Водоворот судьбы. Повесть

– Я охотно разделяю ваше мнение, ваше величество.

Сохранив на лице невозмутимое выражение, Романов плеснул в сторону Иванова синими глазами.

– Николай Иудович, я готов идти на компромиссы, чтобы утихомирить Россию, но сейчас, прежде всего, нужно восстановить порядок и спокойствие в Петрограде, потому что революция угрожает существованию нашего государства. Еще никогда опасность так не угрожала России.

– Я в этом полностью согласен с вами ваше величество.

У Ники между бровями и на лбу сложилась упрямая складка.

– Генерал-адъютант восстановите порядок в столице.

– Ваше приказание будет исполнено государь! – приложив руку к сердцу, ответил Иванов.

– Я вам крепко верю и очень надеюсь на вас, Николай Иудович.

– Ваше величество, я оправдаю ваше доверие!

– Не сомневаюсь, – с горьким чувством ответил Романов и указал вахмистру Пилипенко. – Подайте нам чаю.

Личный ординарец прошел в вагон-столовую и, быстро возвратившись, поставил на стол шипящий самовар с изысканным печеньем. Напившись чаю, генерал стал собираться в дорогу. Расставаясь, император и генерал крепко пожали руки друг другу.

– Только постарайтесь, все решить без единой капли крови, – тихо, но твердо попросил Ники.

В голосе Романова прозвучало отеческая нотка, от которой к горлу Николая Иудовича подступил тугой комок.

Генерал Иванов, вскинув пышную окладистую бороду, бросил руки по швам:

– Все будет сделано, как вы мне указали, ваше величество!

Притушив папиросу, Ники с тревогой обратился к Иванову с личной просьбой:

– Поторопитесь генерал, там находятся моя жена и дети.

При упоминании о семье у императора до боли сжалось сердце. Пытавшись избавиться от тягостных дум, Ники печально улыбнулся одними глазами.

– Не беспокойтесь, ваше величество, я обеспечу их безопасность! – пламенно заверил немигающими глазами генерал-адъютант.

Возникло минутное тягостное молчание.

– Поезжайте генерал, надеюсь, что мы увидимся, – грубым голосом сказал Ники и, почувствовав в сердце ноющий холодок, беспомощно опустил руки. – Выполните мою волю, пожалуйста!

Государь неприметным движением потрогал усы и отвернулся, чтобы скрыть от генерал-адъютанта мучившую тревогу. Иванов, стукнув пятками, козырнул Романову и удалился, ясно почувствовав спиной долгий взгляд императора.

В пять часов утра от дебаркадера отошел первый императорский поезд с охраной, придворными, прислугой, канцелярией и железнодорожным батальоном, а уже через час отправился второй поезд с золотыми орлами на вагонах, унося с собой императора, свиту и личный конвой.

Какое-то неясное предчувствие гнало императора в Царское Село. Царские поезда, разрезая паровозами темную ночь, мчались в сторону Петрограда. Попытка заговорщиков удержать императора в Ставке не увенчалась успехом. Бледный Алексеев, нервничая и кусая кривившиеся губы не находил себе места в Генеральном штабе. Генерал-адъютант страшился, а вдруг переворот не задастся, что тогда будет? Мысли в его голове метались вспугнутой стайкой птиц.

У Алексеева испортилось настроение. В его мутных глазах трепыхались недобрые огни, а лицо сделалось старым и злым. Но скоро к нему вернулась полная уверенность.

– Ты уже ничего не сможешь сделать, – с холодной маской на лице воскликнул генерал-адъютант.

Первая тревожная остановка императорских поездов случилась на станции Бологое. Офицер железнодорожного батальона сообщил дворцовому коменданту Воейкову, что дальше двигаться опасно. Взволнованный генерал-майор немедленно явился к црю, чтобы доложить, что впереди станции заняли революционные отряды.

– Продолжайте двигаться дальше, – мрачно насупившись, ответил Романов.

Поезда прошли выходную стрелку, светофор и быстро набрали ход. Колеса бешено завертелись. Испугавшись известия, что Романов и Иванов выехали в Царское Село, в столице делали все возможное, чтобы не дать возможности императору и генералу добраться до цели. Комиссар Министерства путей сообщения Александр Александрович Бубликов приказал начальникам железнодорожных станций сообщать обо всех передвижениях воинских эшелонов и императорских поездов и никого не пропускать без его разрешения в Петроград. За всеми передвижениями Романова с Ивановым пристально следил инженер Министерства путей сообщения Ломоносов. Он принял все меры, чтобы они не сумели добраться до Царского Села.

Утром на станции Малая Вишера комендант Воейков разбудил Романова.

– Что случилось, Владимир Николаевич? – дрогнувшим голосом спросил император.

– Ваше величество, мне только что вручили телеграмму. Заговорщики требуют не пропускать императорские поезда! – протянув государю бумагу, воскликнул генерал-майор Воейков.

Встав с постели, Романов стараясь не показать своего недовольства, накинул на крепкое мускулистое тело теплый халат и, прочитав телеграмму, сонно промолвил:

– Владимир Николаевич, направляйте поезда в Псков, мы поедем к Рузскому.

Император, размахивая полами халата, зашагал взад-вперед, потом разделся, лег в постель, однако ни сон, ни дрема его не брали, сказывалась скопившаяся усталость и расшалившиеся нервы. Через час он прикрыл смятые веки, и в его тревожных мыслях возникла свадьба с Аликс, которая состоялась в ноябре одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года. Родители вначале выступили этого, но, почувствовав непоколебимое желание сына жениться только на Аликс, вынуждены были смириться с его выбором. Правда за это Ники пришлось дать обещание, что он взвалит на свои плечи тяжелые обязанности императора.

Их свадьба состоялась в Аничковом дворце, в день рождения его матери Марии Федоровны и всего лишь через неделю после смерти его любимого отца Александр III. Венчание прошло в Большой церкви Зимнего дворца. В тот памятный день Николай надел гусарскую форму, Александра серебряное платье с бриллиантовым ожерельем, поверх которого была накинута подбитая горностаем золотая мантия с длинным шлейфом.

В этот знаменательный день народу вывалило на улицы уйма. Праздничные кареты с трудом проезжали сквозь огромную толпу. После состоявшегося бракосочетания митрополит Санкт-Петербургский Палладий вместе с членами Святейшего Синода отслужил благодарственный молебен. Свадьба прошла скромно, без излишних торжеств и свадебного путешествия. После состоявшегося обручения молодожены несколько дней прожили в Александровском дворце.

Любовь Ники и Аликс была глубокой и бескорыстной, что в то время было большой редкостью для императорских семей. Они стали едва ли не единственными, кто женился по любви. Все знали, что Ники и Аликс всегда чувствовали себя счастливыми людьми. Даже время не смогло повлиять на их чувства.

Между тем синие императорские поезда, загрузившись углем и водой, без оповещения своего местонахождения двинулись в сторону Бологого. Первого марта царские поезда с золотыми орлами, тревожно стуча колесами на стыках рельс, прибыли на станцию Дно, где накануне проследовал воинский эшелон генерала Иванова.

Перед тем как покинуть эту станцию старый генерал арестовал революционных солдат, прибывших из Петрограда, изъяв у них оружие и личные вещи офицеров. При аресте Иванов густо бранился, угрожающе тряс широкой бородой, а затем, поставив солдат на колени, потребовал, чтобы они просили у него прощения. Получив извинения, генерал загрузил солдат в свой поезд и отправился дальше.

На этой же станции Романову вручили телеграмму Родзянко с просьбой об аудиенции. Государь дал на это принципиальное согласие, но Родзянко, оставшись без поезда по вине Исполкома рабочих и солдатских депутатов, не смог прибыть к императору. Его уведомили – государь будет его ждать в Пскове.

Следом Ники получил известие, что ночью Царскосельский гарнизон перешел на сторону восставших.

– Только бы моя семья не пострадала, – склонив голову, отчаянно прошептал Ники.

При мысли о жене, о детях у императора опять заныло сердце. Его, как будто чем-то прищемило. В груди не утихая, все время стояла тугая боль. Мысли в голове Ники непрестанно путались. Поняв, что ему теперь долго не уснуть Ники поднялся, надел шинель, и вышел покурить в тамбур. Потом он вернулся в вагон, лег, но заснуть так и не смог. Напрасно проворочавшись на диване около часу, Ники встал, подошел к окну и долго глядел на мелькавшие за окном поля и леса.

– Что еще тебе нужно? Благодари судьбу за то, что она дала тебе жену и детей.

Оставив императора в одиночестве, Матвей Васильев мысленно ринулся в Царское Село. В этот поздний вечер генерал-адъютант Иванов прибыл в Царское село, чтобы встретиться с местным командованием гарнизона. Но он сразу же понял, что создать сводный отряд не удалось. Выделенные императором воинские части то ли из-за предательства генералов, то ли по вине Министерства путей сообщения, то ли из-за воздействия революционеров на солдат застряли в пути и не смогли вовремя прибыть в Царское Село. В этих условиях немногочисленный отряд Иванова уже не имел никакого значения. Когда Иванов осознал это, над Александровским садом уже в беспорядке загорелись звезды. Они торопливо подмигивали ему и беззвучно гасли при свете фонарей.

Когда Аликс глухой ночью доложили, что Иванов прибыл в Царское Село, она вызвала его к себе.

– Генерал, Ее величество, ждет вас! – передал приглашение государыни придворный.

Явившись к величавой государыне, генерал-адъютант встал навытяжку каблук к каблуку. Романова встретила крестника цесаревича Алексея совершенно расстроенной. Чувствуя в душе разлад, она выглядела не выспавшейся. Аликс не давали покоя последние дни. В эту ночь стало особенно заметно, что в ее душе от одолевавших черных мыслей творилось полное опустошение. Аликс сильно терзалась, переживая за своего мужа.

После взаимных приветствий первой на правах хозяйки заговорила императрица.

– Давно не виделись, Николай Иудович, присаживайтесь.

Генерал-адъютант тяжело опустился в удобное кресло.

– Вы, наверное, проголодались, Николай Иудович?

– Не беспокойтесь, ваше величество, я уже трапезничал!

– Но от чашки кофе я думаю, вы все же не откажетесь.

По знаку Александры Федоровны дежурная фрейлина принесла ром, кофейный прибор на двоих и вкусное печенье. Фрейлина красиво расставила на столе чашки, вазы, разлила кофе по чашкам и незаметно удалилась.

– Вам с ромом, Николай Иудович?

– Если можно, то немножко, – позволил себе сказать генерал-адъютант.

Государыня долила в чашку ром. Генерал-адъютант за низким столиком, взял в руки чашку и, не скрывая наслаждения, сделал несколько небольших глотков.

– Приношу тысячу извинений, ваше величество, если б не срочное дело, никогда бы не осмелился потревожить вас в столь трудный час.

– Охотно вас прощаю, Николай Иудович, – с мукой в голосе сказала Аликс и увела разговор в совершенно другое русло. – Скажите, вы знаете, где сейчас находится мой муж? – сильно волнуясь, спросила Романова, и ее сердце замерло.

Генерал, устроившись удобнее в кресле, отхлебнул маленький глоточек кофе.

– Я думаю, что в это время его величество движется в Царское Село, – успокоил генерал и, достав из кармана белоснежный платок, прикоснулся к губам.

Романова облегченно вздохнула. С ее сердца как будто камень слетел. Только это она и хотела услышать. Но вспыхнувшая было радость в глазах императрицы, тут же померкла.

«Рано еще радоваться. Пока муж не прибудет в Царское Село – я не успокоюсь», – сказала себе Аликс.

За чашкой ароматного напитка императрица рассказала генералу о беспорядках в столице. Аликс не останавливаясь, высказала все, что наболело на душе. Иванов в ответ поведал государыне, что создать сводный отряд не удалось по причине того, что восставшие рабочие разобрали железнодорожные пути перед его эшелоном и распропагандировали его солдат. После этого солдаты стали неохотно исполнять приказания своих командиров.

Выслушав генерал-адъютанта, Романова улыбнулась вымученной улыбкой и передала Иванову телеграмму Алексеева, в которой тот предлагал генералу изменить тактику в отношении восставшего Петрограда. Ознакомившись с телеграммой, генерал сердито задвигал лохматыми бровями.

– Восстановите ради Бога спокойствие в столице, – Романова возвела на Иванова измученные глаза. – Иначе опять прольется кровь, и снова все свалят на Романовых.

– Ваше величество, с этим уже ничего не поделаешь! – генерал широко развел руки в стороны, как будто оправдываясь. – Обстановка в столице сложилась очень серьезная.

По бледному лицу государыни пробежала мелкая дрожь. Она остро глянула в лицо Иванова, чтобы убедиться, что он внимательно слушает ее и понимает суть дела. Но она не смогла уловить, что генерал-адъютанта в это время мучили совсем другие чувства и мысли. Прошла утомительная минута.

– У меня была большая надежда на вас генерал.

– Ваше величество, я приму все меры, чтобы изменить ситуацию в столице к лучшему. Можете в этом не сомневаться, ведь вы хорошо знаете, что я за вас в огонь и воду пойду, – ответил Иванов, придав своему лицу выражение глубокой преданности.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Николай Иудович!

В тоне Аликс проскользнул покровительственный тон. И в то же время в ее голосе прозвучала робкая надежда. В ответ генерал всплеснул руками, в эти минуты он был недоволен собой. Иванов чувствовал в душе какую-то гадливость. Ему очень хотелось что-нибудь сделать для этой семьи.

– К большому сожалению это зависит не только от меня одного, – сожалея, произнес Иванов.

Государыня хотела, что-то возразить, но вдруг сделалась серьезной. Она замолкла, боясь услышать то, чего не желала.

Ближайшие события покажут, что генерал-адъютант окажется прав в оценке назревающих событий. Разбушевавшееся народное море уже никому не удастся упокоить. Оно еще долго будет грозно шуметь и волноваться.

Однако Матвей Васильев засомневался в чувстве преданности генерала Иванова. Может командованию гарнизона, было уже известно о позиции генералов или оно к тому времени уже склонилось на сторону восставших, о чем они сочли своим долгом сообщить генералу?

Иванов на несколько секунд оцепенел, ничего не слыша и ничего не видя перед собой. Наконец генерал-адъютант поднялся, показывая, что больше не может злоупотреблять драгоценным временем императрицы. Одновременно с ним встала Романова, демонстрируя всем своим видом дань глубокого уважения к Иванову.

Генерал-адъютант, почтительно поклонившись, приложил уста к дрожащей руке государыни.

– Я был рад Вас видеть, ваше величество, – подчеркнуто вежливо промолвил генерал – Будьте спокойны, все уладится как нельзя лучше.

Решительное лицо Иванова выразило максимальную преданность.

– Двери нашего дворца всегда открыты для вас, Николай Иудович, – попрощалась полная отчаяния императрица и, едва сдерживая слезы, одарила генерал-адъютанта Иванова легкой, благосклонной улыбкой. – Попытайтесь сделать хоть что-нибудь или грянет большая беда.

Иванов, потупив глаза, переступил с ноги на ногу. Он решительно не знал, что ему делать. Когда лакеи подали ему одежду, генерал бесшумно удалился. Не исполнив своего обещания, Иванов отправился в Ставку Верховного Главнокомандующего. Хотя он хорошо знал, что государыня любила, когда ее просьбы выполнялись без промедления.

Последнее время Аликс часто одолевали непривычные мысли, которые одолеть с ходу было очень сложно. Погруженная в горькие раздумья государыня была ошеломлена. Ее очень взволновал разговор с Ивановым. Напряженные нервы Аликс не выдержали многодневной тревоги. Она села в угол дивана, сдавила виски руками и не в силах больше сдержаться, безмолвно разрыдалась. Причиной страшного никогда ранее не испытанного смятения стала полная неизвестность будущего. Вспыхнувшие от сильного волнения щеки Аликс стали мокрыми от слез. Из-за них она перестала что-либо видеть перед собой.

В эту ночь строгое лицо женщины осунулось, а вокруг глаз появились темные бессонные тени. Аликс охватило ощущение неотвратимого горя. Наревевшись вволю, государыня легла спать, но сон никак не приходил. Слезы немного очистили ее душу, омраченную острым чувством тоски и растерянности. Она немка по национальности никак не могла понять: почему в русской армии не нашлось ни одного полка, кто бы мог выступить против крушения великой империи и отстоять честь своего императора. Лишь на рассвете императрица смогла кое-как успокоиться и заснуть.

Утром первого марта к зданию Государственной Думы с красными знаменами и стягами пришли воинские части, чтобы присягнуть на верность новой власти. Члены Временного Комитета восторженно поблагодарили русских солдат и офицеров за измену своему Верховному Главнокомандующему.

Матвей из Царского Села снова поспешил возвратиться к Николаю Александровичу. Он снова перенесся в императорский поезд и удобно разместился в вагоне, но так чтобы не причинить никаких неудобств его главным пассажирам. Матвей сидел ссутулившись, широко расставив колени. И его волосы торчали во все стороны.

Глава 3

Хотя весна уже наступила, но в природе пока не ощущалось никаких изменений. Хотя вечером первого марта, когда императорский поезд с царскими орлами прибыл в Псков, чуть теплее стало. На перроне Романова встречали губернатор, чиновники и свита с императорского поезда.

Генерал-адъютант Рузский позволил себе прибыть к поезду с опозданием и без почетного караула. Свита, не увидев пышной встречи и заметив дерзкую выходку генерала, стала возмущенно перешептываться и недоуменно пожимать плечами. Она посчитала такой прием Его величеству оскорблением.

Невысокий седой генерал, нарочито медленно прошел к поезду и, бросив неприязненный взгляд на царскую свиту, исчез в вагоне императора. Там генерал привычно выпятил грудь и вытянулся, чтобы казаться более воинственным. После обмена приветствиями государь рассказал генералу, о возникших перипетиях в дороге и, пригласив генерал-адъютанта на обед, расстался с ним.

Когда Рузский выскочил из вагона, свита бросилась к нему с расспросами.

– Николай Владимирович, вы выступите против революции?

– Армия сейчас всецело занята войной.

– Господин генерал, вы будете нас защищать?

– Для вас будет лучше, если вы сдадитесь на милость победителей.

Похолодевшая свита в ужасе переглянулась.

– Что-о-о? Вы даже честь императора не станете отстаивать?

– Вы не с того голоса начали песню!

– Как вы можете так говорить, генерал?

Но Рузский ничего не ответив, ушел восвояси. Царская свита поняла, что им не стоит питать иллюзий насчет командующего Северным фронтом, потому что никакой поддержки с его стороны не будет. Они поняли, что скоро произойдет беда. Среди придворных раздались возгласы изумления и тревоги. Свиту поразило то, что они услышали от Рузского.

Царская свита собирались за стол долго и нудно. На обеде император почти не притронулся к еде. Ему, собственно, было не до этого. И сон, и аппетит у него пропали. Но от чашки чая он все же не отказался. Испив чаю, Романов встал из-за стола, притронулся салфеткой к усам и, обведя тусклым взором лица присутствующих, остановил свой взгляд на Рузском.

– Я буду ждать вас через час, – строгим голосом объявил ему Ники и быстрым шагом покинул вагон-столовую.

Обед в отсутствии императора прошел уныло и скучно. Свита, не испытывающая голода, ела так, как будто весь день физически работала на свежем воздухе. Время от времени, вытирая обильный пот, они вполголоса вели непринужденные разговоры о погоде, о скорой весне и старательно избегали упоминаний о революции. Когда все разговоры наскучили, свита, уткнув сосредоточенные глаза в тарелки, умолкла.

После обильной трапезы командующий Северным фронтом явился в зеленый кабинет императора.

– Ваше величество, разрешите войти?

– Входите, Николай Владимирович, – разрешил Ники. – Доложите обстановку в столице и на фронте.

– Ваше величество, сказать, что обстановка в Петрограде осложнилась – это не сказать ничего. Она близка к катастрофе. Сегодня восстание охватило Москву и Кронштадт.

Ники поймал себя на мысли, что он потерял ощущение реальности от происходящего. Покосившись в сторону Рузского, он неприметно поморщился. Во время доклада адъютант Рузского принес телеграмму из Могилева от генерал-адъютанта Алексеева, в которой он просил от императора высочайшего акта, чтобы успокоить ситуацию в стране и назначить ответственное правительство во главе с Родзянко. После прочтения телеграммы император понял, что теперь ему больше не на кого опереться. Без надежной поддержки ему нелегко будет одолеть заговорщиков. К тому же министр внутренних дел и военный министр не подавали никаких надежд, что смогут справиться с возникшими беспорядками в Петрограде, Москве и Кронштадте.

Начались сложные переговоры по выходу из тяжелой политической ситуации, возникшей после волнений в столице. Рузский с горячностью стал доказывать Романову о необходимости реформ и назначении ответственного перед Государственной Думой правительства. Однако над императором довлели тяжелые раздумья. Ему было нелегко решить с одного маха сложный вопрос. Идет большая европейская война – как он может в этих условиях отойти от государственных дел и от горячих дел? Это же сродни предательству.

В течение нескольких часов Романов раздумывал над острой проблемой.

«Только не отрекайся, Ники! – горячо прошептал про себя Матвей. – Отречение погубит тебя, твою семью, а империи принесет неисчислимые страдания. В стране возникнет хаос и погибнет огромное количество людей».

Но император уже давно все решил для себя.

Переговоры оказались настолько трудными, что они несколько раз прерывались и закончились только поздней ночью. Романов решил, что в условиях, когда кругом измена, трусость и обман и когда никто из членов Дома Романовых не поддержал его, он должен уступить заговорщикам. В конце концов, Ники, сильно волнуясь, объявил, что если от него требуется пойти на уступки, то он готов это сделать. Но он, перед тем как взойти на престол давал клятву Богу, поэтому только перед ним он может нести ответственность за состояние дел в России.

Однако, император никак не может понять, как он может быть ответственным за дела в стране, если передаст власть правительству? Тем более тем людям, чьи способности ему хорошо известны. Романов может пойти только на то, чтобы назначить Родзянко премьер-министром с правом выбора в свой кабинет нескольких министров. После того как генерал-адъютант Рузский поддержал его решение, император поручил отпечатать в канцелярии на телеграфном бланке Манифест. Когда готовую бумагу принесли, Ники подписал ее и подал прочесть Рузскому. Генерал-адъютант цепко ухватился за бумагу обеими руками и, его лицо, изображая лихорадочную работу мысли, раскраснелось.

Посчитав, что все вопросы решены, император вызвал к себе Воейкова.

– Владимир Николаевич, срочно отправьте телеграмму по телеграфу Юза Родзянко и постарайтесь как можно быстрее получить от него согласие возглавить правительство.

– Есть, ваше величество!

Воейков кинулся исполнять указание Романова.

– Задержитесь на одну минуту! Запросите от Родзянко последние сведения об обстановке в столице.

– Ваше величество, я прошу отдать телеграмму мне, – вдруг невежливо встрял Рузский.

Император возвел на него удивительно синие глаза и тоном, исключающим все возражения, приказал Воейкову:

– Владимир Николаевич, передайте телеграмму генерал-адъютанту.

Взяв в руки бумагу, Рузский вопросительно посмотрел на Романова.

– Что-то еще, Николай Владимирович? – спросил Ники.

– Ваше величество, прикажите Иванову, чтобы он остановил действия против Петрограда.

– Согласен, в ближайшее время – это будет сделано.

Романов всеми силами старался удержать на лице бодрое выражение, хотя на сердце у него скопилась тягучая тоска. А генерал опустил глаза вниз, чтобы скрыть от государя необыкновенную радость.

– Да поможет нам Бог! Жду вас утром, Николай Владимирович, – строго сказал Ники и, пристально поглядев в глаза Рузского, тихо добавил. – И в то же время я хотел бы, чтобы вы опубликовали Манифест в печати.

– Ваше величество, я непременно исполню вашу просьбу, – ответил с подозрительной осторожностью генерал и, поджав губы умолк.

На этом переговоры закончились. Оставшись в одиночестве, Романов быстро набросал текст на телеграфный бланк, и в первом часу ночи в адрес генерал-адъютанта Иванова была отправлена телеграмма с приказом, чтобы он прекратил действия против восставшей столицы.

Романов не мог отвязаться от навязчивых горячих мыслей и ярких воспоминаний из прошлой жизни. Черные думы вконец обуяли его, а сердце трепыхалось, как голубь в чужих руках. Из его ума никак не уходила большая семья. Он долго молился, целовал фотографии жены, детей и заснул только под самое утро, когда на востоке уже появились предвестники скорого рассвета. Романов остался наедине со своими мыслями и ощущениями. Он думал, что утром все решится, как нельзя лучше.