Могила Густава Эрикссона

Мальчик-официант принёс нам ещё бутылку «Старого Кенигсберга». Я тоже слегка захмелел:

– Ну, рассказывай, подельник, какими ветрами занесло в эту гавань, и что за птеродактилей ты тут разводил?

– Короче, есть тема. Только давай условимся, всё чисто между нами. Ты здесь не был, меня не видел с 2009-го и ничего знать-не знаешь.

– Замётано.

И Сорокин рассказал мне, по каким лесам добрёл он до Кашина и что хотел в местных лесах найти. А поскольку вся история шла на чистейшей фене, которую ты, любезный мой читатель, можешь и не понять, привожу сокращённый перевод на русский язык.

В восьмидесяти километрах северо-западней Кашина лежит город Бежецк. Однажды я добрался туда и могу сказать вам со всей уверенностью: Кашин в сравнении с ним – центр цивилизации. В Бежецке тебя охватывает ощущение, что вот он, край света. Не случайно именно там пряталась Анна Ахматова с маленьким Лёвушкой Гумилёвым.

Бежецк – районный центр, и вся промышленность района сосредоточена в нём, целых пять заводов. Если о четырёх из них и сказать нечего, удивительно, как они до сих пор работают, то Бежецкий компрессорный завод «Автоспецоборудование» – очень даже лакомый кусочек. Производит он вполне востребованную продукцию, а после того, как в 2000-х поставили на нём хорошую голландскую линию, стал он предприятием более чем рентабельным. Правда, это не сильно отразилось на зарплатах его сотрудников, ИТРы там получают от 30 до 60 тысяч, работяги от 25 до 40, но в сравнении с вопиющей нищетой, царящей в городе, они просто счастливчики. К тому же, голь на выдумки хитра. И после того, как выпущенная на зарубежном оборудовании продукция пошла нарасхват, закрутили аборигены завода «АСО» обезьяну. Каждый пятый компрессор почему-то оказывался бракованным, что не мешало пускать его налево. Служба безопасности на заводе была, но состояла она из бывших местных ментов и вертухаев. Работнички те ещё. Хорошо хоть их налево на органы не пускали, и слава Богу.

Изобретательные сотрудники компрессорного завода, наладившие целый нелегальный бизнес, легко умножали свою месячную зарплату на три. Но счастье их было недолгим. Там, где появляются неучтённые денежки, всегда появляется кто-то, желающий эти денежки помыть. Хоть и напоминает Бежецк конец света, но свои синие там имеются. И не сказать, чтобы были они последними в Тверской области. И решили местные урки, что раз уж существует такой доходный нелегальный бизнес, то и должен он их кормить. Но городок маленький, живёт там тысяч двадцать человек. Все друг друга знают, все вместе росли, а если поискать, и отдалённое родство найти можно. Поэтому урки с заводчанами договорились полюбовно и получали с них 40 % за сопровождение грузов налево. Воцарилась в городе идиллия и длилась она до тех пор, пока не появился в городке, как чёрт из табакерки, новый глава городской администрации.

Никто не знал, откуда он взялся, но на прежних мэров был совсем не похож. Те все были местными, а этот залётный невесть откуда. Совсем не старый человек, хотя уже в летах. Представлялся он везде отставным воякой-полковником, причём заслуженным, с двумя Орденами Мужества. Что, кстати, совершенно не вязалось с его харей, донельзя откормленной и столь же надменной. И был он энергичен до невозможности. Правда, жители города быстро заметили, что вся его энергия направлена в одном направлении. Не могли на это не обратить внимание и представители криминального бомонда Бежецка. За считанные месяцы новый градоначальник разобрался, какая нехилая кормушка находится у него под носом, пригласил к себе местных авторитетов и сделал им предложение, от которого те с негодованием отказались. Сами-то синие ещё могли бы пойти на такое. Подумаешь, прогнуть долю с 40 % до 30. Ничего страшного, лишь бы в городе была тишь, гладь, да Божья Благодать. Но в новой схеме главы администрации ему причиталось 50 %, а заводским оставался шиш в размере 20 %. Тут уж лидерам бежецкой ОПГ пришлось выступить в роли защитников рабочего движения налево. Но недолго крёстные отцы Бежецка упивались своим благородством. Нового градоначальника они явно недооценили. Да что там недооценили, с людьми такого масштаба они вообще раньше не сталкивались. Даже местные начальнички полиции смотрелись в сравнении с ним безобидными козлинами.

Не договорившись со своими земляками, крутой мэр в частном порядке смотался в соседний Кашин, в котором братва традиционно пухла от голода. О бежецкой теме кашинские слыхали. И когда их неожиданно желанный гость обозначил им реальные 25 %, они два дня накрывали ему поляны и носили на руках. И надо было за эти 25 % всего лишь поставить в стойло заводских, чтобы спокойно пилили гири за свои 20 %, да отодвинуть от темы бежецких. За такие деньги вечно голодная кашинская братва не то, что готова была повоевать со своими соседями, она вообще половину жителей Бежецка перевалила бы.

Заместитель главного инженера завода, представлявший интересы заводчан, на встрече с кашинским автором в кабинете бежецкого мэра поначалу пробовал хорохориться. Но ему быстро объяснили, что его номер шестнадцатый. А он уж потом объяснял ИТРам и работягам, что лучше 20 %, чем ничего.

Бежецкие уркаганы с такой постановкой вопроса были категорически не согласны, но проиграв начало товарищеской встречи своим коллегам из Кашина со счётом 0:5, основательно призадумались и решили написать письмо на деревню дедушке Константину Макарычу.

Как не странно, бежецкая малява стала довольно хорошо известна среди генералов воровского сообщества. Говорят, что-то слышал о ней даже Шакро. Но никто из реальных воров почему-то не спешил из своих вилл в Испании, Италии, Турции и Эмиратах в стреляющую тверскую глушь решать копеечный спор между двумя бригадами отморозков. Тем более что к этому времени товарищеский футбольный матч между двумя командами по счёту напоминал уже хоккейный. Вот тут какая-то добрая душа из внучат Деда Хасана и вспомнила о Жоре Ташкентском, материальное положение которого напоминало материальное положение эмведешного генерала, с позором отправленного на пенсию и отодвинутого ото всех кормушек. Было немного непонятно, в каком статусе господин Сорокин будет разбирать, кто по понятиям прав, а кто нет. Но и тут выход был найден. Раскороновал Жору Мераб Сухумский и иже с ним. Поэтому все, признающие верховный авторитет Шакро, свято чтящие заветы Деда Хасана, а также предпочитающие славянских авторитетов и недолюбливающие пиковых, могли это лишение имени и не признавать.

Для начала Жора приехал в Бежецк и подтянул местных. Те поведали ему всю перипетию. В Кашин Георгий Николаевич поехал уже весьма озадаченный, потому что судить было нечего. Тема и тема. Никто её друг у друга не перебивал. Если бы бежецкие не вписались за заводских, то и сейчас бы рулили. Никаких нарушений понятий не усматривалось. Помощник кашинского авторитета Сафона, Воробей, вёл себя с уважаемым гостем корректно и учтиво, но всё время упирал на то, что говорить не о чем. Когда Жора попытался разыграть карту «Братва, не стреляйте друг в друга», выяснилось, что войны кашинские начинать не хотели, да уж больно нагло и не по-братски вела себя бежецкая молодёжь. Пушок, которого бежецкий Бурят уполномочил вести переговоры о мире, а сам не поехал, поскрежетал зубами, но признал, что его молодняк сам напоролся на ответку.

Ситуация складывалась для Сороки не лучшим образом, всё шло к тому, что придётся ему уезжать, ничего не разрулив и не солоно хлебавши. Мне даже, как пенсионеру пенсионера, стало его жалко.

– Слушай, Жор, – спросил я после того, как мы почти приговорили вторую бутылку коньяка, – а как зовут этого деятеля, мэра-то бежецкого?

– Да ничего нам, Юр, это не даст, к нему лезть – смысла нет. Зовут его Роберт Иванович Писаренко, фамилия чудная такая.

Меня как будто током шибануло. Всё же фартовый я парень. Частенько мне не прёт, но уж если фортуна повернётся лицом, так уж это всем фартам фарт.

– Как-как ты сказал, подельничек, его кличут?

Жора понял, что я не просто так встрепенулся, и посмотрел на меня с надеждой:

– Писаренко Роберт Иванович.

Поскольку приняли мы уже изрядно, а кто старое помянет, тому глаз вон, я взял Сороку за шею и мы стукнулись лбами.

– Эх ты, дурилка картонная, рухлядь пенсионная! – выражение у меня было радостное. – Всё, брат, тема наша и только наша!

– Да ты что?! – Жора явно не ожидал такого поворота событий.

– Короче, работаем на пару. Ты же не можешь в одинаре правиловом заниматься, если в городе второй вор есть?

– Не могу. А ты что, предлагаешь сработать по твоей схеме в Белоомуте? – Жора понимал, что мёртвый номер выгорает, и готов был мне подыгрывать.

– Естественно! У тебя как отношения с Пушком?

– Отличные отношения, раз я по их маляве приехал.

– Вот и объясни ему, что в городе второй вор случайно оказался, предположим, Юра Преображенский. Здесь край непуганых медведей, а с начала 2000-х столько народа шапки одели, что всех они знать не могут.

– Тут вопросов нет, Юр. Но ты объясни, почему ты, когда услышал имя этого хрена бежецкого, решил, что тема сразу наша?

– Жор, ты в преферанс играешь?

– Бывает.

– Так вот я тебе скажу, в данном случае красиво будет сыграть в тёмную.

– Отвечаешь? – Сороке ничего не оставалось, как в этой безнадёжной ситуации мне доверять.

– Реально отвечаю! – я был на кураже, и все основания для этого у меня были. – Когда ты в следующий раз сводишь высокие договаривающиеся стороны?

– Завтра в восемь вечера здесь.

– Смотри: десять минут разговариваешь с ними о погоде. Я появлюсь ровно десять минут девятого. Пушка подготовь, как следует, чтобы он при моём появлении глаза широко не открывал. Скажешь ему, что я из старых, и подход ко мне делали Кириллыч со Сливой. У Воробья пусть глаза пошире открываются. Ему уже завтра при встрече скажешь только, что в городе второй вор. Чем больше для него будет нежданчиков, тем лучше. Решили?

– Замётано.

– Ну так хоп?

– Хоп.

И я вышел из «Уютного двора» и направился в гостиницу. Вечер я провёл славно, поэтому моя траектория была несколько замысловата. Однако мимо вестибюля я не промахнулся. За стойкой администрации по-прежнему сидела То-ли-девочка-а-толи-виденье. Ни лучше, ни хуже она от двух бутылок коньяка не стала. Я подошёл к ней, дыхнул перегаром и, театрально подняв правую руку, продекламировал:

– О прекрасная и жестокая! Если сегодня ночью я паду в неравной схватке с клопами, тараканами и крысами, моя смерть будет на Вашей совести! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Галина мне ничего не ответила, только покрутила пальцем у виска.

ГЛАВА 16. ЗА ВСЕМИ ЗАЙЦАМИ.

Проснулся я в восемь утра. Похмелье было жуткое, голову изнутри потрясали ядерные взрывы. А сегодня надо было непосредственно заниматься поисками этой проклятой могилы. Да ещё вечером в десять минут девятого у меня бенефис в «Уютном дворе». Актёр погорелого театра хренов. Это надо ж было так вписаться в тему…

В гостинице курить было нельзя категорически. Но я подумал, что если посреди номера развести костёр, состояние президентских апартаментов не сильно ухудшится, поэтому открыл окно и закурил. Утро выдалось свежее и яркое. Недавно отреставрированный Вознесенский собор искрился в солнечных лучах, как сахарный.

Подкурившись, я преодолел в себе отвращение и залез под душ. Помимо всех прелестей номера порадовал меня местный водопровод. Вода была мутная и попахивала болотом. Её что, забирают напрямую из Кашинки без всяких очистных сооружений? Другой версии у меня не было.

С грехом пополам приведя себя в порядок, я решил, что есть мне решительно не хочется, а надо бы сходить к Львёнку Р-р-ры Мяу и попить кофе. И ни в коем случае не опохмеляться, день-то сегодня предстоит напряжный. Я спустился в вестибюль. То-ли-девочки-а-толи-виденья уже не было. На её месте сидела старая, страшная и толстая тётка, очень вписывающаяся в образ пятизвёздочного отеля «Русь». Тётка, как ни странно, вежливо пожелала мне доброго утра.

– Утро добрым не бывает, – прошипел я и направил свои стопы в гости к Львёнку.

Кафе только что открылось, и посетителей ещё не было. Если бы не крепчавший бодун, я обратил бы внимание на то, что Львёнок выглядел сегодня в высшей степени аппетитно. Всё достойное внимания подчёркивали обтягивающие джинсы и лихо завязанная там, где начиналась талия, ковбойская рубаха. Увидев мою синюшную после вчерашнего рожу, Маринка всполошилась:

– Ого, парень! Вот это ты вчера дал джазу! Похмеляться будешь?

– Нет, детка, кофейку попью, а то день сегодня тяжёлый предстоит.

– Это правильно. Ну-ка, подожди минутку, – и Львёнок юркнул на кухню.

Она вернулась с большим стаканом прозрачной и страшно шипящей жидкости.

– Ты чего, мать, отравить меня хочешь?

– Дурак! Это мой собственный ноу-хау против бодуна: холодная минералка, три таблетки алкозельцера и лимонный сок.

– А может, лучше полстаканчика виски, да чтобы мисс посмотрела ласково? – нерешительно спросил я, уставив взгляд в её фантастическое декольте.

– Пей, гад ползучий! – приказал Львёнок тоном, не терпящим возражений.

Удивительное дело, но мне стало полегче, как только я допил её волшебный напиток.

– Теперь пойди покури, а я тебе кофе приготовлю. Сколько тебе чашек, три?

Я кивнул и вышел с сигаретой на улицу. Если бы в своё время я не встретил Ланку, я бы прям сейчас сделал бы предложение Львёнку. Жена из неё получилась бы, наверно, офигенная, да ещё с такими сиськами.

Когда я вернулся в кафе, Львёнок уже принёс мне кофе и сидел у меня за столиком.

– Марин, а вы точно здесь все друг друга знаете?

– Ну, да, городок у нас маленький.

– Тогда будь другом, детка, расскажи мне о Сафоне.

Лицо у Львёнка вмиг переменилось. Теперь предо мной сидела тридцатилетняя баба, довольно-таки агрессивно настроенная.

– А ты не мент, случаем?

– Да что ты, малыш, какой же я мент? – ответил я как можно выразительней. – Я художник. Не местный. Попишу и уеду.

Опять передо мной вместо гарпии оказался улыбающийся мультяшный персонаж.

– Ага, понятно, ты – бандос. А с виду не скажешь, такой обаяшка. Не, ну бандос – ещё туда-сюда. Слушай, а давай с тобой вместе банки грабить!

– Детка, с тобой вдвоём я готов подломить хоть Форт-Нокс. Но ты мне всё-таки о Сафоне расскажи.

Львёнок Р-р-ры Мяу посмотрел на меня с материнской заботой:

– Не связывался бы ты с ним, парень. У тебя, что, действительно какие-то дела с ним?

– Действительно. Поэтому – расскажи.

– Страшный он человек. Город держит ещё с конца девяностых. Знаешь, сколько здесь молодых ребят ласты склеили от передоза? Это всё из-за него. Наркотики – его тема. А ещё он убийца.

– Прям так уж и убийца? Ты не преувеличиваешь, моя хорошая?

– Нет. Он даже своих мочит. У него сейчас на подхвате Владик Воробьёв. А до него был Саша Щукин, одноклассник мой. Так как-то раз этот Щукин ему что-то не то сказал. С тех пор его никто и не видел.

– А куда же ваши мусора смотрят?

– Они его сами боятся. Да и козлы они у нас. Кроме как на рынке по пятьсот рублей с лотка собирать, больше вообще ничего не делают. Работы у нас в городе нет никакой. Вот Сафон молодых ребят к себе и подтягивает. И пашут они на него за копейки. Так что страшный человек твой Сафон. Не связывайся с ним.

Львёнок посмотрел на меня серьёзно и оценивающе:

– А ведь, похоже, ты всё-таки мусор, только московский.

– Какая же ты умница, прелесть моя! Только небольшая ошибка в объекте. Я не мусор. Я – вор.

– Ух, ты! Слушай, круто! И что прям реальный вор?

– Век свободы не видать. Реальный вор. Приехал в ваш городишко с Сафоном разбираться.

Несчастный Львёнок отреагировал на мой похмельный прогон очень своеобразно:

– А ты мне сразу понравился! Ты богатый, наверное, – жуть! Я хочу за тебя замуж!

Я состроил печальную физиономию:

– Не получится, Марин. Мне семья по закону не положена.

– Это по какому такому закону?

– По воровскому, – я встал с минорным видом, шлёпнул Львёнка по заднице и неспешно удалился по делам своим скорбным.

……….

После Маринкиного зелья и трёх чашек кофе чувствовал я себя более чем сносно. День обещал быть по-апрельски погожим и солнечным. В лицо мне дул свежий и тёплый ветерок, окончательно возвращая меня к жизни. Странная какая-то выдалась поездка. Городок Кашин ровным счётом ничего из себя не представляет, а мне тут хорошо и по-домашнему уютно. Нет, всё очень странно… Никогда я в своих бесконечных странствиях не обращал внимания на баб, они всегда вне сферы моих интересов. А тут на тебе – и Львёнок Р-р-ры Мяу, и То-ли-девочка-а-толи-виденье… Это на меня теперешняя весна так действует? И на полном ровняке я въехал в тему, по сравнению с которой случай в Белоомуте – так, водевильчик. Самое смешное, что я на полном расслабоне и никакого напряга не ощущаю.

Пока эти мысли жужжали у меня в голове, я дошёл до Воскресенского кафедрального собора и поравнялся с памятником Святой Благоверной княгине Анне Кашинской. Во избежание уже случавшихся недоразумений княгиня никого не благословляла, а держала в правой руке распятие, а в левой – свиток.

Пора заняться тем, для чего я сюда и приехал. Сергей, может быть, и сумасшедший. Потому что только сумасшедший может заплатить за поиски могилы принца Густава такие деньги. Но человек он вызывающий симпатию, и я его не подведу. Все заказы я всегда отрабатываю честно. А чтобы окончательно прийти в себя, дойду-ка я отсюда до валов древнего города, благо до них всего полкилометра, а это одно из интереснейших в Кашине мест.

Весь древний город умещался на небольшом полуострове, образуемом замысловатым изгибом реки Кашинки. Кому-то это кольцо реки напоминает сердечко, кому-то голову инопланетянина. Враждебным Твери московским князьям оно напоминало несокрушимую твердыню. Кашинка не самая маленькая на Северо-Восточной Руси речка. И сейчас её ширина достигает сорока метров, а тогда она была полноводней. Да что там, в Средние века, ещё сто двадцать лет назад по ней до Кашина доходили волжские суда. Со всех сторон основанный тверскими князьями город был защищён рекой. Доступ к Кашину имелся только со стороны на удивление узкого перешейка между изгибами реки, через который был прокопан глубокий ров, укреплённый высоким валом с тыном и частоколом. Сохранившиеся поныне остатки деревянного кремля, по местной традиции называющегося «Острогом», относятся к 1447-му году. Крепость состояла из двух частей. Внутренняя находилась на высоком плато, зажатом излучинами. С юго-востока за рвом к Острогу примыкала внешняя часть крепости – предпольное укрепление на высокой Духовой горе.

Валы внутреннего Острога сейчас можно рассмотреть только со стороны реки, они возвышаются над водой метров на пятнадцать. Внешняя крепость на Духовой горе сохранилась гораздо лучше. Длина валов там достигает четырёхсот метров, с внешней стороны они возвышаются на двадцать пять метров, с внутренней – на семь. Туда я и направился.

Прямо по верху вала шла одна из аллей разбитого на Духовой горе в начале XIX века городского сада, сейчас заброшенного и запущенного. На внутреннем склоне ещё лежал снег, ночью его даже слегка прихватило морозцем. Пока я карабкался наверх, пару раз чуть не навернулся, – подъём был очень крутым. Деревья в городском саду теснились друг к другу, как в настоящем лесу. Было много старых елей, в тени которых снег пока таять не собирался. Зато с внешней стороны Духовой горы утреннее солнце устроило настоящий фестиваль апрельского колдовства. Пастельные краски прошлогодней травы перемежались изумрудными всходами этой весны, яркие лучи преломлялись в реке и слепили глаза, кое-где вовсю уже цвела мать-и-мачеха, бабочки сновали в воздухе, как дивные летающие цветы. Дул свежий и тёплый ветер, унося с собой все остатки похмелья. Я шёл по крепостному валу и чувствовал себя жизнерадостным идиотом, которому ничто не мешает чувствовать себя счастливым.

Где находятся руины Дмитровского монастыря, я отлично представлял по карте. Но почему бы не сделать рекогносцировку, забравшись на высоченную колокольню Воскресенского собора? Я зашёл в ампирную громадину, от души поставил свечу Пресвятой Богородице и поблагодарил её за такую благодатную весну, пожертвовал сто рублей на ремонт храма и полез на 76-метровую колокольню, возвышавшуюся над всем городком. Мне удалось долезть до самого верхнего яруса. Панорама с него открывалась фантастическая. На востоке за речкой Вонжей, как на ладони, виднелись остатки Клобукова монастыря, его надвратная Покровская церковь действительно уникальна по архитектуре, надо будет посмотреть. Там же на востоке на вершине Дорожаевской горы высилась Петропавловская церковь, выглядящая издали, как деревянная Богородская игрушка. Совсем на западе располагалась когда-то Поганая слобода, где кашинские купцы развернули производство свинцовых белил по рецепту Густава Эрикссона. Сейчас там, на взгорке над рекой, стоит безумно красивая барочная Крестознаменская церковь. На севере Ильинскую гору венчает одно из главных украшений городка, Ильинско-Преображенская церковь. Между ними на северо-западе я увидел руины Страстного и Троицкого соборов Дмитровского монастыря. Та самая берёзовая роща спускалась от них к Кашинке. Пешеходный мост через реку вёл к Крестознаменской церкви. Идти мне туда минут пятнадцать, не больше. Я ещё раз окинул взглядом окрестности, как Наполеон перед Аустерлицем, и стал спускаться с колокольни.

На мосту через Кашинку сидела большая ярко-жёлтая птица с чёрными крыльями и ярко-красным клювом. Ничего себе! Не так часто удаётся встретить иволгу. Я замер, чтобы не вспугнуть её. Но этот попугай наших широт, похоже, особо меня не испугался. Я достал сигарету и протянул пачку в сторону птицы. Покурим? Но пернатый был поклонником здорового образа жизни, он издал совсем немузыкальный звук, напоминающий мяканье испуганного Кусь-Куся, и улетел. А я ещё минут пять стоял на мосту, слушая пение весенней воды. С моста мне нужно было идти направо, но я полез в гору в противоположную сторону, уж больно мне хотелось вблизи взглянуть на церковь Знамения Честного Креста Господня. К ней вела мощённая камнем дорожка, которой было лет двести. С детства я совершенно не умею рисовать от слова «совсем». Никогда особенно по поводу этого не комплексовал, но вид на Крестознаменскую церковь был такой, что хотелось часами стоять у подножия пригорка с мольбертом.

Пройдя метров шестьсот по берегу Кашинки, я подошёл к берёзовой роще, где покоились останки незадачливого принца. Сначала надо было осмотреться, и я полез наверх по тропинке, начинавшейся от улицы с романтичным названием Социалистическая и ведущей к руинам Страстного собора. То, на что я наткнулся, поднявшись к верхушке холма, повергло меня в полный шок.

В конце подъёма слева от тропинки лежал большой валун высотой сантиметров семьдесят и длиной в полтора метра. На этом валуне была прикреплена мемориальная каменная плита, на которой был изображён прижизненный портрет Густава Эриксона, написанный в Вильне польским художником Яном Кранцем, и надпись «В Дмитровском Солунском мужском монастыре с 1605 года жил и в 1607 году умер Шведский принц Густав Эрикссон. 1568 – 1607». Плита была новая, чего никак нельзя было сказать о вросшем в землю валуне. Что же получается? Великий Орден Могущественных Колдунов при Министерстве сельского хозяйства Российской Федерации не жалеет денег на поиски местонахождения могилы, а в городе Кашин это место известно каждому школьнику? А может быть, местные власти решили повысить туристическую привлекательность города и воспользоваться древней легендой? Где был похоронен принц? В берёзовой роще за Дмитровским монастырём. Возьмём валун побольше, вкопаем его в землю и повесим на него табличку. Это будет, конечно, значительно дешевле, чем монастырь восстанавливать, но туристический объект получится вполне полновесный.

Я закурил и понял, что без помощи специалиста мне не справиться. Что там болтала Маринка? Что в городе Кашин – два сокровища: одно – она, и это бесспорно, а второе – директор местного краеведческого музея. Уж не знаю, насколько она красивая баба, этот директор, но что-то знать об истории своего города, безусловно, должна. И я, весьма озадаченный, пошкандыбал в краеведческий музей, благо идти было каких-то двадцать минут.

Для начала я посмотрел сам музей. Есть у меня слабость к таким вот провинциальным учреждениям. Я приблизительно представляю, какие жалкие копейки платят их сотрудникам. Тем более удивительно, что экспозиции иной раз бывают просто фантастическими по качеству и ценности представленных материалов и артефактов. Кашинский же музей подкупал глубокой проработкой стендового материала. Было видно, что люди, создававшие все эти залы, влюблены в своё дело и работа за бесплатно их нисколько не смущает. Кое-что мне удалось выяснить и по моей теме. Оказывается, в 2014-м году обычный кашинский школьник Илья Якушев решил привести в порядок парк у Дмитровского монастыря. Местные власти инициативу поддержали в рамках проекта «Чистый город». Лето и осень прошли в трудах, Илья и его приятели спиливали кустарники, косили траву и убирали мусор. А пока ребята занимались этим, они изучали историю монастыря и обнаружили, что в нём жил и рядом с ним был похоронен Густав Эрикссон. И предложили они городским властям создать на этом месте новый туристический объект. Деньги на проект собирали на новогодней ярмарке, и земляки откликнулись: одни помогали финансами, другие своим трудом. «Хм, – подумал я, – а Сафон помогал героином и стволы подгонял». Зимой 2015-го года проекту придали должный вид и показали на краеведческих чтениях. Весной продолжили работы по благоустройству. В это же время специалисты разрабатывали мемориальный камень. «Ха-ха, держите меня четверо! Специалисты явно были из местной мастерской ритуальных услуг». И вот 26 июня 2015-го года у монастыря торжественно открыли новый туристический объект.