Солнца трех миров

– Кажется, в здешних джунглях идет большая война, – сказал я. – И перевес пока на стороне людей-крыс.

– Нихрена себе ситуация! – буркнула Машка.

Побродив между целых и сгоревших хижин, мы нашли пять разбитых щитов, когда-то искусно обтянутых кожей, а теперь ни на что не годных, хороший лук с порванной тетивой и несколько стрел – с обожженными остриями и другие, с костяными наконечниками. Лысый тут же натянул на лук новую тетиву и опробовал оба вида стрел по нашим щитам. На металлических только отколупывалась краска и оставались вмятины. Сырой бамбук стрелы с костяными наконечниками пробивали, но тут же вязли в нем, едва высунув острие с другой стороны. Лишь одна прошла навылет.

– Сплетем на бамбуковые щиты циновки потолще, и получатся у нас из плотов броненосцы, – заключил я.

– Можно и металлические обтянуть, – сказал Валера. – Для надежности.

Два дня мы этим и занимались, понадеявшись, что крысолюди в сожженную деревню не вернутся. Циновки крепили на щиты в три слоя, так как сообразили, что после первой же серьезной стычки противники насобирают пущенных в них наших стрел с железными наконечниками.

Дополнительной защитой мы озаботились очень вовремя: когда тронулись в путь, почти сразу заметили позади большие тростниковые лодки, выворачивающие в главное русло из бокового рукава. Их было пять; целый час мы оставались незамеченными, потому что успели зарулить за плывшее по реке огромное дерево. Однако лодочная флотилия слишком быстро сокращала расстояние между собой и этим деревом, само оно медленно ворочалось в воде, грозя зацепить плоты ветками, и в конце концов мы плюнули на секретность и взялись за весла, стараясь далеко не расходиться. С лодок донеслись резкие лающие крики – сперва неуверенные. Там пытались рассмотреть, кто плывет на плотах. Витя тоже рассматривал флотилию – в оптический прицел.

– Вроде бы это те самые крысолюди! – сказал он. – Рожи мерзкие, вытянутые. Уши остроконечные. Ростом в среднем пониже нас. Набедренные повязки из травы… ну и ожерелья еще, вот и вся одежда.

На лодках снова залаяли и завизжали, уже по-боевому, и налегли на весла. Вскоре мы хорошо видели крысолюдей без всякой оптики. Они были вооружены луками и копьями. А еще – каменными топорами. Ну или чем-то похожим.

– Пугнуть их? – спросил Витя. – Огнестрельного оружия-то поди не знают.

– Только пугай сразу насмерть, – посоветовал я.

– Не жалей их, Витя, – сказала Инга. – Вечно ты всех жалеешь.

– А кого это я жалел? Помимо вас с Борей?

– Да вот этих крысомордых ты сейчас жалеешь. Давно пора стрелять.

Витя неуверенно поднял карабин. Дикарей, даже такого звероподобного вида, убивать ему явно не хотелось.

– Если сомневаешься, отдай карабин Валере, – сказал я. – Или перекидывай мостки – я возьму.

В двадцати метрах за нами в воду плюхнулась первая стрела. Витя выстрелил, и лучник, отброшенный пулей с носа лодки, свалился на головы гребцов. Звук выстрела заставил крысолюдей бросить весла, но ненадолго. Кое-кто из них испуганно заметался, один даже прыгнул за борт, но остальные дикари пришли в себя удивительно быстро. Самый рослый заскакал по лодке, что-то выкрикивая и размахивая над головой каменным топором. Он указывал то на нас, то на небо, то на берег, и его речь произвела впечатление. Крысолюди на всех лодках забесновались, яростно загавкали, пустили в нас тучу стрел с небольшим недолетом и принялись отчаянно грести.

– Стреляй, Витя, мать твою! – заорал Лысый. – Их там больше сотни, они же сожрут нас, как большеногих!

Витя аккуратно выстрелил четыре раза, результатом чего стали четыре трупа. Но дикарей это, кажется, не взволновало.

– Стреляй по рулевым! – крикнул Валера.

– Да вообще по всем! Ты чего тянешь?..

Витя пятью выстрелами снял всех рулевых, но их места тут же заняли другие крысолюди. Стрелы уже вонзались в щиты плотов и проносились над нашими головами. Витя сменил магазин и продолжал методично расстреливать дикарей на всех лодках по очереди.

– Разворачиваем плоты! – крикнул я. – Разворачиваем!

Когда плоты развернулись носами к течению, передовая лодка оказалась уже в полусотне метров от нас. Машка выстрелила из арбалета – дротик пробил насквозь продолжавшего орать предводителя и еще двух крысолюдей сразу за ним. Валера выстрелил по другой лодке – с тем же результатом, так была плотна толпа на носу. Лысый и Таня без остановки крутили пращи, мы с Дашей стреляли из луков, непрерывно грохотал карабин. Валера и Машка, растянув тетивы арбалетов, выпустили каждый по второму дротику. Две лодки из пяти потеряли управление – на одной вообще не осталось никого, кроме раненых и убитых, а на соседней – почти никого. Витю ранило стрелой в плечо, Лысого – в ногу, зато крысолюди на трех лодках стали поворачивать.

Мы тоже повернули плоты и подняли паруса.

– Отбились, – сказал Лысый, когда между нами и разгромленной флотилией дикарей было уже метров триста.

– Давай я тебя перевяжу, – предложила Инга. – И плоты сводим, мне надо потом Витю перевязать.

– Я сделаю! – сказала Таня.

– Спасибо, Тань, но ты так не справишься, – прокряхтел Витя. – Пусть Инга лучше.

Меня, Машку и Валеру тоже поцарапало, но то были именно царапины. Мы повыдергивали из щитов и насобирали на плотах больше сотни стрел и шесть копий – четыре с обожженными наконечниками и два с великолепными костяными.

– У них все оружие двух сортов, – заметила Даша. – И один гораздо хуже второго.

– Повезло, что они плохо стреляют, – сказал Лысый.

– Они и плавают хреново, – отозвался со своего плота Валера. – Кто так рулит?

– А это не их лодки, – догадался я. – Они плавать на таких и стрелять с них не привыкли. Лодки – они ведь качаются, особенно если так погано грести. Наверно, захватили их у большеногих, как и хорошее оружие.

– Чего делать будем? – спросил Витя.

– Посмотрим, что они делать станут, – ответил я.

Две лодки дикарей шли за нами на почтительном расстоянии, а одна обгоняла вдоль берега.

– Решили нас окружить? – спросила Машка.

– Скорее, хотят предупредить своих ниже по течению, – сказал Витя. – И если их там много, нам труба. Надо что-то придумать.

– Тростник на лодках сухой, – сказал я. – Подожжем их.

– Главное, чтоб самим не сгореть.

– Ну, с этим проще.

Впереди на реке был остров, и мы направили плоты к нему. Лодка дикарей к острову пристать не попыталась, и можно было надеяться, что там чисто. Однако мы все равно соблюли все мыслимые меры предосторожности на подходе, а когда пошли искать смолистые деревья, снарядились как на битву.

Горючей смолой прибрежный лес оказался не богат, и собирать ее пришлось по капле, а из сухой растительности в местном парнике нам удалось найти единственную тощую лиану. Зато я подстрелил жирную водяную крысу рекордного веса, килограмм на шестьдесят пять, а еще мы нарубили огромные охапки лопухов. Меж тем Лысый и Витя, несмотря на раны, готовили грубые дротики для арбалетов. Наконечники даже не предполагалось обжигать – древки просто заострили.

Трофейные копья – те, что похуже, – тоже пошли на дротики. Машка разделала крысу и вытапливала жир, а мы с Дашей сняли с навесов старые кровли, успевшие высохнуть под солнцем, и накрутили из этого материала жгутов. Эпштейн с Ингой под руководством Тани заново покрыли навесы принесенными из джунглей лопухами.

Все работали упорно и сосредоточенно, понимая: не справимся с крысоподобными ублюдками – пощады не будет. Витя выдохся первым, и Инга загнала его отдыхать под навес. Лысый, подготавливая дротики, заодно смастерил себе костыль. Эпштейн учился стрелять из лука – поглядев на него, мы решили, что в мишень размером с лодку он попадет.

Когда Машка покончила с крысой, мы стали тренироваться в стрельбе из арбалетов и луков горючими снарядами. Обмотанные жгутами у наконечников, дротики и стрелы летели немного не так, как им полагалось, но сделать необходимые поправки было несложно. Труднее оказалось с самими жгутами – даже пропитанные жиром или смолой, они часто гасли в полете. Нужную толщину и плотность обмотки долго подбирали путем экспериментов, однако в итоге добились, что горящими до цели стали долетать восемь – девять снарядов из каждого десятка.

К вечеру мы спустились до нижней оконечности острова и встали на ночевку так далеко от берега, как только позволяли якоря. На правом берегу горело несколько костров – там остановились наши преследователи. Утром они двинулись за нами, держа приличную дистанцию. К полудню к двум лодкам присоединились еще две.

– Много же их на реке, – сказала Машка. – И что, Инга, в верховьях вы их не видели?

– Нет. Сразу бы сказали. И никаких большеногих там не было тоже.

Река впереди поворачивала влево, огибая поросший лесом мыс. Лодки сзади нагоняли и заходили справа, прижимая нас к нему.

– Вот за мысом они нас и ждут, – сказал я. – Сводим плоты, готовимся.

Мы убрали рулевые весла и поставили плоты корма к корме, связав их лианами, чем обеспечили себе возможность перебежек с плота на плот и круговой обстрел из арбалетов. Маневренность в предстоящем бою для нас была не важна, так как мы все равно не могли соревноваться в этом с лодками. Карабин у Вити я забрал.

– Ты что, Серега, я же из лука со своим плечом стрелять не смогу! – попытался воспротивиться он

– Но из карабина ты тоже не сможешь стрелять точно. А кто победит, будет решать именно он и горящие стрелы. Так что сегодня тиром заведую я. А ты будешь поджигать дротики.

Плоты несло в обход мыса, медленно разворачивая их поперек течения. Мы черпали воду из реки и обливали помосты, стойки навесов и циновки на щитах. Инга и Витя развели огонь в обоих очагах. За поворотом оказалась большая бухта, на берегу ее стояла деревня и лежали лодки – шесть, восемь… двенадцать. Едва завидев нас, бродившие рядом крысолюди закричали, завыли и принялись сталкивать их на воду. Четыре лодки на реке круто повернули и пошли на наши плоты.

– Упорные, сволочи, – пробормотал Лысый.

– И бесстрашные, – добавила Инга. – После вчерашней-то бойни – и столько решительности.

– Значит, сегодня надо устроить им бойню покруче, – сказал я, поднимая карабин. – Такую, чтоб навсегда запомнили.

Как только первая из четырех лодок справа от нас оказалась на расстоянии выстрела из арбалета, Машка выпустила по ней первый горящий дротик. Выстрел оказался удачным: острие глубоко вонзилось в задранный нос, а жгут съехал дальше по древку, продолжая гореть, как и было задумано. Бормоча похвалы в адрес собственной меткости, Машка быстро растягивала тетиву, лязгая рычагом и механизмом из шестеренок. Инга подала новый дротик, и Машка пустила его в следующую лодку.

Подождав, когда отчалившая от берега флотилия окажется в пределах досягаемости дротиков из арбалета Валеры, я принялся расстреливать крысолюдей из карабина. Оптика у «Тигра» была отличная, расстояние – небольшим, ни одна пуля не пропадала даром. В жизни мне не случалось выполнять такой тошнотворной работы. На тридцатом выстреле я уже сильно жалел, что забрал оружие у Вити. На пятидесятом отупел, и мне стало все равно. Эпштейн, присев рядом, заряжал мне магазины. Таня и Даша подруливали боковыми веслами, чтобы плоты не кружило.

Крысолюди бессильно орали в нашу сторону, однако их стрелы нас пока достать не могли. Справа пылали две лодки – третья поначалу хорошо занялась от Машкиного дротика, но дикарям удалось ее потушить. Валера тоже поджег две штуки, и тут мы наконец сплылись на выстрел из лука. Теперь дикари смогли по нам стрелять, чем тут же воспользовались; зато и сами оказались под ливнем огненных стрел, которые можно было пускать куда быстрее дротиков. Вскоре им стало ясно: если не хотят поголовно сгореть, пора поворачивать.

Уцелевшие лодки принимали пловцов с тех, что потушить не удалось, и отгребали к берегу. Плоты несло течением вместе с шестью кострами на воде; один подошел слишком близко, но нам удалось оттолкнуть его от себя, просунув шесты между щитов. Лысый сидел на помосте, прижимая ладонь к лицу: стрела выбила ему левый глаз. Валера лежал у своего арбалета с двумя стрелами в животе и одной в шее. Даше проткнуло руку, Машке – тоже руку, мне оцарапало голову и порвало ухо. Всех остальных крысолюди тоже попятнали. Даже Мартышку зацепило, и она жалобно поджимала пораненную лапку.

– Вот суки! – сказал Лысый, не отрывая ладони от лица. – Как я теперь без глаза?

– Второй же целый, – утешила его Машка. – И левый ведь выбили, не правый.

– А левый, он что – не мой был, арендованный?

– Ты выдержишь, Лысый, ты сможешь, ты у нас железный, – сказала Машка, готовясь вырвать стрелу у себя из руки. – И я выдержу…

Витя сидел у стойки навеса весь серый – драка ему тяжело далась. Я помог избавиться от стрелы Даше. Инга перевязывала всех нас по очереди. Таня глухо, по-звериному, выла над Валерой. Он умирал, и помочь ему было нельзя.

Глава 8

Через час после боя плоты обогнала набитая крысолюдьми лодка. Какие вести она повезла вниз – совет держаться от нас подальше или призыв к новому нападению, – оставалось только гадать. Еще через час умер Валера. Таня сложила ему руки на груди и закрыла глаза.

– Зачем мы уплыли из поселка? – спросила она ни к кому не обращаясь. – Не надо было плыть. Валерка был бы сейчас жив.

– Ты же видишь, что творится на реке, Тань, – сказала Даша. – Крысолюди были от поселка всего в нескольких днях пути. Рано или поздно они нашли бы его. И если я хоть что-то понимаю, никто из нас не уцелел бы в схватке с ними на суше.

К вечеру плоты нанесло на торчавшую из воды скалу и едва не разбило об нее. Обогнув препятствие, мы обнаружили с другой стороны удобный заливчик меж двух утесов из песчаника, решили, что места удачней нам не найти и стоит остановиться здесь, чтобы подлечить раны.

На плоской вершине скалы росли кусты с крупными зелеными плодами, которые понравились Мартышке. Топлива вокруг оказалось достаточно, а кроме того, отсюда было удобно кидаться большими камнями по всему, что задумает заплыть в залив или пристать к островку сбоку. Ближайший берег находился в сотне метров слева – там тянулась широкая песчаная отмель с остатками очередной сожженной деревни.

Ночью на нас никто не напал, а утром мы поймали проплывавшее по реке дерево, прибуксировали его к скале и поставили на якоря поперек входа в залив. Валеру похоронили на вершине одного из утесов, сложив небольшую гробницу из плитняка. Остаток дня отдыхали, а всю следующую неделю кто мог – работал, кто не мог – отлеживался.

Инга дважды с сутки промывала наши и собственные раны лечебными отварами и меняла повязки из сухой травы. По-настоящему плохо себя чувствовал только Лысый: пустая глазница у него воспалилась, вся левая сторона лица опухла, и он только лежал, часто теряя сознание.

Через несколько дней жизни на островке я впервые увидел, как Инга находит лекарственные травы. Знакомые она просто рвала целиком или собирала с них соцветия. А незнакомые…

Я пошел поискать дров и увидел Ингу, опустившуюся на колени возле каких-то метелок, похожих на низкорослую полынь. Она перебирала стебли пальцами, оглаживала метелки ладонями, а потом ее глаза закатились под лоб, лицо побелело, рот приоткрылся, и по подбородку потекла слюна. Инга начала раскачиваться вперед-назад, дышала она прерывисто, хрипло, со стонами и всхлипами, и походила вовсе не на исследователя информационных потоков, а на шамана в трансе. Мысленно плюнув на дрова, я аккуратно сдал назад и пошел обратно в лагерь, чтобы ей не мешать. Да и не до дров мне уже было.

В заливчике неплохо клевала рыба, а на утесах жили птицы, которые нас на свою беду не боялись и гнезда которых никто раньше не грабил. Трижды мимо проплывали лодки с крысолюдьми, а одна даже сунулась к скале, но сразу повернула назад, как только главарь на ней схлопотал пулю.

Мы думали, что заходить в протоки и узкие боковые рукава, с риском там застрять, для нас в текущем положении смерти подобно, а потому решили связать плоты насовсем. Их опять свели корма к корме, заостренными носами в разные стороны. На одном конце установили оба рулевых весла, соединив их подвижной поперечиной. Арбалет оттуда пришлось убрать и для него сделали двухметровую вышку. Второй так и остался на треножнике. Вместо навесов построили настоящие хижины из доставленного с берега бамбука. Фальшборт усилили, щиты дополнительно укрепили, одну из мачт убрали.

На вторую неделю Лысому стало лучше, а к ее концу он пошел на поправку. Даша смастерила ему повязку на глаз – совсем как в фильмах про пиратов. Отощав за время болезни, Лысый теперь отъедался рыбой и птичьими яйцами. Машка наставила бурды из зеленых фруктов и умеренно пьянствовала, не теряя трудоспособности. Таня долго ходила как зомби, едва откликаясь, когда с нею заговаривали, но потом сдружилась с Витей вплоть до полного взаимопонимания. Она только что потеряла любимого человека, а он не мог добраться до женщины, которую хотел, и эти двое быстро нашли общий язык. Глядя на очередное Танино счастье, я не выдержал и наехал на Дашу. Сколько уже можно ждать? Давно пора разобраться.

– Слушай, – сказал я ей, – мы оба взрослые люди. Ты мне нравишься, и я знаю, что нравлюсь тебе тоже. Но тебе не нравится, что ты оказалась в мире, где все решает сила, а женщины опять на вторых ролях, как в старые добрые времена на Земле. Правильно угадал?

Даша насупилась и посмотрела на меня исподлобья.

– Ты постоянно хватаешься за мужскую работу, хотя своей много, – продолжал я. – Думаешь, не заметно? Ты научилась лучше всех стрелять из лука только потому, что хотела обойти меня. И знаешь, если б ты не была такой врединой, я давно плюнул бы на это наше соревнование и признал, что ты действительно стреляешь лучше.

Даша повернулась, собираясь уйти.

– Нет уж ты постой, – возразил я и развернул ее к себе. – Хочешь быть на равных с мужчинами, так не убегай от неприятных разговоров. И скажи: кому и что ты пытаешься доказать? А можешь не говорить и послать меня подальше, решительно и насовсем. Но уже сделай что-нибудь конкретное. Иначе скоро над нами будет в открытую ржать вся наша команда. Прикинь, как выглядит для них ситуация: два великовозрастных разнополых идиота уже год как готовы переспать друг с другом, но отчего-то не решаются это сделать. Почему ты думаешь, что я сразу определю тебя в хранительницы семейного очага без права голоса? Во-первых, у нас нет семейных очагов. А во-вторых – нахрен мне нужна такая хранительница…

На ночь я устроил себе постель из травы подальше от всех. Не то чтобы я ждал, что Даша сама ко мне придет, а просто не было сил никого видеть. Но она пришла.

– Ты дурак и все неправильно понял, – сказала она. – Но если тебя убьют, мне будет жалко.

– Ну естественно, я дурак и все понимаю неправильно, – ответил я. – Кто б ждал, что ты по-честному признаешься.

– Я вот сейчас возьму и уйду! – сказала Даша. Но вместо этого присела возле меня на корточки и добавила совсем не в строчку: – Двигайся, что ли.

Наутро нас бурно и не стесняясь в выражениях поздравляли всем лагерем. Говоря Даше, что над нами скоро будут ржать, я и не подозревал, как напряженно следят окружающие за развитием наших отношений. Точнее – за отсутствием развития. Зато теперь они дали себе волю. Больше всех радовался Лысый. Я его потом спросил, почему, ведь он сам имел на Дашу виды.

– Ну как это? – удивился Лысый. – Если не мне, так пусть хоть тебе достанется, а то чего она ходит одна? А я за Ингой поухаживаю.

– Да-да, очень ты нужен Инге, особенно одноглазый, – поддел я его.

– А что? Может, как раз одноглазый и нужен. С одним глазом стрелять удобнее, второй не надо прищуривать. И стану я лучшим охотником. А еще одним глазом труднее заметить, когда подруга жизни пошла налево. Это любая оценит.

К концу третьей недели к берегу напротив пристала флотилия из тридцати с лишним больших тростниковых лодок. Огромная толпа, вывалившая на берег, вела себя чинно и степенно. Крысолюди расселись на песке, глядя в нашу сторону, а мы по очереди рассматривали их через оптический прицел «Тигра».

– Если они всем скопом попрут на скалу, мы здесь не удержимся, – сказал Витя.

– Чего же тогда сразу не поперли? – возразил я. – Могли бы, кстати, ночью подплыть, а не днем.

– Может, праздник у них?

– Шибко уж тихо. Больше похоже на поминки.

– А что мы об их обычаях знаем?

Несколько крысолюдей вкапывали на берегу высокий столб, что-то раскладывали вокруг него, затем привязали к столбу пленника. Тот был карикатурно похож на человека, испуганным не выглядел, но, опять же, что мы знали об эмоциях и мимике местных? На берегу зажгли костры, все крысолюди встали и грянули хором какой-то гимн, в котором чередовалось всего несколько фраз.

– Сейчас они этого большеногого съедят, – сказал Лысый.

– Вся вот эта кодла? Одного? – изумилась Машка.

– А зачем еще они могли сюда приплыть? Должно быть, это верховный вождь большеногих. По маленькому кусочку им хватит, главное тут символизм. Или парня принесут в жертву богам без поедания.

– Мы что, будем просто смотреть на это? – спросила Таня.

– А что делать? – возразил Витя. – Их слишком много.

– Ну а если поплыть туда со стрельбой и огненными стрелами? Вдруг они испугаются и уплывут.

– А вдруг не испугаются? Вообще-то они не из пугливых. Что уже дважды доказали. Жизнь собственную крысолюди не ценят нифига: думают, поди, что умереть в бою великая честь. Они знают, что мы на скале, наверняка видели наш костер, по ночам он на реке вроде маяка. Но не нападают. А высунемся – неизвестно еще, как повернется дело.

Допев гимн, крысолюди расселись по лодкам и отчалили: одни поплыли вверх, другие – вниз. Пленник остался у столба живым, и теперь, когда никто вокруг него не мешал обзору, мы смогли рассмотреть то, что лежало вокруг: черепа, оружие и какие-то резные столбики, похожие на идолов.

– Ребята, это нам жертва, – сказал я. – Витя верно заметил: они знают, что мы на скале, и знают, что сейчас мы на них смотрели.

– Может, выманить нас хотят? – засомневался Лысый. – Усыпить бдительность?

– Привалив сюда на тридцати четырех лодках целой армией? Извини, но более идиотский способ усыплять бдительность трудно придумать. Нет, они почтение засвидетельствовали.

Время шло, горели костры на берегу. Мы ни на что не решались.

– «Язык» – вон он, у столба, – сказала Инга. – Хоть что-то в обычаях крысолюдей он понимать должен, раз его народ с ними воюет.

– Жаль только по-нашему этот «язык» не говорит, – ответила Таня.

– Научим, – отрезала Машка. – Или евошнее наречие освоим. У этих большелапотников, поди, всех слов меньше, чем я знаю матов.

– Правильно, – одобрил я. – Сколько нам еще плыть по реке? Неизвестно. Пора разобраться в обстановке, а все остальные способы будут еще дольше. И куда опаснее.

Мы спустились со скалы, сели на плот, сняли с якорей и развернули дерево, открывая выход из залива. После долгого сидения на безопасном острове, на реке нам было неуютно. Высадившись на берег, мы наскоро осмотрели предметы вокруг столба: да, идолы и черепа большеногих. И оружие. Причем все трофейное, за исключением одного копья, которое крысолюди воткнули в песок перед столбом.

– Кажись, все понятно, – сказал Витя. – Великие и могучие крысочеловеки победили врагов одной левой, пустили их на еду и ниспровергли их идолов. Только нам-то какое до этого дело?

– Если мы в их понимании существа, которым стоит приносить жертвы, то нам должно быть дело, – ответил Эпштейн.

Взяв из предложенных нам даров несколько копий, луков, и забрав все стрелы, мы отвязали пленника и повели его на плот. Большеногий оказался еще большеглазым и большеухим – росточком в полтора метра, верховным вождем он никак не выглядел и смотрелся уморительно. Всю его одежду составляла узкая набедренная повязка из кожи, тело покрывали татуировки.

Мы постарались с самого начала относиться к пленнику предельно дружелюбно, чтоб не пришлось выделять для него сторожа. За пределами нашего островка большеногого наверняка ждали новая поимка и съедение, но кто знает, что могло взбрести ему в голову. Его ладони напоминали лопасти весел, ступни по размеру немногим уступали ластам аквалангиста, а до берега и джунглей на нем было всего сто метров.

Вскоре мы познакомились: большеногого звали Эравеюквесотомале, или, сокращенно, Эрав. Наши имена он выучил быстро, и прибавлял к каждому из них «деху» или «дехи» в зависимости от пола того, к кому обращался. Другие же слова в языке Эрава большей частью оказались не короче его полного имени. Копье он называл «вамбулитутулака», обычные с виду камни – «пандохугаримокатосо», и мы решили, что проще повеситься, чем учить такой язык.

– Пусть лучше он русский учит, – сказал Лысый. – Тем паче что это язык богов, почетно же.

– Пока неизвестно, кем он нас считает, – возразила Инга.