
Полная версия:
Сломленная принцесса

Улькера Динова
Сломленная принцесса
Глава 1
Если спросить у людей, что первым делом привлекло их внимание в любимом человеке, ответы будут разными. Кто-то скажет, что это глаза, другие вспомнят фигуру или её соблазнительные части – линию бедра, изгиб шеи, третьи – тембр голоса, рост или красивые шелковистые волосы. Если бы у Ильи спросили, на что он первым делом "залип"в Инге, ответ бы вырвался мгновенно, без раздумий и с почти болезненной ясностью: её кисти. Они – первое, что он увидел и врезались в сознание навсегда. А окончательно он "пропал", потерял голову, растворился без остатка, когда на несколько вечных секунд встретился с ней глазами.
Илья даже представить не мог, что в самый заурядный летний вечер, он застывший в ожидании зелёного сигнала светофора на перекрёстке, верхом на мотоцикле, будет восхищаться чудом – тончайшей кистью незнакомки. Той самой девушки, которая в скором времени перевернёт его упорядоченный мир с ног на голову.
Всё его раздражение от томительного полутораминутного ожидания испарилось в одно мгновение, когда из заднего пассажирского окна роскошного Роллс-Ройса высунулась женская рука. В его память навсегда впечаталось то, насколько изящно, почти с балетной грацией её пальцы рисовали в воздухе неосязаемые узоры. Они словно перебирали невидимые нити, как струны арфы. Сердце его сжалось странным предчувствием и вдруг резко забилось. А когда кисть повернулась запястьем вверх, обнажая внутреннюю нежность кожи, по спине Ильи пробежали мурашки. Рисуя в воздухе она, будто, завлекала поближе подъехать Илью, втягивая в свою орбиту и позволяя разглядывать внимательнее. Он, завороженный, почти не осознавал, что происходит. Не мог оторвать глаз и невольно стремительно сокращал дистанцию. Дыхание стало частым, и в животе заволновались странные, но приятные мурашки.
Илья рассматривал всё с жадным, почти болезненным интересом: нейтральный маникюр на аккуратных, недлинных ногтях; браслет Шамбала (кажется, так называется, если он не ошибается) из тёмно-серых бусин и шнурков с таинственными подвесками, ловившими блики заката; одно изящное серебряное колечко на безымянном пальце в виде незамысловатого узелка. Подъезжая вплотную к машине, почти касаясь её боковины, он захотел взглянуть на девушку. Никогда прежде Илья не думал, что простые плавные движения женской руки, таящей в себе некие магические силы, способны вызвать в нём такой вихрь – щемящее волнение, сосущую пустоту под ложечкой, непреодолимое желание увидеть её обладательницу. Хотя, нет. Его подталкивало и гнало вперёд что-то большее. Что-то в этом моменте заставило его забыть обо всём, что было раньше. Неизвестность, манящая и тревожная одновременно. И не только.
Было ещё волнение. Не только от гипноза кисти, но и от шлейфа духов – ненавязчивого, лёгкого аромата, проникающего в его нос через открытое окно. Пахло чем-то дразнящим, тонким, но таким узнаваемым, что Илья мог бы запомнить его навсегда.
Добавилось жгучее любопытство, совпадёт ли нарисованный в голове образ с реальным лицом?
И, пожалуй, была ещё щекочущая нервы заинтригованность. Очень хотелось взглянуть на ту, которая может позволить себе такой автомобиль, отполированный до ослепительного сияния, и так уверенно и беззаботно рисовать в пустоте. Кто же она?
Дочь олигарха?
Жена?
Или самостоятельная бизнес-леди?
Кем бы ни была, она, казалось, сознательно или нет, звала его пальцами, и Илья, словно находясь в прострации, поддался порыву, равняясь с машиной. Разум отступил, тело действовало само. Он даже не заметил, как интуитивно и почти без раздумий оказался у её окна, как если бы сам его магнитом к себе притягивала эта невидимая сила.
В груди чувствовалась та странная лёгкость, будто время само замедлилось и перестало существовать. Мотоцикл, его любимая машина, работа казались теперь чем-то второстепенным. Вокруг было всё – скорость, свобода, город – но в этот момент его сердце выбивало такт лишь одному образу: её руке, её манере держать его взгляд. Мотоцикл как будто стал частью его тела, только для того, чтобы подобраться к ней поближе. Илья уже не мог понять, что движет им. Почему его так тянет к ней? Что-то колдовское было в её жестах, в том, как она вела себя, как будто не замечая его, а может, наоборот, специально притягивая незримыми нитями.
Лёгкий ветерок, его давний союзник, трепал волосы, отросшие до плеч, и смело гулял под серой ветровкой, накинутой на чёрную футболку. Он был в своей обожаемой стихии, в любимое время года, на своём предпочтительном виде транспорта. Лето, скорость, мотоцикл – его святая троица. То единственное, что он мог себе позволить в короткие периоды, когда нужно было обкатать отремонтированный транспорт богатого клиента-коллекционера. Как правило, у каждого из них пылилось достаточное количество таких красавцев и они могли позволить себе добавить ещё парочку единичных роскошных авто. Просто так, потому что прихоть. Потому что есть деньги. А иногда это были мотоциклы – дорогие игрушки "золотых"отпрысков или молодых гонщиков, которые без конца собирали все столбы или запросто могли дать порулить друзьям, не справлявшимся впоследствии с управлением. Либо владельцами оказывались те, кто выбирал передвижение по городу на мото, как и он сам когда-то. Всё это было частью его работы, в которой Илья чувствовал себя как рыба в воде.
Благодаря своему таланту диагностировать поломку любой машины, хирургической точности рук и интуиции к металлу, он выстроил репутацию самого востребованного и дорогого механика в столице, обрастая нужными связями.
Сейчас Илья расчехлял свой Дукати гораздо реже, чем хотелось бы. Слишком мало времени. Жизнь заполонили звонки, переписки, управление сервисом, чаще – за рулём его многолетнего "мерина", собранного в одно прекрасное лето, в далёкой молодости. Он "выстрадал"своего старого друга и не собирался его менять ни на что другое, по возможности, поддерживая жизнь под капотом верно служившего авто.
Не то чтобы его парни в сервисе не справлялись с ремонтом. Просто Илья жил механикой. Эксперименты с, казалось бы, несовместимыми деталями, проба новых запчастей, алхимия превращения груды железа в слаженно работающий механизм – вот что опьяняло его сильнее любого алкоголя. Восторг ребят, их удивление после удачной сборки – это было приятно. Но истинный кайф, сродни мощному выбросу адреналина после идеального секса, накрывал его самого, когда он чувствовал рождение железного шедевра под своими руками. Ощущение глубокого, почти тщеславного удовлетворения творца, подталкивало его вновь к новой сборке.
И сейчас, как раз был тот случай, когда он вёз новенький, неоново-зелёный мотоцикл к хозяйке-блогерше, звезде миллионов просмотров, гоняющей по Москве в глухой чёрной экипировке, идеально подчёркивающей каждую линию ее тела и фантастическую фигурку. Были моменты, когда она, благодарная за безупречный ремонт её "кормилицы", намекала на более личную форму оплаты. Илья не стал церемониться и свёл это к сексу без обязательств. Повторов он избегал, хотя она прозрачно намекала на пользу близости с таким высококлассным специалистом и мастером. В шутку это было сказано или нет, Илья вникать не стал. Ему было плевать.
По большому счёту, Илья влюблялся в своей жизни всего лишь дважды. Его первой любовью была новенькая, которая пришла к ним в одиннадцатом классе, переехав из другого города. Но она трагически погибла через полтора года в автокатастрофе на первом курсе университета. Поздней осенью она ехала в автобусе к бабушке. Пошёл первый снег и трассу замело в считанные часы. Водитель не справился с управлением. После того этой трагедии Илья захлопнулся, как раковина и долго не мог прийти в себя. Года два никого не подпускал к себе. Скатился до троек и, практически, бросил учёбу, пока однажды его взял к себе в ремонтную мастерскую преподаватель по машиностроению. Его слова тогда стали спасательным кругом, пробившим толщу отчаяния:
– Из любого дерьма тебя вытащит только хорошая сборка, Аверин.
– Даже если любимый человек слишком рано умер и оставил тебя заживо гнить без него ежедневно? – выдохнул Илья, глядя в пол.
– Из любого, Илья. Попробуешь бросить – в себя уже не придёшь. Потому что всё остальное либо незаконно, либо гробит здоровье, либо просто убьёт. – Отрезал препод, намекая на алкоголь и запрещённые вещества. – Многие сломались. Не будь одним из них.
Горькую правду этих слов Илья прочувствовал на собственной шкуре позже. После череды пустых связей, он впустил в свою жизнь Машу – рыжую особу, на три года старше, с выразительными зелёными глазами. И эта любовь стала разрушительной. Она забывала другого мужчину рядом с Ильёй, хоть и честно предупредила его с самого начала.
После их первого полугодового расставания Илья утонул. Пил все, что горело, курил так, что легкие стонали. Сервис, открытый на огромный кредит, был под угрозой банкротства. Отец-инвалид слёг от переживаний. И только когда того с инфарктом увезли в больницу в начале зимы, а за коммуналку платить стало нечем, лёд тронулся. Илья взялся за голову и немного стал входить в колею, схватившись за работу, как утопающий за соломинку.
Тогда его здорово выручил деньгами Роберт. Или просто Роб, как звали его все в сервисе. Случайное знакомство в баре, ставшее судьбоносным для них обоих. С того вечера они с Ильёй стали хорошими друзьями, коллегами и партнёрами по бизнесу. И если Илья знал толк в винтажных машинах, Роб больше специализировался на гоночных болидах, спорткарах и авто нового поколения. Он всегда был в курсе последних трендов и не упускал случая в любую свою свободную минуту освежить знания, просматривая и вычитывая тонны информации из мира машин.
Нельзя сказать, что Илья фаталист, но в то, что Роб появился в нужный момент в его жизни и принёс удачу, он твёрдо уверовал. Друг помог вылезти из долговой трясины, подпинывал и поддерживал Илью так, что после окончательного разрыва с Машей, он уже не пошёл в разнос, а начал брать много заказов и загрузился работой по самую макушку. Годы спустя Илья поймал себя на мысли, что не возненавидел Машу и не вычернул из сердца навсегда. Они даже пару раз пересеклись, когда она уже была замужем и родила дочку. И общение могло бы быть тёплым, если бы не её жутко ревнивый муж.
А сейчас, после стольких лет размеренной, практически бесцветной жизни, где работа заменила всё, время для него на перекрестке искривилось. Когда девушка подняла на него свои глаза – серые, как грозовое небо над морем – мир замер. Сердце Ильи ударило с такой силой о рёбра, что перехватило дыхание.
Его мысли сбивались, а пальцы на руле мотоцикла сжимались сильнее. Сама девушка казалась излучением спокойной уверенности и привлекательности. Это было какое-то волнение, как если бы он попал в нечто большее, чем просто встречу. Он смутно осознавал, что эта встреча – она не случайна. Это должно было быть началом чего-то важного, чего-то, что перевернёт всю его жизнь. Казалось, эти глаза видели его насквозь, знали всю его боль, всю его усталость. Они сами выглядели так, будто несли вселенское бремя.
А потом время сорвалось с цепи, несясь с головокружительной скоростью, и Илья, тридцатипятилетний мужчина, привыкший контролировать каждый винтик своей жизни, с запозданием, с почти физической болью осознавал: что-то необратимое, огромное и пугающе прекрасное только что случилось. Что он готов к новым, сбивающим с ног переменам.
Глава 2
Инга пребывала в неком тягучем трансе, находясь под действием успокоительного, которое ей вкололи уже после того, как Саша сам затолкал её в машину. Препарат обволакивал сознание сладковатой дымкой и оказывал странно приятное действие. Всё внутри неё будто затихло, притупляя страх перед мужем. Она дерзко открыла окно. Он заметил это, оторвавшись от телефона, но лишь презрительно хмыкнул и промолчал. Его взгляд был, как всегда, равнодушным. Видимо, Саша снисходительно дал ей иллюзию некой свободы. Насколько позволял, конечно, размер оконного пространства. Инга скривилась в подобии улыбки от мысли, что выпрыгнула бы сейчас спокойно. Точно! Просто прыгнула бы и ощутила, как воздух врезается в лицо. Только вот… он соскребет её с асфальта и соберет заново, как куклу Франкенштейна. Ещё и заставит горько пожалеть о своём необдуманном поступке. Это был бы последний шаг, последнее движение в её жизни. Да и уходить от него нужно с осторожностью, с максимально точным расчётом и с умом. Точнее не уходить, а раствориться в воздухе. Навсегда. С большим количеством денег, которые она крала годами и планомерно откладывала. Инга тщательно готовилась к тому моменту, когда исчезнет из его жизни бесследно. Этот день обязательно настанет. Всё должно быть сделано так, что он попросту не будет знать, как она испарилась. Как её следы растворились в воздухе. А потом он просто счёл бы её погибшей и не стал искать. Как сделал он с её отцом.
Она верила, что этот день придёт. Обязательно. Но её план был сложным. Слишком сложным. И она, глупая, не могла совсем избавиться от мысли, что как бы она ни пыталась, всё это будет бесполезно. Она снова окажется в его руках. Так или иначе. Зависимой. Он всегда был слишком сильным для неё. Всё равно он победит. Но этот день был её единственным шансом. Он был где-то рядом. Он приходил.
Инга резко вернулась к настоящему, когда её рука начала двигаться, живя собственной жизнью. Откуда-то внезапно вспомнились плавные движения кисти, которые она разучивала на танцах живота. Сколько она этого хотела! Сколько раз она смотрела на своё отражение в зеркале, развивая в себе это искусство, которое привносило в её жизнь хотя бы малую долю свободы. Она так любила их посещать, пока Саша не запретил. Муж не терпел этого. Танцы живота были ему чужды. Да и в принципе всё, что могло напоминать Инге о её прежней жизни, он запрещал. Спасибо, что хоть фитнес зал с камерой наблюдения оборудовал в их доме и разрешил приходить инструктору. Прямо как в клетке, но она не смела протестовать. Она была его. А его женщина всегда должна была быть рядом, но не слишком. Он ненавидел, когда она думала, что может что-то делать по своей воле. Поэтому она никогда ничего сама не решала. Ни в каком аспекте. Ничего своего. Даже покупка вещей с ним согласовывалась. Лишь бы Саше нравилось. Лишь бы не злить его в лишний раз. Лишь бы угодить.
Такая маленькая победа, как открытое окошко лишь ненадолго даст ей почувствовать себя человеком. И это было важно для неё. Его терпения и лояльности хватит минуты на две. Он, видимо, считал, что она его боится сейчас. Но ей под действием препарата было плевать. Инга всё ещё чувствовала в себе какое-то сопротивление. Лишь бы не терять себя. Лишь бы почувствовать в этих двадцати сантиметрах свободы всё, что ей когда-то было дано.
Инга безумно любила лето. Летом есть солнце и тепло. И особый сладкий запах, пробивающийся сквозь автомобильные выхлопы и промышленные выбросы. Ей в это время года пахло счастьем всегда. И оно врывалось сейчас в её окошко приятным ветерком, лаская лицо. Она представила, как загоняет его к себе. Он приятно просачивался сквозь пальцы и обдувал её красивое лицо. Инга прикрыла глаза, чтобы ощутить, как он щекочет кожу. На минуту она вспомнила, как это – быть живой. Это было так просто. И так несказанно близко. Словно окно могло быть её билетом в новую реальность. В ту, где никто её не контролирует. В ту, где она могла бы быть собой. Немного приблизив лицо к оконному проёму, Инга хотела насладиться этой поездкой перед тем, как будет заперта в золотой клетке, которую муж называл их домом. Александру позвонили и он о чём-то на повышенных тонах разговарил с человеком на том конце.
Какая-то тень закрыла собой солнце. Недовольно поморщившись, Инга открыла глаза. И замерла. На неё смотрел мужчина, сидевший на мотоцикле, как живое воплощение свободы. Визор был поднят. Он внимательно изучал Ингу своими выразительными сине-зелёными глазами, с оттенком морской бездны. Словно читал потаенные мысли. Волосы небрежно выбивались из под шлема, мощные бёдра обхватывали мотоцикл, а руки уверенно, но расслабленно лежали на руле. Он не отрывал взгляда от неё. Словно пытался запомнить её лицо. Словно… разговаривал с ней глазами. Словно… узнавал и говорил с ней без слов. Инга была настолько ошарашена этим взглядом, что перестала вообще слышать звуки. С каждым его взглядом она чувствовала, как собственная душа тянулась к этому мужчине, стремилась к нему, как птица к полёту.
Он подъехал поближе и захотел коснуться её руки, но Инга инстинктивно одёрнула её, тут же сожалея об этом. Она только заметила, как его глаза улыбались ей, будто она позабавила его этим жестом. Его глаза – они не могли быть просто случайностью. Он не просто смотрел. Он разговаривал с ней, хотя не произнес ни слова. Уголки её губ дрогнули, но она подавила ответную улыбку.
Машина резко рванула на зелёный свет. Александр, как всегда, рявкнул на неё, требуя, чтобы она закрыла окно. Инга не послушалась и, положив руку на кнопку стеклоподъёмника, долго смотрела чуть назад, следя за тем, как незнакомец едет рядом. Его мотоцикл – всё это было таким реальным и настолько ярким. Инга чувствовала, как её сердце бешено колотится. Взгляд его был с ней. Он что-то в ней видел. Это не было случайностью. Он запомнил её.
Головокружение только сейчас дало о себе знать. То ли последствия процедуры, то ли она как девчонка разволновалась от переглядываний, но её буквально парализовало. Будто тело только что придавило бетоном к сиденью. Инга не хотела упускать мужчину из виду. Он, совершенно не зная её смотрел так, будто ему есть до неё дело. Будто она не просто какая-то незнакомая девушка, а что-то значила. А та, которую он давно знает. Та, кто небезразлична ему.
Она его не знала, но всё было ясно. Он был другим. Тем, кто мог бы забрать её из этой клетки. Был её шансом. И он исчез. Она не успела. Окно закрыл водитель, снова отрезав её от внешного мира. Мотоциклист набрал скорость и рванул вперед с ревом, оставляя их позади. Затем скрылся за поворотом.
Ну вот и повеселилась. Уже гляделки с левыми мужиками приводят её в восторг.
Ну что за ерунда и десткое поведение?!
Инга горько усмехнулась и прислонилась лбом к стеклу, продолжая думать о том, что случилось только что. Он должен быть красивым. Иначе разрушит все её представления о мотоциклистах. В её воображении они всегда сильные, эффектные и свободные. А их двухколёсный друг только усиливает всё впечатление, заставляя каждое женское сердечко биться чаще. Надо было выпрыгнуть! Сесть позади, крикнуть: "Гони!"Поздно. Да и незачем. Успеет она ещё в другой, новой жизни накататься. Вся дорога была как кошмар. Инга закрыла глаза, пытаясь хотя бы на секунду забыть, что её жизнь превратилась в ад. Но из её мыслей не исчезал тот мотоциклист. Его взгляд. Свобода, которая была так близка.
Муж что-то спросил, Инга даже не поняла. Только исподлобья взглянула и отвела глаза.
– Ну-ну, девочка моя, не надо волчицей смотреть. Такое ведь бывает у вас. Хорошо, что муж твой достаточно денег имеет, чтобы быстро всё организовать, верно? – противная, шершавая ладонь Александра коснулась щеки Инги. Движение это вызвало у неё волну отвращения и она резко одёрнула голову в сторону, избегая дальнейших его касаний.
Сегодня она не выдержит всё это. По крайней мере, пока не отрубится под воздействием привычных доз снотворного в своей постели. Чтобы не чувствовать ничего. В том числе и его ненавистные прикосновения. Александр настроение Инги сразу понял и, неожиданно вцепившись в волосы на затылке, злостным тоном процедил:
– Будешь дальше убиваться из-за такого пустяка – урежу финансирование твоей матери. Шикует она в Италии чересчур. Ты поняла меня?! – встряхнул как следует, заставляя вскрикнуть от боли и повторил вопрос, – Поняла, спрашиваю?!
– Да, – на глаза навернулись слёзы.
– Умница. Вытри слёзы и не позорь меня больше. Каждый твой вздох, шаг и даже залёт я контролирую. Я тебе много раз говорил уже, ты принадлежишь мне. Отпускать тебя я не собираюсь. А ты за столько лет не смиришься никак, – ухмыльнувшись, Худяков добавил в конце, – счастье моё.
Снова это его издевательское "счастье моё".
Ни за что и никогда она не смирится. Не будет этого, пока она жива и дышит. Пусть сейчас она смертельно боится Сашу, боится за мать, но пытаться вырваться из его лап Инга не перестанет.
– Я ненавижу тебя…, – выдохнула она, впиваясь в него взглядом, полным лютой ненависти.
– Не преувеличивай, – тут же издевательским тоном прилетел ответ от Александра, – тебе не идёт быть королевой драмы.
Остаток дороги Инга дремала, прислонившись к окну. Только тупая боль внизу, ощущение пустоты, вывернутости наизнанку и сегодняшний нервный срыв после процедуры прерывания беременности, заставляли её вздрагивать иногда. Морально и физически – выпотрошенная курица. Саша решил проучить её и специально запретил вколоть медсестре успокоительное, когда в коридоре Ингу накрыла истерика. Но он вынужден был разрешить вколоть его перед поездкой, чтобы она не разнесла к чертям весь салон машины.
"Эта сволочь"как часто Инга называла своего супруга, с которым прожила в браке семь лет, обожал причинять ей боль любого характера, никогда не упуская возможности добить словами и внушая при любом удобном случае страх сделать её пожизненным инвалидом.
Сегодня Саша отнял у неё ещё и последнюю надежду – стать матерью. После этого Инга готова была уже смириться с чем угодно и даже хотела довести ситуацию до такой степени, чтобы Саша попросту закончил её мучения и убил собственными руками. Ему бы это легко сошло с рук. А её имя даже не вспомнили бы на следующий день. Он бы женился на очередном свежем "мясе"и продолжил ломать той жизнь. И ему, как обычно, ничего бы за это не было.
Худяков не был брошенным, отвергнутым или недолюбленным ребёнком, что хоть как-то могло бы объяснить его циничную жестокость. Родители у него были образованными, претендуя на элиту столичной интеллигенции. Рос он в достатке и комфорте, насколько позволялось тогдашним партийным шишкам. Такой мерзкий характер не стал следствием чего-то плохого, случившегося в далёком детстве или глубокой травмы и печальных событий. Он в своей жизни ни разу не испытывал потрясений или ужаса. Возможно, как раз наоборот, вседозволенность и пресыщенность всеми подарками судьбы, деньгами и готовностью близких служить каждому его капризу, сыграли свою роль в становлении еще неокрепшего ума и личности. Он всё слишком легко получал, ни за что не боролся и отлично умел манипулировать людьми. Да, власть и деньги быстро вскружили парню голову и бурная молодость прошла с парочкой замятых дел с изнасилованием молоденьких девушек из общей тусовки и многочисленными приводами. Но, прекрасно зная, что отец закроет глаза на всё это, ссылаясь на юность и на горячую кровь Саши и отмажет его из любого дерьма, он спокойно продолжал кутить дальше. Девушкам или их родителям затыкали рты деньгами, в органах всегда можно было подкупить очередную мелкую сошку. И им статистику не портить, и двухмесячную зарплату за ночь срубить.
Непутёвого сыночка "наказывали"отправкой на несколько месяцев за границу. Исправиться и подумать над своим поведением. Но всё сводилось к безудержному кутежу с местной золотой молодёжью, романами с красавицами, которые легко велись на богатенького парня и бесконечными опохмелом каждое утро. Девушки быстро сбегали, узнав его извращенные наклонности. Собутыльники исчезали, когда заканчивались деньги. После очередного позорного доклада отцу о приключениях Сашеньки заграницей, тот моментально возвращал сына обратно и начинал читать нотации в своём кабинете. Толку от этих лекций было столько же, сколько и ответственности у сыночка. Единственным мотиватором взяться за ум и что-то делать, стала угроза лишить наследства в пользу сестры и оставить его без гроша.
Так, Сашенька, ныне Александр Владимирович Худяков, стал обладателем липового диплома об окончании университета по специальности юриспруденция и стал правой рукой отца. А после развала страны, оказавшись в нужном месте, в нужное время, урвал себе жирный кусок разваливающегося нефтяного сектора. Можно сказать, ему попросту крупно повезло. Учитывая, что в одиночку холдинг он бы обанкротил быстро, Худяков выполнял роль номинального члена совета директоров, особо ничего не решая там и держался за свои акции мёртвой хваткой.
Амбиций он особо не имел и тихо довольствовался своей долей, но устранять грязно и по-тихому конкурентов случая не упускал. На сегодняшний день, к своим шестидесяти, он владел пятой частью акций холдинга и спокойно жил в своё удовольствие.
А удовольствий этих у него было всегда до кучи. Сначала вереница любовниц, готовых на всё и даже на беременность, лишь бы их не отрывали от кормушки. Выдержала лишь одна. Но успела надоесть ему. Не хватало ему нерва. И в них не было ледяной неприступности, которую он жаждал с большой радостью ломать. Не тянули они на ту соблазнительную пигалицу, которая нос от него воротила и брезгливо отворачивалась.