Астарта

Знаете, так бывает: есть неприятная тема, и мозг ее по-всякому избегает. Меня так замучила ругань с Дашей, что я вовсе перестал о ней думать – и переключился на астероид. Он должен был разнести наш брак на атомы, развеять пеплом. А может, дать ему новую жизнь? Я не знаю. И постойте, какая тут вообще связь?

Связи никакой не было. Если Астарта, конечно, не столкнется с Землей, уничтожив на ней все живое: это-то безусловно скажется на наших отношениях, закончив их очень романтично. Но конца света не планируется – уже тысячу раз все рассчитали.

Меня зовут Павел Федоров. Тридцать лет, инженер первой категории в «Газпромнефти». Работаю я по большей части здесь, в Питере, в офисе на Почтамтской. Но бывают и командировки: в Астраханскую область, ХМАО, Ноябрьск… впрочем, не резюме пишу.

Давайте лучше о женщинах и о клише. Вот, к примеру, такое: «красавица-невеста». Слышу его время от времени – на Дашин счет, конечно. А вот в универе ее красавицей не считали. Максимум – симпатичной. Худенькая блондинка с прямыми волосами, вечно серьезная, с упрямо опущенной головой – как будто собралась лбом стенку пробивать. И походочка, конечно!.. Декоративные элементы – основа ходьбы у некоторых особ – у Даши были стальными болтами прикручены к простому алгоритму: уверенному движению по кратчайшей траектории. И неважно, что было целью – экзамен, работа или мужчина. Так она и ко мне подошла на четвертом курсе, перед лабой по ТПЭА – с уверенной улыбкой.

Кажется, Даша всегда лучше меня знала, чего хочет. Уж во всяком случае, меньше сомневалась.

Для меня универ стал дорогой разочарований. Родители – сами отличники технических вузов – живописали мне ученых на острие прогресса, престиж и ответственность… Вместо этого по сырым коридорам шаркала старость. Дрожащими руками опираясь на кафедру, она много кряхтела о былом и мало – о настоящем. А в настоящем – падали с неба ракеты «Роскосмоса». Санкции, остались без деталей из Франции, на зарплатах и комплектующих экономили, миллионы разворовали – и миллиарды сгорели в пламени взрыва.

Леха, пришедший со мной из лицея, болезненно пытался примириться с новостью: выдающиеся способности и усилия находятся в подчинении у глупости и жадности. Меня это не так сильно трогало. Скрипение голоса и костей очередного препода отходили на задний план, и я поворачивался к окну. За стеной питерского дождя мне мерещились жаркие страны, сведенные черные брови врагов и опущенные трепещущие ресницы красавиц. Нужно было только взять билет в один конец – или заглянуть за неприметную дверь.

На третьем-четвертом курсе мы начали искать работу – и поняли, что ситуация кислая. Хорошие вакансии по специальности разрывали, и если в этой битве не вышел победителем, оставалось, ссутулившись, уходить в КБ1 на двадцать тысяч. Ну, или – с высоко поднятой головой – в другую отрасль. Так многие ушли – кто в бизнес, кто в аналитику, кто куда.

Двое моих однокурсников, правда, пробились прочнистами в «Боинг» – с прицелом на переезд. А мне вот никогда не хотелось переезжать! Я люблю Россию, Россия любит меня… шучу, такой информации у меня нет.

В КБ я не хотел. Каждый раз, когда появлялась приличная вакансия для инженеров без опыта, я бежал на собеседование – туда же бежали десятки таких как я. У меня чесались руки – от неудовлетворенности, неприкаянности. Хотелось быстрее найти достойную работу или же достойно проиграть – провозгласить, что работы нет, и перенести усилия на что-то иное. Кажется, мне больше хотелось последнего, но я должен был показать родителям, что испробовал все.

И вдруг вариант нашелся. Я прошел отбор на стажировку в «Газпромнефть».

Почти забросив учебу, я сосредоточился на работе. Стажировка была пройдена успешно, и я пошел – пополз – по карьерной лестнице. Времени на мечты о путешествиях, приключениях и любви почти не осталось.

Вы только не подумайте, будто я был одним из тех задротов, что девушек в глаза не видели. В школе у меня была Лиза, на которой я вообще чуть не женился. В универе – еще пара подружек. А потом – Даша.

После Лизы я подрастерял задор и готовность всего себя отдавать любви. Не знаю, чувствовали ли это новые девушки, да меня это не слишком-то и интересовало. Я не хотел связывать себя серьезными узами, пока не разберусь, чего в принципе хочу от жизни.

С Дашей моя тактика дала осечку. Она в точности знала, чего хочет, и ей не требовалось моего осознанного и деятельного согласия. Она пустила на тряпки мои старые футболки и приучила надевать на встречи с друзьями поло, а в ресторан и театр – костюм. Я прописался на выставках живописи, рассеянно скользя взглядом по картинам. Надо же проводить время вместе, а заодно самообразовываться… так я себе сказал.

С Дашей вообще трудно было спорить. Когда я вел себя так, как ей хотелось, она была очаровательна. Заботливая, страстная. До нее ни одна девушка не устраивала мне внезапных романтических ужинов… а чего только стоит сюрприз в виде поездки на майские: после работы меня ждало такси в аэропорт и билеты в Рим. Но вот если ей возражать… «Думала, я для тебя значу чуть больше». Колючая, холодная. Я еще придумывал, что бы ответить, а она уже рыдала. Заканчивалось это, ясное дело, моими бурными извинениями и неохотным помилованием.

Трудно передать, какое облегчение я чувствовал, когда она переставала плакать и обнимала меня. Когда это произошло весной, неподалеку от Бзерпинского карниза – было туманно и свежо – я сделал ей предложение. Даша взялась за мою голову обеими руками и покрыла мое лицо поцелуями.

Со свадьбой, правда, мы не торопились. Очарование по-прежнему внезапно сменялось недоумением или раздражением. Порой мне казалось, что Даша с трудом сдерживает злость, но не понимал, чем это вызвано.

В течение последних двух лет Даша мягко, но настойчиво объясняла мне, как тесна, темна и стара квартира на Гривцова, оставшаяся мне от бабушки. «Конечно, тут хорошо, я тоже люблю это место… Но понимаешь сам, впереди дети, да и тебе нужно нормальное рабочее место…»

Я к этой квартире привык, да и расположение у нее было отличное. Любил ли я ее? Не знаю. Дашины планы, очевидно, опережали мои, но звучали достаточно логично – так я себе сказал, вновь уступая ее натиску. Я лишь попросил немного подождать с поисками квартиры – когда у меня на работе наступит затишье.

«Любил ли я квартиру» – вопрос, конечно, интересный. Но у меня есть и поинтереснее: «любил ли я Дашу». Я бы ответил: «Иногда».

Пожалуй, в тот момент я еще мог бросить все и разойтись с ней.

А потом мы узнали, что она беременна. Она принимала противозачаточные, но, похоже, они не сработали. Даша говорила, что это большая удача, и давно уже пора…

А я – снова, ну точно как с работой! – ступил на путь, не будучи уверенным до конца, что иду в нужном направлении. А пройдя немало шагов, вдруг осознал, что переиграть не получится.

Не то чтобы я был уверен, что переигрывать нужно. Нет. Я тоже, наверное, хотел ребенка. Но было бы проще, если бы я принял однозначное решение по этому вопросу заранее.

Впрочем, на какое-то время я даже приободрился: близится новая жизнь, а значит, мелкие бытовые ссоры будут забыты.

Мне пришлось быстро вернуться с небес на землю. Я все еще был виноват в том, что недостаточно забочусь, не слушаю и не хочу слышать, не думаю о будущем, несерьезен. Самое страшное, что в какой-то момент обвинения перестали по-настоящему меня трогать. Я чувствовал, что теряю что-то очень важное.

И вот – я просто пустил ситуацию на самотек, переключившись мыслями на астероид. Про него, конечно, вы и сами знаете – если не провели последний десяток лет в глухой тайге. Но мне все-таки хочется рассказать.

26-го ноября 2024 года на расстоянии около трехсот километров от Земли должен пройти астероид Астарта. Да-да, триста километров. Не тысяч. Так близко к Земле не подлетало еще ни одно крупное небесное тело – по крайней мере, в известной нам истории.

Астарта огромна. Почти три тысячи километров в диаметре – сопоставимо с Луной. Одно касание с нашей грешной планеткой – и все было бы кончено. Да что там! Чтобы уничтожить все живое на Земле, хватило бы и столкновения с астероидом диаметром в один километр.

Как я уже говорил, столкновения не планируется. Ученые нескольких стран независимо друг от друга просчитали траекторию. Астарта должна пройти над Баренцевым морем и северной частью Атлантического океана, после чего начать удаление, сделать несколько эллиптических оборотов вокруг Солнца и встроиться в нашу звездную систему.

Событие это, конечно, уникальное. Фрики уже приготовились встречать апокалипсис – тут ничего нового. Но есть и реальные угрозы. Среди явлений, которые мы можем спрогнозировать, – цунами, магнитные бури, изменение орбиты Земли – и, как следствие, изменение длины суток. Уже неплохо для начала, а ведь многого мы можем даже не предполагать! Трудно полностью предвидеть последствия того, с чем человечество встречается впервые.

Подготовка идет уже два месяца. Людей отселяют из прибрежных районов, останавливают ГЭС – в том числе Беломорскую и Верхне-Териберскую, устанавливают волноломы.

ООН обнародовала рекомендации: на время сближения полностью удалить суда, авиацию и людей из «тени астероида» – его вертикальной проекции на поверхность Земли – и ее 50-километровой зоны.

Нам с коллегами привалило работы: нужно было обезопасить нефтяную платформу «Приразломная». Серьезной угрозы не было: 55 км от берега – слишком далеко, чтобы возможные цунами могли нанести ущерб платформе. Основные приготовления были связаны с тем, чтобы на несколько дней остановить откачку и эвакуировать большую часть персонала. Необходимости в этом мы не видели, но тут особый случай. «Приразломная», если кто не знает, является для РФ этаким брендом, демонстрацией Западу наших технологий и ответственности перед людьми и окружающей средой. Поэтому руководство дало указание по максимуму соблюсти рекомендации ООН.

* * *

День пролета астероида, 26-е ноября, выпал на субботу. Уже за две недели люди записывались на вечеринки и бронировали столики на открытых верандах. Некоторые даже планировали лезть на крыши.

Я предложил Даше тоже сходить куда-нибудь, но она отнеслась к этой затее прохладно. Ее тема астероида не особо интересовала, и она считала всеобщую шумиху частью досадного информационного фона. Зато выходной, в который я «наконец-то никуда не уезжаю» – отличный повод положить новую плитку в ванной. Это была часть предпродажной подготовки нашей квартиры. Даша даже вышла на балкон и угрожающе взялась за тяжеленный мешок со смесью для раствора, будто собиралась тащить его в ванную на протяжении следующих двух недель.

В понедельник я подошел к шефу и вызвался добровольцем – дежурить на платформе. Шеф удивился, созвонился с Пластеевым и дал добро. Даша со мной не разговаривала.

Мне повезло: в среду в учебном центре с бассейном на Большом Смоленском проходил курс по покиданию вертолета под водой, и меня вписали в группу. Без прохождения такого курса на платформу не пускают. Болтаться вверх ногами на ремнях в темной и узкой кабине, стремительно наполняющейся водой – впечатление, достойное отдельного рассказа. Но как-нибудь в другой раз.

26-го ноября я встал в полчетвертого утра. Даша тоже зачем-то вскочила и молча наблюдала, как я обуваюсь. Я тоже молчал, не желая провоцировать новый скандал. Хотелось просто сесть в такси, откинуть голову и расслабиться.

Когда я выпрямился, Даша шагнула ко мне и легонько провела рукой по предплечью. В глазах – легкое беспокойство. Я отметил, что животик у нее прилично подрос.

В такси до Пулково-3 я действительно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Я не чувствовал ни раздражения, ни любви. Мне просто было хорошо одному, а впереди пунктиром бежала дорога.

* * *

Наша «особая» вахта насчитывала пять человек: двух операторов, старшего техника, главного инженера вахты – то есть меня – и медика. Мы встретились в маленьком бизнес-зале.

Было приятно вновь увидеть Ольгу. Она сидела в наушниках, с закрытыми глазами. Острые скулы, тонкие сильные руки. Короткие светлые волосы забраны в хвост, за ухом татуировка. На веках играют блики рассвета, приглушенные стеклом аэропорта.

Впервые мы пересеклись, когда я проходил медосмотр в корпоративной больничке: я ответил, что жалоб и аллергии у меня нет, а она так стучала по клаве, будто у меня наблюдались явные признаки рака прямой кишки и еще десятка-другого заболеваний. Попытался улыбнуться – строгий взгляд в ответ. «Можете идти, Павел Михайлович». И вдруг сама улыбается.

Позже я узнал, что она замужем за одним из топов.

А еще где-то через год я разговорился в баре с молодым мужиком, показавшимся мне знакомым. Оказалось, его звали Карен, и он работал в нашей больничке кардиологом. Мы уже прилично выпили, а я заказал еще и спросил про Ольгу. Карен некоторое время молчал, вращая стакан и рассеянно глядя на стробоскоп в углу. По его лицу плясали зеленые и синие пятна.

Потом он рассказал, что Ольгу не любят медсестры: она красивая, своенравная и не пытается угождать. Говорит жестко, а может и прикрикнуть. «А с ними иначе никак». Муж ее действительно из правления, детей нет. И вроде как хотела переехать лечить в Мексику – там у нее была практика – но что-то ее держит. И говорить об этом она не любит.

– Кажется мне, просто боится… одна ехать, – задумчиво добавил Карен, – а муж, конечно, не поддержит.

– А по твоему рассказу и не скажешь, что она… ну… вообще чего-то боится.

Он пожал плечами.

* * *

Микроавтобус провез нас по полю – мимо изящных бизнес-джетов, к Ан-24 с синей полоской на боку.

Впятером – на целый самолет. Я протиснулся к иллюминатору. Надеялся, что Ольга подсядет, но она прошла дальше. Геннадий же вообще стянул ботинки с мехом и улегся на бок на три сиденья.

Двигатели заработали мерно и успокоительно. Холод летного поля ушел из пальцев, щеки потеплели. Я свернул флиску, подложил ее под голову и задремал.

Мне снился странный сон. Будто бы астероид прилетел, но все оказалось не так, как мы ожидали. Он принес счастье всем и сразу, как у Стругацких. Люди выбежали на улицы, смеясь и протягивая к астероиду руки, а он висел неподвижно, излучая синеватое сияние и говоря: «Ну конечно, я останусь». Я тоже смеялся: мы столько переживали по поводу его прилета, а он оказался тем самым, что нам было так нужно.

Самолет споткнулся, дернулся, вырывая меня из сна. Удар был таким, какого не может быть при воздушной яме – он то ли столкнулся с чем-то, то ли начал разваливаться. «Ну, вот и все», – успел подумать я. Мысль была спокойной и даже с налетом иронии: умереть накануне конца света – это надо уметь.

Я до боли распахнул глаза. Самолет подпрыгивал на полосе, замедляясь с гудением турбин. Секунду-другую я привыкал к мысли, что все еще жив. Удивительно: я еще никогда не просыпал снижение.

В иллюминатор я уже видел аэропорт «Варандей» – одноэтажный продолговатый домик с грязно-белыми стенами и темной крышей. Рядом с главным и единственным терминалом – небольшая пристройка с диспетчерской вышкой высотой в два этажа. Ангар в красную шашечку, справа приткнулись транспортные «Уралы» – синий и рыжий. И морда «буханки» торчит – совсем малышка рядом с грузовиками. Ни единого дерева или куста – только километры бурой мерзлой земли вокруг.

Стоило мне ступить на трап, как в лицо ударил ледяной соленый ветер. Геннадий передо мной вцепился одной рукой в поручень, другой пытаясь удержать рвущийся капюшон.

В здании нас встретил седой сотрудник в фирменной синей куртке – и провел в столовую. Перед дверьми пришлось притормозить: оттуда вывалились наши коллеги в количестве человек двадцати – уже в гражданке, шуточки шутят. «А вот и последняя вахта!», «Снимите конец света на видео!»

– Так, давайте-ка-шевелитесь! – заворчал наш провожатый.

Пока мы брали подносы, Александр поинтересовался, где остальной персонал.

– Чуть больше сотни ночью улетело… Сейчас на платформе двадцать пять человек – их ваша «пчела» заберет.

Подливка растеклась по блестящим от масла макаронам. Я опустил поднос на влажный стол. За окном техники осматривали наш «Ан». Ветер швырял обрывки снега, и я прищурился, пытаясь различить вдалеке буруны холодных волн.

В соседней комнате нас ждали красные сумки с гидрокостюмами. Если вертолет упадет в воду, мешок на груди даст пару минут, чтобы выбраться, а костюм поможет протянуть в ледяной воде несколько часов.

– Ольга, эээ… а вам сюда, пожалуйста… – сопровождающий указал на соседнюю дверь.

Потом снова снег в лицо, синий Ми-8 с белой полоской на боку, «хоп-хоп-хоп» – удары лопастей по воздуху, и небо и море бликуют в иллюминаторе, перетекая друг в друга.

* * *

На платформе нас встретил старший смены и отчитался, что все мощности остановлены. Мы надели фирменные белые каски, обошли машинное, отметились в журнале. Мостик, снова шуточки, пожелания удачи – и мы остались впятером.

Семен упал в кресло и уставился в телефон, пытаясь поймать сотовый сигнал. Я набросил куртку – грела она не хуже, чем печка – и вышел на металлическую площадку. Ветер трепал капюшон, но слабее, чем в Варандее, зато по макушке стрекотало ледяное крошево.

Обычно рядом с «Приразломной» стоят суда сопровождения, но сейчас они все были уведены в Мурманск. Платформа неподвижно покоилась на морском дне, опираясь на массивное основание из стали и бетона – кессон. Тем не менее, мне казалось, что она слегка покачивается – не иначе, из-за бликов волн за бортом. Гигантский кракен, веками ползший по морскому дну, прилег передохнуть – на денек, а может, на десяток лет. Вышки, контейнеры, трубы, краны – вековые наросты на его спине – мерно покачивались с его дыханием.

Я стер влагу со стекла водонепроницаемых часов. 15:15. Скоро мы увидим астероид.

Мы с коллегами договорились, что будем выходить наружу: как-никак, раз в жизни такое случается. Но двое должны постоянно находиться на мостике и наблюдать за приборами. Остальные будут рядом и при необходимости сразу вернутся.

Алексей объявил первых дежурных – меня и Семена. Когда до появления астероида оставалось несколько минут, я по привычке взглянул на экран мобильника. Сигнала сети не было – он пропал вскоре после того, как мы вылетели из Варандея, и уже не появлялся. Наверное, весь мир сейчас активно постит в соцсетях фотки и видео далекого астероида. Мало кто увидит его вблизи.

– Смотрите! – вскрикнула Ольга. Ее голос, обычно уверенный и насмешливый, звучал взволнованно. – Вон он!

Алексей поймал мой взгляд, прижал палец к рации на груди: «На связи». Ольга выбежала наружу, и Алексей с Александром вышли следом.

– Паш, иди сюда! – Семен прилип к иллюминатору – они здесь большие, как самые обычные окна, только со скругленными краями.

– Да нет… я послежу за приборами.

Мне не хотелось наблюдать за появлением Астарты через стекло. Может, это нелепо, но я хотел сразу ощутить ее присутствие кожей.

– Твою мать, вот это… – восторженно начал Семен, а я уперся в подлокотники и закрыл уши, оставив ладонями небольшие раковины. Теперь в них шумело море: пока спокойное, но скоро астероид пройдет, и начнется шторм…

Минут пять-десять – и кто-то хлопнул меня по плечу. Алексей.

– Давай!

– Что, наша очередь?..

– Давай-давай!

Александр ввалился на мостик вслед за Алексеем – взбудораженный, возбужденный. Семен уже выскочил наружу. Я снял с крючка куртку и, на ходу натягивая ее, тоже вышел. Шаги выходили легкими, неловкими… Я запрокинул голову наверх.

* * *

Представьте: вы без памяти влюблены в девушку. Вы часто видите ее по утрам на автобусной остановке, но ее каждый раз утягивает толпа, оставляя вас ловить глазами профиль, изгиб шеи, выбившийся локон. Вы мечтаете встать рядом с ней, обнять, укрыть… но вначале – просто разглядеть, подробно, внимательно, не торопясь.

Проходит месяц, вы гуляете по парку перед сном. Просто походить, подумать. И вдруг она – стоит в тени ясеня и смотрит на пруд. Сомнений нет: это ее профиль, все черточки сходятся. Вы подходите и – стоя в нескольких шагах – начинаете сбивчивые объяснения. «Давно вас вижу, и давно хотел заговорить… То есть, хотя бы подойти, но остановка… Я хочу сказать, вы ведь ехали на работу, это конечно неважно, то есть…»

Девушка не говорит ни слова, смотря исподлобья. Она в тени, а слева вам в лицо светит фонарь, слепя глаза. И когда вы неловко замолкаете, она вдруг шагает вам навстречу. И вот уже ее лицо освещено фонарем. Оно прямо перед вами. Во всем мире – только ее лицо. Оно не такое идеальное и не такое… потустороннее, как казалось раньше. Тонкие губы чуть приоткрыты, на левой скуле – родинка.

* * *

Надо мной не было неба – был лишь астероид. Пепельно-серый, он в то же время будто светился: то был отраженный свет блеклого северного солнца, опускавшегося к горизонту. Поверхность астероида была испещрена тысячами кратеров и прорезана бороздами иссохших рек. Мне показалось, что я смотрю на дно озера с его неровностями и завихрениями песка. Хотелось вытянуть руки «рыбкой» и прыгнуть. Я ждал Астарту долгие месяцы, но она оказалась еще прекраснее, чем мог надеяться.

Я скорее чувствовал, чем видел движение Астарты. Ни звука, ни пламени: астероид просто плавно закатывался мне за голову. Я шагнул к ограждению и вцепился в перила. Слева от меня Семен вовсю снимал на телефон. Справа, чуть поодаль, застыла Ольга. Что-то непривычное было в ее лице. Обычно дерзкая и насмешливая, сейчас она выглядела робкой и… маленькой. Девочка, приоткрывшая запретную дверь.

Астарта удалялась, а над морем густели сумерки. Их бетонная серость хлынула в море, обесцвечивая его, скрадывая от глаз, оставляя лишь звук.

* * *

Ольга справилась о нашем самочувствии, по очереди измерила всем давление и температуру. Работая, она смотрела только на манометр.

– Оля, – негромко позвал я.

Она подняла голову. В ее серых глазах мне почудилась тень астероида.

– Ты-то как себя чувствуешь?

Она как будто не сразу поняла вопрос, а потом засмеялась:

– Так сейчас и меня измерим!

Вскоре после ухода Астарты мы разошлись по разным углам. Ольга исчезла в жилом отсеке. Алексей застыл в кресле, с отсутствующим видом смотря на приборы. Александр отправился покурить – для этого на платформе существовала единственная оборудованная площадка. Только Семен пытался балагурить, но, не дождавшись от меня с Александром бурной реакции, замолк.

В небе растеклись чернила, и платформа укуталась в покрывало из желтых фонарей. Через час на море начался шторм: скорость ветра постепенно росла, пока не достигла 14-15 м/с. Волны поднялись до пяти метров. Мы с Александром молча сидели на мостике, а снаружи шумела и разбивалась о бетонные стенки тьма.

Волновой дефлектор был рассчитан на удары волн до десяти метров в высоту, и нынешний шторм не представлял угрозы. К счастью, мне не нужно было дежурить, и я мог спокойно завалиться спать. Забавно, что мужчин, согласно распорядку, расселили по двое, хотя кают хватило бы на каждого. Семен расположился на верхней койке – оттуда лилось бледное свечение телефона. Я закрыл глаза и попробовал различить отголоски шторма, бушующего снаружи, но слышал только слабое гудение – от коридорного освещения. Я провалился в сон.

* * *

Всю обратную дорогу я хотел поговорить с Ольгой, но в вертолете рядом с ней плюхнулся Александр, а на Варандее с нами внезапно затеяли фотосесиию. Когда же началась посадка в самолет, и я смог взглянуть Ольге в глаза, мне показалось, что она смотрит вглубь себя. Я не решился ее тревожить.

Когда я приехал, Даши дома не было – ушла в гости к Наде. Вернулась она ближе к ночи и общалась вежливо и сухо. Мы попили чай – я при этом листал ленту в фейсбуке – и легли спать.

В следующие несколько дней соцсети ломились от фоток астероида – котятки взгрустнули, но наверняка знали, что скоро придет время возвращаться. Дальних планов «Астарты» хватало, а вот ближние были в диковинку. Семен нежился в лучах славы – не только в стенах офиса, но и в инстаграме.

Пролет Астарты вызвал восьмибалльный шторм, а ураганный ветер ударил по портам и прибрежным деревням. Дело, впрочем, обошлось поваленными деревьями, щитами и другой мелочевкой: тут ООН со своими рекомендациями явно перестаралась.

Настроение у меня скакало по всем осям координат: слишком долго ждал, что астероид принесет какие-то там перемены. Сердце рвалось, билось о ребра, влекло прочь. Я успокаивал себя: вдох-выдох, вдох-выдох. Тебе уже не 20 лет, дружище, у тебя невеста беременна.

Корабль у причала – рычаги запылились, смазка в блоках засохла, а он все мечтает о море. Пройдет несколько месяцев – и на палубе устроят ресторанчик с рыбой и картошкой в мундире. Укрепят вход на палубу, потрепанные канаты заменят на новенькие бутафорские. Через годик снимут двигатель, чтобы обустроить холодильную камеру.