Последний связной

Следующие выстрелы пришлись в самого Дмитрия, который, заслонил своим телом Майкла.

Пули входили в его грудь, а выстрелов в голову не последовало потому, что Дмитрий заслонил свое лицо толстым телефонным справочником.

Теперь, под градом выстрелов, он лихорадочно пытался достать из наплечной кобуры свой пистолет.

Наконец Дмитрий выхватил оружие и, вслепую, сделал пару выстрелов в сторону Макса, отогнав его за перегородку.

Теперь тот, стоя за стеклянной пуленепробиваемой стенкой, перезаряжал магазин своего пистолета, непринужденно разговаривая:

– Дим, тебе, что больше всех надо. Отдай мне американца. Пожалуйста! Ты ведь сам то, мне не нужен!

– Макс, мы поговорим с тобой через пару минут, когда сюда подъедет Командор, – отвечал Дмитрий.

– Дима, а ты уверен, что он приедет, и что ты проживешь эти минуты?

В ответ Дмитрий выстрелил в сторону двери и, сделав шаг к столу, нажал кнопку на пульте: в проем двери, шумно опустилась стальная перегородка, отгораживая их с Майклом от соседнего отсека.

Теперь то, что кричал им Макс, они не слышали.

– Что это было? – хотел сказать Майкл, приходя в себя от ужаса, но слова застряли у него в горле, когда он увидел, что у Дмитрия на губах пузырится кровь.

Подбежав, он помог тому снять пиджак, разорвал рубашку, и осмотрел тело: несколько пуль попало в бронежилет, оставив на нем только вмятины, но два выстрела все-же угодили в плечо и подмышку, минуя титановые пластины.

Первая прошла по касательной, сорвав лоскут кожи, но вторая зацепила левый бок и вышла наружу, сломав ребро. Сама пуля, похоже, не задела внутренних органов, но сломанное ребро, могло войти в легкое.

– Мне жаль, что ты ранен, – посочувствовал Майкл.

– У меня внутри все в порядке, – начал успокаивать их Дмитрий .

– Просто, ударило в грудь, словно молотом: похоже, от удара сосуды в груди полопались. Потому и кровит.

Они вместе из салфеток и скотча, соорудили для Дмитрия повязку и тот, морщась от боли, снова сел в кресло.

– Веронику жалко, – пожаловался он Майклу и голос его дрогнул. – Одно утешает – теперь-то мы знаем, кто предатель. Когда я его достану, то я очень долго не буду его убивать.

– Тебе самому нужна помощь! – напомнил Майкл

– Думаю, минут через двадцать помощь придет – я успел дать сигнал тревоги.

– Дим, отдай американца и уходи – раздалось у них под ухом, это заработал громкой связью телефон, стоящий на столе, соединяя их с соседним отсеком.

– Кстати, Макс, а, сколько ты заработал на нас? Может, войду в долю? – спросил Дмитрий.

– Дима, ты таких денег в руках никогда не держал!

– Ничего не понимаю… – зашептал Дмитрий – Он что самоубийца? Ему же больше часа теперь не прожить.

И тут его вдруг осенило, и он закричал: – Макс, твои хозяева, наверное, сказали тебе, что Президент при покушении погиб?.. Так вот – он жив и здоров! Так что тебе крышка!

На другом конце провода злобно выругались, и связь прекратилась.

– Тебе надо уходить, – сказал Дмитрий Майклу.

– Ты же сказал, что помощь идет?

– Это теоретически, а так, я и сам не знаю, придет ли она вообще. Не знаю, что происходит в конторе и что творится в Москве: смотри, предатель не спешит уходить, значит, тоже ждет поддержки.

– А как же ты?

– Я продержусь пару часов. К тому же, если ты уйдешь, то они потеряют ко мне интерес – вряд ли им нужен именно я.

– Но как мне уйти?

– Через окно.

Майкл выглянут из окна на улицу – напротив была глухая желтая стена, такого же здания. Он отодвинул в сторону легкие жалюзи и попробовал открыть створку бронированного окна.

Створки открылись наружу, оставляя достаточную щель, чтобы выбраться за окно, но за стеклом была натянута стальная сетка, которую, несмотря на ее легкомысленный вид, Майкл оторвать так и не смог.

– Отойди, – попросил Дмитрий и сбил несколькими выстрелами винты, не которых сетка крепилась: теперь правый край стальной паутины свободно болтался в воздухе. Из окна до мостовой было не так много – метров семь полета, но Майкл вряд ли сохранил бы целыми ноги после прыжка на жесткую мостовую.

– А теперь – слушай меня внимательно, – сказал Дмитрий. – Слышишь шум мотора? Это мусоровоз. Он всегда забирает мусорный контейнер в это время. Прыгай в него по моей команде, когда выберешься – позвони Командору, но не пользуйся своим золотым, а купи в киоске одноразовый телефон.

Во дворе снова заревел мотор грузовика, который маневрировал в узком дворе, наконец, машина все же развернулась, и двинулся на выезд.

– Он едет! – закричал Майкл.

– Я слышу. Не двигайся, дай мне еще пол секунды, – попросил Дмитрий, и, выждав время, нажал на пульте кнопку противопожарной сигнализации, отчего соседнее помещение мгновенно заволокло белым дымом углекислоты.

– Теперь тебя не видно из соседней комнаты. Прыгай!

Забравшись на подоконник, Майкл, оттолкнулся ногой от карниза и полетел вниз – прямо в кузов мусоровоза. Ему повезло – упал он на пустые картонные коробки и черные пластиковые пакеты с шинкованной бумагой, после чего, еще долго лежал в мусоре, в ожидании, когда грузовик отъедет подальше.

– Только бы с Дмитрием было все хорошо! – загадал он, дожидаясь, когда можно будет вылезти из машины.

Наконец мусоровоз, удалившись на несколько кварталов, замер на пересечении какого-то переулка с Новым Арбатом, и дальше не двигался.

– Пробка на дороге, – решил Майкла. Он выбрался из-под мешков и спрыгнул на мостовую. Мусоровоз стоял в переулке, не двигаясь вперед из–за толпы людей: сотни демонстрантов, хорошо одетых, с золотыми лентами, повязанными на рукавах, шли по улицам и переулкам в центр, обтекая грузовик, слева и справа.

Главная колонна демонстрантов двигалась по Новому Арбату в сторону Кремля. Десятка два мужчин покрепче, отделились от толпы и двинулись туда, откуда только что приехал Майкл. У некоторых под пиджаками топорщилось оружие.

Что бы не выделяться среди протестующих, Майкл вошел в толпу, и двинулся с ней.

– Да здравствует свобода! Свободу народу! – кричал кто-то из демонстрантов.

– Свободу! Свободу! … – орала толпа.

– Вам что, плохо живется? Совести у вас нет. Вот ты, у тебя ведь часы Ролекс, – сказал кто-то из прохожих с мостовой, показывая на демонстранта.

– Заткнись, быдло! – получил он в ответ.

– Гражданин – возьмите цветок революции, – сказал один из протестующих Майклу, вручив ему цветок нарцисса.

– Нарцисс, это цветок красоты и совершенства. Стремитесь к идеалу, гражданин!

– Идем к Кремлю! Вся власть фракции правых партий! – кричала толпа.

Какой-то человек с мегафоном шел вдоль колонны в обратном направлении и предупреждал всех: – Не расходимся до конца демонстрации. Деньги после митинга через старших групп.

Под руководством громкоговорителей из головы колонны, толпа начала декламировать знакомые ей речевки:

– Будем правыми всегда, остальное лабуда! Президент тогда по нраву, если вместе с нами правый!

– Выберем в министры профессионалов, диалог с Советом олигархов! Свободу бизнесу!

– Какая тебе еще свобода. Кто тебя ограничивает? – начал спорить, снова, человек стоящий на тротуаре.

– Товарищи – это контрреволюция! – закричал он, но тут из толпы раздался едва различимый свист и мужчина, схватившись за сердце, как подкошенный рухнул на землю.

К упавшему растерянно подошли двое полицейских, не зная, что им делать с телом. Но тут, из соседнего переулка, раздались пьяные крики, и звон разбитой витрины – это подошедшая толпа бритоголовых камнями и бейсбольными битами громила все, что им попадалось под руку.

Полицейские, увидев новую цель, двинулись в сторону погрома, а по дороге незаметно растаяли в ближайших дворах.

– Нужно срочно позвонить Командору, – вспомнил Майкл и начал искать место, где бы купить одноразовый телефон. В поле зрения было много газетных киосков, но из-за беспорядков все они были закрыты, тогда Майкл не найдя другого выхода, достал свой золотой телефон, и набрал номер Олега – командор не отвечал.

– Олег, Макс только что стрелял в Дмитрия. Дмитрий ранен, ему нужна помощь, – послал Майкл SMS. Теперь-то Олег ответил сразу, прислав ответ:

– SMS получил. Я знаю, где ты находишься. Двигайся сейчас к тому ресторану, где ты был в ночь приезда. Там тебя подберет машина. Телефон немедленно выброси.

И Майкл вспомнил Воробьевы горы. Так же, кажется, называлось метро.

– Что творится в Вашей стране? Говорят, что власть сменилась? – задал Майкл еще один вопрос.

– Не волнуйся – все под контролем. Ты все узнаешь утром.

– Мне нужно переговорить с Натальей.

– Бип.. – раздалось в ответ.

– Звоню в последний раз, – решил Майкл, набирая служебный номер Нат, и желая лишь услышать ее голос.

– Да, Воронцова слушает! – ответили ему.

– Я слушаю, – повторила она, а Майкл молчал, с замиранием сердца вслушиваясь в слова.

– Это тот, с кем я считала звезды в небесном саду на берегу чудесной реки? Тот, кто мне мил и дорог? – спросил ее волшебный голос.

– Да, – сказал Майкл. В трубке послышался звук поцелую. – До встречи, дорогой, не волнуйся за меня. Вечером увидимся.

Майкл выключил телефон, но аппарат, подумав, пару секунд включился сам по себе.

– Не ту кнопку нажал, – решил Майкл, и повторил все то же самое, только телефон выключаться никак не хотел. Это было похоже на работу внедренного в аппарат вируса: теперь его, могли и подслушивать и пеленговать. Было ужасно жалко терять золотой телефон, но от него надо было избавляться быстрее.

В принципе, достаточно было уронить телефон на землю, и тогда его подберет кто-нибудь из толпы. Майкл осмотрелся по сторонам – кому же преподнести этот подарок: позади шли демонстранты, увлеченные размахиванием флагов.

В двух шагах справа брела компания из нескольких девиц и парней, в дорогой, но безвкусно подобранной одежде, с длинными, давно не мытыми волосами и с пивом в руках.

Майкл видел таких немало во всех странах. Все они, почему-то, считали себя золотой молодежью, независимой и продвинутой, но единственное, чем могли гордиться, так это тем, что раньше остальных начинали курить травку и заниматься групповым сексом.

Поймав неприязненный взгляд Майкла, один из этих парней, самый толстомордый, сделал шаг в его сторону в его сторону и рыгнул.

Майкл понимал, что связываться с такими не стоит, но, не выдержав, показал тому средний палец правой руки. Толстомордый злобно сверкнул глазами в его строну, и сказал что-то своим друзьям, показывая на Майкла.

Быть в поле их зрения, Майклу было не к чему. Он притормозил, дождался, пока мимо него пройдет достаточно много людей, наклонился к мостовой, и, сделав вид, что затягивает шнурки, и положил свой телефон возле бордюра на тротуар – сейчас его поднимут, и телефон найдет себе другого хозяина.

Телефон поднял третий или четвертый в колонне шедший сзади. Это был нескладный парень, по виду студент. Похоже, что он так и не понял, откуда получил дорогой подарок. Да и истинной ценности трофея.

– Какое метро здесь ближе? – спросил у него Майкл.

– Арбатская, – вон буква ‘М’ за переходом. Мы туда и идем.

– А что это за демонстрация?

– Не знаю точно – нам платят за массовку.

– Говорят, на Вашего президента было покушение?

– А мне по хрену, – сказал студент и двинулся дальше, а Майкл поспешил вперед к букве М, воспользовавшись свободным пространством, которая оставляла пробиравшаяся вдоль колонны машина скорой помощи.

Когда машина достигла первых рядов, из нее на ходу выскочили несколько санитаров в белых халатах.

Они подбежали к двум вальяжным господам, идущим впереди, и ни слова, ни говоря, как будто те были манекенами, снесли их с ног, и по воздуху телепортировали в салон машины. Туда же быстро влезли несколько демонстрантов, и скорая, завывая сиреной, рванула в сторону Лубянки.

Инцидент вызвал истерику среди демонстрантов и те, развернув флаги, начали собирать митинг, осуждающий незаконные аресты.

Неподалеку от Майкла не переставая, на полную громкость, знакомо звонил телефон, и он, обернувшись, увидел, что это его телефон звонит в руках того самого студента.

Студент пытался выключить аппарат, но у него ничего не получалось. А через минуту к нему подскочили люди в хорошо сшитых костюмах, и молодой человек пропал за их спинами.

– Господи, так это же меня хотели арестовать! – сообразил Майкл и, стараясь не оглядываться, быстрым шагом двинулся вперед.

Вот они дубовые двери с большой буквой М. Теперь ему достаточно было проехать одну станцию до Александровского сада, пересесть на другую линию и добраться до Воробьевых гор, а там, на набережной реки его ждут друзья.

Спустившись по эскалатору на перрон, он в ожидании поезда, встал на краю платформы, не сразу обратив внимания, что стоит в двух шагах от толстомордого парня, которому, пять минут назад, показал палец.

Толстомордый, стоял со своей подпитой компанией у колонны, и успевал таращиться злобно на Майкла и целоваться взасос, со своей спутницей, в почти спущенных джинсах, отчего у той, был открыт зад.

– Такого коровьего выражения чувств Майкл терпеть не мог, в конце концов, что мешало этим ребятам пойти к себе домой. Или в ближайшую подворотню. А сзади уже пускали слюни и шумно дышали.

– А слабо вам трахнуться прямо здесь! – хотел он сказать парочке, но те, скорее всего так бы и сделали.

Можно было отойти в сторону, но с места, где он стоял, хорошо просматривался эскалатор, за которым Майкл наблюдал.

Загрохотал прибывающий поезд – вот он совсем близко, и тут, чья-то нога пнула Майкла в спину, прямо на рельсы.

Сработал инстинкт самосохранения, и он, цепляясь за воздух, отчаянно извернулся и увидел, что толкает его под поезд та самая парочка, что стояла за спиной: девушка отступила в сторону, а парень, пинал его ногой.

Непроизвольно Майкл схватил толкающую его ногу, но, получив удар в лицо, кого-то из той же, компании, окончательно потеряв равновесие, начал падать на рельсы.

Поезд завизжал тормозами, и сверху мелькнуло бледное лицо машиниста. В последний момент сгруппировавшись, Майкл упал между рельсами в узкую нишу, а поезд, прогрохотав над ним, оглушительно заскрипел тормозами.

Справа и слева страшно вращались огромные колеса, а мелкая окалина, летела в глаза. Наконец, поезд встал, и наступила тишина, прерванная криками с перрона. Там истошно визжали женщины, и слышался шум разгоряченной толпы.

В руках у Майкла был чужой ботинок, который он не мог выпустить, потому, что на руке свело пальцы. Постояв минуту, поезд снова тронулся, и, втянувшись на перрон целиком, опять встал, тогда Майкл выполз из под последнего вагона и пошел в едва освещенный туннель прочь от перрона.

Возвращаться на станцию было нельзя – там его ждали.

Пройдя по тоннелю, сто ярдов, Майкл заметил в стене тоннеля нишу высотой в человеческий рост и спрятался в ней.

А на станции дежурная осмотрела пространство под вагонами с помощью телекамер, и не найдя там никого, дала сигнал на отправление – поезд сорвался с места и исчез в темном перегоне, а около Майкла зажегся красный сигнал светофора.

Со стороны станции послышались голоса, потом в светлом квадрате тоннеля появились несколько фигур в униформе и с яркими фонарями.

Двигаясь в сторону Майкла, они осматривали тоннель, переговариваясь между собой.

– Электричество отключили? – спросил чей–то голос.

– Да.

– Куда же он делся?

– Мог прицепиться к поручням в хвосте последнего вагона и уехать.

– Вы же сказали, что он бросился под поезд, что бы умереть!

– Бросился, да решимости не хвалило.

– Гражданин майор. Он что, действительно иностранный агент?

– Да. Его хотели брать, вот он и кинулся.

Люди с фонарями были уже ярдах в пятидесяти, и Майкл с ужасом ждал их приближения – его искали не те идиоты, что толкнули под поезд, а люди посерьезней.

Он попробовал вжаться в нишу плотнее, но стена за спиной, зашевелилась и стала его отталкивать – это была стальная дверь, которую открывали изнутри. За ней Майкл и спрятался, как только дверь открылась, открыв проход в стене.

Из образовавшегося прохода вышли двое мужчин с оружием и, разойдясь в разные стороны, начали осматривать тоннель. Пока их глаза не привыкли к темноте, Майкл, улучив момент, проскочил в тот проход, из которого вышли эти люди.

Сделал он это очень вовремя, потому, что все те, кто его искал, с той и с другой стороны, закончив поиски, снова сошлись в тоннеле, и были теперь рядом.

– Все! Его нет. Пускайте поезд с другой стороны на малую скорость, а в кабину посадите нашего человека.

– И что делать если найдем?

– Отработаете ему череп пистолетом и в труповозку. Только не забудьте забрать компьютер и документы.

На цыпочках Майкл пошел по проходу прочь от тоннеля, но, услышал голоса впереди – дальше идти было нельзя. При свете аварийного освещения, он заметил в стене ряд из нескольких железный дверей. От одной, полуоткрытой, сильно дуло.

Сзади послышались, чьи-то шаги, и Майкл быстро скользнул в эту дверь. Неподалеку работали механизмы, было прохладно и почему-то пахло едой.

Тяжелая дверь сзади захлопнулась, и он оказался в комнате размером примерно 10 на 10 ярдов: это была вентиляционная камера.

Глава 29. Бомжи

Работающий неподалеку вентилятор, похоже, обслуживал не тоннель метро, а технические помещения, поэтому был относительно маломощным.

Гудел он негромко за решеткой слева, и до Майкла сверху доносился уличный шум, проникающий через отверстие с металлической сеткой в потолке камеры.

Через это же отверстие струился слабый уличный свет, который был не прямым, а попадал в камеру сверху из уличной надстройки.

Глаза Майкла еще не привыкли к сумраку, и он пошел вдоль стены, в поисках лестницы, беспомощно ощупывая воздух, пока не споткнулся о зашевелившееся человеческое тело.

– Уу.. Йо, – завыл кто-то под ногами, а из сумрака, выдвинулось несколько теней, которые, обступили его со всех сторон.

Вспыхнул фонарь и Майкл, разглядел вокруг несколько плохо выбритых лиц – трех белых и одного негра. От них пахло водкой и едой. Сразу стало страшно и холодно.

Ближе всего к Майклу стоял белый – коренастый тип в армейском берете, и синей униформе с надписью ‘Тверская управа. ЦАО’.

Лицо его была искалечена шрамом от ножевого ранения сверху донизу, отчего, обвислое с одной стороны и подсвеченное фонарем снизу, приобретало зверское выражение.

– Да это же бомжи! – догадался Майкл, вспомнив уроки, которые давал ему Владимир, а между тем, появление Майкла местных не обрадовало – бомж со шрамом, злобно косясь на него, в чем–то убеждал товарищей.

– Переводи с русского, – шепнул Майкл своему компьютеру, и тот, приняв команду, начал синхронный перевод русских слов и выражений, выводя звук в левое ухо.

Русский, со зверским лицом, вертя в руках большой хозяйственный нож, убеждал остальных: – Там шмон на воле – фраера этого ищут. Щас за ним менты придут, а нас за укрывательство возьмут – мочить его надо.

На Майкла оценивающе посмотрели неприветливые лица, и он, отступил к стене, ожидая ударов, но к ним, поднявшись с раскладного кресла, уже шел бомж, в хорошо выглаженном костюме кремового цвета, вполне интеллигентный с виду. Смотрел он на Майкла без вражды и с любопытством.

– Мы, что – суки? Замочить не по понятиям: ментам помогать – за падло, – сказал бомж коллегам.

– Не надо меня мочить, я и так мокрый, – пожаловался Майкл по-английски, показывая свою куртку на животе, после чего интеллигент перевел сказанное им на русский и в бункере грянул гомерический хохот.

Отношения с бомжами, похоже, начали устанавливаться.

– Как зовут? – спросил его бомж со шрамом.

– I am sorry. Я Вас не понимаю, – используя немногие слова, которые знал, попытался объяснить Майкл.

– You spear English? – спросил его интеллигентный бомж.

– Yes, I Do, – ответил ему Майкл.

– What is you name? – спросил интеллигент.

– Mike, – ответил Майкл.

– Миша его зовут, – перевел интеллигент бомжам и к Майклу для рукопожатия потянулись руки.

– Квазимода, – представился человек со шрамом на лице,

– А я Борис, – назвал свое имя интеллигент и предложил, показывая свободный матрас в углу бункера. – Занимай шконку! It is а bed.

Майкл переместился на матрац, разглядывая местный люд со стороны. Бомжи, как ни странно, одеты были вполне прилично, а Борис даже, на уровне офисного служащего. Что отличало их от людей на улице, так это запах пота и сырых тряпок.

– А вдруг бомжи только притворяются, – мелькнула у Майкла в голове мысль и он, нащупав под собой металлическую пластину, оказавшуюся блюдом из нержавеющей стали, стараясь сделать это незаметно, засунул ее под куртку на уровне груди – теперь, если его ударят ножом, то крепкая сталь может защититься.

– Кто за тобой гонится? – спросил Борис по-английски, и Майкл хотел объясниться, но тут в потолке камеры со скрипом открылся люк, из которого раздались голоса – кто-то разглядывал камеру сверху, подсвечивая себе фонариком. Пришлось ему спешно зарыться в матрацах.

– Сейчас бомжи выдадут? – вертелась в голове гадкая мысль.

А голоса в потолке продолжали разговаривать между собой: – Вот здесь, посмотрите, товарищ майор. Они тут все сидят, пока я не разрешу выйти.

– Чтоб утром их выставил! И сколько ты берешь с них, Коржаков? – спросил голос майора.

– Да ладно, товарищ майор, как все, так и я. Зато камера под контролем: люди все проверенные, выходят наверх по команде и убирают за собой каждый день. У них даже старший есть: – Эй, Стравинский, строй всех!

– Стройсь! Лица показать! – скомандовал Борис, и бомжи выстроились в шеренгу, подняв глаза в сторону люка.

– Эх, резануть бы вас всех из автомата, да выгребать из ямы не охота, – огорченно сказал Коржаков.

– А кто там, у стены? – спросил майор, посветив на дно камеры.

– Так, это матрасы, – сказал Квазимодо.

– Отвечаешь? – спросил майор, наводя пистолет Борису в лоб.

– Проверьте, – спокойно сказал тот и Майор, переведя ствол в сторону Майкла, уверенной рукой, не торопясь, ровной строчкой, прострелил матрасы вместе с Майклом из своего пистолета.

Всего выстрелов было пять и Майкла два раза сильно толкнуло, но лежал он молча, боясь шевельнуться, а Майор еще немного помаячил в люке и пропал.

– Стравинский, с тебя триста евро, – крикнул сверху Коржаков напоследок.

– За что, я ведь уже платил? – запротестовал Борис.

– За беспокойство! За то, что вы тут суки сидите, а у меня вся шея в мыле.

– Ладно, гражданин начальник, утром отдам, – пообещал Борис.

– И что бы вы у меня, твари, сегодня до темноты не выходили, – подтвердил Коржаков. Голоса наверху скоро затихли, и в камере наступила гнетущая тишина.

– Кердык иностранцу, – сказал Квазимодо через минуту, снимая берет.

– Посмотрите, – приказал Борис, и к Майклу кинулись бомжи: каждый из них, наверное, представлял себя на его месте с пулей в животе. С него стащили матрасы, ожидая увидеть мертвое тело, но увидели живые глаза.

– I, o’key! – сказал Майкл, а его все продолжали ощупывать, в поисках повреждений и с радостью видели, что он даже не ранен.

– Ты смотри, живой! Теперь сто лет проживешь, – восхитился Борис.

А Майкл осмотрел себя сам и определил, что все пули, пущенные в него, пошли мимо: две из них прошили через матрац между его ног, еще две попали в металлическое блюдо на груди, оставив в нем глубокие вмятины, и еще одна, последняя, лишь оцарапала ему левое ухо.

– Отметить надо, – сказал Борис. – Если хочешь, пойди умойся.

В углу у бомжей оказался туалет – пластмассовая воронка, уходящая одним концом в отверстие стены, а вместо умывальника – чайник, подвешенный на веревке над алюминиевым тазом.

Майкл смыл с лица мусор, хлебные крошки и вернулся к бомжам.

Борис притащил из темноты складной алюминиевый стол, другие бомжи принесли пластиковые ящики вместо стульев, потом на столе появилась одноразовая посуда и еда.

– Водочка Столичная, – гордо заявил Квазимодо, неся к столу прозрачную запотевшую бутылку.

– Салатика поешь из ресторана Прага, – сказал Майклу пожилой бомж, по имени Семеныч, выкладывая на стол салаты; все они были в фабричной упаковке: оливье, с кальмарами и рыбные.

– Это то, что в ресторане не продано, – объяснил Борис. – Их по правилам на следующий вечер оставлять нельзя, а нам сойдет – вот нам швейцар, и дает, а мы ему мусор выносим и тротуар выметаем.

– А вот колбаска сырокопченая, брауншвейгская. Куснешь? – предложил пожилой бомж, протягивая Майклу пол батона колбасы.

Вся еда пахла аппетитно, и лишь хлеб, от которого все отламывали куски грязными руками, вызывал у Майкла брезгливость.