воли задавил крамольную мысль. А ведь окажись здесь император, понял бы, что их десяток это капля в море! Тут… да сколько ни пошли – все мало. Или посылать человек сорок-пятьдесят, но поодиночке, или большой отряд, войско, на корабле и прямо в Эрланд…

И так плохо, и этак, и как сейчас – никуда не годится.

Что делать?

Идти вперед и до конца выполнять свой долг. Иначе Рэн поступить просто не мог. А уж что получится… нет бесчестья в смерти при исполнении задания. Значит, так угодно Многоликому, забрать твою жизнь. Бесчестье – это отступить, предать, не выполнить волю императора, и оно падает на весь род негодяя, преступившего оказанное ему доверие.

Этого Рэн допустить никак не мог!

Вперед и только вперед!

* * *

Мария сидела рядом с дочерью.

Сидела, держала ее осторожно за руку, рядом остывал кувшин с морсом. Мария сама объясняла, как его готовить, вроде повара прониклись, даже собирались подавать новинку на стол – да и пусть их! Сейчас женщину волновало только здоровье дочери.

За случившееся с Иоанном она себя не грызла, вот еще не хватало. Было? И что дальше, совестью угрызаться от ушей до тапочек? А с чего бы, позвольте спросить? Это ее законный муж, ладно-ладно, этого тела законный, но вот уж двадцать лет. То есть это была реакция и тела – все нормально, рефлекс работает, и разума. Каждой женщине в какой-то момент нужно утешение. И падает она в объятия первого встречного, как спелая слива. Вот момент такой! Звезды сошлись и звезданули промеж ушей! Иногда так и что-то хорошее получается, если мужчина оказывается не просто буквой «М» в анкете и туалете, и семьи так складываются крепкие. Женщина в них помнит, кто протянул ей руку помощи, а мужчина чувствует себя рыцарем и защитником, а это хорошо.

А иногда и просто бывает хороший секс. Он и был хорошим, и напряжение Мария сняла, и чего теперь заморачиваться? Если будут последствия, тогда и думать будем, а пока ей надо сосредоточиться на другом. На дочери.

Да-да, вот такое качество характера, которое Мария отлично за собой знала.

Делает она баланс?

Все остальное побоку. И ноющая спина, и три часа утра, и порванные колготки, и воронье гнездо на голове, и ссора за стеной у соседей. Есть цель – нет препятствий.

Выживает она? Вот, сейчас она и выживает, и все остальное идет вторым планом. Некогда ей сопли по мордашке размазывать и страдать. Надо выжить и устроиться в тепле и безопасности. А потом уж и пореветь можно, и пострадать… если к тому времени захочется. А не захочется, так и страдать не будем, что тут – желающих мало? Найдем тех, кто пострадает вместо нас, вот, тут целый муж бегает и его рыжая… жучка! Тоже целая… пока.

– Мама!

Анна открыла глаза.

Мария тут же наклонилась к дочери, взяла за руку.

– Как ты, маленькая? Как самочувствие?

Анна подумала пару минут. Мария наблюдала за ее личиком, эмоции на нем пробегали волнами.

Вот улыбка – она у себя, в кровати, мама рядом, все хорошо.

Вот тревога – вспомнила вчерашнее.

– Мамочка, где она?

– Эрра Ирена?

– Д-да…

– Что ты помнишь из вчерашнего?

Анна подумала немного.

– Не знаю. Помню, как эрра ко мне шла с ножом. А потом все…

– Как она умерла – не помнишь?

Анна нахмурила лоб.

– Ее убили?

Мария кивнула и улыбнулась.

Кажется, повезло. Ее ребенок ничего не помнит про змею. Но на всякий случай…

– Ее хватил удар. Наверное, она переволновалась, вот и получилось так.

– Она… хотела меня убить? За что?

Как ответить на такой вопрос ребенку? Местные дети умнее тех, из двадцатого века и двадцать первого, они знают, что такое смерть, они живут рядом с ней, для них это неотъемлемая часть жизни. Но всегда обоснованная.

Болезнь, роды, война, разбойники…

Но всегда, всегда есть причина. А когда просто так… почему?

Мария обняла девочку и притянула к себе. Пусть чувствует, что не одна, что рядом с ней близкий и родной человек, что ее любят. Так проще…

– У нее сына убили, ты знаешь.

– Да. Он был… противный.

Мария непроизвольно кивнула. Чего уж там, чистая правда. Именно противный и гадкий, ей даже себя ломать не требуется, чтобы это признать.

Смерть списывает все долги?

А вы у кредиторов спрашивали или только церковью озаботились? Вот ничего она не списывает, разве что мы радуемся, что эта сволочь сдохла, а со временем и прощаем, не ходить же на могилу плевать. Это-то и вовсе фу.

Но сволочь уходит, а дела ее остаются. И долги тоже.

Ничего из сделанного не проходит после нашей смерти, проходим только мы.

– Ты знаешь, твой папа изменил мне, когда я ждала нашего первого ребенка, – Мария рассказывала чуточку отстраненно, все же это не с ней происходило. Но правду-то ребенок знать должен… ее вся страна знает. Марии и спрашивать не потребовалось, вздохнуть не успела – эрра Розабелла ей всю подноготную вывалила. Вот уж кладезь светских сплетен! – С Иреной, тогда и появился Илес. Я очень обиделась, мне было очень больно.

– Но папу ты простила.

– Зря, наверное. Я тогда считала, что во всем Ирена виновата, что не твой отец ее соблазнил, а она его. Вот такая злая-нехорошая, затащила верного мужа в постель… дура я была, вот и потребовала в подарок, чтобы он убрал ее от двора. И с сыном общался поменьше. Не понимала, что если человек изменяет, то в этом не мимо проходящие бабы виноваты, а он сам. Верному мужу хоть кого запускай, он не дрогнет, а вот Иоанну… он мне впервые изменил именно с Иреной.

– Это… неправильно?

Мария пожала плечами.

– Котенок, а что в этом правильного? Спать с чужим мужем? Изменять своему мужу? Рожать детей от чужого мужчины? Когда человек ведет себя, как скотина, с ним и поступают соответственно. Ты же понимаешь, дрогни я тогда, отступи хоть на ноготь, и эрра Ирена оказалась бы при дворе. А здесь вы, мои дети… я за вас боялась.

Может, ТА Мария и не боялась. Но ЭТОЙ Марии была выгодна сейчас именно такая позиция. Мать защищала свой выводок тогда, и сейчас – тоже. Анна поняла.

– Если она сейчас… она от ненависти?

– Да, Анечка. Она и тогда могла бы стать опасной, захотела бы расчистить своему сыну дорожку к трону, и все. Я же не могла быть с вами целыми днями, проще было убрать угрозу, вот и сделала, может, не лучшим образом, но как смогла. И сейчас понимаю, что была права. Думаешь, она просто так кинулась убивать? Нет, в ней это было, просто наружу выплеснулось. У нее ничего не осталось, ни сына, ни надежд на власть, и она озверела. Она была, как бешеная крыса, которая кидается на всех. Лишь бы вцепиться, лишь бы порвать… да, тебя. Потому что ты беззащитна. Но боль она хотела причинить мне. В ее понимании, если бы я не настояла на ее удалении, сегодня она могла бы стоять выше меня. А Инес стал бы наследником престола.