Верная Богу, Царю и Отечеству

«Цель масонства – политическая, работать в подполье на освобождение России.

Почему выбрана была такая форма? Чтобы захватить высшие и даже ПРИДВОРНЫЕ круги… Князьёв и графьёв было МНОГО. Вели они себя изумительно: на Конгрессах некоторых из них я видела. Были и военные – высокого ранга.

Движение это было ОГРОМНО. Везде были «свои» люди. Такие общества, как Вольно-Экономическое, Техническое, были захвачены целиком. В земствах то же самое.

До сих пор тайна ОГРОМНА. К февральской революции ложами была покрыта вся Россия».

Далее свидетельство Нины Берберовой:

«Посвящённых были сотни, настоящего числа их никто не знал, а вокруг них были полупосвящённые, те, которые не давали таинственной клятвы, но молча поддерживали первых… Сочувствовавшие, и молчавшие, и состоявшие где-то совсем близко, чтобы в нужную минуту ответить на перекличке. Этот «второй» слой был очень значителен. Он особенно разросся во время «прогрессивного блока»».

И вновь Кускова:

«Итак – кадры были готовы. В обеих столицах думцы, профессора, дипломаты, члены Военно-промышленного комитета, члены Земского и Городского союзов, адвокаты, военные, земцы, «общественники» поздравляли друг друга: их день наставал…».45

Процитированного достаточно, чтобы представить картину, и на этом остановимся. Для получения более подробной информации отсылаем к работам известных исследователей темы участия масонства в русской революции: М. Назаров, Л. Болотин, О. Платонов и другие.

Отметим лишь, что в приведённом Кусковой перечне нет и не могло быть простого народа – крестьянства, наиболее многочисленного, наиболее крепкого слоя хранителей спасительных и животворных начал народного бытия: веры в Бога, верности Православному Царю, хранителей патриархальных устоев, самобытных народных обычаев, воспитывающих народную душу, формирующих замечательный русский характер, неповторимый ни в каком ином народе, ни в какой иной земле мира. Но неорганизованное крестьянство, как и армия, состоявшая, как известно, в своей массе из тех же крестьян, не имея вождей, не могло противостоять заговору господ, предавших не только Царя, но и свой простодушный народ. Господа окончательно обманули его, завели в предательскую западню, лишили его спасительных идеалов, духовного оружия и мощи, а потому сделали Русский народ беззащитным и беспомощным перед теми, кто жаждал его избиения и истребления. Что и произошло вскоре. И сегодня, в начале XXI века, мы вынуждены констатировать, что русское крестьянство, как самобытный культурно-исторический слой православных земледельцев-пахарей, составлявших громадное, подавляющее большинство русского населения России, практически исчезло с лица русской земли. А вместе с исчезновением крестьянства постепенно угасает и русский дух, не имея почвы, не имея прочных корней в толще народной, в народном быту, обычаях, традициях, которые стремительно вымирают, забываются, теряют жизненную силу, уступая место в лучшем случае псевдорусскому духу, а в худшем – его антиподу, т.е. духу стяжания, наживы, приземлённости и пустоты – духу откровенно враждебному православию, каковой пропитывает, в сущности, всю западную культуру, всю ту зловонную пену, нахлынувшую на нашу землю в виде рока, дешёвых удовольствий, телевизора, моды и выше перечисленных ценностей жизни. Но это уже другая тема.

Глава 5. Русское общество накануне революции

Теперь приступим к изложению фактов, считая, что верный ключ к их пониманию найден. Будем надеяться, что сделанное нами отступление не покажется утомительным читателю, но поможет пролить свет на те события, беглый обзор которых представлен ниже. При составлении обзора основным источником служили мемуары начальника Дворцовой охраны, командира Отдельного корпуса жандармов, генерал-майора Александра Ивановича Спиридовича.46

Александру Ивановичу Спиридовичу можно быть благодарным за те неподдельные чувства любви и преданности к Государю Императору Николаю II, которые пронизывают каждый эпизод его царствования, отображенный в мемуарах. Отношение Спиридовича к Государыне Императрице Александре Феодоровне также окрашено чувствами глубокого уважения, понимания и жалости к ней, и как к Царице, и как к матери. В своих воспоминаниях Спиридович постоянно встает на защиту её доброго имени, опровергает все кривотолки и сплетни в её адрес. Все сказанное позволяет с доверием отнестись к тем фактам, которые в изобилии и очень подробно изложены в мемуарах Спиридовича, хотя к некоторым его оценкам и трактовкам следует отнестись критически.

Деятельность Великого князя Николая Николаевича

Отношения Царской Семьи с семьёй дяди Государя Великого князя Николая Николаевича не складывались так, как хотелось бы Великому князю и его жене.

Им не удалось сколько-нибудь ощутимо занять положение при новом Государе Николае Александровиче и его Августейшей Супруге, соответствующее их непомерно развитому самомнению и честолюбивому желанию первенствовать. Они желали «указывать» и «влиять», «играть роль», видимо, забывая о своей роли первых помощников и слуг Государя. Недовольство усугубляло и то обстоятельство, что введенный ими же во Дворец Григорий Распутин оказался ближе к Царю и Царице, нежели к ним. У Царской Четы установились дружеские, теплые и доверительные отношения с простым мужиком, чья независимая позиция и близость к ним раздражали Великого князя и его окружение.

Это тем более задевало Великого князя, что казавшаяся замкнутой и недостаточно общительной Императрица ограничивала круг своего близкого общения семьей и немногими приближенными, среди которых главное значение приобрела новая подруга – молодая фрейлина Анна Танеева. В новых симпатиях, сложившихся у Царской Четы, как казалось окружению Великого князя Николая Николаевича, им было отведено слишком мало места, а предпочтение несправедливо было отдано другим, гораздо менее достойным в силу своего положения людям, что, конечно, ущемляло их самолюбие. Обычная человеческая зависть порождала и питала то недружелюбие, которое проступало по отношению к Государыне со стороны окружения Великого князя и сестер-черногорок.

Но вот грянула война. На должность Верховного главнокомандующего в начале войны был высочайше назначен Великий князь Николай Николаевич. Однако эйфория, вызванная первыми успехами в Галиции, вскоре рассеялась. Последовали военные неудачи, связанные с провалом наступления армий Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии, окружение и разгром армии генерала Самсонова в районе Мазурских болот. Обнаружились просчеты высшего военного руководства, принятие Ставкой ошибочных решений (август 1914 года). «Жестокая действительность разрушила все предположения и расчеты генерального штаба. На совещании 16 ноября (1914 г.) в Седлеце Великого князя с командующими фронтов выяснилось о некомплекте людей, офицеров, потере большого числа винтовок, недостатке снарядов. Предполагаемое в ноябре наступление Северо-Западного фронта пришлось прекратить и закрепиться на зимние квартиры».47

Сложившееся на фронте положение предоставило необыкновенный шанс для тех, кто ненавидел русское Самодержавие и лично Русского Царя, кто вынашивал планы его уничтожения. Спектр этих сил был широк: от представителей международного интернационала в лице большевиков до доморощенных искателей справедливости и борцов за свободу в лице представителей всех сословий. Эти последние составляли так называемые «слои общественности», которые формировали негативное по отношению к Царю «общественное мнение», выдвигали требования наперекор верховной власти, что в условиях военного времени можно расценить как прямой шантаж верховной царской власти, а тайное нежелание исполнять волю Государя – как скрытый саботаж. Кроме того, при одобрении, фактической поддержке «общественности» революционерами велась и откровенно подрывная деятельность в армии, среди рабочих и других слоев населения.

Среди лидеров оппозиции выделялись такие фигуры, как Гучков, князь Львов, Милюков, Керенский, Родзянко и прочие. Впрочем, все они, а также их деятельность хорошо известны.

Казалось бы, этим силам, действующим разлагающе на русский народ, русскую армию, мешающим Царю, следовало противопоставить решительное противодействие со стороны наиболее преданных, облеченных властью и силой царских слуг, чьим прямым долгом, смыслом служения и жизни являлась защита Русского Царя. И не только угроза царской жизни, но и любое посягательство на Богом учрежденное и благословленное самодержавное начало устроения Земли Русской должно было быть решительно пресечено.

Но этого не произошло. «Верные слуги» Помазанника Божьего избрали иной путь, путь иуды. Они неожиданно (впрочем, так ли уж неожиданно?) повели двойную игру и пошли на постыдное соглашательство с врагами русского Престола. Внешним побудительным мотивом для этого явились обычная человеческая низость и малодушие, когда свои собственные преступные просчёты попытались скрыть за магическим словом «предательство», чтобы, выгородив себя, нанести в угоду «общественности» удар по тем, кто был действительно предан Государю и добросовестно исполнял свой долг перед Царем и Отечеством.

Генерал Сухомлинов и подполковник Мясоедов

Чтобы понять, какие приемы были использованы в этой подлой игре, будет уместно более подробно остановиться на трагической истории потомственного дворянина подполковника Сергея Николаевича Мясоедова. Через интригу, связанную с его именем, Ставкой, возглавляемой Великим князем Николаем Николаевичем, в союзе с «общественностью» был нанесен удар по военному министру Сухомлинову. Эта история поможет разобраться в тех механизмах, которые были использованы в травле Григория Распутина и Анны Вырубовой, а через них конечно же, Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

«На второй день Пасхи, 21 марта [1915 г.], в газетах появилось официальное сообщение о раскрытом предательстве подполковника запаса армии Мясоедова и о его казни. Снова заговорили об измене повсюду. Все военные неудачи объяснялись теперь предательством. Неясно, подло намекали на причастность к измене военного министра Сухомлинова. У него были общие знакомые с Мясоедовым. Кто знал интриги Петрограда, понимали, что Мясоедовым валят Сухомлинова, а Сухомлиновым бьют по Трону.

История с Мясоедовым во всём её развитии за время войны была, пожалуй, главным фактором (после Распутина), подготовившим почву для революции. Испытанный на политической интриге Гучков не ошибся, выдумав грязную историю с целью внести раздор в ряды офицерства. Время потом рассеяло много клеветы, вылитой на представителей царского времени, и чем больше его пройдет, тем масштабнее будет выступать моральная грязь величайшего из политических интриганов господина Гучкова».48

Мясоедов осенью 1910 года был принят в корпус жандармов и отчислен в распоряжение Сухомлинова как Военного Министра. Этот момент совпал с разворачивающейся против Сухомлинова интригой, которую затеял Гучков вместе с генералом Поливановым. Схема интриги такова. В столичных газетах, в частности в газете «Вечернее время», редактором которой был Борис Суворин, «появились заметки с гнусными намеками» на то, что жандармский офицер ведет шпионскую деятельность в пользу Австрии. Мясоедов, потребовав от редактора опровержения и не получив его, нанес Борису Суворину публичное оскорбление. По этому же поводу Мясоедов дрался с Гучковым на дуэли. Началась проверка, в результате которой выяснилось, что «его [полковника Мясоедова] причастность к разведывательной и контрразведывательной службе опровергаются самым категорическим образом» (письмо Начальника Генерального Штаба от 18 апреля 1912 года). Это же подтвердили командир корпуса жандармов и начальник департамента полиции Белецкий.49 «Расследование установило полнейшую вздорность пущенной Гучковым сплетни, и была вскрыта вся гнусность интриги члена Государственной Думы Гучкова. Он оказался полным клеветником и лгуном». «Обнаружилась при расследовании и некрасивая роль генерала Поливанова. Оказалось, что он осведомлял Гучкова о намерениях Сухомлинова и не раз передавал в Думскую комиссию документы, которые брал негласно у военного министра, пользуясь своим положением».

Но с началом войны интрига неожиданно получила продолжение. Некий подпоручик Колаковский, вернувшись из плена, показал, что его завербовала немецкая разведка, более того, что он сам предложил свои услуги (т.е. оказался по существу предателем). При получении задания ему советовали обратиться за помощью к отставному жандармскому подполковнику Мясоедову. Этому предателю почему-то сразу поверили в Ставке. Делу был дан ход. Полковник Мясоедов был арестован в Ковно, где он исполнял служебное поручение. Начальник Генерального Штаба Янушкевич повелел дело Мясоедова «закончить быстро и решительно». «Военно-полевой суд признал Мясоедова виновным и приговорил его к смертной казни через повешение». «Через пять с половиной часов после объявления приговора Мясоедова казнили» (казнь была совершена в марте 1915 года). Его последняя предсмертная просьба послать телеграмму Государю удовлетворена не была. Прощальная телеграмма родителям, где он говорил о своей невиновности, была задержана.

Объясняя причины совершенной «ужаснейшей судебной ошибки», Спиридович делает не менее ужаснейший вывод: «С Мясоедовым расправились в угоду общественному мнению. Он явился ответчиком за военные неудачи ставки в Восточной Пруссии… Те, кто создал дело Мясоедова, и главным образом Гучков, были довольны. В революционной игре против Самодержавия они выиграли первую и очень большую карту. На этом примере они создали большой процесс с многими невинно наказанными, и главное – процесс генерала Сухомлинова, процесс, который впоследствии способствовал разложению тыла и возбуждению ненависти к Государю.

Но что же делала ставка, раздувая дело Мясоедова? Ставка шла навстречу общественному мнению. Слепая толпа требовала жертв. Слабая ставка Великого князя их выбрасывала, не думая о том, какой вред она наносит Родине…

Какая ужасная трагедия и какая колоссальная ответственность лежит на совести главного зачинщика дела Мясоедова, величайшего из политических интриганов – Александра Ивановича Гучкова».50

Курс на общественность

Итак, обвинения Мясоедова исходили от так называемых либеральных кругов общественности. Что такое «общественность», или «общество», объяснил С. С. Ольденбург в книге «Царствование Императора Николая II». «Обществом называли либеральную интеллигенцию, и выражение его воли видели в тех «общественных организациях», которые создались за время войны: общеземском союзе, союзе городов и военно-промышленных комитетах. Эти организации, созданные первоначально для деловых задач, связанных с войной, вдруг приобрели значение выразителей политической воли страны».51 Руководствовались они преимущественно «кадетскими» элементами. Таким образом, ядро «общественности» формировали «свободно» мыслящие или либерально настроенные интеллигенты, которые ратовали за ограничение самодержавия или вовсе за его отмену и установление демократической парламентской республики по типу западных демократий.

Ситуацию подогревала деятельность откровенных врагов русского Самодержавия – большевиков. 3 ноября 1914 года в Озерках состоялась их конференция, на которой присутствовали 11 членов большевистских организаций и пять членов Государственной Думы. И хотя конференция 5 ноября была арестована жандармерией, известие о ней будоражило не только рабочие круги, но и широкие круги оппозиционно настроенной общественности. Это создавало настроения общества, определяло его симпатии и приоритеты, формировало взгляды и отношение к правительству и верховной власти. В воюющей стране стали известны решения антивоенной Циммервальдской конференции (23 августа 1915 года), в которой приняли участие 33 делегата из 10 государств от левых социалистических партий. Резолюция конференции призывала добиваться заключения мира и прекращения всякого соглашательства с буржуазией. По существу был провозглашен курс на насильственное свержение законных правительств воюющих стран.

Последовавшие крупные неудачи Русской Армии в Галиции, когда после неожиданного наступления немцев отступление наших войск стало напоминать катастрофу, вызвали в Петрограде новую волну истерии и сплетен в адрес Государыни. Главным объектом этих сплетен являлся Григорий Распутин.

«Петербург кипел. Непрекращающееся отступление в Галиции и слухи о больших потерях породили всплеск ругани и сплетен. Говорили, что на фронте не хватает оружия и снарядов, за что бранили Сухомлинова и Главное артиллерийское управление во главе с Великим князем Сергеем Михайловичем. Бранили генералов, бранили ставку, а в ней больше всего Янушкевича. Бранили бюрократию и особенно министров Маклакова и Щегловитова, которых уже никак нельзя было обвинить в неудачах в Галиции.

С бюрократии переходили на немцев, на повсеместный шпионаж, а затем все вместе валили на Распутина, а через него уже обвиняли во всем Императрицу. Она, бедная, являлась козлом отпущения за все. В высших кругах кто-то пустил сплетню о сепаратном мире. Кто хочет, где хотят – не говорилось, но намеками указывалось на Царское Село, на Двор».52 Откуда исходили все эти слухи, будет ясно из дальнейшего изложения. Удивляет то, с какой легкостью эти сплетни подхватывались и распространялись. Истерия в тылу свидетельствует о том, что рамки «оппозиционно-либеральной общественности» выходили далеко за пределы общественных комитетов, союзов и собраний, но распространялись вглубь, в толщу обывательской массы населения разных сословий: купцов, чиновников разных мастей, банкиров, промышленников и рабочих, депутатов Думы, министров, и конечно, среди высшего общества: князей, предводителей дворянства…

Министр внутренних дел Маклаков в этой ситуации оказался беспомощным. Он понимал, что единственно радикальным средством оказалось бы упразднение Государственной Думы, но для осуществления этого проекта у Маклакова, по мнению Спиридовича, не было «ни достаточного ума, ни опыта, ни характера, ни людей, которые бы поняли его и поддержали»53. В дела тыла активно вмешивалась ставка, т.е. Великий князь Николай Николаевич, к которому с докладами приезжали министры, минуя Государя. По словам Анны Вырубовой, в стране создавалось двоевластие. Великий князь Николай Николаевич очень хотел играть важную роль в государственных делах, пытался активно проводить свою линию.

Чтобы предоставить возможность Великому князю реализовать свои амбиции и удовлетворить его настойчивое желание, совпадающее с чаяниями и думских кругов, и представителей «общественности», Государь принял решение взять новый политический курс «на общественность». Со стороны Государя эта вынужденная уступка была сделана в надежде на то, что принятыми мерами удастся успокоить ситуацию в тылу, одновременно снять напряжение и нервозность, царившие в Ставке, а тем самым нормализовать ее работу, что было самым важным в тот момент для Армии. В сложившихся обстоятельствах Государь вынужден был пойти на серьезные перестановки в правительстве.

Прежде всего, поскольку Великий князь Николай Николаевич продолжал травить военного министра Сухомлинова, взваливая на него всю вину за нехватку артиллерийских снарядов, Государь, уступая просьбам Великого князя, решил заменить Сухомлинова генералом Поливановым, несмотря на дружбу последнего с Гучковым и связи с думскими кругами. Опять же по совету Великого князя, вместо Маклакова министром Внутренних Дел был назначен Щербатов, который был крупным полтавским землевладельцем и губернским предводителем дворянства, коннозаводчиком, обладал здравым умом, энергией и деловитостью. Но, главное, Великий князь Николай Николаевич, вместе с Советом Министров продвигавший его на новый пост, видели в князе Щербатове хорошую связь с общественностью. По просьбе членов Совета Министров Государь заменил министра юстиции Щегловитова и обер-прокурора Синода Саблера, присутствие которых в совете не вязалось с новым курсом правительства, на Александра Хвостова (дядю Алексея Николаевича Хвостова) и Самарина. Посредником между Великим князем и общественностью выступал министр земледелия Кривошеин.

Однако на проявление доброй воли и доверия Государя «общественность» поспешила ответить новыми требованиями к верховной власти, расценив сделанные уступки как слабость. В Москве произошло совещание представителей земств и городов, которое «вынесло постановление добиваться устранения Государя от вмешательства в дела войны и даже от верховного управления, об учреждении диктатуры или регентства в лице Великого князя Николая Николаевича». Взаимосвязь этих событий: принятия правительством курса «на общественность» и выдвижение «общественностью» требования регентства и диктатуры была очевидна. Все это были звенья одной цепи.

Все происходящее в те дни можно определить только одним точным по смыслу словом – «заговор». Центром заговора была ставка Великого князя Николая Николаевича. Это утверждение не является преувеличением и справедливо в том смысле, что все действия носили скоординированный характер, были направлены против власти законного Государя, а Великий князь не мог не осознавать того, что является центром и опорой всей этой деятельности. Даже в том случае, если его роль была сыграна пассивно, он, несомненно, являлся ключевой фигурой. Можно, конечно, выразить сомнение, считая, что Великий князь был лишь разменной пешкой в чужой игре, что он не осознавал, не предполагал в полной мере и т.д. Ведь были фигуры Гучкова, Львова и других – подлинных и активных злодеев и изменников. Но… одно событие ставит точку в рассуждениях относительно того, насколько осознанными были поступки князя и каковы были его истинные настроения и мотивы.

Со слов Спиридовича, суть произошедшего заключалась в следующем. 1 января 1917 года Тифлисский городской глава Александр Иванович Хатисов, который знал, что князь в опале, враждебно относится к Царице, порицает Государя и заискивает перед общественностью, предложил ему следующую сделку: ни больше ни меньше как корону Российской Империи в обмен на предательство Царя! При этом предполагалось, что Николай II отречется и за себя, и за сына, а Александру Федоровну либо заключат в монастырь, либо вышлют за границу. В этом деле Хатисов выступал от лица думской общественности и исполнял поручение, данное ему непосредственно князем Львовым.

И что же Великий князь Николай Николаевич? После длительного размышления (ему потребовалось два дня, чтобы дать ответ) Великий князь отказался от сделанного ему предложения. Но что его остановило? Может быть, преданность Государю, своему долгу, может быть, честь и достоинство русского дворянина, может быть, данная перед Богом присяга в верности Царю и Отечеству? Или, быть может, он вспомнил о страшной клятве русского народа 1613 года, о законах Российской Империи, четко определяющих порядок передачи Верховной Царской власти в мужской линии по праву первородства? Оказывается, нет. Его остановила боязнь того, что мужик и армия не поймут насильственной смены Царя.

Кто-то возразит, что это наговор. Спиридович неправильно трактовал поведение князя, который был именно всегда предан Верховной власти Помазанника Божьего. Предан? Тогда почему он не арестовал изменника Хатисова тут же на месте, почему он не расправился с ним по законам военного времени – так, как он беспощадно расправился с подполковником Мясоедовым? Почему он, наконец, не известил о готовящемся заговоре Государя и министра Внутренних Дел? Хатисов с замиранием сердца наблюдал за пальцами Великого князя, которыми он барабанил возле кнопки вызова охраны. Но Великий князь так и не нажал на кнопку, не вызвал охрану и не арестовал Хатисова. Да он и не собирался этого делать. В этом его нервном движении была всего лишь поза. Подводя итог тому, что произошло, Спиридович пишет: «Зарождающаяся измена монарху, да еще Верховному главнокомандующему, во время войны, в поведении Великого князя была налицо уже в тот момент. В дальнейшем она претворится в реальное действие ровно через два месяца, подтолкнет на измену еще некоторых главнокомандующих армиями и сыграет главную роль в решении императора Николая II отречься от престола».54

Бог Судия Великому князю. Не всё так просто и однозначно в судьбе каждого человека. По стечению обстоятельств, которыми управляет Бог, духовным отцом Анны Танеевой после принятия ею монашеского пострига стал духовник Великого князя иеросхимонах Ефрем (Хробостов). О. Ефрем много лет ежедневно служил литургию на Валааме в Смоленском скиту, где он жил отшельником. Известно, что скит был построен на деньги Великого князя Николая Николаевича по собственному проекту его брата Великого князя Петра Николаевича. Николай Николаевич желал, чтобы в скиту шла непрерывная молитва за русских воинов, сложивших свои головы на полях Германской войны за Бога, Царя и Отечество. Бог сторицею воздаст за всякую правду. Государь всех простил. Но брошенный князем вызов Русскому Самодержцу остался без ответа. Сам Государь уже не сможет удовлетворить его. Это обязаны сделать те, кто сегодня считает себя царским слугой. В истории царствования Николая II не должно оставаться недосказанных мест, а память о наших последних Венценосцах должна быть чиста, не запятнана грязными наветами, от кого бы и в каком бы виде они ни исходили.