скачать книгу бесплатно
– Слыхал, Мико? – спросил Питер, оборачиваясь. – А мы-то с твоим братом в одну школу пойдем. А ты тоже пойдешь?
– Нет, – сказал Мико. – Я буду с отцом рыбачить.
Лицо Питера выразило удивление, потому что в его среде дети, окончив государственную начальную школу, непременно шли в среднюю, в независимости от того, получали они стипендию или нет. Однако задумываться над этим он не стал и заговорил с Томми о школе.
– Он что, Мико, маменькин сынок? – шептал Туаки.
– Это почему еще? – спросил Мико.
– А носочки-то! Смотри, совсем как у девчонки, – сказал Туаки, указывая пальцем. – Да еще белая рубашка и поясок разноцветный. Да еще в ботинки нарядился среди лета.
Мико рассмеялся, сам не зная над чем: то ли над изумлением, выраженным в серьезных синих глазах Туаки, то ли над его крошечной фигуркой, согнутой под тяжестью огромной связки рыбы.
– Он не то что мы, – сказал он наконец. – Ему можно носить ботинки летом. У его отца, верно, деньги есть.
– Вот тоже сказал, – возразил Туаки. – Да будь у моего отца сколько угодно денег, я все равно ни за что не стал бы ходить летом в ботинках. Они бы мне все ноги истерли.
– Привык бы, Туаки, – сказал Мико. – И все равно он, кажется, здорово хороший парень.
– Может, и так, – сказал Туаки без большой уверенности, пропуская дорожную пыль сквозь пальцы босых ног.
Они возвращались домой вдоль реки по улице Лонг-Уок. Одержав кратковременную победу над уходящим морем, река обмелела и сейчас с какой-то торжествующей песней и присвистом мчалась по своему каменистому руслу. Кое-где из воды показывались камни. Солнце опустилось совсем низко вдали над заливом, ласково освещая белые домики Кладдаха на другом берегу реки; стройные мачты рыбачьих баркасов, казалось, сплошь опутанные веревками, возвышались на фоне розовеющего неба.
– Вот это жизнь! – только успел сказать Мико, как вдруг около Испанской арки перед ним выросла толпа мальчишек.
Их было человек двадцать, и они стояли тесной шеренгой, загораживая проход под аркой, и, надо сказать, весьма решительной шеренгой. Кое-кого из них Мико уже раньше приметил у доков. Почти всех их он знал в лицо, как обычно бывает, когда живешь в небольшом городке, но знаком с ними не был. Это было городское хулиганье. Это он сразу увидел. Ошибки тут быть не могло. Одеты они были совсем не так, как Мико с братом или Туаки. Короткие рваные куртки и штаны, протертые сзади до дыр, или штаны с остатками заплат. На голых местах виднелась городская грязь. Волосы или коротко остриженные, или заметно нуждающиеся в стрижке. Лица бледные, потому что там, где они жили, высокие дома заслоняли солнце, не пропуская его на длинные, узкие улицы.
Сначала они остановили Питера и Томми.
– Эй, ты! – сказал один из них, толкнув Питера рукой в грудь. – Куда это ты собрался?
Мальчишка был высокий, почти одного роста с Мико и хорошо сложенный. Он вырос из своей одежды; его раздавшиеся плечи выпирали из куртки, и в дыры проглядывало голое тело. У него была круглая голова, вздернутый нос и маленькие глазенки. Питер посмотрел на его руку.
– А ну, убери свою грязную лапу, негодяй! – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более интеллигентно.
Мальчишка до того удивился, что послушался, но потом, опомнившись, толкнул его в плечо так, что Питер от неожиданности сел на землю, а его нанизанная на веревочку клейкая рыба забилась в пыли.
– Ты это с кем разговариваешь? – спросил мальчишка.
Вид у Питера, сидевшего на земле с изумленно вытаращенными глазами, был очень смешной.
– Так их, Бартли! – сказал один из приспешников. – Мы этой кладдахской шпане покажем.
Мико чуть было не засмеялся над Питером, до того смешной был у него вид, но, заметив, что верхняя часть его тоненькой удочки сломалась, когда он падал, почувствовал прилив раздражения. Рот у него сжался, он подошел к Питеру, подхватил его под руки и поднял.
– Это что за шутки? – спросил он Бартли.
– А ты кто такой? – спросил Бартли. – Кто вам разрешил ходить на эту сторону реки? У вас свое место, у нас – свое. А раз вы не хотите сидеть на своем месте, так мы вам заявляем, что вся ваша рыба конфискована, и вы ее можете сейчас же сдать, и тогда мы отпустим вас с миром. А не отдадите, тогда мы вам покажем. Так что выбирайте.
– Мико, – спросил Питер, – в чем дело?
У Мико не было времени объяснять Питеру, что такое враждующие шайки. История была довольно-таки запутанная. Существовала кладдахская сторона реки, и существовала эта сторона реки. Здесь распоряжалась шайка то ли с Большой улицы, то ли со Средней улицы. И если кому приходилось заходить на вражескую территорию, это всегда грозило неприятными последствиями. В детстве все это было захватывающе интересно. Тем не менее Мико считал, что теперь-то они выросли из этого возраста. Но не тут-то было.
– Послушай-ка, – сказал он, – вас тут десять на одного, так что драться, пожалуй, нам с вами ни к чему. Давайте договоримся: мы вам даем две связки рыбы из четырех, а вы нас оставьте в покое.
«Я становлюсь к старости страсть каким рассудительным, – мелькнула у него мысль, – раз уж так увиливаю от драки». Но, с другой стороны, он понимал, что от Томми в драке никогда большого прока не было, а Туаки слишком мал, чтобы допускать его драться. Когда же он представил себе, что хорошенькую белую рубашку Питера изваляют в пыли, ему стало не по себе. К тому же он вспомнил о деде и пошел на компромисс.
– А ну, заткни глотку, индюшачье рыло, – сказал Бартли.
Приспешники захихикали. Томми, который отошел бочком от компании, собравшейся под аркой, взглянул на своего брата и увидел все признаки надвигающейся бури: здоровая сторона его лица побледнела, на скулах заходили желваки. «О Господи, – думал Томми, – только бы он не полез драться. Не хочу я, чтобы меня били. Не то что я трус или еще там что, но каждый раз, когда такое случается, у меня в животе прямо все падает, стоит только представить, как будет больно, если дадут по переносице или припаяют кулаком по глазу». И он обернулся, чтобы посмотреть, нельзя ли ускользнуть подобру-поздорову той же дорогой, что они пришли, но, к ужасу своему, заметил, что кольцо молча сомкнулось вокруг них. «Только бы он теперь не вышел из себя, – молился он, – а то меня побьют».
Мико стал мысленно считать до десяти (дедова школа). «Крепись, Мико, только дураки выходят из себя. Рыбак никогда не выходит из себя. У него для этого бывает столько причин, что если бы он каждый раз выходил из себя, то превратился бы в развалину годам к тридцати. Ну, сделай глубокий вдох, сосчитай до десяти и наплюй на все – пусть выходят из себя ленивые, блудливые, мягкотелые сукины дети, что живут в городах…»
Он дошел уже до восьми, когда маленький Туаки, весь красный, выскочил вперед и, прежде чем его успели остановить, размахнувшись, ударил Бартли связкой рыбы по лицу, приговаривая:
– Ах ты, паршивая городская гнида, да я тебя сейчас убью! Ей-ей, убью! – И, оседлав свалившегося с ног, засыпанного чешуей противника, в исступлении принялся молотить его кулаками по лицу.
Туаки обожал Мико.
После этого больше уже, конечно, ничего не оставалось делать, как драться.
Сначала Мико бился связкой рыбы, описывая ею круги в воздухе, пока не лопнула бечевка и рыба не разлетелась во все стороны. Тогда пришлось перейти на кулаки. Нелегко ему пришлось. Краснорожие, сквернословящие мальчишки сплошь облепили его громадное тело, как мухи коровий глаз.
Питер тоже пустил в ход связку рыбы, и Мико с удивлением, восхищением и радостью заметил, что Питер оказался на высоте. Он плотно стиснул кривые зубы и, когда рыба отслужила свою службу, перешел на отцовскую удочку (бедный отец!), и, взяв ее в левую руку, орудовал ей то как мечом, то как обухом.
Томми прикрывал руками затылок и отбрыкивался как мог. Иногда он выставлял локоть, чтобы сунуть его кому-нибудь в глаз, но удары, казалось, сыпались на него со всех сторон, и ему пришлось пройти через все, чего он так опасался: и удар по переносице он получил, и кулаком по глазу досталось. Все было. Так что он хватался то за нос, то за глаз и наконец, не удержавшись, завопил:
– Да оставьте вы меня, ну! Оставьте меня!
И, как всегда бывает у мальчишек, почувствовав, что их боятся, они начали наскакивать на него с новой силой, колотя по спине и поддавая ногами, а потом с воплями присоединялись к толпе, копошившейся вокруг Мико, Питера и Туаки.
Туаки дрался за троих. Он был так мал, что для того, чтобы ударить его как следует, нужно было очень низко нагнуться. Он был страшен в своем благородном гневе. Он налетал то на одного, то на другого мучителя и, обхватив его за шею руками, сдавливал до тех пор, пока тот не падал. Тогда Туаки ударял его кулаком в нос и переходил к следующему.
К Мико было страшно подойти. Он был очень большой и очень сильный, и каждый раз после его удара кто-нибудь из противников вдруг начинал реветь и звать маму, приплясывая на одном месте и потирая ушибы.
Но бой был неравный, и исход его был предначертан заранее: им предстояло или бесславно сдаться, или быть сброшенными в обмелевшую реку. Однако Бог решил иначе.
Избавление неожиданно пришло в лице маленького человечка, который терновой палкой, как карающим жезлом, принялся рассыпать удары по подвернувшимся задницам. Маленький волосатый человечек с ощетинившейся бороденкой, которого все называли Папашей, как разгневанный Юпитер, поднимал и снова опускал свою палку, приговаривая:
– Ах вы, бездельники, ах, негодяи, ах вы, вшивое городское племя! Вон отсюда! А ну, посторонись, мальчик!
Размахивая палкой, он опытной рукой раздавал такие звонкие оплеухи, что звук их разносился над водой, как удары деревянной доски о каменные плиты. Растерявшиеся мальчишки, хватаясь за саднящие шишки и драные уши, пятились от него, очень недовольные этим неожиданным и несправедливым оборотом дела. Отступив на почтительное расстояние, они собрались было уже обругать его всеми нехорошими словами, какие знали, – а знали они их более чем достаточно, – как вдруг он запугал их уже совсем с другой стороны.
– Я вас знаю! – закричал он. – Я всех вас знаю! Ты Бартли Муллен, ты, ты, курносый. А ты Пиджин О’Флахерти, а ты Коротышка Джонсон. Всех я вас знаю и сейчас вот пойду к вашим родителям и заставлю их, чтобы они вас к порядку призвали.
Так как они сами собирались припугнуть его своими родителями, это заявление совершенно выбило почву у них из-под ног. Но худшее было впереди.
– И что учитесь вы все в монастырской школе, я тоже знаю, – сказал он, подразумевая школу, основанную монашеским орденом. – И я завтра же пойду туда и добьюсь, чтобы настоятель всех вас высек (тут он назвал имя человека, который умел вселить страх Божий в каждого мальчишку, имевшего несчастье учиться в его классе). Ну! Чтоб духу вашего здесь не было! Тоже дикари! Только попробуйте еще налететь, как разбойная саранча, на достойных, миролюбивых граждан! Ну, марш, пока еще не получили!
И они стушевались, испуганные и смущенные. Много нехорошего думали они о маленьком человечке, но мысль о завтрашнем дне явно их беспокоила. А Папаша обратился к достойным, миролюбивым гражданам, приводившим себя в христианский вид и зализывавшим раны.
– Всю свою жизнь, – поучал он их, – потратил я, разъясняя вам, что драка не есть путь к свободе. Существуют и другие пути – пути окольные и пути прямые. Ты, Туаки, крайне свирепый молодой человек. Тебе надо бы научиться владеть собой, а то в один прекрасный день еще ненароком убьешь кого-нибудь.
Мико это рассмешило. Надо было видеть крошечного Туаки! Вид у него был перепуганный, как у малька. Он смотрел снизу вверх на Папашу. Один глаз у него совсем заплыл – не миновать ему синяка.
Надо же придумать, будто маленький Туаки смог бы кого-нибудь убить!
– А вы перестаньте хныкать, сэр, – сказал Папаша, подходя к Томми, который с полными слез глазами подбирал рассыпавшуюся рыбу. – Учись сносить невзгоды, как подобает мужчине. Ведь неглупый ты мальчишка, а пасуешь перед какими-то кретинами. Отвратительное зрелище! Утри глаза, Томас, и не смей распускаться. А это кто такой? – спросил он, указывая палкой на Питера, собиравшего обломки отцовской удочки.
– Это Питер Кюсак, сэр, – сказал Мико. – Он с нами был.
– Кюсак? Кюсак? – переспросил Папаша, поглаживая бороду. – Ах да! Ты живешь недалеко от меня, верно?
– Совершенно верно, сэр. Я очень хорошо знаю вас в лицо.
– Гм! – хмыкнул Папаша. – А ты неплохо дрался. А теперь, Мико, сколько раз мне повторять, что нечего тебе лезть в такие истории. Подобные свалки – это же позорище. Оставь скандалы и потасовки людям помельче, слышишь, ты?
– На этот раз мы не виноваты, сэр, – сказал Мико. – Уж очень им хотелось нас избить. Завтра я возьму наших ребят и проучу их. Будь нас немного побольше, мы б им всыпали.
– Молчать! – заревел Папаша. – Хорошенького понемножку, слышишь? Если я еще услышу подобные разговорчики, ты будешь иметь дело лично со мной, слышишь, ты?
– Слышу, сэр, – сказал Мико.
– И прекрасно, – сказал Папаша. – Ну а теперь, ребята, собирайтесь – и марш по домам. Ваши родители, наверно, уже беспокоятся. Да умойтесь, прежде чем показываться им на глаза, чтобы никаких следов побоища не осталось. А вот за это спасибо, – добавил он, нагнувшись и подбирая две макрели и тщетно стараясь стряхнуть с них пыль. – С удовольствием съем их за ужином. И чтобы пришли завтра в школу вовремя и бодрыми, и чтоб все уроки были выучены – и никаких отговорок. Ну, марш, марш, Господь с вами! – И пошел по Лонг-Уок в своем волосатом костюме бодрой походочкой, довольно смешной, но исполненный чувства собственного достоинства. А в руке у него болтались две замызганные рыбины.
Мико взглянул на Питера и заметил у него в глазах веселый огонек и вместе с тем смущенье. И оба рассмеялись. А когда Туаки жалобно спросил: «Над чем смеетесь-то, ведь ничего смешного нет?» – они еще пуще захохотали, сгибаясь от смеха в три погибели. Однако угрюмый вид Томми несколько охладил Мико, так что они подобрали рыбу и весь свой несложный инвентарь и последовали за Томми, который молча шел впереди, и даже со спины было видно, что он недоволен.
– Черт возьми, ребята, – сказал Туаки, подпрыгивая, – ну и драка была, а? Видели, как я дал этому самому Бартли в рожу? Видел, Мико, а?
– Еще бы, Туаки, – сказал Мико. – С чего это ты так расхорохорился?
– Черт возьми, – сказал Туаки, стискивая зубы, – он меня взбесил. Я просто озверел. Будь я побольше ростом, я бы его уничтожил.
– Ты и при своем росте неплохо с ними разделывался, – сказал со смехом Мико.
– Вы что, всегда так мило развлекаетесь? – осведомился Питер, осторожно ощупывая подбитый глаз грязной рукой.
– Да нет, не так уж часто, – сказал Мико.
– А у нас ничего такого не бывает, – сказал Питер.
Мико засмеялся:
– Зато у тебя дома сегодня будет сражение. Как только твой отец увидит удочку.
– О Господи! – вздохнул Питер, печально глядя на остатки прекрасного, изящного спиннинга для ловли форели.
Подойдя к большому мосту, они спустились вниз по каменным ступеням, промыли в реке свои раны и ушибы и после этого смыли пыль со снулой рыбы. Потом пересекли мост и постояли немного там, где их пути расходились.
– До свиданья, – сказал Питер. – Слушай, а может, как-нибудь увидимся?
– А что ж! – сказал Мико. – Ты теперь знаешь, где мы живем. Вон там, – махнув рукой в сторону Кладдаха. – Спроси кого угодно, где искать Мико, сына Микиля, они тебе покажут наш дом.
– Я приду, – сказал Питер. – А может, вы тоже могли бы ко мне зайти?
– Могли бы, пожалуй, – сказал Мико.
– У моего отца ружье есть, двадцать второго калибра, – сказал Питер, которому очень хотелось чем-нибудь их заинтересовать. – Может, я его стащу, и мы сходим пострелять уток, или тюленей, или еще что-нибудь?
– Может, – сказал Мико. – Только как бы с ним не приключилось того же, что с удочкой?
– Ну, пока, – сказал Питер, медленно отходя от них.
– Пока, – сказал Мико, сворачивая в сторону черных ворот шлюза.
«Ну и денек! – думал Питер. – Только вообразить, чтобы такое каждый день случалось!» Он все оборачивался на громадного Мико и прыгавшего рядом с ним крошечного Туаки, пока не дошел до ряда магазинов и жилых домов. Потом с легким сердцем повернул к своему дому. Несмотря на сломанную удочку, мысль о встрече с отцом не очень-то его беспокоила.
– А он хороший парень, а, Мико? Я такого от парня в беленьких носочках не ожидал, – решил Туаки.
– Еще бы, – сказал Мико. – И дрался он прямо как герой.
– Здорово он с ними! Я от парня с чистой шеей такого не ожидал, – продолжал Туаки рассудительно. – А посмотришь на него, так можно подумать, что маменькин сынок.
«Маменька!» И Мико вспомнил о матери. Он посмотрел вперед и увидел высокую, тонкую фигуру брата, ускорявшего шаги по мере приближения к дому. «Теперь он все расскажет, – думал Мико, – и, конечно, в ответе буду я. А, ладно. Я уже достаточно большой, чтобы быть в ответе». И они перешли мост и направились к поселку: маленький и большой, с добычей на плечах и с подбитыми глазами.
Глава 4
Пойдите по главной улице города и возле квадрата чугунной ограды, замыкающей зеленую лужайку, поросшую какими-то кустарниками и цветами, сверните направо к маленькому вокзалу; пройдите мимо вокзала и идите дальше прямо по узенькой тропинке, перебегающей через небольшой мост, по которому поезд, не подчинявшийся никаким расписаниям, уносил когда-то пассажиров в самую глубь Коннемары. Оттуда по протоптанной солдатами дорожке, бегущей рядом с железнодорожным полотном, вы сможете добраться до военных лагерей, расположенных на холме.
Если хотите, можете пересечь железнодорожное полотно и выйти к морю. Только почва здесь топкая, и во время отлива от нее поднимается неприятный запах. Но стоит вам пройти лагеря и остановиться, чтобы осмотреть траншеи, и ходы сообщения, и заграждения из колючей проволоки, постройкой которых забавляют солдат, как вы попадаете в совершенно иной мир.
Местность здесь довольно дикая, но зато под ногами твердая почва, а налево тянется дремучий лес, пересеченный ржавыми железнодорожными путями. А у моря, там, где серебристый песок чередуется с громоздкими бурыми скалами, уж вовсе пустынно и дико, здесь можно провести целый день и не встретить ни души, разве только чаек да каких-то неизвестных птичек, прилетающих время от времени из лесу, чтобы взглянуть на море. А потом, если пройти еще дальше и обогнуть мыс, за которым прячется Оранморская бухта[13 - Оранморская бухта – бухта в Голуэйском заливе.], вы наткнетесь на удивительное место: впереди прямо перед собой вы увидите зеленый островок. Если в это время прилив достигает высшей точки, вы, наверно, призадумаетесь, каким это образом забрались на островок пасущиеся там коровы? Но если вы дождетесь отлива, то увидите, что к нему ведет длинная насыпная дамба. Во время отлива по дамбе можно ходить, до поры до времени, конечно, пока не наступит непогода и штормы не обрушатся на нее. Тогда люди, ругаясь и проклиная все на свете, снова укрепляют эту дорогу. Пойдите по дамбе, и она приведет вас на островок. Вы просто глазам своим не поверите, до чего зелена там трава. Это не какая-нибудь грубая осока, что растет обычно возле моря, а настоящая доброкачественная, питательная трава, что годится в пищу племенному скоту. Круглый год здесь цветут всевозможные цветы. Если обойти вокруг островка, то окажется, что он гораздо больше, чем вы думали. К центру он возвышается, образуя холм, и, вероятно, благодаря этому с него сбегает вся лишняя вода, а фосфаты, которые несет с собой дыхание извечного океана, задерживаются (вот почему здесь, наверно, и трава такая хорошая).
На самой верхушке холма стоит одинокое дерево. Это боярышник. В мае он бурно цветет, и люди говорят, что нет на свете другого боярышника, который бы цвел так долго, как это одинокое дерево. Ствол его, толстый и искривленный, напоминает узловатые мускулы крепкого старика. Штук двенадцать камней кольцом разложено вокруг дерева, и трава у его подножья растет очень низкая и густая, и до чего же приятно посидеть в тени его ветвей, подставив лицо морским ветрам! Запах здесь чудесный. Одно странно: ни коровы, ни овцы, пасущиеся на острове, никогда и близко не подходят к этому дереву. А ведь коровы любят деревья. Они объедают кору, и уж во всяком случае большинство любит боярышник, потому что об его острые шипы можно почесаться и разогнать тысячи всевозможных паразитов, осаждающих коров зимой и летом. Потому, конечно, странно, что коровы не подходят к дереву. Почему бы им не подходить хотя бы для того, чтобы полакомиться сочной и, по всей видимости, вкусной травой? Но они этого не делают. Это факт.
Ну и что?
Да то, что это волшебное дерево. Пожалуйста, пожимайте плечами сколько угодно, говорите, что перестали верить в чудеса еще в шестимесячном возрасте. Может, вы даже сумеете объяснить, что ничего необычного в этом дереве нет? Дело ваше. Только вряд ли вам кто-нибудь поверит. Если хотите, пройдитесь немного по дороге и поговорите с кем-нибудь из местных жителей, и у вас на этот счет не останется никаких сомнений. Ваши собеседники, возможно, даже приволокут старейшего обитателя этих мест, который видывал на острове такое, что ни один смертный и не поверит. Вот так-то!
На всем протяжении островка зеленые лужайки сменяются серыми скалами. И ничего другого! Только зеленая трава да скалы. А вокруг пучина морская, бездонная даже во время отлива. Будто кто-то загадочный и страшный, обитающий в недрах земли, проткнул пальцем дно океана, и на кончике этого огромного пальца едва держится островок. Случается, сюда залетают дикие утки. И если бы кто-нибудь из окрестных жителей набрался храбрости и пришел зимой на остров поздно вечером, он мог бы вволю настрелять диких гусей. Только никто никогда не приходит.
Вот сюда-то и пришли по длинной дамбе как-то под вечер в начале августа четыре мальчика.
Мико шел первым, зорко ко всему присматриваясь. Он то и дело поднимал голову и принюхивался к ветру – этому научил его дед («А ты носом шевели, носом. Для чего у тебя нос? Учись по запаху угадывать перемену ветра, чтобы рыбу не прозевать!»). За Мико шел Питер и тащил в руках обещанное ружье. Он то и дело перебегал с одной стороны дамбы на другую, и вообще вид у него был довольно легкомысленный. За Питером шел Томми, а за ним Туаки, у которого в дыру на штанах вылез кончик рубашки, так что он им будто хвостиком помахивал.
Добыть ружье оказалось не так-то просто. Не то чтобы отец Питера отказался дать его. Мико успел заметить, что отец готов был преподнести Питеру хоть Полярную звезду на золотом блюде, стоило только Питеру попросить его. Славный он был человек. Мико он сразу понравился. Грубоватый, с выгоревшими усами и постоянным загаром, оттого что он так много времени проводил на воздухе: все лето он ловил форель, и лосося, и щуку, а зиму простаивал по самую «ватерлинию», как он выражался, в болотах, охотясь на диких гусей и уток, и не было во всем графстве Голуэй местечка, которого бы он не знал как свои пять пальцев.
«И почему это так, – недоумевал Мико, – ведь из Питера должен был получиться самый что ни на есть избалованный мальчишка, а вышло совсем наоборот. Это потому, что он парень умный и понимает, что родители его совсем еще дети несмышленые и что ему надо за ними присматривать, а то Бог знает что они могут натворить. И, несмотря на все его многочисленные проделки, он скорее отрубил бы себе правую руку, чем огорчил их».
