скачать книгу бесплатно
Глава 7
Богиня песни
Хорхе закрыл на ключ дверь своего кабинета, хотя знал, что без стука и разрешения никто не войдет; извлек из коробки видеомагнитофон, и, не читая инструкции, торопливо воткнул вилку в розетку, подключил провода, вставил кассету…
И певица[21 - Имя этой артистки будет зашифровано словом «Певица». Название же ее профессии будет написано с маленькой буквы – певица. (Прим. авт.)] пришла к нему.
Пришла из каких-то неведомых ему земель – из какой-то таинственной страны, где всё так гармонично, что не нужно ничего менять – ибо, вмешавшись, можно только испортить: улучшить уже ничего не получится.
В ней всё было прекрасно – даже не то чтобы прекрасно, а… как-то оправданно, слаженно, уместно.
Идеальная гармония внешности, голоса и наряда производила впечатление какой-то нереальности: она казалась едва ли возможной, едва ли не выдуманной… Наверняка ее образ во многом был продуман продюсерами и сформирован стилистами, но сейчас это не имело никакого значения!
Она не была красавицей в классическом понимании: скорее хорошенькая, нежели красивая, – но все понятия о красоте теряли рядом с ней силу и смысл, ибо, когда она возникала перед глазами, думалось: «Она и есть красота».
Хорхе не мог отвести глаз, но в то же время сам не понимал – почему?!
Все мысли его были там, рядом с ней… Она была одновременно понятной и загадочной, близкой и недосягаемой; черты ее лица часто казались Хорхе европейскими, но через секунду он мог бы утверждать, что она родилась по эту сторону океана: в ней не было и толики холодной надменности gringo[22 - Житель англоязычных стран, американец (исп.).], а лишь теплая латиноамериканская естественность и эмоциональность! Она настолько красиво и совершенно доводила до публики немудреные в общем-то композиции, что Хорхе ощущал: его возлюбленная певица пела не из-за денег и славы.
Она пела, потому что не могла не петь!
Хорхе осознал, что эта девушка, эта женщина отныне навсегда вошла в его жизнь… Нет-нет, совсем не как Лаура… Жену он любил и хотел. А от этой певицы он просто не мог оторвать глаз, о ней он мечтал…
И готов был слушать ее песни снова и снова!
И чем дольше он смотрел, тем лучше понимал секрет ее обаяния. Так ему, по крайней мере, казалось.
…Она не была похожа ни на кого, но одновременно на всех сразу: на принцессу из сказки и девчонку с соседнего пляжа; на первую любовь и последнюю; на девушку из Тихуаны и на девушку с Юкатана; на подростка и на зрелую женщину. Но Хорхе тут же понимал, что не только в этом формула ее очарования, проникающего прямо в кровь и, подобно наркотику, вызывающего стойкое привыкание…
Стоит лишь один раз увидеть и услышать ее – как уже не обойтись без ее присутствия в твоей жизни.
Внешность? Хорхе покачал головой. Не только – красавиц много, уж ему ли, до тридцати лет считавшему себя первым в порту ценителем женской красоты, этого не знать?
Голос? Но и замечательных певиц немало… Пожалуй, главное, что сумел разглядеть в Певице внимательный, чуткий к женским секретам Хорхе – простота. В ней не было ничего холодного, надменного, бросающего вызов – всего того, что частенько свойственно эстрадным «суперзвездам».
Только безопасность, только женственность. И теплота.
От нее не нужно было защищаться, доказывать свою состоятельность – ее саму хотелось защитить, оградить от зла.
Мужская мечта, и мечта почти доступная: она была рядом. На лице ее не было маски – она была такой, какой была, и казалась беззащитной и наивной, словно ребенок. На сцене находилась не певица, а воплощенный сон о вечной женственности, греза, обрекающая на душевные муки своей невыдуманностью и безыскусностью…
Можно ли описать мечту? Вряд ли. Но в тот день, когда Хорхе увидел афишу, он понял, что его мечта выглядит именно так: ясный взгляд карих глаз, развевающиеся от невидимого ветра волны волос, сверкающие солнечными бликами, вольный разлет бровей и трогательные ямочки на «детских» щеках…
Афиша притягивала к себе проносящиеся мимо взгляды – ловила их, словно бабочек, и заключала в себе, незримо ограничивая свободу их полета четкими линиями чуть неправильного, неклассического лица. И взгляды порхали по лицу, повторяя в своем движении его линии, пытаясь вычислить его геометрию, разгадать его тайну, пленившую их и не желающую отпускать.
С концерта Хорхе вернулся словно контуженный невидимым взрывом.
Он будто ослеп от зрелища света и тени, играющих на высоких скулах, оглох от тишины пауз между песнями, а тело парализовало излучением неизвестной природы…
Переводя дух между заключительными аккордами одной песни и вступительными аккордами другой, артистка улыбалась и рассыпала плавные приветливые слова. И слова эти, произнесенные на непонятном, но уже становящемся для него родным языке, прыгали по сцене, будто бусины с порвавшейся цепочки, а затем игриво и весело сыпались в зал – к зрителям, к Хорхе…
И легкий голос еще долго звучал над его мыслями, взлетев над ними, взойдя словно солнце. Оно зажглось в эпицентре его личного душевного взрыва, и именовалось – «Певица».
Но светило это взошло не только над ним.
После концерта высокий, чувственный голос неповторимого тембра стал звучать в Веракрусе всё чаще и чаще, пока наконец не проник в каждый уголок. Он доносился со всех сторон, и не так-то просто было спрятаться от него – мелодичные песни звучали, казалось, повсюду и стали частью этого солнечного лета – стали самим летом, брызжущим золотым соком лучей, словно вовремя сорванный сочный апельсин…
В этих песнях была та же гармония, что и в самой певице, и люди желали владеть тем же – хоть частичкой этой непонятной субстанции, хоть кусочком… Они покупали кассеты и диски, делая незамысловатую гармоничную музыку фоном своей жизни.
Но ресторанчик Хорхе по частоте исполнения этих летних шлягеров был, разумеется, вне конкуренции.
* * *
…Что делает людей горячими поклонниками того или иного артиста? А что делает обычного человека кумиром, «звездой», объектом вожделения толпы? Что происходит, когда кто-то становится настолько привлекательным и популярным, что люди верят: отсвет его исключительности ложится на всё, к чему он прикасается, – и они готовы на многое, чтобы заполучить если не частичку этого отсвета, то хотя бы его иллюзию?
Есть что-то бесконечно трагическое в самой атмосфере желания обладать, обнимающей, окутывающей кумира, а в конечном итоге плотно пеленающей его по рукам и ногам – так, что почти невозможно пошевелиться…
Привыкают ли кумиры к тому, что становятся чем-то вроде «золотого тельца», от которого каждый норовит отколоть кусочек для себя? К палаткам поклонников под окнами своего дома? К тому, что их портретами увешаны стены комнат сотен тысяч подростков, грезящих о звездном поцелуе? К рукам, тянущимся к ним со всех сторон? К требовательному ожиданию невозможной безупречности? К вечной маскировке и осмотрительности, к охотникам с фотоаппаратами, выслеживающими из-за каждого куста их порой неправильное, неловкое движение?
Получают ли они от этого удовольствие, ненавидят ли это, смиряются ли с этим, зависят ли от этого? Добычей ли чувствуют себя или ловцами, победителями или побежденными? Держат ли звездный образ отдельно от себя, надевая, словно одежду, или врастают в него навсегда? А может быть, это звездный образ вырастает из них?..
А что происходит с ними, когда популярность уходит, и тускнеющее мерцание старой звезды сменяется свежим блеском сверхновых?..
Ответы на эти вопросы таятся за темными стеклами очков, и, если охота на кумира будет удачной, вы добудете эти ответы… Но будьте осторожны: пока вы будете «расстреливать» кумира из фотоаппарата, он всадит в вас невидимый острый крючок, и, возможно, однажды вы обнаружите этот застарелый, заржавленный крючок в себе.
Вы внезапно поймете, что частенько предпочитаете быть кем-то другим, нежели самим собой. Или что долгие годы рядом с вами, в вашей супружеской постели была не жена или муж, а лишь звездная фотография. Или осознаете, что готовы променять на эту фотографию всех живых, находящихся рядом с вами. Или что любить живого человека вы так и не научились – потому что были безумно влюблены в мечту… Или же поймете, что этого звездного света нет нигде – даже у звезды, которая его излучает…
…В то обычное, яркое и знойное лето крючки еще только готовились, только искали своих жертв и, конечно же, находили. К певице тянулось всё больше рук, больше мыслей, больше желаний… Она стала кумиром и в Мексике: страна впустила ее в свой дом, приняла, что не часто случается с европейскими исполнителями. Возможно, это произошло потому, что внешность ее была яркой и необыкновенно выразительной, а в жилах текла кровь сразу нескольких, совершенно несовместимых между собою наций? Временами она была похожа на чистокровную англичанку, в определенных ракурсах – типичная француженка; но если приглядеться, то… «Святая Мария! Да в ней больше мексиканских черт, чем в иной мексиканке!»
Южная красота грела латиноамериканские сердца, а женственность не имела национальности. Певицу просто любили – за то, что она похожа на мексиканку, и за то, что она мексиканкой не является, за то, что она мила, и за то, что она – певица…
Глава 8
Посудомойщица
Кармелу же все эти события никак не затронули. Она не имела ни малейшего представления о невидимом взрыве, прогремевшем где-то рядом с ней в тот день, когда она получила работу в заведении: ее мир с того дня состоял из посуды, посуды и снова посуды – и только.
«Я мою посуду в ресторане в порту! Это очень хорошая работа! Я совсем не устаю! Здесь много вкусной еды! Я живу в отдельной комнатке! Хозяйка очень добрая! Все деньги я буду передавать с Серхио! Я вас всех очень люблю и скучаю! Кармела», – передала она записочку вместе с первой зарплатой.
Всё в ее жизни теперь было правильно и понятно – может быть, нелегко, но правильно…
Дни летели как один. Распорядок ее жизни не подразумевал никаких изменений и был так же прост, как ее работа. До раннего утра девушка мыла посуду, затем купалась в море и дремала в тени, предвкушая, что большой такос, бурритос или энчиладос уже дожидается ее возле чана, на краешке столика из нержавейки. Она чувствовала, что жизнь теперь идет так, как должна идти; она радовалась каждому рассвету, находя удовлетворение в малом…
«Из лишнего рта я превратилась в работницу – отлично! Немного посетителей, мало посуды – прекрасно! Веселый бармен Хосе принесет под закрытие что-нибудь вкусненькое – великолепно!»
От этого радостного настроя работа у девушки спорилась: тарелки летали в ее руках, словно белые птицы, да и сама Кармела была похожа на птичку, плескавшуюся в воде и разбрызгивающую во все стороны сверкающие капли. Повар Луис, работающий в ресторане со дня открытия и считающийся у семейства Эрнандес доверенным лицом, был очень доволен новой работницей. А посему была довольна и хозяйка.
…Доходность заведения не менялась годами, но последнее время выручка стала ощутимо падать: в порту открыли новую столовую для рабочих, а туристов всё чаще перехватывали «Сомбреро» Мигеля и похожие на нее «забегаловки», вызывавшие у Хорхе стойкое раздражение. Он прекрасно знал секреты их успеха в конкурентной борьбе: в большинстве из них можно было без труда приобрести пакетик «травки» или «снять» девочку. Полиция, особо не разбираясь, устраивала облавы во всех заведениях портового района, в том числе и в «Лауре», отпугивая своими налетами последних постоянных посетителей…
Положение день ото дня становилось всё более угрожающим. Если ничего не предпринять, то вскоре Эрнандесы могут разориться… Срочно нужно было придумать, как увеличить выручку, как привлечь новых посетителей и выделить «Лауру» среди конкурентов… Но как, как это сделать, не скатившись до уровня «Сомбреро» и не выбросив всех сбережений на ветер?!
Эта сложнейшая задача требовала от Хорхе максимального напряжения умственных сил, вынуждала задействовать весь свой богатый опыт умелого хозяйственника, наконец, привлечь в союзники свойственные ему некоторый авантюризм и бесшабашность, но вместо этого…
Он приобрел, в дополнение к видео, телевизор «SONY», выписав его по каталогу. Одну из лучших в мире моделей, колоссальных размеров… Вещь почти невероятную для мексиканской провинции середины восьмидесятых – и, удобно устроившись в кресле, целыми вечерами смотрел записи своей любимой певицы.
Семья тем самым лишилась месячного дохода, а компания маленьких боссов этого портового района – своего давнего и верного товарища.
Отныне поездки Хорхе Эрнандеса в Мехико стали регулярными: в поисках новой информации он скупал видеозаписи, пластинки, постеры, музыкальные журналы и даже выяснял возможность заказа недостающих из-за границы – ему не хотелось упустить ни крупицы новостей!
И, как-то незаметно для себя Хорхе стал не просто поклонником, а… одним из многочисленных фанатов Певицы, одним из коллекционеров, готовых отдать последние деньги за раритетный экземпляр ее следа, оставленного на Земле…
На стенах его кабинета появились фото – большие и маленькие, они смотрели на него одинаковыми взглядами больших карих, потрясающей красоты миндалевидных глаз… Лауре это, конечно же, было не по душе, если не сказать хуже – однако до поры до времени она смотрела на поведение мужа сквозь пальцы, ибо не считала опасным. «Пусть делает что хочет, лишь бы не увлекся какой-нибудь реальной женщиной…» – неизменно констатировала она, наблюдая эту фанатскую лихорадку.
И всё же Лаура злилась. «Чем я хуже нее? Ну конечно, эта певичка моложе меня лет на двадцать, но ведь и я очень слежу за собой!» Когда приходили эти мысли, она неизменно тянулась к ближайшему зеркалу и, придирчиво вглядываясь в свое отражение, искала у него поддержки. А зеркало говорило: «Ты прекрасна, спору нет, особенно для своего возраста. Но не требуй от меня невозможного».
«Впрочем, раньше за ним такого не водилось… Мой Хорхе никогда не был бабником! Надо просто подождать, это пройдет само собой», – уговаривала она себя.
Но сумасбродный муж привозил из Мехико всё новые и новые кассеты. К записям видеоклипов добавились концертные выступления и телевизионные шоу. Некоторые видео доставались с трудом и стоили дорого, но это лишь раззадоривало его; тайной мечтой стала поездка в Европу – для посещения музыкальных магазинов.
Несчастный «Panasonic» не знал отдыха: Хорхе смотрел видеозаписи одну за другой. Ракурсы для съемки были выбраны замечательно: создавалось впечатление, что Певица выступает только для того, кто смотрит на нее сейчас – и казалось, что она рядом, что она близко… Только протяни руку. Ее голос постоянно сопровождал Хорхе – певица всегда была с ним.
И это принесло свои плоды.
…Однажды утром Хорхе встал с постели изумленным: впервые в жизни во сне он видел кинофильм: «В портовой таверне выступала роскошная певица-суперзвезда».
Она появилась там как бы ниоткуда, и ее звездное сияние плохо сочеталось с внутренним убранством этой таверны, но…
Это был настоящий концерт: певица работала с той же самоотдачей, что и перед десятитысячной аудиторией – пела так же искренне и проникновенно! Гремела музыка, и зрители аплодировали «звезде», а она улыбалась сразу всем и при этом никому конкретно и – горстями рассыпала бусины приветливых слов…
Появившись ниоткуда она и ушла в никуда.
Наступило утро.
Эмоциональный и подробный рассказ об этом произвел на Лауру сильное впечатление: она поняла, что с этого дня жизнь ее мужа изменится – он упорно будет искать девушку, похожую на Певицу; искать, чтобы та пела в «Лауре» под фонограмму «звезды»…
В отношении бизнеса это была перспективная идея, а – надо отдать должное Хорхе – его идеи почти всегда оказывались таковыми. Но для семейного очага – весьма опасная.
Рестораторшу успокаивало лишь то, что эта задача казалась ей невыполнимой.
Те, кто захочет кривляться под чужую фонограмму, ну никак не будут похожи на эту его «Богиню песни»; профессиональной же артистке (ежели он и отыщет таковую) нужно платить большие деньги, чтобы она согласилась выступать у них хоть какое-то время… Да еще в такой роли!
Но все попытки супруги отговорить Хорхе от этой бредовой затеи наталкивались лишь на глухое раздражение.
Глава 9
Я найду
Так прошло несколько месяцев. «Богиня песни» покоряла мир. Ей рукоплескали и Европа, и Латинская Америка…
А у Хорхе же… дело ну никак не сдвигалось с мертвой точки!
…Он был достаточно живым и неунывающим человеком, предприимчивым и самоуверенным; присутствовала в нем и некоторая толика циничности: Хорхе Эрнандес прекрасно знал, как, умножая два на два, получить… пять, а то и десять песо! Но, увы, в музыкальной области он был полным профаном – бедовый ресторатор просто не знал, с чего начать.
…Миндалевидные кошачьи глаза, темные брови вразлет, точеная фигурка снились ему, но и только. Он закрывал глаза и видел милое, чуть неправильное лицо, вздернутый носик, высокие скулы, пухловатые губы и ямочки на щеках, длинные стройные ноги, волны волос и блики солнца на этих волнах…
Но лишь множилась коллекция видео, да стопка журналов росла на полке, вызывая быстрые неприязненные взгляды Лауры.
– Кармела разбила тридцать тарелок, поскользнулась… – буднично сообщила ему супруга за ужином. Прежде, собираясь за столом, они всегда обсуждали ресторанные новости и проблемы.
– Что? – растерянно отозвался он, продолжая есть. – Кто такая Кармела?
– Посудомойка.
– А-а… Осторожней надо быть… Черт возьми, всегда одно и то же! Вычти у нее из зарплаты, – поморщился Хорхе.
– Нет-нет, что ты! Мы и так платим ей гроши, а она так старается, такая умница. Всю зарплату домой отправляет, родителям… К тому же, – улыбнулась Лаура, вспомнив большие лучистые глаза Кармелы, – молоденькая, симпатичная…
Хорхе удивленно посмотрел на жену, аккуратно положив вилку на край тарелки.
– Симпатичная? А где это ты смогла отыскать такую на пятьсот песо?
…Он уже привык к грубо скроенным лицам этих девиц из прибрежных поселков, не нашедшим работы в порту или в городе, и не сомневался, что у новенькой посудомойки рыхлое, бесформенное тело, лишенное талии; широкий нос с горизонтально разлетающимися ноздрями, низкий лоб, тяжелый, слегка скошенный подбородок да глупые глаза навыкат, в которых невозможно прочитать ничего, кроме желания побыстрее и кое-как закончить работу, дабы улизнуть на танцы к портовым ухажерам.
– Вот! – взвилась Лаура, почуяв слабину, – это значит, ты совсем отошел от дел. Ты когда был последний раз en la cocina?![23 - На кухне (исп.).] Все! Мне это надоело!!! Продавай бизнес и живи como el pobre![24 - Как бедняк (исп.).] – распалялась Лаура. – Можешь увешать ее портретами весь дом. Над тобой уже смеется даже София!
– Помолчи, женщина!!! – вскипел Хорхе, подпрыгнув на стуле и оттолкнув тарелку. – Много на себя берешь! Я всё вижу и всё слышу, не волнуйся… Вот найду певицу, и у нас будет самый лучший ресторан на всем побережье!
Лаура лишь махнула рукой – ну что можно возразить на эти дурацкие речи?..
Однако же эта сцена как-то взбодрила Хорхе. Наутро он решил учинить в заведении тотальную ревизию, и даже проверить раскладку продуктов – чего не делал, полагаясь на Луиса, вот уже несколько лет.
Проверка проходила тяжко: Лаура рассказывала ему далеко не всё из повседневных событий. А главное – он своими глазами увидел, что оба зала практически пустуют до полудня, а на обед пришли всего пятнадцать человек… Везде он находил нарушения, а что-то являлось для него таким откровением, что у него даже не находилось слов! Хорхе становился всё мрачнее и мрачнее, всё отрывистее и резче звучали его слова.
Ревизия катилась по ресторанчику, словно неумолимое стихийное бедствие, вовлекая в свое движение все, что попадалось по пути.
В посудомоечную он заглянул в конце дня, уже заранее раздраженный тем, что очередную неумеху, как видно, придется уволить (если она станет бить столько посуды не ежедневно, а хотя бы раз в неделю, то каждый месяц придется покупать новый комплект на все столики; черт бы побрал этих бездельниц и пьянчужек!).
– Вы разбили тридцать тарелок, сеньорита, – сходу начал он вместо приветствия, обращаясь в спину посудомойщицы. – Как прикажете с вами поступить?
Кармела вздрогнула, обернулась и посмотрела на него.
…Хорхе пошатнулся. На мгновение мелькнула мысль о землетрясении, но посуда не звенела и не ползла по столу, как это всегда бывает при небольших толчках, изредка посещающих Веракрус. Нет, это всколыхнулась не подземная стихия – опору из-под его ног выбил испуганный взгляд миндалевидных глаз. Темные густые брови, немного вздернутый носик, пухловатые губы. Под черным халатиком, резко контрастировавшим со стопкой белых тарелок, угадывалось стройное, гибкое тело…
Казалось, бездна разверзлась под ногами Хорхе… Он привалился к косяку, пытаясь собраться с мыслями. Они кружились как-то отдельно друг от друга, не желая связываться воедино для объяснения того, что выглядело сейчас таким невероятным…
Кармела растерянно захлопала длинными ресницами, не зная, что ответить. Улыбка помимо воли расцвела на ее лице, и в довершение «чуда» на совсем еще детских щеках вконец пораженный Хорхе увидел те самые ямочки…
Твердая почва окончательно ускользнула из-под его ног, и он завис в невесомости между голубым океаном неба и столь же голубым и безграничным морским простором. Посудомоечная, ресторан, пляж и порт, город Веракрус, да и сама Мексика – просто перестали существовать.
