скачать книгу бесплатно
Однажды ощутил себя настолько молодым, что по приезду в санаторий с ходу познакомился с двумя девчонками двадцатилетнего возраста, или около того, выдавая себя за тридцатилетнего (или около того). Три ночи они провели вместе. Девчонки потом признались, что у них впервые секс втроем; и такой он оказывается классный. Великовозрастному бой-френду стало стыдно, что переусердствовал в обольщении. Быть первым, уж точно не хотел. Благо, что всего на неделю прилетели подружки.
Евгений Борисович задумался, глядя на притихшую Полину, на её тонкие пальцы, бархатную кожу почти детской руки. Девушка явно неопытна, но гонор молодости страхует от самоуничижения. Это и хорошо и плохо. Может наделать ошибок, потратить уйму времени и сил на их исправление.
– Хотите, чайку, Полина. В это время у вас в техотделе чаепитие идет полным ходом.
– Хочу, если у вас найдётся чашка и ложка.
– Найдется и чашка и ложка, и всё, что вам угодно.
– Всё-всё?
Брови Евгения Борисовича взметнулись вверх; быстрый взгляд мгновенно оценил ситуацию. Растерянная девушка, сломанный компьютер, трудное производственное задание. Чтобы выбраться из такой ситуации, она пожирает его глазами, уже готовая выполнять указания.
– Сказать: есть все и ничего не надо – значит сказать, что жизнь остановилась. Новое перестало входить в неё. А это, – он пожал плечами, – это допустить к себе скуку. Это хуже тех собак, что воют за окном.
– У вас, наверное, и чай особенный?
– Безусловно! Он особенный. Отчасти увлекаюсь фитотерапией. Сам составляю сборы трав. Вы знаете, иногда не хватает одного сильного ощущения, чтобы всё остальное встало на свои места.
Полина вздрогнула, мотнула головой:
– Как это?
Евгений Борисович, выдерживая паузу, залили кипяток в заварочный чайник, накрыл остроконечную крышку тканым полотенцем, расшитым красочными узорами. Присел напротив Полины, ожидающей ответа.
– Если про чай, то так. Через пять минут в кружке заплещется янтарный напиток. В нём букет ароматов. Первый глоток – и воспринимаете сразу все. Но потом определяете доминирующий аромат, и наслаждаетесь им.
– Никогда так чай не пила. Но вы намекнули на универсальность. Тогда, если не про чай, то как?
– Так же. С небольшими оговорками.
– И что, много этих оговорок?
– Это зависит от правильности действий. Вот смотрите, сколько можно себе нагрести неурядиц только вследствие рассеянности, невнимательности. Вы, скорее всего, по рассеянности ткнули в активную кнопочку вашего компа. И что? (Полина пожала плечами). Выскочила программка, от которой задымили ваши мозги и комп съехал с катушек. В наших поисках проекта мы отброшены назад. Путь наш удлинился; впереди, как в сказке, непроходимый лес, населенный чудовищами.
– Ой, не пугайте меня, а то снова по рассеянности напортачу.
– Что же вы такая пугливая? – В словах звучала теплота, нежели упрек.
– Мне в техотделе всегда дают понять, что не дотягиваю до нужного. До грамотного архивариуса. Не говоря об инженере.
– Вы хотите быть инженером, аттестованным специалистом?
– А что? Глядя на инженерш техотдела, думается, и я смогла бы так картину гнать. Ну конечно, кое-что надо уметь. Например, быстро печатать, знать офисные и чертёжные программы. Совсем не обязательно самой что-то творить, или, говоря иначе, делать совершенно новую работу. Наши инженерши прежде чем за что-то взяться, ищут пример, образец, чтобы содрать. Так и я могу работать. Правда, нет у меня диплома – это проблема решается в легкую, когда есть деньги. Трехгодичный ускоренный курс без отрыва от производства. Да ещё по направлению от завода – вышка у тебя в кармане.
– В кармане «вышка», то есть диплом о высшем образовании. А в голове копилка, куда складывается увиденное, услышанное, усвоенное?
Полина кивнула. На щеках заалел румянец, как будто уличили в постыдном. Она сказала:
– Мне бы научиться отсеивать лишнее: взять от наших инженеров крупицы лучшего, отсеять их склоки, подкалывание, суды-пересуды о других.
– Некоторые вещи либо принимаешь целиком, либо проехали.
– Но вы только что говорили, что есть умение из общего аромата выделять доминирующий, или нужный. Затем усвоить только его.
Евгений Борисович улыбнулся. Слегка коснувшись ладони взволнованной девушки, сказал:
– Вы не заметили, что перефразировали мои слова? При внешней схожести фразы, вложили иной смысл. Этот приём свойственен инженерам техотдела.
– А вдруг они сначала делают себе подобной, и лишь после раскрывают настоящие ценные секреты.
– Если они есть, – заметил с усмешкой Евгений Борисович; подумав, поправился: – Кой-какие ценные знания можно извлечь, но слишком много апломба у ваших инженеров.
– Да, согласна! Этим они меня отталкивают. Меня держат за дуру, о которую можно потесать языки, когда больше не о ком.
– Представляете, как мы утрем нос им, раздобыв и реанимировав проект, по которому в наш захиревший завод вдохнут продуктивную жизнь!
– Я представляю! Но реально некоторые части проекта необходимо создавать заново. Нашим инженершам не суметь.
– Среди моих знакомых есть крепкие пенсионеры, бывшие конструкторы, которые по временному найму с радостью возьмутся за предложенную работу.
– Разогнать бы вообще этот техотдел, – вырвалось у Полины.
– Полина, так о коллегах не следует выражаться. Пусть обновление идёт своим чередом; кто не может, тот сам уйдёт.
– Почему вы не начальник? Вы такой умный! Мне кажется, что за двадцать минут общения с вами поумнела на несколько лет.
– Вы мне льстите.
– Нет!
– Я бы сказал так: потому и не начальник!
Полина хохотнула. Закинув ногу с ногу, с обожанием взглянула на старшего коллегу. Взгляд Евгения Борисовича метнулся к ногам красавицы, пусть хоть они скрыты джинсами, и сама обладательница красоты и молодости пропиталась пылью архива. Затем взгляд переместился на полку, словно бронируя место для следующего сувенира, что станет символом этой девушки.
С некоторой приятной грустью Евгений Борисович сказал:
– Есть, ещё причины, что не дадут в полной мере снова стать начальником.
– Я знаю какие!
– И какие же?
– Вы добрый.
– В чем-то вы правы. Тщеславие и доброта – вещи несовместимые! Мы совсем забыли про чай.
– Да и про доминирующий аромат!
– Но примете к сведению главное – работа.
– И минута отдыха! – добавила Полины, готовая от распирающей благодарности расцеловать коллегу, подумав: не все плохо, что плохо начинается.
Глава 3. Дополнительные сведения об элементёрах
(элементёры – останки человеческих душ)
Радиоприёмник, закрепленный на стене у книжного шкафа, передал сигналы точного времени. Голос диктора едва слышен, пусть ничто не отвлекает от навалившейся работы. Взгляд Евгения Борисовича переместился к наручным часам. Девять часов вечера. За окном разлиты чернила наступающих сумерек, на письменном столе чернила текста сливаются в кромешную тьму. Да уж засиделся! Более чем на три часа продлил себе рабочую смену.
Мало того, что нужно двигать работу с проектом, никто не отменял текущих обязанностей. Это разработка технических заданий на закупки материалов и услуг. Чтобы быть правильно понятым беспристрастной электронной системой, чтобы закупочная процедура прошла без сучка и задоринки важно соблюсти обоюдно принятые правила. Жизнь по правилам, оказалось, имеет изысканный вкус.
В домашнем архиве до сих пор хранится виниловый диск «Play’N’game» от Nazareth, выпущенный в 1975 году, и в том же году диск обосновался в коллекции юноши Евгения. Более сорока лет этот диск, как и десятки других сохраняет изначальный свойства: без помех воспроизводится на HI-FI аппаратуре, передавая ощущения рокерской юности.
Жизнь, считал Евгений, это игра по жестким правилам. Возможные сценарии можно пересчитать по пальцам. Так было и будет. В его жизни сыграны несколько сценариев, где он главный герой. В каждый сценарий внесены строго дозированные импровизации – это нечто вроде романтической дури здравомыслящего господина.
Замысел нового сценария пока не ясен; вступать в игру придётся вслепую. Но может быть и такое: этого сценария он просто не знает и некому объяснить.
Некому?
Раздался басистый лай бездомных собак, как будто совсем рядом, под окном. Евгений Борисович, вздрогнув, встряхнул оцепенение. Чушь! Пусть даже с каждым разом сложность выбранной роли возрастает, правила есть. Значит, будет и решение проблемы с восстановлением проекта в новой роли искателя утраченных ценностей.
Однако, пора домой. Ужин отменяется, сразу по приезду, переодеваюсь в спортивный костюм и легкой трусцой по стадиону освою километров семь.
Евгений Борисович облачился в стильное кожаное полупальто, погасил свет в кабинете, закрыл его на замок. Редкие фонари аварийного освещения вырвали из мрака длинный коридор. Слева и справа поблескивали лакированные ручки запертых кабинетов, таблички под золотое тиснение с фамилиями специалистов и руководителей. Все цивильно в офисном корпусе, вопреки производству, дышащему на ладан.
Чеканя шаг, Евгений Борисович прошествовал по коридору. Прежде чем взяться за рычаг кодового замка выходной двери, оглянулся. Из щелей дверного проёма комнаты архива изливался свет. Неужели Полина задержалась, как он? Нет, она бы сообщила, и кроме того, у неё ребенок, которого нужно вовремя забрать из детского сада. Есть муж, которому надо приготовить ужин.
Что-то тут не ладно.
Он постучался в дверь архива. Стук возвратился слабым эхом. Чуть тронул дверь – как будто заперто изнутри. Дернул сильнее – звякнул засов замка.
– Полина, это ты в комнате?
– Нет, это я, – проскрежетал сдавленный голос, как будто старческий.
– Валерий Борисович?
– Валерий Борисович, – послышалось из-за двери.
Что за чертовщина?! Кто-то глумится? Голос странный. Как будто знаком, но звучит как из могилы заживо погребенных.
Зданию скоро восемьдесят лет. В его стенах за эти годы трудились, пожалуй, несколько тысяч человек. Несколько тысяч судеб, так или иначе, соприкоснулись со стенами здания. Пора появиться привидениям, как в старинных замках, как в любом доме, прослужившим не одно поколение.
– Вы работаете, Валерий Борисович?
Что-то тяжелое грохнулось на пол. Алая струйка выбежала из-под двери. Евгений Борисович едва успел отскочить, пристально вглядываясь на расползающееся красное пятно. Боже мой, вдруг у него случился очередной инсульт. Евгений Борисович, что есть силы рванул дверь на себя. На это раз дверь легко поддалась. Он едва сам не упал от резкого рывка.
В комнате никого не оказалось. Мерцала настольная лампа; несколько архивных папок аккуратной стопкой обосновались на краю стола. Одна папка раскрыта и лежит точно посередине стола. Алая струйка вытекала из лежащей на полу пластиковой бутылки. Евгений Борисович наклонился, чтобы вернуть ей вертикально положение, но не удержался и сам грохнулся на пол. Качнулся стеллаж с кипой архивных документов. Евгений Борисович вскочил, точно ужаленный, придержал стеллаж. Сердце ухнуло от странного ощущения: от металлических полок исходило противодействие, словно их поддерживали с обратной стороны. Чертыхнувшись, щелкнул выключателем. Поскорее отсюда уйти, игры с невидимками не в его правилах.
В этом техотделе вечно что-то происходит. Он знал его репутацию, сам начинал в нём работать. А суть такова: кто хоть год проработал в техотделе, сотворит необычную судьбу. Это факт, это проклятие, это благо.
Без полоски света у порога вход в архив зиял черной дырой. Шагни в неё – и сгинешь навеки. Внезапно захолонуло сердце; он словно на минуту отключился от реальной обстановки. Вдруг обдало жаром. Евгений Борисович носовым платком промокнул капельки пота со лба. С усмешкой подумал, бросает в жар, как женщин при климаксе?! Не приведи, Господи! Какой климакс?! Это всего лишь аура техотдела, точно ядовитый смог.
Уже на улице Евгении Борисович, не удержавшись, оглянулся. В единственном окне отдушине архива горел свет, который он выключил! Возвращаться не буду. Кто-то из работников техотдела решил поиграть в прятки. Эта игра, точно, не для меня.
***
Старлей с удобством расположился в кресле, в метре от которого только что барахтался Борисович, поскользнувшийся на ровном месте. Напротив кресла размещено зеркало. В нём ощутим облик Полины. Она, сомневаясь в достойном внешнем виде, на дню не раз и не два прихорашивается. А Старлею всегда хочется помочь: откинуть упрямую прядь девичьих волос, провести иссохшей рукой по шелковистым прядям.
Так бы он гладил дочь.
И в этот раз он не сумел сбросить бремя условностей, выйти из-за стеллажей, побрататься с Евгением. Что-то Евгений ощутил фибрами сердца, быть может, в смутных ощущениях уловил облик ночного гостя. На какие вещи раскрыть Евгению глаза? Как подтолкнуть его к пониманию, что вслед за призраками приходит нечто реальное, чего нет в его жизни, и без чего жизнь не может считаться состоявшейся.
С десяток лет назад Старлей приметил бездомных собак, в зимнюю стужу пробирающихся к зданию. Свора одичавших псов плутала по лютому холоду в поисках главаря и теплого убежища.
Он схватил самого здоровенного пса, одной рукой взялся за крестец, другой за складку загривка. Легко оторвал от пола на два метра, тряханул псину так, что лязгнули клыки. Остальные псы притихли, поджав уши.
Оставалось накормить псов, чтобы стать их главарем. Старлей повел свору в тайную комнату, где приготовлена миска с тушеным мясом. Псы с урчанием набросились на сытную еду. Наевшись до отвала, улеглись у ног Старлея, помахивая хвостом и ловя его сумрачный взгляд.
Теперь он господин стаи бездомных псов. Теперь он может разорвать любую из них; никакая псина не окажет сопротивление. С притворной яростью вожака трепал какую-нибудь собачину, замечая, что в эти минуты руки покрываются шерстью псины. Шерстью покрывается всё тело. Щетина на лице разрастается до глаз; передние зубы становятся зловещим комплектом заточенных резцов и резко выпирающих устрашающих клыков…
Старлей раскрыл окно. Зловещий вой вырвался наружу, словно распалял ярость у одних, страх у других.
Евгений Борисович ускорил шаги. Навстречу неслась галопом свора диких собак. В призрачном свете Луны и мутного сияния уличных фонарей псы выглядели осатаневшей стаей невесть откуда выбравшихся фантастических существ. Клыкастых, ощерившихся в безумной ярости.
Евгений Борисович приостановился. Приостановились и псы. Для бездомных собак эти псы слишком упитаны. Мощная грудь с крепкой шеей, увенчанной раскрытой пастью, с белыми, как бивни слона, клыками. Толстые лапы и густая шерсть. В окрасе преобладают желтые песочные тона.
Невольные стражи опустевшей заводской улицы с глухим рычанием взирали на одинокого путника. В это время суток заводская территория превращалась в их вотчину. Любой прохожий – враг. Казалось, если страх завладеет сердцем, вдруг кинется бежать, выкажет агрессию – исход предрешён. Его тут же разорвут на части, обглодают до костей. Белых, как их клыки. Но прохожий с невольным восхищением любовался дикой мощью когда-то домашних послушных собачек.
Сделал шаг вперед. Псы сгрудились плотнее на его пути. Не пропускают, провоцирую на трусость и агрессию. Вот они взяли в круг. Несколько псин, присев на передние лапы, точно приготовились к смертоносному прыжку, способного повалить с ног любого. Другие бегали кругами, временами с лаем подскакивая к ногам. Похоже на классическую облаву.
Сорвал шапку, швырнул в сторону. Псы, на лету схватив, разорвали в клочья. В мгновение вернулись на исходную, готовые также разорвать бесстрашного путника. Вдруг до ушей донесся истошный вопль, чудовищный по силе и зловещий по тону. Псы мгновенно, словно опомнившись, обмякли, враз слетела агрессия. Толстые лапы скачками понесли мощные мохнатые тела в сторону, откуда исходили жуткие звуки.
С непокрытой головой и поднятым меховым воротником модного кожаного полупальто заспешил к заводской проходной, где поджидал безотказный автомобиль с включенным автозапуском мотором и, наверняка, согретым салоном. Ранней весной ночи холодные, а кружившаяся поземка говорила о грянувшем похолодании.
***
Старлей стоял у входа в здание, где светилось лишь окно комнаты архива. Комбинезон цвета хаки, кожаные сапоги, начищенные до блеска – он выглядел франтоватым военным. Офицерская фуражка с кокардой советских времен сметала всякие сомнения – это служивый командир, закаленный в боях и лишениях, способный в засаде ждать сигнала активных действий.
Правда, засада длится тридцать лет. Он порой сомневается, человек ли он, и живы ли те идеалы, за который не жалели жизни. Седые волосы связаны в пучок, во всё лицо щетина, в самом деле похожая на собачью шерсть – с таким видом на военный смотр не пойдешь.
Старлей, чудом выживший в групповом несчастном случае со смертельным исходом, пообещал отомстить. Истинный виновник смертельной драмы – господин N до сих здравствует, купается, гад, в роскоши. Перед кем будет держать ответ господин N?
Ещё тогда, в день групповой смерти, Старлей, уходя из жизни с мертвыми друзьями, понимал, что этот смертельный случай совсем не случайность. В игре в жизнь появилась новая роль: поборника и ревнителя гонимых ценностей. И что самое трудное в этой роли – суметь отомстить виртуозно.
Вслед за аварией, унесшей из жизни тех, кто реально определял судьбы завода, началась приватизация. Чтобы не допустить прихватизацию всех сокровищ завода, Старлей изъял из архива часть документации. Той, что на правах подлинника без права на копирование хранилась в специальном шкафу.
А заключала в себе документация ценнейшие сведения о дислокации на территории завода секретной базы Z – подземное хранилище неприкосновенного запаса продовольствия, провианта (амуниции), арсенал сверхсекретных технических новинок для выживания в ядерном аду.
