Житие Русиновича Ивана Алексеевича

В ногу с теперешним временем мама делает попытку создания «малого предприятия» – варить мыло. Кусок мыла на рынке стоил 100 рублей, как буханка хлеба, а для его производства были нужны несъедобные отходы. Как выяснилось позже, когда я стал в школе проходить химию, для того, чтобы сваренное мыло свернулось и затвердело, туда надо добавлять в определенной пропорции поваренную соль. В 1944 году мы этого не знали. Технологию отработать не удалось, сколько бы мыло ни вываривали, сколько бы ни сушили, при всей вонище оно оставалось «полужидким» и надлежащим спросом, как твердый кусок, не пользовалось. Опыт был признан неудачным, производство в необходимом объеме (ни туалетного – из яиц, ни хозяйственного – из мясных отходов) не было организовано.

На пустырях горстями собирали и ели паслён, мыть его было некогда да и нечем. В нашем дворе росли шампиньоны (до войны по соседству стояли солдаты, и у них была конюшня), но никто их почему-то не ел, хотя мама знала, что они съедобные. В начале лета начали понемногу отъедаться – проедали деньги за корову, кроме того появилась молодая картошка, ее так много чистили, что пальцы были постоянно коричневыми, много фасоли варили. Появилась возможность варить борщ из капустной листвы и ботвы свеклы. В Старом Осколе сахара не было, к концу лета научились варить очень сладкое повидло из сахарной свеклы, тыквы и слив! В Горняшке появились дикие груши. Орехи и хворост собирать лесники запрещали, а груш набирали целыми сумками, расстилали на крыше. Они темнели, становились мягкими, ароматными и съедобными. Кстати, Иван Алексеевич очень любил лесные груши, возможно, они навевали детские ассоциации, а возможно, других ему в молодости есть и не приходилось. Из яблок он предпочитал антоновку и всегда, как и арбузы, ел с черным хлебом. До войны, сколько помню с Кривого Рога, нас это очень удивляло. Во время войны и после мы уже не удивлялись ничему: все, что может быть съедено – должно быть съедено. Хотя теперь понимаю, что хороший арбуз с черным хлебом даже очень вкусно!

Позволю себе небольшое отступление от темы, но оно характеризует общую картину юношеского и детского досуга в то время в Старом Осколе, и вызванные им головные боли, которые не оставляли наших родителей ни на минуту.

РОНО решило устроить праздник – ознаменовать, как до войны, начало учебного года большим пионерским костром. Интересная деталь: при немцах в 1942 году в Старом Осколе работала начальная школа, мои сверстники учились. 31 августа 1944 года недалеко от «Глинища» в Горняшке собрали пионеров и школьников, разложили пятиконечной звездой костер, хвороста не пожалели. Удивительно то, что на это официальное мероприятие никого не надо было загонять силой – все бежали с предвкушением удовольствия. Правда, если бы вовремя присмотрелись к пионерам, то увидели, что у всех оттопыривались карманы, да так, что штаны еле-еле держались на тощих животах.

После поздравлений, речей подожгли «звезду» с пяти углов – здесь-то и началось. Пионеры вытряхивали свои сумки и карманы и бросали в костёр принесенные снаряды, головки от снарядов, патроны… Несчастные учителя всех нас разогнали по домам и организовали охрану костра. Больше на моей памяти пионерских костров в Старом Осколе не устраивали. Наш учитель математики Александр Николаевич Игнатов (Алексаша), учивший нас все делать «не борзясь, но с усмирением» и расстраивающийся, когда у нас бывало «на словах, как на гуслях, а на деле – хуже балалайки» (светлая ему память!), впоследствии нам рассказывал, что он так боялся прийти в школу и услышать, что того-то убило, тому-то оторвало руку… Хорошо хоть в класс, на урок, по крайней мере, мы не приносили ничего взрывоопасного.

19 августа 1944 года отец был зачислен начальником геологического отдела Воронежского геологического треста, находившегося в Липецке. Устраивается с жильем, и примерно в октябре-ноябре 1944 года мы туда переезжаем. Живем сначала на Радиаторной улице, по-видимому, там был расположен чугунно-литейный завод, затем по улице Плеханова снимали малюсенький домик.

Небольшое отступление. Из всей геологической группы треста КМА на «родное пепелище» после войны вернулся только И.А. Русинович, остальные мало верили в реальность руд КМА и потихоньку начали разбегаться еще в предвоенные годы. Да еще в Губкин вернулся Василий Михайлович Кислов – начальник «КМАстроя», начинавший почти одновременно с отцом заниматься проблемами КМА. Умерли они с Иваном Алексеевичем в один год, и похоронены на Белгородском кладбище в пятнадцати метрах друг от друга.

После разбитого Старого Оскола нас поразил Липецк. Ни одна бомба на него не упала, ни одно стекло не было выбито, несмотря на то, что немец был от него в 25 километрах. Ходила легенда: когда Геринг учился в летном училище в городе Липецке (это была правда), у него была местная возлюбленная, и он запретил бомбить город.

В это время в Союз стали поступать поношенные детские и взрослые вещи из США, на некоторых были пришиты записки: «Героическому советскому народу». За три года мы выросли из своих довоенных тряпок и поизносились. Отец был по делам работы где-то в поле. Когда пришла его очередь подобрать из пришедших вещей что-либо для своей семьи, ничего уже не осталось. Он пошел в партком. Произошел скандал, а отец заявил: «У вас волчья система – хватать все, что можно, никому не оставляете». На что секретарь парткома заявил, что всё это мы тебе попомним – скоро предстоит делить награды за Великую Отечественную войну – ничего не получишь! Слово свое сдержали. Отец, проработавший с первого до последнего дня войны, не был представлен даже к медали за «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», которой награждали даже ремесленников, проработавших больше четырех месяцев.

Возможно, в связи с упомянутым выше скандалом, а, возможно, потому, что в Старом Осколе было легче прожить, обещали казенную квартиру, отец в 1945 году переводится на преподавательскую работу в Старооскольский геологоразведочный техникум. Старое здание техникума на Интернациональной улице сгорело, при немцах там был госпиталь, и при отступлении оно было сожжено. Техникум располагался на Красноармейской улице, за теперешним кооперативным техникумом, в сторону автобазы, в бывшем Доме колхозника, там мы и жили. Как и на Урале, мама заводит корову, вдобавок поросенка и кур, тогда многие в городе держали коров. На Оскольце был огород с овощами, за Атаманским лесом или на Пушкарке было поле с картошкой. На зиму мама всегда солила по бочке огурцов, помидоров, квасила капусту и мочила яблоки. Позже переезжаем в отстроенное здание техникума на Интернациональной улице рядом с кинотеатром, до войны там предполагалось открыть общежитие, но не успели, осталась коробка. Отец читает все геологические дисциплины: общая геология, минералогия, петрография, кристаллография – часов очень много, из-за большой нагрузки у него начинает болеть горло – появилась кровь.

Во время работы в техникуме у отца возникла идея сдать кандидатский минимум и получить ученую степень кандидата технических наук. Начал изучать немецкий язык. Но из-за большой нагрузки – раньше 21-22 часов домой не приходил, не осилил. Подсказать, что специализированный ученый совет может обратиться в ВАК с ходатайством разрешить ему защиту, как высококвалифицированному специалисту, без сдачи кандидатского минимума, было некому. Позже от этой идеи он отказался, считал, что в его возрасте надо уже защищать докторскую диссертацию. Да и научных трудов у него уже было больше, чем достаточно для любой докторской диссертации. Чтобы найти себе какие-то оправдания, говорил: «После защиты диссертации я умнее не стану». Что и говорить – утешение слабое. После 1953 года уже начали присуждать по «совокупности выполненных работ» степень доктора наук, по крайней мере, в области ракетно-космической техники, без защиты. Тогда он знать этого не мог и никаких шагов в этом направлении не предпринимал.

13 июля 1948 года отец переводится главным геологом Курской железорудной экспедиции Воронежского геологоразведочного треста, расположенной в Старом Осколе, в бывшем Доме колхозника. Переезжаем в специально построенный для руководящего состава треста дом по улице 9 Января (в настоящее время там Дом художника), первый новый жилой дом после войны.

В 1947 году в ремесленном училище города Харькова мама нашла Тамару, забрала к себе, Тамара впоследствии окончила школу, поступила в Старооскольский геологоразведочный техникум. На запрос о Люсе ответили, что с 1942 года она живет в семье. Что произошло за эти семь лет? Какие сложились отношения в семье, где она живет? Родители не знали и не сочли себя вправе что-либо менять в ее жизни. Вторично нашла ее Тамара через «Комсомольскую правду» в 1975-1976 годах. Ехать к ней Тамаре отец запретил по тем же причинам: поломать можно всё, а даст ли что это Люсе и Тамаре?

В 1946 году отец составил отчет «К подсчету запасов железных руд Лебедянского участка КМА на 1.Х.1941 г.».

В 1948 году в журнале «Советская геология» №28 появляется статья И.А. Русиновича «Геологическое строение северо-восточной полосы и генезис железных руд КМА». Тогда же, давая по результатам магнитометрической и гравиметрической разведки оценку перспективности Белгородского железорудного района, он писал: «Наиболее перспективным в отношении рудоносности являются так называемые «узлы аномалии», к которым приурочены наиболее крупные залежи. С этой точки зрения особого внимания заслуживает район между Кочетовкой и Белгородом, представляющий собой наиболее крупный узел аномалий». В этом же году совместно с Епифановым и другими разрабатывает «Генеральный проект геологоразведочных работ по железным рудам КМА».

В апреле 1949 года Воронежский геологоразведочный трест преобразуется в трест «Курскгеология», отец назначается начальником геологического отдела треста. Надо отметить, что все послевоенные поисковые и разведочные работы на железные руды треста «Курскгеология» вплоть до 1953 года производились только на площади северо-восточной и северной частей юго-западной полосы КМА, где породы докембрия (богатые железные руды) наиболее близко подходят к дневной поверхности – 100-200 м. В южной части юго-западной полосы, в том числе на площади Белгородского железорудного района, с глубиной залегания докембрия 400-600 метров, эти работы не производились, хотя в тех районах наблюдались наиболее крупные «узлы аномалии». Это объясняется тем, что в Белгородском районе докембрий покрывают осадочные породы большой мощностью, вдобавок они были еще обводнены напором воды с гидростатическим давлением до 500 атмосфер.

Отмеченная выше авария на шахте в Коробково породила у бывшего Министерства черной металлургии переоценку трудностей горно-геологических условий залегания богатых руд и вызвала недоверие к возможности их выемки. Была принята ориентация на добычу не богатых руд, а монолитных железистых кварцитов относительно мелкого залегания.

В меньших объемах проводились поисковые и разведочные работы на богатые железные руды. Тем не менее этими работами открыты: Михайловское (1950 г.), Роговое (1949 г.) и Жигаевское (1949 г.) месторождения богатых железных руд.

В 1949 году совместно с Д.И. Напрасниковым и Ф.В. Кулибабой выпускает отчет «Результаты геологоразведочных работ на Ново-Оскольском участке КМА с 1932 по 1948 гг.».

Совместно с Ф.В. Кулибабой выпускает отчёт «Результаты геолого-поисковых работ по КМА по состоянию на 1.1.1951». В это же время на основании анализа химических процессов, происходящих при образовании богатых железных руд КМА, он делает вывод о наличии в Белгородском районе больших залежей бокситов (алюминиевой руды).

В процессе поисковых разведочных работ на богатые железные руды в Белгородском рудном районе бокситы были выявлены в 1955-1962 гг., а с 1968 года они обнаружены на Висловском и других месторождениях. Последующая разведка полностью подтвердила прогнозы пятидесятых годов. В 1982 году группе геологов, принимавших наиболее активное участие в открытии и разведке месторождений бокситов Белгородской области, была присуждена Государственная премия СССР.

В 1947-1948 гг. с участием И.А. Русиновича составлен генеральный проект геологоразведочных работ на богатые железные руды КМА. В основу методики были положены полученные ранее выводы геологического и геофизического характера и выявленная И.А. Русиновичем в 1937 году закономерность расположения богатых железных руд в районе КМА. В период 1948-1952 гг. выполнен огромный объем геофизических работ и бурения, в результате его выявлены крупные месторождения богатых железных руд: в 1949 году – Михайловское, в 1953 году – Яковлевское, в начале 1956 года – Гостищевское, в 1957 году – Погремецкое.

Впоследствии за открытие Лебединского, Михайловского и Гостищевского железорудных месторождений Иван Алексеевич Русинович удостаивается дипломов и награждается значками «Первооткрыватель месторождения».

Лет за 15-20 до выхода на экран нашумевшего в свое время кинофильма «Премия» аналогичная история разыгрывалась в тресте «Курскгеология» в Старом Осколе – отец отказался от годовой премии, по слухам – не малой. Давал объяснения в грозных по тем временам инстанциях, то ли в милиции, то ли в прокуратуре. От нас старались это скрывать. Дело в том, что план тресту давался в метрах пробуренных скважин. Отец как начальник геологического отдела треста отвечал не только за количество пробуренных метров, но и за информацию, полученную в результате бурения. Очевидно, что мелкие скважины бурить и легче, и быстрее – всегда можно получить метраж. Но поскольку к тому времени уже разведывали участки с глубоким залеганием руды, информативность таких скважин была нулевая. Отец отстаивал интересы дела, вдобавок он еще и боялся, что в случае разбирательства, им займутся первым – он планировал постановку скважин. Выполнение плана трестом он не признавал, премию получать не мог. Слова «очковтиратель» тоже очень боялись.

Хотя отцу министерством большей частью назначался «персональный» оклад, жили по сегодняшним меркам очень скромно (как говорится – шесть ртов), как и все наши знакомые в Старом Осколе. Материальное положение семьи отец характеризовал кратко: «Как у нашей у шпаны на троих одни штаны: один носит, другой просит, третий в очередь стоит». Однако ущемленными себя не чувствовали – что есть, то наше, чужого не надо. Позже, когда мы все учились в институтах, мама говорила: «Какое счастье, все мои дети учатся»! Жили дружно, весело, были уверены в своем будущем, знали, что мы нужны стране, мы сможем учиться, у нас будет работа. Мама после войны не работала. Иван Алексеевич всегда считал, что «окончить три десятилетки – это работа поважнее и тяжелее любой другой». Кровати, шкафы в квартире были казенные – либо из треста, либо из техникума, легко было переезжать из города в город: подпоясался и вперед. Скоро такая поездка осуществилась.

В 1949 году отец смог позволить себе купить трехволновый радиоприемник «Рекорд» Воронежского радиозавода – был счастлив, как ребенок.

В то время по радио передавалось много спектаклей, оперетт, радиопостановок, все это нас довольно сильно развивало. А передача концерта из Колонного зала Дома Союзов была семейным праздником.

В 1950 году награждают наиболее отличившихся сотрудников треста «Курскгеология». Отца представили к ордену Трудового Красного Знамени. По существовавшему тогда положению, ИТР можно было награждать орденом, если он уже был награжден медалью, а у Ивана Алексеевича не было даже медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Пришлось ограничиться медалью «За трудовую доблесть».

Поисковые и разведочные работы треста «Курскгеология», охватившие большую площадь бассейна, дали значительный материал для изучения докембрийского фундамента. Они во многом дополнили и уточнили прежние представления о его строении и составе и позволили пересмотреть существовавшие взгляды на генезис богатых железных руд. По этим материалам И.А. Русиновичем впервые была составлена схематическая геологическая карта и дано описание докембрия всей территории бассейна КМА, отмечено фациальное замещение железистых кварцитов железорудной свиты сланцами в восточном направлении.

На основании анализа всех проведенных работ на Курской аномалии, характера расположения богатых и бедных руд, возможных химических процессов, происходивших примерно 3 млрд лет назад, Иван Алексеевич в 1951 году приходит к выводу, что богатые железные руды образовались, главным образом, в результате десиликации железистых кварцитов в условиях континентального выветривания по своему характеру, близкому к латеритному типу, по его мнению, существовавшему в нижнем палеозое (отчет И.А. Русиновича, Ф.В. Кулибабы).

В 1951 году отец делает запрос в Польшу о своем отце, что хотел узнать – нам не говорил, в то время он придерживался мнения, чем мы меньше знаем о своем происхождении (своих предках), тем лучше. Раньше как-то особенно нас не беспокоило, состояние дел мы в общих чертах знали. Уже ближе к старости это меня угнетает – «Иван, родства не знающий». Из Польши пришла прилагаемая ниже справка на польском и русском языках.

В 1951-1952 гг. трест «Курскгеология» получил задание вести разведку каменного угля. Геологи стали искать каменный уголь в верховьях Ворсклы. В то время в научных кругах жила гипотеза так называемого «Большого Донбасса». Предполагалось, что залежи донецкого угля простираются далеко на Север, достигая Белгорода, Ивни, Обояни. Проверить это предположение и было поручено Обоянской геологоразведочной партии.

Трест получил задание на разведку месторождений угля. Заложили десятки скважин. Но сколько ни бурят, угля нет.

Вот тут-то и решил начальник геологического отдела треста И.А. Русинович, что называется, убить двух зайцев: дать ответ на вопрос о каменных углях под Белгородом и заодно проверить собственное мнение и точку зрения других геологов о рудоносности здешних недр. Ведь еще за несколько лет до этого, анализируя данные геофизических съемок, он пришел к убеждению, что в районах к северу и востоку от Белгорода под мощной осадочной толщей пород должны залегать обширные массивы железистых кварцитов, благоприятные для образования крупных месторождений богатых руд.

Отец дал указание заложить две скважины №5 и №9 чуть в стороне от предполагаемой угленосной зоны. Никакого угля там, конечно, не будет, зато скважины «сядут» на кварцитный пласт, на котором предположительно может залегать богатая руда. Это, конечно, отступление от утвержденного проекта, нарушение инструкции. Но ведь всего две скважины…

Задумано – сделано. Две буровые вышки у села Яковлево начали работу. С каждым днем они все больше углублялись в недра. Через год обе скважины в этом районе показали богатейшие руды. Однако увидеть по горячим следам результаты своих прогнозов Ивану Алексеевичу не удалось. Историю эту мы узнали незадолго до его смерти. Дело было так. Звонит ему из Министерства геологии его бывший довоенный коллега по тресту А.И. Дюков и сообщает, что на него пришло письмо, обвиняют во вредительстве, тратит государственные деньги, бурит скважины, а ни одна не показывает угля, есть решение создать комиссию. Постарайся как можно скорее поменять место работы. Отец для тогдашнего начальства треста был не очень удобный, представилась возможность избавиться, да и одновременно за все рассчитаться, этим и воспользовались. О срочности, например, говорит такой факт: 30 августа мама нас с Юлей провожала в Москву на учебу – о переезде никаких разговоров не было, а 19 сентября уже был подписан приказ об освобождении отца от должности начальника геологического отдела треста. 9 октября 1952 года семья приезжает в станицу Губскую Краснодарского края, отец зачислен старшим геологом Лабинской партии. Бросает все: отдельную квартиру с водопроводом и электричеством. Прошло только семь лет после окончания войны, город был сильно разрушен, жилья не хватало, отдельная квартира много значила; круг друзей, что сложился за 20 лет работы на КМА и в геологоразведочном техникуме, уезжает «к черту на кулички», где нет ни квартиры, ни водопровода, ни электричества. Единственную роскошь он мог себе позволить, не имея сил отказаться от привычки слушать все программы, – транзисторов тогда не было и в помине – купить батарейный приемник «Родина». Батареи весом 6 кг пара я привозил из Москвы.

В 1953 году старшая дочь Юля оканчивает Ленинградский педиатрический институт, едет по распределению в эстонское селение Калласте, расположенное на западном берегу Чудского озера. По-русски здесь старались без особой нужды не разговаривать. Мама смогла Юлю оттуда «вытащить» в Белгородскую область лишь организовав ей фиктивный брак.

Тамара после окончания Старооскольского геологоразведочного техникума едет в Грузию на Ланжанури ГЭСстрой.

В августе 1953 года И.А. Русинович переводится старшим геологом Таманской геологоразведочной партии, переезжает сначала в станицу Мостовскую, затем Крымскую того же Краснодарского края.

Наконец – удача. Скважина №5 у села Яковлево Белгородской области на полукилометровой глубине «нащупала» богатую железную руду. Да еще какую! Содержит более шестидесяти процентов железа. Чиста от вредных примесей, что редко встречается в природе. Толщина рудного пласта достигает почти полтораста метров…

То была подлинная сенсация. Открытие в корне изменило прежнее представление о КМА. Считалось, что богатые руды встречаются здесь в виде сравнительно небольших залежей, мелких очагов. А тут – громадное месторождение с запасами в миллиарды тонн!

Отца разыскали и откомандировали в октябре 1954 года в Центральный геофизический трест, в Курскую геофизическую экспедицию, старшим геологом Ольховатской партии. Опять возвращаются в район КМА. Переезжают в город Обоянь, затем в сентябре 1955 года он откомандирован в геологическое управление Центральных районов, переезжает в село Гостищево.

В 1956 году сын Юрий заканчивает Московский институт стали и направляется на работу в город Бежица на Брянский паровозостроительный завод «Красный Профинтерн».

Вскоре была создана Белгородская железорудная экспедиция специально для разведки подземных богатств в новом перспективном районе. Русинович зачислен старшим геологом Гостищевской геологоразведочной партии. Развертываются поисковые работы в Гостищевском районе.

Одна из скважин «подсекла» пласт богатой руды неподалеку от станции Гостищево. Дальнейшая детальная разведка показала, что обнаружено колоссальное месторождение богатой железной руды, еще более крупное, чем Яковлевское.

Открытие следовало за открытием. Вслед за Яковлевским и Гостищевским месторождениями богатых руд на геологической карте появились Большетроицкое, Мелихово-Шебекинское, Тетеревино-Малиновское, Ольховатское… Мир узнал о новом, Белгородском железорудном районе. По оценке геологов, запасы железной руды здесь достигают 25 миллиардов тонн. Они-то и составляют главное богатство Курской магнитной аномалии.

После возвращения отца на КМА появляются его работы.

В 1956 году с большим коллективом авторов И.А. Русинович обобщает «Результаты комплексных геофизических исследований, выполненных в районе КМА на 1.01.1954 г.».

В 1957 году выпускает отчет «Краткая характеристика Гостищевского и других месторождений, выявленных геолого-поисковыми работами в 1955-1956 гг. в Белгородском районе», подготовил отчет «О разведке Яковлевского месторождения и геолого-поисковых работах, выполненных в Белгородском железорудном районе в 1954-1955 гг.».

В том же году совместно с группой сотрудников выпускает отчет «О разведке Яковлевского месторождения и геолого-поисковых работах, выполненных в Белгородском железорудном районе в 1951-1956 гг.».

В июне и декабре 1957 года приказом министра геологии и охраны недр СССР отцу выплачиваются государственные денежные вознаграждения за открытие Михайловского и за открытие и разведку Яковлевского месторождений богатых железных руд КМА.

В 1958 году в журнале «Советская геология» №5 публикуется статья И.А. Русиновича «Геологическое строение докембрия железорудного бассейна КМА». В журнале «Охрана недр» №2 – статья «Оценка перспектив Гостищевского месторождения».

В 1958 году Министерство геологии и охраны недр СССР подает в Комитет по Ленинским премиям материалы на присуждение премии в области геологии «за открытие и разведку богатых железорудных месторождений Белгородского района Курской магнитной аномалии» (имеются в виду Яковлевское и Гостищевское месторождения). Отец на правах участника обоснования, постановки и ведения работ по разведке обоих месторождений знакомится с пояснительной запиской. В представленных материалах он видит, что в главе, посвященной необходимости постановки поисковых работ в этом районе, приводятся целые страницы его отчетов, начиная с 1948 года, среди кандидатов действительно есть специалисты, внесшие большой вклад в разведку, однако его там нет, а есть министр геологии и начальник управления министерства, которые в силу того, что в период разведки, тем более обоснования и получения первых результатов работ служили совершенно в другом месте, не могли иметь отношения к результатам поиска. Все это отец излагает в письме в ЦК КПСС. По результатам рассмотрения на последнем этапе отца включают в число лауреатов, министра и начальника управления выводят из состава. Редчайший случай! Обычно, если есть хотя бы какие-то намеки на скандал, премию не присуждают вообще. Отцовский диплом лауреата Ленинской премии за 1959 год экспонируется в Белгородском краеведческом музее, удостоверение – в Старооскольском.