Комары

– Да нет, я, право… – в смятении возразил мистер Талльяферро.

Чужак вновь его перебил:

– На всей Господней земле нет ничего лучше «Ротари». Мистер Фэрчайлд дал мне понять, что вы член клуба, – упрекнул он в новом приступе холодных подозрений.

В рассуждении все отрицать мистер Талльяферро скорбно заерзал. Собеседник заставил его опустить взгляд, после чего извлек часы.

– Вот так так. Мне пора бежать. У меня весь день по распорядку. Вы удивитесь, сколько времени можно сберечь, экономя тут и там по минутке, – поделился он. – И…

– И куда вы их потом? – спросил Фэрчайлд.

– Простите, не понял.

– Вы тут и там сэкономили по минутке, набралась внушительная куча – куда вы их потом деваете?

– …Если всякой задаче назначать срок, энергии вкладываешь больше; тогда взлетаешь на вершину на всех, так сказать, парах.

Капля никотина на кончике языка убивает собаку, про себя усмехнулся Фэрчайлд. А вслух сказал:

– Наши предки свели заработок к притчам. Но мы их обошли: мы само бытие свели к фетишам.

– К односложным словам, которые хорошо смотрятся крупным красным шрифтом, – поправил его семит.

Чужак пропустил все это мимо ушей. Полуобернулся на стуле. Помахал официанту в спину, а потом щелкал пальцами, пока не привлек его внимание.

– Вот в чем беда этих второсортных забегаловок, – заметил он остальным. – Без огонька работают, непродуктивно. Счет, пожалуйста, – резко распорядился он.

Херувим склонился к ним.

– Вам понравился ужин? – предположил он.

– Да-да, нормально. Принеси счет, Джордж, будь любезен.

Официант замялся и оглядел остальных.

– Да не надо, мистер Бруссар, – поспешно сказал Фэрчайлд. – Мы пока не уходим. Мистеру Хуперу надо успеть на поезд. Вы мой гость, – обратился он к чужаку.

Тот для порядка возмутился; предложил звонкую монету, но Фэрчайлд повторил:

– Вы сегодня мой гость. Жаль, что вы спешите.

– Я не местный, у меня досуга нет, – пояснил тот. – Мне надо быть в тонусе. – Он поднялся и пожал руки всем по кругу. – Рад был познакомиться, ребята, – каждому по очереди сказал он.

Левой рукой он пожал локоть мистеру Талльяферро, из правой не выпуская его кисти. Официант принес чужаку шляпу, и тот эффектно вручил ему полдоллара.

– Будете в нашем городке… – заверил он Фэрчайлда, напоследок задержавшись у стола.

– А то, – сердечно согласился тот, и все снова сели.

Какой-то миг припозднившийся гость топтался у двери, а затем рванул вперед с криком: «Такси! Такси!» Каковое провезло его три квартала и выгрузило перед отелем «Монтелеоне»[10], где он приобрел две завтрашние газеты и час клевал над ними носом в вестибюле. После чего поднялся в номер и лег в постель, где продолжал таращиться в газеты, пока от чистейшего идиотизма печатного слова сознание не оставило его.

6

– Итак, – промолвил Фэрчайлд, – пусть это послужит вам уроком, молодые люди. Вот до чего доводит вступление в клубы – сама эта привычка. Как начнешь вступать в клубы да ложи, распадаются самые фибры души. По молодости вступаешь, потому что там провозглашают высокие идеалы. В таком возрасте, знаете ли, в идеалы веришь. И это еще ничего, если почитаешь их просто за идеалы, а не за руководство к действию. Но время идет, ты вступаешь и вступаешь, между тем стареешь, успокаиваешься, умнеешь, а верить в идеалы – вообще дело хлопотное, и ты подстраиваешь под них свою жизнь, свое общение с людьми. Из идеала лепишь поведение, и тогда это уже не идеал, а сам ты – нарушитель общественного порядка.

– Если человека раздражают фетишисты, это его вина, – сказал семит. – Нынче в мире довольно всякого-разного, примыкай куда хочешь.

– Высоковата цена за иммунитет, – возразил Фэрчайлд.

– Пусть это тебя не тревожит, – отвечал ему собеседник. – Ты-то уже расплатился.

Мистер Талльяферро отложил вилку и пробубнил:

– Надеюсь, он не обиделся.

Фэрчайлд усмехнулся.

– На что? – спросил семит.

Они с Фэрчайлдом добродушно воззрились на мистера Талльяферро.

– На шуточку Фэрчайлда, – объяснил тот.

Фэрчайлд рассмеялся:

– Боюсь, мы его разочаровали. Он, должно быть, не только не поверил, что мы богема, но даже сомневается, что мы художники. Вероятно, ждал, что его как минимум поведут ужинать в студию неженатой пары и вместо еды предложат гашиш.

– И его станет соблазнять девица в оранжевом платье и без чулок, – замогильным тоном вставил призрачный юнец.

– Да, – сказал Фэрчайлд. – Только он не поддастся.

– Конечно, – согласился семит. – Но, как любой христианин, будет рад возможности отказаться.

– И то верно, – признал Фэрчайлд. И добавил: – Он, наверное, считает, что если не бодрствуешь до зари, не надираешься и никого не совращаешь, незачем и художествовать.

– И что хуже? – буркнул семит.

– Да бог его знает, – отозвался Фэрчайлд. – Меня никогда не совращали… – Он хлюпнул своим кофе. – Но не он первый надеялся на совращение и был разочарован. Я где только не жил, все открыв нараспашку, и каждый раз оставался неосквернен. Эй, Талльяферро?

Мистер Талльяферро опять робко поерзал. Фэрчайлд поджег сигарету.

– Ну, то и другое пороки, и сегодня мы все наблюдали, до чего доводит неподвластный человеку порок – а под пороком я разумею любой естественный порыв, который сильнее тебя, вот как стадный инстинкт у Хупера. – Он помолчал. И опять усмехнулся: – Я так думаю, Господь наблюдает репризы Своих добровольных американских помощников и пугается.

– Или забавляется, – уточнил семит. – Но почему только американских?

– Потому что наши репризы гораздо комичнее. В других странах вроде как допускают мысль, что Бог – не ротарианец, не брат Лосиной ложи[11] и не бойскаут. Мы – ни в какую. А любые убеждения пугают, если смотреть на них в лоб.

Подошел официант с сигарной коробкой. Семит взял себе сигару. Мистер Талльяферро, чинно поспешая, завершил ужин. Семит сказал:

– Мой народ родил Иисуса, ваш его крестил. И с тех самых пор вы пытаетесь выдворить его из своей церкви. Вы почти добились своего – и посмотрите, что́ заполняет пустоту. Вы считаете, ваш новый идеал, это добровольно-принудительное Служение, которого никто не просил и не заказывал, лучше прежнего идеала смирения? Нет-нет, – не дал он собеседнику заговорить, – не в рассуждении плодов. От духовных махинаций человечества внакладе не остается лишь крошечное меньшинство, которое в процессе тренирует эмоции, или ум, или тело, но пассивному большинству, ради которого затеяли крестовый поход, никогда не достается ничего.

– Катарсис через перистальтику, – пробормотал белокурый юнец, лелеявший свою репутацию остроумца.

– Так ты, значит, против религии? – сказал Фэрчайлд. – То есть в общем смысле?

– Ни в коем случае, – ответил семит. – Общий смысл у религии один – она должна приносить одинаковое благо максимальному числу людей. А универсальное благо религии в том, что она воскресным утром выгоняет детей из дома.

– А образование выгоняет их из дома пять дней в неделю, – заметил Фэрчайлд.

– Тоже правда. Но в эти дни я и сам отсутствую: меня образование выгоняет из дома шесть дней в неделю.

Официант принес мистеру Талльяферро кофе. Фэрчайлд снова закурил.

– То есть, по-твоему, таково единственное достоинство образования? Оно просто не дает нам сидеть по домам?

– А ты назови другой общий результат. Оно не делает нас всех храбрыми, или здоровыми, или счастливыми, или мудрыми – оно даже не помогает нам сохранять брак. Собственно, получить современное образование – все равно что жениться с бухты-барахты и потом до конца своих дней выжимать из этого хоть какую-то пользу. Я не против образования, ты пойми. Я не считаю, что от него много вреда, – оно разве что делает нас несчастными и неприспособленными к труду, а этим боги прокляли человека еще прежде, чем узнали про образование. И если не образование, так что-нибудь другое – не лучше, а то и хуже. Нужно же человеку чем-то себя занимать.[12]

– Но вернемся к религии. – («К вечному духу протестантскому», – тихо просипел юный блондин.) – Ты имеешь в виду какую-то конкретную религию или в целом учение Христа?

– А он-то тут при чем?

– Ну, считается, что он, уж не знаю чем руководствуясь, создал некое религиозное направление.

– Считается, что, дабы вычислить причину, потребно следствие. А человеку свойственно валить промашки возраста и своей природы на то или тех, кто слишком далеко, или не слышит, или слаб и не может противиться. Но ведь ты, когда говоришь «религия», имеешь в виду конкретную секту?

– Да, – согласился Фэрчайлд. – Я всегда подразумеваю протестантизм.

– Который хуже всех, – сказал семит. – Для воспитания детей. Отчего-то человек может быть католиком или иудеем и при этом религиозным, сидя дома. Но протестант, сидящий дома, – всего лишь протестант. По-моему, протестантизм изобрели сугубо для того, чтобы заполнить наши тюрьмы, и морги, и камеры предварительного заключения. Я о самых бешеных его симптомах, особенно в мелких поселениях. Как мальчики-протестанты проводят воскресные дни в захолустье, когда им отказано в бейсболе и прочих естественных, мышечных способах выпустить пар? Они убивают, они избивают, и воруют, и жгут. Ты замечал, как много подростков страдают от нечаянных огнестрельных ранений по воскресеньям, сколько пожаров в амбарах и сараях случается воскресными вечерами?

Он умолк и аккуратно стряхнул сигарный пепел в кофейную чашку. Мистер Талльяферро, узрев просвет, откашлялся и заговорил:

– Я, кстати, видел сегодня Гордона. Пытался залучить его завтра к нам на яхту. Он, скажем так, не в восторге. Хотя я заверил его, что мы все будем ему рады.

– Да он, я думаю, поедет, – сказал Фэрчайлд. – Он же не дурак отказываться. Она несколько дней будет его кормить.

– Он за свое пропитание заплатит втридорога, – сухо заметил семит. И, отвечая на взгляд Фэрчайлда, пояснил: – Гордон еще не вышел из подмастерьев. Ты-то уже.

– А, – ухмыльнулся Фэрчайлд. – Да, меня она, пожалуй, исчерпала. – И обернулся к мистеру Талльяферро: – Она его навещала? Втюхивала ему эту поездку лично?

Мистер Талльяферро спрятал свой легкий ретроспективный конфуз за подожженной спичкой:

– Да. Заходила сегодня под вечер. Я был у него.

– Какая умница, – похвалил семит, а Фэрчайлд с интересом переспросил:

– Правда? И что Гордон?

– Ушел, – кротко сообщил мистер Талльяферро.

– Сбежал от нее, ась? – Фэрчайлд коротко переглянулся с семитом. Засмеялся. – Ты прав, – признал он.

И снова засмеялся, а мистер Талльяферро сказал:

– Надо бы ему поехать. Я подумал, может, – робко, – вы бы помогли мне его уломать. Вы же будете с нами, а ваше… э… прочное положение в творческом мире…

– Не, пожалуй нет, – решил Фэрчайлд. – Если надо переменить человеку мнение, от меня толку мало. Я, пожалуй, вмешиваться не буду.

– Однако, – не отступил мистер Талльяферро, – эта поездка правда поможет его работе. И, кроме того, – вдохновенно прибавил он, – тогда у нас будет полный состав. Романист, художник…

– Меня тоже позвали, – замогильно вставил юный блондин.

Мистер Талльяферро принял его в общий круг с покаянной многословностью:

– Ну разумеется, поэт. Я как раз собирался упомянуть вас, дорогой друг. Даже два поэта, еще Ева У…

– Я – лучший поэт Нового Орлеана, – с замогильной воинственностью перебил тот.

– Да-да, – поспешно согласился мистер Талльяферро, – и скульптор. Понимаете? – обратился он к семиту.

Тот встретил его настойчивый взгляд благодушно, ничего не сказав. К нему повернулся Фэрчайлд.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

…стареющая, но все еще красивая куртизанка… – Это сравнение Фолкнер уже использовал в очерке «Турист» («The Tourist»), вошедшем в цикл «Новый Орлеан» («New Orleans») и опубликованном в The Double Dealer (январь – февраль 1925). (примечание переводчика)

2

Весна позади, жесточайшие месяцы – жестокие месяцы… – Цитируется первая строка поэмы Томаса Стернза Элиота «Бесплодная земля»: «Апрель жесточайший месяц, гонит / Фиалки из мертвой земли…» (перевод Сергея Степанова). (примечание переводчика)

3

…Эндрю Джексона – несерьезную статую, что оседлала застывший грандиозный прыжок кудрявой лошади… – Фраза позаимствована из очерка Фолкнера «Из Назарета» («Out of Nazareth»), опубликованного в The Times-Picayune 12 апреля 1925 года. Памятник генералу Эндрю Джексону (1767–1845), седьмому президенту США (1829–1837), чья политическая философия стала основой платформы Демократической партии США (старого образца), поставили на площади в 1856 году; это копия вашингтонской скульптуры, созданной Кларком Миллзом (1815–1883) и поставленной в 1853 году, в честь 38-й годовщины победы Джексона в битве с британцами за Новый Орлеан (1815), которая завершила англо-американскую войну 1812–1815 годов. Джексон носил прозвище Старый Гикори, нередко фигурирующее в тексте далее, – оно происходит от орехового дерева гикори, оно же кария; это род деревьев с очень прочной древесиной и съедобными орехами (в частности, пеканом). (примечание переводчика)

4

…к долгому и ненавязчивому зданию Понтальбы и трем шпилям собора… – Здания Понтальбы – два четырехэтажных здания красного кирпича, с двумя галереями, построенные на площади Джексона в 1849–1851 годах Микаэлой Леонардой Антонией де Альмонестер Рохас и де ла Ронде, баронессой Понтальбой, креольской аристократкой и застройщицей, парижской резиденткой, которая оставила неизгладимый след в истории Нового Орлеана. Шервуд Андерсон с женой жили в квартире в одном из зданий Понтальбы. Рядом с площадью стоит католический кафедральный собор Святого Людовика, один из старейших в США.

5

…пока уста наши не засыплет прах. – Аллюзия на «Рубайат» Омара Хайяма в переводе Эдварда Фицджеральда:

Все мудрецы, которые в векахТак тонко спорили о Двух Мирах,Как лжепророки свергнуты; их речьРазвеял ветр, уста засыпал прах.(Перевод Осипа Румера)

(примечание переводчика)

6

…в чем ее смысл, мистер Гордон? – Смысла нет… – В тексте растворена нередко фигурирующая у Фолкнера цитата из «Макбета» Уильяма Шекспира (акт III, сцена 2): «A tale told by an idiot, full of sound and fury, signifying nothing» («Это – повесть, рассказанная дураком, где много и шума и страстей, но смысла нет», перевод Михаила Лозинского). Из нее же, по версии некоторых критиков, одолжен «дурак», фигурирующий во вступлении к роману, а впоследствии, разумеется, и название романа «Шум и ярость» («The Sound and the Fury», 1929). (примечание переводчика)

7

…дрейфовала к западу… тот человеческий порыв, который некто Хорэс Грили свел к лозунгу столь убийственно удачному, что ему самому руководствоваться им не пришлось. – Имеется в виду призыв «Отправляйся на запад, молодой человек», который был популяризован (и, вероятнее всего, впервые сформулирован) нью-йоркским не очень удачливым политиком, но успешным издателем, основателем газеты New-York Daily Tribune (с 1866 года – New-York Tribune) Хорэсом Грили (1811–1872). (примечание переводчика)

8

…он свернул к «Бруссару». – «Бруссар» в 1920 году открыли креольский шеф-повар Жозеф Бруссар и его жена Розали Боррелло, дочь портного, который жил и держал ателье в здании будущего ресторана на Конти-стрит вблизи Бурбон-стрит (Конти-стрит, 819). Жозеф Бруссар был большим поклонником Наполеона – по традиции, всякий раз, когда клиент заказывал коньяк «Наполеон», официанту полагалось отдавать честь деревянной статуе Наполеона во дворе. (примечание переводчика)

9

Вы же вроде бы говорили, что этот… джентльмен – член «Ротари»? – «Ротари» (Rotary International, с 1905) – международная внерелигиозная и внеполитическая благотворительная организация, состоящая из тысяч местных «Ротари-клубов», которые объединяют предпринимателей, лидеров местных сообществ и прочих влиятельных лиц. Согласно уставу, клубы занимаются гуманитарными и образовательными проектами, полагаясь на принцип совместного служения на благо общества. (примечание переводчика)

10

…провезло его три квартала и выгрузило перед отелем «Монтелеоне»… – Гранд-отель «Монтелеоне» (Роял-стрит, 214) был открыт в 1886 году сапожником Антонио Монтелеоне и очень быстро стал городской культурной достопримечательностью. В 1929 году там провели медовый месяц Уильям Фолкнер и Эстелл Олдем (1897–1972), его подруга юности и большая любовь, которая поначалу предпочла ему другого, но затем развелась и вышла замуж за него. (примечание переводчика)

11

…Бог… не брат Лосиной ложи… – Лосиная ложа (Благотворительный и защитный орден лосей, Benevolent and Protective Order of Elks, с 1868) – американское благотворительное, религиозно и патриотически окрашенное братство, которое, помимо прочей своей деятельности на благо общества, покровительствует ветеранам. (примечание переводчика)

12

Нужно же человеку чем-то себя занимать. – Из этих же соображений Оскар Уайльд устами леди Брэкнелл в «Как важно быть серьезным» рекомендовал мужчинам курить: «Вы курите?.. Рада слышать. Мужчине нужно иметь какое-нибудь занятие» (перевод Валерия Чухно). (примечание переводчика)