скачать книгу бесплатно
– Я говорила, он немного необычный. У них в доме, в его детстве, из книг только краткий словарь иностранных слов был. Воклевитанг по нему и читать научился, и разговаривать. Мы привыкли уже, и вы привыкнете.
– Воклевитанг? – изумился Берлен. – его зовут Воклевитанг?
– Да, – сказала директриса, – Воклевитанг Аристархович. Мы зовем его Вокля.
С трудовиком Берлен подружился тем же вечером. Помогла дуальная абдикция и абсолютная двухдневная абсистенция. С утра обскурант с улицы Мичурина замуссировал им квинту киянки, и наступил темпоральный абиссальный мутуализм. Весь двор заабиссалили.
Ночью перасперили адастры, пока не потеряли в траве бинокль. Под утро шляфен без намёка на бабувизм и прочие агломераты.
В понедельник оба на работу не вышли, что для педагогического коллектива и учеников было вполне ожидаемо и понимаемо: магазин-то в районе один, всё на виду, попробуй пронеси четыре литра в авоське. Одним словом, как сказал Воклевитанг, – не рви нирвану спозарану.
А вот во вторник учебный процесс пошёл, можно даже сказать, поскакал – Батый сжег Рязань, с яблони сорвалось яблоко, Архимед залез в ванну погреться, квадрат гипотенузы требовал равенства катетов, всё вокруг состоит из молекул и, конечно же:
– Хэллоу, чилдрен, вот дей из ит тудей? Ху из он дьюти?
И радостная ответка:
– Хэлло, чича! Тряпку я уже намочил!
С физкультурой были проблемы, когда в библию советской школы – классный журнал – в раздел «Пройденный материал» Берлен вписал на весь учебный год: «Кувырок вперёд, кувырок назад». Завуча по учебной работе хватил удар, от которого несчастная женщина с трудом оправилась. В гороно, когда речь заходила о Берлене, сразу выскакивало: «Это который кувырок вперёд?»
После уроков Берлен устало брёл в барак, останавливался перед медленно набирающим ход мурманским 182-м и проплывающими окошками чужой жизни. Проводница с красным флажком задорно крикнула ему:
– Не грусти, малахольный, поехали сияние смотреть!
Берлен слабо улыбнулся и помахал в ответ. Красивая. Сияние завтра увидит. А тут вот солнце закатилось, взамен включили пару тусклых фонарей. Берлен посмотрел на исчезающий поезд. Мысль о том, что он больше никогда не увидит эту весёлую проводницу с красным флажком, окончательно превратила его в сборище очень грустных молекул…
Вечером он замкнулся в своей комнатушке, отказался от Воклиных сосисочных розовых разваренных какашек и стал печалиться.
– Ты чего? – заглянул через час Вокля. – Худо тебе?
– Худо, – согласился Берлен. – Накрыло чего-то.
– Шиншилла шерше ля фам, чтоль? – сморщился трудовик. – Давно хотел тебя спросить: ты так с виду вроде аксельбант нормальный, а всё соло и соло, неужели Джоконды до сих пор нет?
– Есть, – тихо сказал Берлен, – есть. Только она не Джоконда.
Вокля внимательно посмотрел на почти убитого грустью постояльца.
– Купидонишь её?
– Купидоню, – ответил юноша. – Очень купидоню.
– Так поезжай и привези свой амур, я вам весь катакомб оставлю – живите.
– Её здесь нет, она из книги, – вздохнул Берлен.
– Откуда? – напряг географическую извилину трудовик. – Книга? Город, что ли, не слыхал.
– Обыкновенная книга, «Present Continuous» называется, она оттуда.
– Персонаж? – состорожничал Воклевитанг.
– Персонаж, – согласился Берлен, – все мы персонажи.
Трудовик перебрал все 50 тысяч слов, но ни одно не подходило, чтобы передать охватившее его чувство. Помогли некоторые русские слова, но шёпотом и ненадолго.
– И как же ты будешь? – тихо продолжил трудовик. – Она в книжке, ты в Окуловке, жить-то как будешь?
– Ещё не решил, – пожал плечами Берлен, – или я к ней, или её сюда. Только, похоже, она другого любит.
– Где? – начал маленькими шажочками сходить с ума Вокля. – Где любит, в книжке?
– В книге, – ответил Берлен, – только там есть гад поганый, он предал её. Я бы убил его.
– Давай убьём, – радостно согласился Воклевитанг, – я помогу, у меня в мастерской кавалькады галиматей и алебардов всяких. – Перебрав сотню возможных орудий убийства, трудовик утомился и, заметив, что постоялец его уже спит, погасил свет. Но Берлен не спал, он думал, как бы попасть в «Present Continuous», спрятаться там среди страниц и смотреть на неё. Просто смотреть. Ну хотя бы лет сто, для начала.
Ранним утром Воклевитанг зачем-то побежал в отделение полиции к знакомому сержанту, посидел там полчаса, затем на вокзал, с вокзала вернулся домой к проснувшемуся Берлену:
– Вставай и одевайся, вот адрес Писателя, вот билеты в Москву, поезд через двадцать минут.
Необходимые пару дней для поездки в Москву мужчины получили от директрисы ещё месяц назад, в день её рождения.
Кстати, тогда же Воклевитанг дал слово разговаривать по-современному:
– Будем считать, что я «зашился» на один год, – пообещал он Берлену. – Но только при одном условии…
– Каком ещё условии? – удивился Берлен.
– Ты научишь меня английскому, – выдохнул Вокля.
Географ глобус пропил
Директриса до своего директорства преподавала географию и именно от неё несколько поколений окуловцев с удивлением узнали, что Земля круглая и не вся покрыта лесами и озёрами. Именно этот далекий факт её биографии Вокля и решил использовать для реализации своего плана – получить отгулы для поездки к автору «Present Continuous».
– Мы подарим ей глобус, – заявил он Берлену.
– Зачем? У неё полно этих глобусов, я видел сам.
– Не-е-е, мы подарим ей огромный глобус, в натуральную величину, сделанный нашими руками.
– Hand made, что ли? – лениво отозвался Берлен.
– Сам ты хендмейд, я говорю, глобус, большой такой, – Вокля раскинул руки, – подарим ей, и она отпустит нас на пару дней за свой счёт.
– Давай, – нехотя согласился Берлен, – глобус, так глобус.
Размер натуральной величины, показанный Воклей, не вызывал больших опасений.
Собирать земной шар решили тайно после уроков в мастерской. Не будем утомлять читателя тонкостями создания крупной модели земного шара в школьных условиях, отметим только, что старые стены мастерской со времён строительства не помнили столь лаконичных и в то же время ёмких фраз, которыми мужчины-педагоги изредка сопровождали процесс созидания нашей планеты. Им тоже потребовалось ровно семь дней. Ещё день на покраску. Эмульсионная краска никак не считалась с общепринятыми географическими очертаниями и вносила свои коррективы. В результате чего Африка уткнулась в Антарктиду, Япония намертво соединилась с Китаем, а Чёрное, Средиземное и Каспийское моря попросту исчезли с лица Земли.
В назначенный день, рано утром, до прихода директрисы, мужчины решили перенести подарок в её кабинет.
С каждой стороны они взяли шар и попытались его поднять. Шар слегка дёрнулся и снова опустился. Коллеги шёпотом стали ругаться матом и ещё раз попытались поднять. Шар приподнялся сантиметров на тридцать и, не удержавшись, качнулся в сторону, слегка придавив Берлена. С третьей попытки получилось. Мужчины молча взяли шар и направились к выходу. Перед самой дверью Берлен остановился и стал задумчиво смотреть вперёд.
– Ты чего? – прохрипел Вокля.
– Он не пройдёт, – сказал Берлен.
– Кто?
– Шар.
Тут только Воклевитанг заметил, что земной шар в диаметре гораздо шире, чем дверь мастерской.
– Может, открыть вторую половину? – предложил Берлен.
– Бесполезно, – зло сказал Вокля. – Я забил её намертво, да и сам проём узкий.
Быстро нашёлся простой выход: шар надо спустить через окно. Так и сделали. Спуск прошёл не совсем удачно. Незамеченный гвоздь, как будто радуясь впервые представленной возможности проникнуть в тайну Бермудского треугольника, вырвал почти половину Саргассова моря. Дальше шёл подъём по лестнице. Первый пролёт прошли нормально. На втором Берлен с удивлением заметил яркое голубое пятно на боку своего нового костюма. В то же время та часть Мирового океана, о которую он тёрся, совершенно побелела, образовав новый ледяной материк. У Воклевитанга, напротив, рубашка стала тёмно-коричневой, а высокие Гималаи сменили окраску на обыкновенное плоскогорье.
Уже перед входом в кабинет навстречу оборванным и красочным мужчинам вышла парадная директриса.
– Что здесь происходит, товарищи?
– Это вам, – устало выдохнул Воклевитанг, – с днём рождения.
– Happy birthday, – попытался улыбнуться Берлен.
– Спасибо! – радостно улыбнулась в ответ счастливая директриса. Таких необычных глобусов ей ещё никто не дарил. Вечером после небольшого фуршетика в учительской она подписала их заявления на два дня за свой счёт: – Поезжайте к вашему писателю.
В вечернее время из станционного громкоговорителя завораживающий женский голос разливал по всей Окуловке загадочную фразу: «ПОЕЗД ДО БОРОВЁНКИ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СО ВТОРОГО ПУТИ», – загадочную, потому что никакого поезда на станции не было, платформы пусты, Берлен лично проверял несколько раз. Однако каждый вечер добрая колдунья объявляла об отправлении невидимого поезда с пассажирами-невидимками, которые уезжали в сказочную Боровёнку. В течение многих лет многие окуловские детишки засыпали в своих кроватках, услышав знакомые волшебные слова. Ближе к полуночи фраза повторялась для засыпающих взрослых и дарила уверенность, что завтра всё будет у них хорошо. Всех, кто хоть даже немного пожил здесь, в трудные времена дальнейшей жизни, когда рушится мир вокруг, никогда не покидает надежда, главное, дождаться полуночи, когда ПОЕЗД ДО БОРОВЁНКИ ОТПРАВИТСЯ СО ВТОРОГО ПУТИ.
Трудно быть Богом
Стажёр уже вторую вечность работал в небесном отделе помощи мелким неудачникам. Отдел помощи живущим внизу утконосам, кенгуру, ехиднам, гиенам, пингвинам, кактусам и, если оставалось время, человекам. Но не всем, конечно, а лишь тем, с кем Судьба беспредельничала по полной. С Богом у неё частенько возникали конфликты по этому поводу.
– Слушай, – говорил он, просматривая список, – да оставь ты этого бедолагу в покое, на нём уже места живого нет, а ты всё тычешь его и тычешь.
– Имею право, – смеялась Судьба, – я квоту знаю, мне лишнего не надо, но что моё – моё! И потом, ведь половина всё равно тебе достанется, сам тогда и пожалеешь своих убогиньких.
Стажёр слышал эти разговоры и не понимал, что за квота? Почему половина? Кому тогда другая половина? Времени на непонимание было мало – появился его очередной клиент. Человек. Классический пример неудачника. Судите сами. Первое – угораздило родиться накануне великих перемен. Да к тому же ещё в России двадцатого века.
В начальный период своей детской жизни мечтал стать пионером – не дождался! Ни костров, ни синих ночей, ни гордого «Всегда готов!». Организация юных ленинцев рухнула вместе со страной, похоронив под обломками всё вокруг, кроме мраморного саркофага вечно живого мертвеца.
Примерно в то же время клиент получил своё новое имя. «О, счастливчик!» – под таким названием шёл в летнем кинотеатре британский фильм, который легально просмотрело всё население города старше 16 лет. Несовершеннолетние фанаты статуса «детидошестнадцати» рассаживались по отполированным веткам могучего дуба, как будто специально посаженного здесь сто лет назад старшим Люмьером. Во время шестого просмотра наш клиентик немного расслабился и под бодренький аккомпанемент Алана Прайса рухнул с высоты третьего этажа. Перелом левой ноги, многочисленные глубокие царапины и навсегдашнее теперь уже имя Счастливчик.
В девяностые продал всё, что было, добавил кучу долговых денег, купил акции МММ. В четверг, на пике, хотел уже их продать и прописаться в форбсовском списке, но в среду на Варшавке арестовали Мавроди. Соответственно, в пятницу от Счастливчика ушла жена Лариса, в субботу он решил повеситься, но остановил звонок в дверь. Думал, новые хозяева, оказалось – прапорщик из военкомата. Вручил повестку – завтра в шесть утра. Вешаться Счастливчик передумал, да и верёвки в доме всё равно не было. Через неделю он уже был на пограничной заставе в Таджикистане. Белые шапки Тянь-Шаня, солнце, злобные душманы по ту сторону границы, сладкое предчувствие геройства и, может быть, даже подвига. Эх ты, Лариска, Лариска, просмотрела ты Героя России, дура рыжая. Пограничная романтика закончилась на восьмой день с первым за пятьдесят лет в здешних местах укусом паука. «Где он его нашёл», – недоумевали дембеля. Душанбе. Госпиталь. Паук, сука, укусил точно на вторую группу инвалидности. Домой завтра. А дома-то нет давно. И Лариски нет. И родители давно померли… Один…
И вот сидит Счастливчик на площади трёх вокзалов, оборванный, вонючий, голодный, сидит в той самой загадочной квоте, над которой так громко смеялась Судьба.
«Я помогу тебе, – шепчет Стажёр, перелистывая жизнь клиента, – я помогу». И стал помогать.
А дело это, надо сказать, хлопотное и утомительное. Там наверху бюрократия та ещё, ветхозаветная. Тут помедленней надо, поаккуратней. Главное – это Счастливчика из квоты вытащить. Но как? Стерву эту небесную не обманешь – всё у нее строго по минутам расписано. Не уйдёшь от неё. Что же делать-то? Стажёр раз за разом обходил различные божественные инстанции, просил, требовал, молил, ругался, грозил, терпел, но к Богу за помощью не обращался. А тот с самого начала следил за хождениями Стажёра по святым бюрократическим мукам, одобрительно покрякивал, но не верил в земное спасение Счастливчика.
– Да отдай ты ему этого бомжа, – попросил он Судьбу в очередной раз, – сил нет смотреть.
– Нет! – отрезала небесная стерва. – Мой бомж.
В последнюю, похоже, ночь Счастливчика, около десяти вечера, Стажёр увидел, как молодые приятели клиента тащили к вокзалам пятилитровую бутыль с розовой незамерзайкой, разжились по дороге закуской из чёрных баков, выбрали беспошлинное вокзальное местечко, постелили пиццины картонки… Похоже, на десять она назначила… Любит пунктуальность строгую…
«Вот и всё, – выдохнул Стажёр, – не получилось». Он посмотрел на часы башни Ярославского вокзала. И тут – подсказка! Свет прожекторов удваивал минутную стрелку на циферблате. Обычная стрелка и стрелка-тень. Опоздание на одно деление. Сначала десять часов вечера покажет стрелка-тень, затем, через несколько секунд, – реальные десять часов. «У меня есть несколько секунд! – взлетел от радости Стажёр. – Это немного, но это шанс. Надо просто опередить Судьбу на эти секунды». И он попытался!
Резким порывом московского ветра вырвал из рук Счастливчика пластиковый стаканчик с отравой… Получилось! Повторил ещё раз – получилось! А потом и бутыль вдруг опрокинулась. Приятели хохочут, их уже цепануло, клиент в недоумении. Через пять минут два трупа в переходе на Казанский. Простите, ребята, вы – не мои, вот он мой, дурачок дрожащий…
Спустя неделю малолетние подонки забили насмерть очередного бомжа на Курской товарной, Счастливчик на минутку отошёл по нужде, когда услышал крики. Опять получилось! Два – ноль. Всё чаще Стажёру приходилось искать нестандартные решения. В самую морозную ночь он, например, обеспечил хорошим настроением сержантов-пэпээсников и те не проехали мимо воткнутого кем-то в сугроб Счастливчика, всего-то пара обмороженных пальцев на ноге.
В отделе всё было спокойно. Секунд вполне хватало, чтобы Судьба не замечала обмана. Не судьба, видать, за всеми проследить, тем более, что баланс квоты неудачников вообще-то соблюдался. Один – туда, другой – оттуда, незаметно. Но Стажёр понимал, что мало покончить с печальными преждевременностями, необходимо как-то наладить и обустроить жизнь своего клиента.
Да вот только кому он нужен, этот вонючий и вшивый Счастливчик, ходячий букет популярных инфекционных заболеваний. Кто ж возьмет этот пахучий букет и поставит его на чистый стол в светлой комнате? И вдруг опять подсказка откуда-то. И вот что получилось.
Вчера Счастливчик, как обычно, шатаясь, возвращался к своему подвалу и собирался уже спускаться, как вдруг услышал чей-то плач. Что за хрень. На верхней ступеньке сидел маленький щенок и жалобно плакал. Рыжая бородка его уже давно пропиталась слезами, и он безуспешно пытался сбить лапой непонятную соленость. Заметив человека, щенок перестал плакать и обиженно спросил:
– Тебе чего?
– Ничего, – совсем не удивился Счастливчик, – я тут живу.
– В подвале? – посмотрев вниз, спросил щенок.
– В подвале, – кивнул Счастливчик.
– Но ведь в подвале живут крысы, – смахнул последние слезы щенок, – мне мама рассказывала.
– Да, – согласился Счастливчик, – крысы тут тоже живут.
Какое-то время собачонок с интересом разглядывал странного человека, живущего в подвале вместе с крысами.
– А почему ты не удивился, что я говорю на твоём языке?
– Не успел, – признался Счастливчик, – просто не успел, – его в эту минуту стала стремительно заполнять сильная и непонятнооткудная боль, как будто внутри него стали вдруг разжиматься стальные обручи, колючая проволока разрывается ударами оживающего сердца, кто-то решительно и наконец-то срывает тяжёлый занавес с души Счастливчика.
– А ещё мне мама рассказывала, – начинает с улыбкой вспоминать щенок, но не успевает. Странный человек взрывается громким рыданием «мама мне рассказывала», падает на ступени и долго не может успокоиться. Потом затихает. Собачонок подходит к нему, смотрит – «жаль, жалеть-то я ещё не умею» – и начинает просто осторожно слизывать человечьи слёзы. «Надо же, а ведь они такие же солёные, как и мои».
Очнувшись, Счастливчик долго смотрел в квадрат неба, потом повернулся к собачонку и, всхлипывая, проговорил:
– А мне вот тоже мама рассказывала, что там, на небе, есть Бог, который следит за мной и помогает. Будет следить и помогать… А ещё она рассказывала…
Проходит вечность. Или две собачьих вечности. Две собачьих равны одной человечьей…
