Гора из черного стекла

– Я скинул ему часть его долга, – мрачно пояснил Дель Рей. – Он мне должен. В Дракенсберг поездом не доедешь, по крайней мере в ту часть гор.

– Можно было взять напрокат что-нибудь получше. У тебя ведь есть кредитная карточка?

Рени забрала кредитку Джозефа, что сильно уязвило его. Но она поставила ультиматум – раз она должна кормить семью и оплачивать счета, она не собирается тратиться на выпивку для его, как она называла, «ленивых пьяниц-друзей».

– Нет, я не могу взять машину напрокат, – .отрезал Дель Рей. – Все мои карточки аннулированы. Не знаю, кто это сделал, может, Долли, а может те типы, что гонялись за мной. У меня ничего нет, черт бы все подрал! Я потерял работу, дом…

Он замолчал, сердитое выражение лица сильно старило его. Джозеф почувствовал мрачную радость.

Они выехали на шоссе номер три и благополучно влились в поток транспорта. Дождевые тучи ушли, и небо очистилось. Джозеф не видел того черного фургона, вообще ни одного фургона, все машины рядом с ними были легковыми, кроме нескольких длинных грузовиков. Он слегка расслабился. Как раз настолько, чтобы снова почувствовать потребность выпить. Джозеф поискал музыку на приемнике и нашел программу танцевальной музыки. Поспорив с Дель Реем насчет громкости, он наконец откинулся в кресле.

– Почему ты порвал с Рени? – поинтересовался он. Дель Рей посмотрел на него и не ответил.

– Или это она тебя оставила? – с ухмылкой спросил Джозеф. – Тогда ведь у тебя не было таких хороших костюмов.

– Теперь у меня опять их нет, – Дель Рей глянул на свои мятые брюки, потемневшие на коленях и заляпанные грязью. – Я с ней порвал. Я ее оставил. – Он сердито посмотрел на Джозефа: – А тебе-то что, ты меня никогда не любил.

Джозеф кивнул, он был вполне доволен.

– Не любил, ты прав.

Дель Рей явно хотел сказать что-то нелицеприятное, но не стал. Он снова заговорил, как бы обращаясь к третьему собеседнику, который может ему посочувствовать:

– Честно говоря, я не знаю, почему мы разошлись. То есть все было правильно, так это казалось. Мне думается, что… Я просто… Я еще не созрел тогда для семейной жизни.

– О чем ты говоришь? – покосился на него Джозеф. – Никакой семьи она не хотела. Она хотела учить в университете всю эту дребедень.

– У нее был ребенок или все равно что был. Я не хотел быть отцом.

– Ребенок? – Джозеф весь напрягся. – О чем ты говоришь? У моей Рени не было детей!

Но внутренний голос всполошился:

«Может, ты все просмотрел? Сколько времени прошло со смерти ее мамы, сколько времени ты пил беспробудно?»

– Сам мог догадаться, – пояснил Дель Рей. – Я говорю о твоем сыне Стивене, брате Рени.

– Что за чушь?

– Рени была все равно что его мать. Чаше всего тебя не было дома. Она одна его воспитывала, как своего ребенка. Вот к этому я не был готов – завести сына, когда я сам был еще мальчишкой. Я испугался.

Джозеф расслабился.

– А, это Стивен. Ты имел в виду Стивена.

– Да, – сказал Джозеф саркастически. – Просто Стивена.

Джозеф смотрел на холмы, проплывающие мимо, пригороды Дурбана были для него как другой континент, он мог лишь догадываться, как люди здесь живут. Все верно. Рени пыталась заменить Стивену мать. Ну и что, такова женская натура. Джозеф здесь ни при чем, Он должен был зарабатывать деньги, чтобы у детей была еда. А когда он не смог больше работать, разве он в том виноват?

Он вздрогнул, вспомнив Стивена на больничной койке – бледная тень под пластиковым тентом. Джозеф наклонился вперед и снова начал бесцельно крутить приемник. Он не мог поверить, что это тот самый мальчик, который залез на дерево и Порт Элизабет и ни за что не хотел слезать, пока не найдет обезьянье гнездо. Легче думать, что это два разных ребенка – настоящий Стивен и мерзкий самозванец в кровати, свернувшийся, как дохлое насекомое.

Когда его жена Ивонна лежала в ожоговой палате и ее глаза постепенно гасли, он так хотел найти способ и отправиться за ней, чтобы вернуть ее в мир. Ему казалось, что он смог бы сделать абсолютно все, рискнуть всем, вытерпеть любую боль, чтобы найти ее и вернуть. Но он ничего не мог сделать, и эта боль была самой страшной, страшнее, чем он мог вообразить. Пить? Если бы в океане было вино вместо воды, он бы выпил его весь от берега до берега, чтобы ушла эта боль.

А разве Рени не делает это же – она отправилась за Стивеном, чтобы найти его и вернуть, хотя надежда очень мала?

Когда они обогнали грузовик и выехали на другую полосу, утреннее солнце ослепило его, у Джозефа закружилась голова. Подумать только, сколько в ней любви, выросшей из печали, ее зеленые побеги бегут вверх по старому ветхому стволу. Будто его тайные мысли у постели умирающей жены каким-то чудом передались Рени без слов. Это была тайна, великая и ужасная тайна.

Джозеф молчал довольно долго, что очень устраивало Дель Рея. Из приемника доносилась живая ритмичная музыка, как раз, чтобы отогнать заботы. Дурбан исчез позади, скрывшись в предвечернем тумане.

Они подождали две минуты после того, как старенький седан Гилберта отъехал от склада, и вышли из черного фургона.

Три человека – два черных и один белый, очень проворные. Один засунул карту в щель входной двери, игнорируя контроль руки. Они молча поднялись по лестнице. Им понадобилось несколько минут, чтобы найти дверь офиса Слона.

Черный приклеил сосуд в форме молотка к двери прямо над ручкой, все трое отступили. Взрыв направленного действия сжег электронный замок, но им пришлось дважды наваливаться на дверь, прежде чем она распахнулась.

У Слона была связь с камерой слежения безопасности складов, поэтому у него имелась минута на то, чтобы сбросить память системы (только оперативную память, потому что ее содержимое было продублировано на разных узлах и под разными кодами) и заменить ее на тщательно подобранную, абсолютно законную информацию. Когда трое вломились в комнату, он сидел спокойно, руки на столе, а на его круглой физиономии было написано возмущение оскорбленной невинности.

Все было бы хорошо, если бы это был летучий отряд Комитета ООН, как думал Слон. Но Клеккер и партнеры занимались совсем другими делами, к тому же, к несчастью Слона, у них был совершенно другой образ действий.

Они успели сломать ему пару пальцев, прежде чем он успел сказать, что полон желания поделиться любой информацией о своих недавних посетителях. Слон сразу понял, что с ними невозможно торговаться, поэтому он и не пытался. Он признал, что информация, которая была нужна Дель Рею Чуме и его другу, была общедоступна, любой хакер с достаточными навыками мог ее предоставить. Карты Дракенберга. Все, что получили от него Дель Рей и старик, – это информация о брошенной военной базе под названием «Осиное Гнездо». Информация была сброшена с системной памяти, но он будет счастлив снова найти ее и предоставить новым посетителям.

Клеккер и партнеры уже допустили ошибку, решив что пожилая женщина по имени Сьюзен Ван Блик не переживет нападения на ее дом. Но она пережила, хотя и не надолго. Эту ошибку нельзя повторять. Два выстрела из мелкокалиберного оружия в затылок не дали много крови, тем не менее красная лужица медленно растекалась по столу под головой Слона. Но прежде они получили все, что хотели. Один из них приостановился в дверях, чтобы побрызгать в комнату воспламеняющим аэрозолем. Трое спускались по лестнице быстро, но без спешки.

Фургон отъехал на полкилометра, прежде чем сработала пожарная тревога.

ГЛАВА 21

ИГОЛЬЧАТЫЙ ЛЕС

СЕТЕПЕРЕДАЧА/ИСКУССТВО: Состязания в самоубийстве.

(изображение: Биггер X на заседании суда в Торонто)

ГОЛОС: Художник-нелегал, известный только как № 1 ,вызывает более известного художника, мастера сцен насилия на соревнование по самоубийству. №1 обвиняет Биггера в позерстве, потому что тот «работает только с мертвыми», и предлагает ему состязание между ними двоими, которое будет транслироваться в прямом эфире по «artOWNartWONartNOW». Победителем будет признан тот, чье самоубийство выйдет более художественным, хотя победитель и не сможет получить приз. К сожалению, получить комментарий от Биггера X не удалось, он разыскивается полицией по обвинению во взрыве бомбы в Филадельфии. Однако ZZZCrax из «artOWNartWONartNOW» считает ситуацию интригующей.

– Скоро взойдет солнце, – объявил брат Фактум Квинтус – Рени, Флоримель, может быть, вы пойдете со мной? – он указал на лестницу.

Рени посмотрела на Т-четыре-Б, тот пытался успокоить Эмили, которая стала похожа на сомнамбулу после их встречи с Госпожой Окон, хотя прошло уже несколько часов. Парочка устроилась на облезлой кушетке, которая, казалось, вот-вот развалится под весом Т-четыре-Б в доспехах, но сама комната в башне казалась вполне безопасной.

– Останетесь здесь вдвоем? – спросила Рени.

– Мы недалеко пойдем, – заверил ее монах. – Это совсем рядом. Но если мы не хотим, чтобы нас обнаружили, лучше пойти до рассвета.

!Ксаббу после минутного колебания присоединился к группе, и они двинулись вверх по лестнице. Рени знала, что !Ксаббу в своем обезьяньем симе мог бы преодолеть лестницу много быстрее, но держался с ними.

– Эта башня находится на краю так называемого Игольчатого Леса, – объяснил Фактум Квинтус – Чрезвычайно интересная часть Дома.

Он дышал, пожалуй, тяжелее, но в остальном перенес похищение разбойниками и неожиданное явление богини значительно лучше, чем Рени и ее, как она думала, закаленные спутники. Монах, как ребенок, интересовался абсолютно всем, даже страшным и опасным. Качество, конечно, хорошее, но Рени опасалась за его жизнь.

«Иисус всемогущий, – с раздражением подумала она, – ведь это всего лишь жалкая кукла. Так недолго и начать волноваться за персонажей в сетевых киношках».

Но она просто не могла представить Фактума Квинтуса искусственным существом, всего лишь комбинацией программ поведения, когда он шел рядом с ней, слегка возбужденный, что-то бормочущий себе под нос от восхищения отделкой лестницы, по которой они поднимались.

– Какая разница, рассвело или нет? – поинтересовалась Флоримель.

– А потому, что здесь очень много окон. Сама увидишь.

Монах как раз дошел до площадки и собирался что-то сказать, когда вся вселенная вздрогнула. Словно пытаясь стряхнуть нечто, ползущее по спине.

Рени только успела подумать: «Ой, только не все с начала…» – когда мир перевернулся.

Окружающее как бы скрылось в дымке и начало разлетаться прочь, будто сама Рени уменьшилась до размеров атома, но одновременно и летело к ней, словно сама реальность сворачивалась и пыталась раздавить ее. Тело пронзила страшная пульсирующая боль, напоминающая о зубьях расчески, когда ими проводят по кирпичной кладке. Вдруг боль прошла, прошло и все остальное.

Ей уже приходилось попадать в подобные сотрясения реальности, но никогда не были такими продолжительными. Она долго летела в темноте – конечно, ощущение времени могло нарушиться. Но она успела обо многом подумать. Пока длилась темнота.

«Я ощущаю себя… другой. Будто я где-то. Но где?»

Она чувствовала свое тело, что было необычно. Насколько Рени помнила предыдущие сотрясения, в них она была бестелесной – летящее сознание, сон. А сейчас она была собой от кончиков рук до кончиков ног.

«Как называется такое восприятие собственного тела? – Неужели слово забылось, как и многие другие слова, их засосала рутина экзаменов и подготовки полноценных занятий при ограниченных ресурсах? – Нет, это называется… проприоцепция. Да, именно так».

Она возликовала – слово все-таки вспомнилось. Но вместе с ликованием пришло ощущение, что что-то идет не так, по-другому. Да, это была проприоцепция, но чувства давали ей странную информацию. Она так давно находилась в Сети, что потребовалось время, чтобы понять.

«Я ощущаю свое тело. Мое настоящее тело. Мое тело!»

Она подвигала руками, они двигались. Она чувствовала необычные подергивания и пульсацию, но это были ее настоящие руки. Она провела рукой по своей руке, груди, животу и удивилась, насколько обычным было ее тело на ощупь. Руки поднялись к лицу и нащупали трубки… и маску.

«Это я!»

Мысль была такой странной, что она не сразу осознала. Смешение реального и нереального стало для нее привычкой, от этого трудно сразу отойти, но факты говорили сами за себя: она касалась своего собственного голого тела. Снова на ее лице была кислородная маска с трубками и проводами. Мысль о том, что все это значит, медленно входила в сознание, но когда она пришла, это было как откровение.

«Я… Я вернулась!»

Кожу как бы массировали, видимо это гель в В-резервуаре, временно отключенный от Сети Иноземье, принялся за дело. Это значит… она может просто нажать ручку резервуара и выйти! Все эти недели реальный мир был совсем рядом.

А что, если это только временно? Или с !Ксаббу это не произошло и он остался в Сети? Думалось плохо – возбуждение оттого, что столь далекий реальный мир вдруг стал близким, вызвало клаустрофобию. Как можно висеть здесь, в темном резервуаре, когда за стеной настоящий воздух и настоящий свет? Даже встреча с отцом, этим жалким старым пьяницей, казалась большой радостью!

Она подумала о Длинном Джозефе и тут же вспомнила про Стивена, и ее радость моментально угасла. Как можно было выходить из Сети, пока она ничего не сделала для Стивена? Она станет свободной, но Стивен по-прежнему будет лежать в этом жутком тенте и постепенно гаснуть.

Резко поднялся адреналин. Что бы она ни придумала, ей нужно решать сию минуту, иначе будет поздно. Она задвигалась в скользком геле, стараясь придвинуться к стенке резервуара. Рука натолкнулась на что-то твердое и гладкое – стенка резервуара с миллионом форсунок. Она сжала пальцы в кулак, поискала свободное место на стенке и стукнула. Звук удара был глухим, как от завернутого в одеяло гонга, совсем тихо, никто ее не услышит. Но тут она вспомнила, что на ней не только маска, но и наушники. Она снова постучала, потом еще и еще. Чем больше проходило времени, тем сильнее ей хотелось забыть об ответственности и откинуть крышку резервуара. Сбежать. Как славно было бы сбежать…

– П-п-привет! – раздалось неуверенно, но совсем рядом.

– Джереми? Это ты? – Услышав звук его голоса, она вспомнила и его лицо, да так хорошо, будто могла его видеть сейчас рядом с собой в темноте. – О боже, Джереми!

– Рени? – Он удивился еще больше, чем она, у него даже дрожал голос – Я сейчас… Я сейчас выпущу тебя.

– Не открывай резервуар! Я не могу объяснить, но не хочу, чтобы меня выпускали. Я не знаю, сколько еще у меня времени.

– Что… – Он не мог говорить от нахлынувших чувств. – Что происходит, Рени? Мы не говорили с тобой с тех пор, как ты вошла в резервуар. А это было несколько недель назад! Мы ничего не знали…

– Да, я понимаю. Но послушай. Я не знаю, поможет ли тебе это, но мы все еще в Сети. Она огромна, Джереми. Она… Я не нахожу слов, чтобы объяснить. Это очень странная Сеть. Мы только пытаемся разобраться. Но почти ничего не поняли – как могла она передать свои ощущения? И какой в том толк? – не знаю, что и сказать, что-то удерживает нас в Сети – это первый раз, когда мне удалось вырваться, с того момента как мы взломали Сеть. Там с нами и другие люди. Вот черт! Как объяснить? Кое-кто велел нам идти к Стенам Приама, которые, как я понимаю, представляют собой симуляцию Троянской войны. Но мы понятия не имеем зачем кто-то хочет, чтобы мы туда пошли… или что-то хочет… – Она плавала в темноте, отделенная от жизни тоненькой стенкой из волокнистого материала, напичканного крохотными устройствами. – О господи, я забыла спросить, как вы? Как отец? Все в порядке?

Джереми колебался.

– Твой отец… твой отец в порядке. – Он замолчал. Несмотря на бьющееся сердце, Рени улыбалась. Конечно, он сводит Джереми с ума – Но… но…

Она почувствовала, что сердце сжалось от страха.

– Но что?

– Телефон. – Казалось, он не находит слов. – Телефон все время звонит.

Рени ничего не могла понять.

– Ну и? Эта старая штука для того и создана.

– Да нет. Он звонил, звонил, звонил. – Ее ударило током через наушники. Она почти не слышала последних слов. Снова стало слышно. – Ну я и ответил.

– Ты ответил? Скажи, Христа ради, зачем ты это сделал?

– Рени, пожалуйста не ругай, .. – Снова в наушниках раздался треск. – …Пока я не сошел с ума. Я хочу сказать, после того как твой… – На этот раз Джереми сам сделал паузу, но треск в трубке не прекращался. – Я… на… другом конце… сказал…

– Я не слышу! Повтори!

– …оно… мне… испугал…

– Джереми!

Но его голос удалился и звучал, как гудение пчелы под перевернутым стаканом, в нескольких метрах. Рени кричала ему, но без толку, связь прервалась. И тут ее сознание начало туманиться, будто кто-то схватил мозг властными, но бархатно-мягкими пальцами и вытащил из тела. Она лишь успела подумать, что бы случилось, если бы она вышла из резервуара, и тут же провалилась в пустоту. Темнота длилась лишь мгновение, потом мир – виртуальный мир – стал появляться вокруг нее фонтаном разнообразных красок, как падающая колода карт. Она складывалась узором, пока снова не появились ступеньки у нее под ногами и лицо Фактума Квинтуса перед ней, он уже открыл рот, чтобы заговорить.

– Вообще-то… – это все, что он успел сказать, когда Рени появилась из воздуха и плюхнулась на ступени.

– Значит, Фактум Квинтус ничего не заметил, – прокомментировала Рени. Выпадение из Сети было похоже на приступ головокружения, а монах продолжил подъем. – Для него будто ничего не случилось. Он просто оглянулся и пошел дальше.

– Это оттого, что он – кукла, – прошептала Флоримель, как и Рени, она старалась изо всех сил не давать Фактуму Квинтусу оснований подозревать, что он ненастоящий. – У меня же все было как и у тебя. Из всех этих… спазматических явлений это было самым странным. Я почувствовала, что вернулась в свое настоящее тело. Я… почувствовала присутствие моей дочери рядом.

Поколебавшись, она двинулась вслед за монахом.

– А со мной все было по-другому, – вмешался !Ксаббу, пристраиваясь рядом с Рени. – Но я бы хотел сначала подумать, прежде чем рассказывать.

Рени кивнула. Она была слишком потрясена своим коротким возвращением и не хотела говорить об этом.

– Не думаю, что мы хоть что-нибудь поймем. Что-то происходит – не могу поверить, что это в порядке вещей, когда происходит такое безумие. Но вот что это все значит…

Рени замолчала. Они поднялись на площадку, которая оказалась входом в верхнее помещение башни. Комнатка была всего лишь несколько метров, восьмиугольная, в каждой стене – по окошку в толстых старинных освинцованных рамах. Небо за окнами приняло цвета кобальта, но у горизонта ночь начинала отступать, слабый отблеск зари прорисовывал странноватый контур горизонта.

Хотя, как подумала Рени, это нельзя называть горизонтом. Они могли видеть лишь отдаленные части Дома – она не могла не задуматься, а не закругляется ли Дом как глобус, или же он был таким же плоским и бесконечным, как казался. А вокруг них простирался захватывающий вид – Игольчатый Лес.

Сразу стало ясно, почему он так назван.

В отличие от других частей Дома, где бывала Рени, и где крыши в основном были плоскими или куполообразными, здесь их окружало множество вертикальных поразительно разнообразных форм – обелиски с окнами, башенные часы, узкие пирамиды и тонкие шпили, готические детали, испещренные темной резьбой, даже бельведеры были настолько роскошно украшены, что сами казались замками, висящими в воздухе. Даже в слабом свете заре Рени насчитала несколько сот шпилей, высоко вздымающихся над морем плоских крыш Дома.

– Я знаю названия некоторых из них, но не всех, – объявил Квинтус Фактум, – Некоторые старинные имена потеряны навсегда. Если только нам не удастся их найти в переводах старинных книг. Вон та высокая узкая башня называется Буфетный Нож. Ближе к нам – Башня Плачущего Барона, а еще ближе – Сердце Гелливера, неизвестно почему так названная. А вот то изящное здание подальше, должно быть, Вершина Садового Короля, да, похоже, это знаменитые карбункулы, о них было много споров в свое время, хотя сейчас слишком темно, чтобы сказать наверняка.

– И наш друг в одной из них? – наконец спросила Рени.

– Похоже на то. И ее похититель тоже, вот поэтому нам нужно видеть, но не нужно, чтобы увидели нас, для этого нам и нужно было прийти сюда, пока темно. Но есть и еще одна серьезная проблема, я боюсь.

Его испуг был вполне искренним, но все-таки не полностью загасил восторженный блеск глаз монаха при виде леса шпилей, которые стали приобретать трехмерность в первых лучах солнца.

– Кусочек фигурной штукатурки, с которого и начался наш поиск, наводит меня на мысль, что похититель вашего друга проходил по коридорам, построенным в эпоху Союза Комнат, которые соединяют эти башни. Кажется логичным, что преступник выбрал для своего убежища – точнее сказать, гнезда – одно из помещений наверху. Эти помещения достаточно уединенны и находятся близко от Библиотеки. Но в котором из них сейчас ваш друг, боюсь, не смогу сказать.

– Это просто смешно, – решительно заявила Рени. – Это слишком рискованно. – Она страшно устала, страшно хотела спать, но откладывать это дело было нельзя. – Искать должны все. Именно так чудовище схватило Мартину: она отстала от остальных, а он выхватил ее из стада, как лев антилопу.

– Но он говорит дело, Рени… – вмешалась Флоримель. ' – Нет, не могу согласиться на это.

!Ксаббу бочком пробирался по пыльному полу комнаты, он двигался не совсем прямо, но и не на четвереньках, Рени всегда огорчало, как стирается грань между его настоящей личностью и телом сима.

– Я ценю твою заботу обо мне, мой друг, но я считаю, что так лучше.

От усталости она стала тупо упрямой – с логикой !Ксаббу было трудно спорить, но Рени нелегко было переломить.

– Значит, мы должны отпустить тебя одного? Но не по следу убийцы, а полазить по башням метров по сто в высоту?

– Давайте по-быстрому решим. А то хочется вздремнуть, – пробасил Т-четыре-Б. – Он обезьяна, так? А обезьяны лазают.

В поисках поддержки Рени обратилась к Фактуму Квинту-су, но тот лишь пожал плечами.

– Это не мое дело, – заявил он, – Но должен заметить, что нам понадобится много дней, чтобы облазить все коридоры и лестницы пешком, в большинстве из них мы побеспокоим обитателей, пробираясь в верхние помещения.

Рени стиснула зубы, чтобы не сказать грубость, от которой никому не станет легче. С ними не было никакого смысла спорить. Она не могла привести свой главный аргумент, чтобы не казаться эгоистичной, – Рени страшно боялась потерять.

!Ксаббу. После всего, что они пережили вместе, она даже представить не могла, где найдет силы жить без него. Поскольку Стивен все равно что умер, маленький человечек был для нес самой настоящей семьей.

– Мы устали, Рени. – Флоримель не могла скрыть обиды в голосе. – Нам нужно поспать.

– Но…

– Она права, – заявил !Ксаббу. – Я не поменяю свое решение, после отдыха и ты будешь думать иначе. Я беру первое дежурство – пока светло, никуда идти нельзя, так что мы можем спать весь день.

– Я не хочу спать, – голосок Эмили дрожал. – Я хочу домой. Я… я ненавижу это место.

Рени старалась не разозлиться.

– Ты видала и похуже.

– Нет, – уверенно заявила девушка. – Я здесь становлюсь больной. Да и ребенку это плохо.

Рени вдруг пришло в голову, что они чего-то здесь не понимают, но не было сил размышлять.

– Прости, Эмили. Мы уйдем отсюда, как только освободим Мартину.

– Я совсем не хочу быть здесь, – тихонько проворчала Эмили, как ребенок вслед родителю после спора.

– Спите, – велела Флоримель. – Спите, пока есть возможность.

Все примолкли, но никто не мог успокоиться, горячо рекомендованный Флоримель отдых казался недостижимым. Рени сжимала руки в кулаки и разжимала. Она чувствовала взгляд !Ксаббу, но не хотела встречаться с ним глазами, даже когда он подобрался поближе к ней.

– У моего народа есть легенда, – спокойно начал он. – Может, хочешь послушать?

– Я с удовольствием послушаю, – объявил брат Фактум Квинтус, – если… Конечно, не сочтите меня невежливым! – тут же добавил он, было очевидно, что ученый переполнен желанием узнать что-то о другом народе. Рени стала прикидывать, в какой научный архив пойдет легенда !Ксаббу, еще один штрих и сложных переплетениях Дома. – И если другие не возражают.

Т-четыре-Б недовольно сморщился, что раз и навсегда убедило Рени в том, что он всего лишь подросток, но вслух робот не возражал.

– А мнение остальных учитывается? – заворчала Флоримель.

– Это очень хорошая легенда, – заверил всех !Ксаббу. – Одна из самых любимых у моего народа. Она о Жуке и Полосатой Мыши.

Он замолчал и уселся поудобнее на задних лапках. Они задвинули тяжелые шторы – в отличие от верхней комнаты здесь было только одно окно, – но тоненький лучик утреннего света все-таки проходил через дырку в ткани. В полоске света серебрилась летающая пыль.