Тень Матери. Путешествие из драматического треугольника

– А если представить цвет, вес, возможно запах? – я попыталась означить тревогу.

– Ну оно такое серое, не очень тяжелое, запах гари может быть такой.

– Хорошо, давайте теперь попробуем его назвать, если бы у него было имя, то какое?

– Ну, наверное, это какая-то ошибка, фатальная ошибка, или какой-то сбой.

– Выберите одно название и скажите, какое оно, назовите пару прилагательных.

– Это фатальная ошибка, нагоняющая страх.

– А что она делает, дайте пару глаголов.

– Она забирает энергию, наводит апатию, поглощает.

– Теперь я с ней поговорю, попробуйте отвечать от ее лица. Скажи пожалуйста, фатальная ошибка, зачем ты пришла к нему?

– Чтобы забирать и питаться его энергией, – отвечает он как бы за этот образ.

– Хорошо, фатальная ошибка, в какие моменты ты приходишь к нему и забираешь его энергию?

– Тогда, когда он идет не по тому пути.

– А зачем ты приходишь и чего ты от него хочешь?

– Чтобы он жил правильно, не творил всякую ерунду и занимался делами. Когда я это вижу, я прихожу и забираю энергию, чтобы он ее туда не тратил.

На этом мы остановили практику, и он очень сильно задумался. Когда делаешь подобные практики и разговариваешь вместе со специалистом с чем-то производным от тебя, будь то симптом или негативное чувство, получается отделить рациональное от эмоционального. Потому что когда человек охвачен этими состояниями, трудно понять, что происходит с тобой на самом деле.

В этот момент, конечно, его осенило, и стало ясно, что делать, чтобы тревога эта к нему не приходила. Но это оказалось лишь иллюзией. Он в точности воспроизвел все ощущения своего детства и даже слова, которые говорила ему мама – «чтобы ты больше не нарушал и делал только, то позволено». Это было то, что говорила она ему, когда била. Эта тревога и есть его внутренняя мать, которой он охвачен. Она сейчас далеко, он уже не в ее утробе, и уже даже и не живет с ней. Но она магическим образом как бы обнимает его вот этим облаком тревоги, и он продолжает нарушать законы, уже не важно какие чтобы просто продолжать чувствовать ее присутствие.

***

Удовольствие – большая тема, которая касается взаимоотношений с матерью в раннем детстве. Все условия, созданные ею в детстве, будут снова и снова воссозданы во взрослой жизни. И отношение к себе, та самая пресловутая любовь к себе, будет отражением ее отношения к вам.

Когда мы от нее отделяемся в период рождения, мы не понимаем, что что-то, что было нами, вдруг отделилось. Тот дикий страх и страдание сопровождает эту потерю. Мама – как наш мир, определяет наш комфорт или дискомфорт на раннем этапе жизни. И все, что она делает – это для нас уже любовь. Тут на самом деле это слово «любовь» я применяю не в том общепринятом варианте, в котором ее принято воспринимать, с позитивной точки зрения. Здесь «любовь» – скорее о том, что только в будущем будет в будущем определено как любовь, и вот это, на мой взгляд самое важное. Эти отношения с матерью являются основой того, что будет восприниматься человеком как любовь и удовольствие. Если она создает дискомфорт – значит в будущем человек все время будет сталкиваться с непониманием, почему вся жизнь какая-то дискомфортная, почему всегда обувь не такая, все время что-то жмет или вечно нет времени купить вообще себе что-то удобное и доставляющее радость. Квартира не та, машина не та, работа не та… Многие даже ловят себя на мысли, что то пространство, в котором они живут может быть очень захламлено или постоянно не убрано, грязно, но им нормально в этом существовать. И я часто слышу такие рассуждения и вопросы к себе: «Почему, я на самом деле восхищаюсь красотой интерьеров, и люблю ухоженные квартиры, но для себя мне как-то то некогда, то не хочется и в итоге и так нормально…» Это все идет от матери: она создает определенную атмосферу, в которой у ребенка формируется определенное внутреннее состояние. И на протяжении всей жизни, по какому бы пути он не пошел, это ощущение будет пронизывать его жизнь тонкой нитью пуповины, соединяющей их. Эта та самая тонкая невидимая связь, которая нужна человеку, чтобы понимать, что он не один, чтобы быть в том же состоянии, в котором удалось выжить. А значит, любое другое даже более позитивно окрашенное ему неизвестно и пугает.

Религия

Однажды ко мне обратилась девушка Инна 34 лет с проблемой невозможности отпустить обиды на маму и постоянный поиск ее одобрения. На вопрос, как это мешает ей жить, развиваться, радоваться, она не смогла ответить, сказав только, что наверняка есть какая-то жизнь без всего этого, где по-другому. Причем на мой вопрос: «А как именно по-другому?», она также затруднялась ответить. В терапии выяснилось очень много интересного. Психика этой девушки все время искала пути преодоления сепарации, хоть и не на физическом, так как она еще вынуждена была видеть маму каждый день, но на ментальном уровне.

Ее беспокоил один вопрос по смене религии и начала она так: «Я не знаю, что мне делать. Мне бы хотелось сменить православную религию на католическую, и уже подошла к крещению в новой вере, хожу на специальные курсы подготовки, где с нами раз в неделю встречается священник и знакомит нас с их верой. С тем, что нужно и важно делать и так далее. Но очень странно то, что у меня появился какой-то ступор, мне стало тревожно, а почему именно – не могу понять, я ведь этого так хотела!»

Когда я спросила: «А что бы дало тебе такого важного католичество, чего не было в православии», она ответила: «Я просто чувствую себя очень неловко, когда на службе нужно вставать в определенное время и нельзя садиться, когда я хочу. И если я вдруг сяду или еще нарушу какое-либо правило, которое я даже и не понимаю, то буду в чем-то виновата и буду снова неловко себя чувствовать…»

– Так чем же тебя привлекло само католичество? – спросила я.

– Тем, что там есть свобода действий, там можно сидеть и каждое правило объяснено, я могу чувствовать себя там свободно и приходить тогда, когда я хочу, например. Ах да, я вспомнила, совсем недавно теплый и принимающий священник, сказал, что нужно приходить будет регулярно каждую неделю, потому что это и будет знаком веры. А я хочу приходить только тогда, когда я хочу. Вдруг в какой-то момент у меня поменяются планы или еще что-то, я снова буду думать, что я в чем-то виновата и теперь мне неловко и стыдно.

– Так священник же сам сказал, что можно ходить тогда, когда хочешь. Что он говорил про эти правила, расскажи, пожалуйста, поподробнее?

– Ну вообще, он говорил, что если ходить как бы себя принуждая, потому, что надо, то это не вера. Вера – это то, что внутри, а вот эта показушность, это не про нее. Вот точно так он и описал, – припоминая, ответила она.

– Так в чем тогда проблема? Тебя разве лишает кто-то этой свободы выбора? Он же прямо так и сказал, о том, что фанатизм – это не вера. А ты как раз от того ощущения несвободы, которое давала тебе другая религия и ушла, – попыталась я вернуть ей ее же слова.

– Точно, он ведь так и говорил, тогда зачем он сказал про раз в неделю? Да, наверное, он просто говорил о правилах и о фанатизме, пытался это разделить, и я почему-то запомнила это как обязательно, хотя самого слова «обязательно» там вроде и не было…

История, наглядно показывающая, как идет активное отделение от чувства связывающей несвободы. Она рассказывала еще в самом начале о своей доминирующей манипулирующей по сей день матери. О том, как ей тяжело с ней общаться, и она до сих пор ездит на ее огород летом. Как и в детстве она не может отказать, и это чувство скопившегося напряжения от того, что есть просто какие-то правила, которым она не может противостоять – довлеют над ней. Пытаясь хоть как-то освободиться, она проецирует это на религию и находит способ убежать. Ведь религия – это тоже то самое чувство, что над тобой кто-то есть, кто возможно руководит твоей жизнью и, кто вообще ее дал, а значит вправе как-то влиять глобально на твою жизнь. Я описываю здесь именно ее ощущения, не хотелось бы задевать чувства верующих, ощущение клиентки и ее восприятие может сильно отличаться от того, что на самом деле происходит в той или иной вере.

Но посмотрите, какой потрясающий парадокс: если новая религия – это та самая принимающая, безусловно любящая мать, которой ей и не хватало, то в новой религии, где она сполна бы смогла ощутить это, она снова нашла свою довлеющую над ней мать в виде этих правил. То, о чем она говорила – тот самый блок, когда она услышала то, чего не было на самом деле в разговоре со священником. Для себя она услышала свод жестких правил. И можно было бы это назвать просто страхом снова оказаться в таком положении. Однако я склонна предположить, что это достаточно поверхностное суждение. Она именно ищет снова и снова те жесткие правила, где она снова будет чувствовать тот же страх и напряжение, которое она испытывала в детстве с матерью, чтобы переживать эту связь. Дело в том, что её нынешний образ жизни ей понятен, а новое, свободное и принимающее пространство, как и безусловная любовь, – это нечто неизведанное. Неизвестное всегда пугает, нагоняет ужас, каким бы оно ни было.