Фарс о Магдалине

Очевидная истина – прошлое вернуть нельзя. Но некоторые события и места были так хороши, что безумно хочется снова оказаться «там».

В одну реку нельзя войти несколько раз. Да это и не нужно. Хорошо когда можешь извлекать из событий какие-то уроки, получать яркие впечатления от жизни, радоваться, любить и получать удовольствие от каждой проживаемой минутки. И всегда помнить о том, что сегодняшний день никогда уже не вернется.

А люди, которые теряют время (своей и так короткой жизни) на эти «возвращения в прошлое» – они так и будут скучать по прошлому. А жизнь тем временем продолжается…

Вот мои мысли… надеюсь вы оцените их по достоинству , кстати я даже знаю, кто придумал это изречение )))

– Древние связывали с течением реки непрерывность времени, ничто не мешает выйти из реки и войти снова, но в реке будет уже другая вода.

– Чушь какаето (Smek)

– Древние наверняка ошиблись… У них и Земля плоская была и ведьмы на кострах горели..

Так что мой ответ "однозначно можно войти в одну реку сколь угодно много раз в разумных пределах".

– Явно говориться о девушках, хотя нынче медицина творит чудеса

– Не могу остановиться, уважаемый, председатель, такой материал!.. или?.. – и защитник вопросительно посмотрел на судью.

– Ну, попробуйте ещё, ещё попробуйте, – почти не раскрывая рта, по-щучьи, сказал председатель суда.

– Тогда вот, – продолжал адвокат, – дальше… послушайте и согласитесь – беседа содержательная:

– Мне кажется, речь идет о необратимости выбора, о течении жизни, которое нельзя повернуть вспять. Могут возразить, что часто в жизни бывают похожие ситуации, на что я отвечу, что даже если вам кажется, что ситуации одинаковы, то у вас уже есть опыт поведения в данной ситуации и кроме того, если присмотерться, они совсем не идентичны, пусть в мелочах, но отличаются, тем более что как называется мелочи и играют решающую роль в непохожести ситуаций (Майк Тайсон)

– Чушь какаето (Smek)

– ответ прост: потому, что и один пирожок нельзя съесть дважды

- Эта метафора вполне применима для случаев, когда человек, совершив ошибку, пытается вернуть все назад.

– В жизне нет одинаковых вещей, есть только похожие. Река как и все в нашем мире меняеться со временем: становться грязней или чище и т.д. Поэтому зайти и выйти второй раз из одинаковой реки нельзя она все равно будет другая. Метафора учит нас тому что сделав (думаю, автор ошибся, а хотел написать «сделать») одно и тоже нельзя, то что пускай два человека будут делать одно и тоже дело у каждого оно будет сделано посвойму хорошо или плохо.76

В защиту своих свидетелей скажу, что император Август писал прекрасным почерком, с типичными для него ошибками, которые он сперва делал по невежеству, а затем не исправлял из гордости и приказывал их узаконить. Поэтому и не известно ещё, на чьём языке будут говорить потомки, на вашем или так, как решит «из гордости» Цезарь.

Пётр Анисимович заглядывает на кухню. Что же он тут должен найти и для чего? Что же он может здесь прояснить и как? Проходит в комнату, доходит до стола, а дойдя, видит, что Гефест… как и прежде. Карандашей нет. Карандаши с тех пор все исписались, а когда исписались карандаши, то тогда и нечем писать.

Подсвечник тоже стоит. Пётр Анисимович пошуршал, чиркнул спичкой, зажёг свечку и свечной блик побежал… как и тогда, но Пётр Анисимович понимает, что это уже не «тогда», это уже другая река.

«Иордан, – рассказывал Вадим, – помнишь, там, где Креститель крестил водой; где небо ядовито-синее, горы ядовито-синие, плоскогорье, сдающее в аренду халупам, шалашам и куполам свою плоскогорость, тоже ядовито-синее и, лишь только вдали, полоска света? Но кристально-прозрачная влага…»

– Иордан – кристально-прозрачная влага? Да в Иордане вода коричневого, коричневей не бывает, цвета.

– Извините, уважаемый советник, но, наверное, тогда вода была прозрачной, зеркальной и раздаривала, как написано у поэта, хрустальные брызги на мониста и ожерелья нимфам, и водяным устраивала воронки и кручи, а сейчас это уже стала другая вода, хотя река – та же!

– Конечно же, это – признак рефлексирующего сознания! Река становится предметом разбирательства: глубокая, мелкая, чистая, грязная… чем больше точек отсчёта, тем верней, нам кажется, мы определим координаты, но это только кажется, потому что с каждым новым объектом, на который мы ориентируемся, наше внимание рассеивается, уходит от нас главное – предмет разговора. Ведь разговор шёл о текучести времени и, казалось бы, о неповторимости каждого следующего мгновения (хотя это ещё надо доказать), а мы рассуждаем о том, прозрачна ли, или мутна река Иордан? Не отвлекайтесь, Пётр Анисимович.

…мы выкупались в одной речке, – рассказывал Вадим, – читает дальше редактор, – и речка унесла с собой перемешанную нашу смесь, и занесла её в книгу вечностей… ещё раньше, чем это случилось по правилам.

Пётр Анисимович тоже понимал, что это уже не «тогда», это уже другая река, другой концерт, не тот, который роялем громоздился на фоне кремового торта, не Andante con variazione, а тот, где скрипка издёргалась, барабан устал, тарелка вылязгивала и пюпитры сгибались под ужасом.

– Вот такие у нас с вами, Пётр Анисимович, аллюзии? – ехидненько подчеркивает советник юстиции. – Аллюзии, иллюзии, ассоциации, контаминации… в результате – револьвер, наган какой-то, браунинг, Оркестр чуже смотрел, – да оркестру было наплевать! и геликону, меднорожему и потному, было наплевать, и тебе, вылязгивающая тарелка, тоже, было… не до любви.

– Хорошая атака! искусная элокуция, искромётная графика, божественная элоквенция! – встряёт, дождавшись точки, защитник. – Но не предполагаете, не пред-по-ла-га-ете ли вы, уважаемый, что таким способом вы толкаете обвиняемого, подталкиваете обвиняемого к пропасти, предлагаете, пре-дла-га-е-те обвиняемому суицидальный выход… все эти: револьверы, наганы, браунинги, слова звучат так, как будто, извините за аллюзию, орёт взбесившаяся от крови толпа, это клики взбесившейся жаждущей крови на арене толпы, а не, как будто это мудрые, тихие рассуждения членов Справедливого Суда. Не так ли, Пётр Аисимович? Нет-нет, мы подождём стреляться.

– Не забывайте, коллега, тех коршуна и сокола. Сейчас оказывается, что, не «чуть не забили друг друга насмерть», а один, всё-таки, забил другого насмерть.

– Ну, это тоже из области фантазий перепуганного воображения.

Демоны, те, что проникают в наши мысли, волнуют нам неправедные желания, подстрекают нас на зло, собиратели душ, зрители и глазастики уже сгустились под потолком. А вдаль, не пуская за собой злобных архетипов, протянулась серебряная лестница, может, да, и наверное, это был лунный луч. Пётр Анисимович встаёт на луч и идёт по лучу, и от него отрываются облачка серого, темнее, светлее цвета и устремляются назад, туда, где кроликовидные существа и демоны. На Луне лежит книга, такая же лунная, как луна. Пётр Анисимович идёт к Луне, в нём не остаётся ни тёмного пятнышка, он уже такого же серебряного, такого же лунного цвета и он уже не он – Я, Луна и Книга. Слился, как-то, Пётр Анисимович с Луной и Книгой, которой вдруг, прочитал он название… «Фарс о Магдалине»… и тогда исчезла Луна, может, скрылась за тучей, и пропал лунный луч, и остался светить, светил только светильник, подсвечник, бросая блики на стены с медальонами и высвечивая лежащую уже не на Луне, а на столе рукопись… книгу… не древнюю, не пергаментный свиток, а листы бумаги с надписью «Фарс о Магдалине» и подзаголовком «дневники Марии». Не древнюю, не пергаментную, но странную… странно-написанную рукопись. Эпизоды разных, казалось бы не связанных друг с другом текстов, записаны на одной и обратной стороне листка, как у учителя Теодора Амадея Гофмана в «Коте Мурре» (невероятная схожесть фантазий!): мог ещё не окончится первый, как второй накрывал его (эпизод), накрывал, как накрывали Петра Анисимовича и захлёстывали свирепые морские волны, пенящиеся срамотами… Эпизод за эпизодом следовали друг за другом, а потом вдруг останавливались один перед другим и, как два зеркала, два кривых зеркала отражали друг друга.

Пётр Анисимович, Пётр Анисимович! Пётр Анисимыч! Петя! Друг! Аниска! Петух!

Пётр Анисимович Крип, может, от зашипевшей, в руках рогоносца Гефеста, свечи или от упавшей где-то, где-то там на поднос вилки, своевольно запретил воображению, открыл, как бы, и без того открытые глаза, вышел из задумчивости, оторвался от неясных образов, звуков и слов. Только это, вот: «Так и сжигает тебя, и сжигает тебя всё больше, всё больнее… но, уже, вот всё – уже не так больно, уже нет боли и тебе уже кажется: Ну, отстрадала, ещё мгновение и всё». Всё! А что всё?

«Зазор и есть полное оправдание», второй раз написал («написал», как говорила остроумная девушка, для придания повествованию эпоса – всё было уже написано, как и следующее «отложил ручку»)… итак, «Зазор и есть полное оправдание, второй раз написал редактор Крип, отложил ручку, встал, прошёлся, подошёл, прочёл ещё раз «этот-то зазор и есть полное оправдание»… и положил рукопись! в портфель, защёлкнул замочек, задул свечу…

Я знаю смерть…

… лишь в образе одном, – пришли на ум стихи, -

… дописана страница,

и свет погас над письменным столом77

…и вышел, мимо «ЛЮБОВЬ ПОБЕДИТ», в вечерний свет.

Боже мой! Стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырёхэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырёх сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали… Молодые коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари… кареты летали; извозчики, форейторы кричали…

Нет! конечно же, нет, уважаемый Николай Васильич, всего этого, только что в помине и осталось, – всё это плод воображения умственно напрягающегося человека, отягощённого, пропитанного, к тому же, всякими реминисценциями, аллюзиями, влияниями, подражаниями, контаминациями и другой всяческой литературной иллюзией на своё счастье и успех. Когда плод воображения исчезает, как кино, если впустить в зал свет, глаз начинает некоторое время, хоть некоторое, пусть и незначительное, видеть действительность и прописывать её на своём процессоре.

А действительность, Николай Васильевич (Вам сразу станет понятно) – это, как стили в архитектуре. Вы же понимаете, чем отличается, скажем, Петровское барокко, от «maniera del Rastrelli»? Сравните Летний дворец Петра, в Летнем саду, в Петербурге и Екатерининский в Царском селе … тоже дача, но какая дача! Такие дачи можно позволить себе, когда законное стало узаконенненным, а пока законное не узаконенно, пожалте в Кикины палаты и не выставляйте своего добра на показ людям… а то, как бы во зло не обернулось.

Ну и у нас, сейчас, время, когда не растреллевскими пионами (теми же) красоваться у всех на виду, а скромным barocchino (ital.) обернуться снаружи, а внутри… ну, а внутри, чтоб и красотки записные, и подвески заказные, алмазные… и алмазные (не метафора) слёзы, и золотые, извините за трюизм, унитазы или, хотя бы своя, хоть и сплошь духовная, но отгороженная от всех толстой стеной жизнь.

Утянутая куда-то за следующий извив улица. Асфальтовая мостовая, поблёскивает сварочными (как от сварочного аппарата) бликами. Это из окон, – где вовсю смотрят по телевизору «Воскресение», или «Возрождение», или «Восхождение», или «Возмужание» (сериал). Несколько человек проходят навстречу (по одному). Проходят двое (он её куда-то тащит). Бомж переходит через дорогу и тает, сливаясь в мусорную урну. Вдруг из-за извива, как два глаза пыхкающие и «Rammstein», ещё далёкий, ещё рыкающий, но быстро набирающий силы и света… словом, из-за поворота – машина, блестящая, улю-лю-кающая компания, гулянка, домашний праздник; расшевелила несносные стени, разогнала с асфальта блики из сериала «Возлежание», полыхнула и сгинула в последнем парадном, вместе с распрекрасным автомобилем. И снова бомж переходит дорогу. Витрины магазинов, уже в искусственном полусвете, уже давно закончился рабочий день; в витрине магазина Mannequin любит Schneiderpuppe78, и разыгрывает с ней фарфоровое приключение и переживает настоящими чувствами. Но, приближается прохожий, и они снова надевают на себя масочку и стоят; не пошевелятся, ни даже проглотить комок только что бывшего настоящего, застрявший в горле, не могут, в страхе выдать живую свою подноготную. Пьяный человек, ещё два пьяных (один другого тащит), ещё бомж.

Вдруг снова свет и разноцветные лампочки – сразу за извивом – казино… (некоторые уже пытаются в стиле высокого барокко). И снова несколько человек проходят навстречу (по одному), а несколько идут параллельно, не обгоняя и не отставая, по противоположной стороне улицы.

Скучная жизнь.

О этот мир, печальный мир и бренный!

И все, что видишь в нем и слышишь, – суета.79

Пётр Анисимович Крип запретил воображению, открыл, как бы, и без того открытые глаза, вышел из задумчивости, оторвался от неясных образов, звуков, слов, от Гефеста и профессора Шилейко, от образков, иконок на стене, от Эдипа с мясистым носом…

…и вышел, мимо «ЛЮБОВЬ ПОБЕДИТ», в вечерний свет.

А ещё интересно бы найти одно слово, которое вместило бы в себя все эти: любовь, разлуку, беспорядочные, как сказано, половые связи… вот ещё предательство, убийство.

…и вышел, мимо «ЛЮБОВЬ ПОБЕДИТ», в вечерний свет.

Если бы кто-то в это время проходил по кладбищу, гулял бы просто… мало ли у кого какие привычки и предпочтения? то непременно заметил бы где-то на краю, за обелисками и крестами, сквозь причудливые кружевные занавески дерев, кустов и трав, порхающий огонёк. Кто-то жёг костёр. Луна уже родила свои два облачка. Родила и пропала, а облачки, лунно-зелёные и только чуть подкрашенные ранней зарёй, ещё спали, как двое двойнят с румяными щёчками и круглыми кучерявыми головками.

Гуляющий по кладбищу прищурил бы глаза и попытался рассмотреть… но далеко, и фигура, перед костром, сливается с кустами и деревьями.

Это – Пётр Анисимович Крип. Главный редактор издательства, окнами выходящего Бог знает куда. Это Пётр Анисимович Крип сидит на наспех кем-то сколоченной возле могилки лавочке, отрывает по листочку из рукописи, непонятно каким образом оказавшейся у него на столе, и бросает в огонь. Листочки вспыхивают, скручиваются, чернеют, перемешивают в себе слова любви, ненависти, разлуки, предательства… – читает Пётр Анисимович Крип, Петруха, бедный родственничек и Лапа…

Читает… читает Пётр Анисимович. Конечно же, читает, читает Пётр Анисимович, главный редактор издательства „Z“, фасад которого выходит, кто знает куда, читает рукопись, случайно попавшую ему на редакторский стол. Ведь сказано же, не шутя, что рукописи не горят. И ещё сказано: «Читайте, всему своё время, ибо ни одна йота и ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё».

Чей же, чей же был тот женский, как будто лилипутский фальцетик в трубке, голос, – читает Пётр Анисимович, – который сказал: «Читайте, ведь это ещё рукопись; она уже, конечно, не сгорит, но спрятать можно так, что как сгорит»?

И ещё сказано: «…нас почитаю умершими, но вот, мы живы…»

К О Н Е Ц

Вторник, 22 января 2008 г.

Примечания

1

Еванг. От Матфея 5:17-18

2

Еванг. От Филиппа

3

эрец хемда

4

Кн. Пророка Осии, 2,5.

5

Молитва мироносице равноапостольной Марие Магдалине.

6

2 Молитва мироносице равноапостольной Марие Магдалине.

7

Молитва мироносице равноапостольной Марие Магдалине.

8

Библии

9

Талмудический мидраш.

10

Цельс, «Правдивое слово».

11

А. Мюссе, «Исповедь сына века».

12

От Матфея, 22; 29, 30.

13

Э. Кант.

14

«Бытие».

15

Auftakt (нем.) – ауфтакт, затакт.

16

Исраэль Шамир, «Сосна и олива, или Неприметные прелести Святой земли».

17

Э. Золя (куда уж, натуралистичнее?), «Страницы любви».

18

Уильм Шекспир, «Сон в летнюю ночь», пер. М.Лозинского

19

Вл. Набоков.

20

Сократ Схоластик, кн.1

21

Пер. Н.Вильмонта

22

Перевод А. Глобы

23

Существуют трудности и в понимании самого термина «фрустрация». Если обратиться к филологии этого термина, то frustration означает расстройство (планов), уничтожение (замыслов), т. е. указывает на какую-то в известном смысле слова травмирующую ситуацию, при которой терпится неудача. Фрустрация должна рассматриваться в контексте более широкой проблемы выносливости по отношению к жизненным трудностям и реакций на эти трудности.

(Н.Д. Левитов, «Фрустрация, как один из видов психических состояний»).

24

Э.Т.А. Гофман, «Житейские воззрения Кота Мурра».

25

Посвящённый критик пишет об этой работе так: «Вершина пирамиды Старого, монокулярного искусства заканчивается плокостным абстракционизмом и его течениями. Открытие Конкретного абстракционизма, вершины пирамиды нового, Конкретного искусства, явление, по значимости превосходящее открытия Кандинского, Малевича, поскольку открывает эру нового искусства века XXI, бинокулярного искусства».

26

От Луки.

27

От Матфея.

28

От Владимира Казимировича Шилейко, гения-востоковеда и мужа А.Ахматовой.

29

Вл. Шилейко, «ХХХ».

30

От Матфея, 22; 29, 30.

31

Где я? (нем.)

32

Романсеро.

33

Древнерусский Азбуковник.

34

На полу лежал ковёр, на котором были изображены два кролика, а на столе стояли песочные часы.

35

Иоанн, гл.3, 20.

36

Э.Т.А. Гофман, «Schwester Monika».

37

Акт совокупления не имел в себе, по понятиям многих древних народов, ничего, что могло бы оскорбить чувство общественной благопристойности. Многие народы Кавказа, Африки и индусы совокуплялись в присутствии посторонних подобно животным…" (Чезаре Ломброзо)

38

сокращать, уменьшать, редуцировать (нем.)

39

Молитва мироносице равноапостольной Марие Магдалине.

40

Деревья фиолетовые потому, что на кладбище, а фиолетовый цвет – цвет печали.

41

В.В. Набоков.

42

Сейчас сверился… в переводе Е. Гунста, а как там у самого Мопассана, только сам Мопассан знает.

43

Древний учитель Аристотель Стагирит мог заглядывать в чужие сны, и ему порой казалось, что он их мог и разгадывать и, поэтому, как разумный человек он считал, что если бы люди, вдруг обрели способность заглядывать в чужие сны, следовало бы предусмотреть за это строжайшие наказания, потому что во сне наружу выходят (как он сам подсмотрел) самые тайные, и самые сильные желания.

Шуберт Франц: Сновидение является освобождением духа от гнета внешней природы, освобождением души от оков чувственного мира.

44

Для знакомых только с листьями сообщу, что конопля растёт большими и крепкими, и ровными стволиками, которые и идут на стрелы (не настоящие, конечно, игрушечные).

45

От Марка Святое Благовествование, 4, 13.

46

Из Евангелия от Иоанна.

47

Мишель Турнье, «Жиль и Жанна».

48

Молитва мироносице равноапостольной Марие Магдалине.

49

Мишель де Гельдерод.

50

«Семь невест для семи братьев»

51

«Семь невест для семи братьев»

52

Бытие, 3; 16

53

Ал. Толстой, «Пётр I».

54

Бревно, или сбитые между собой несколько брёвен, или мостки, которые прокладывают для перехода через небольшие речки, ручьи.

55

…если бы ты знала дар Божий и кто говорит тебе: «дай мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. …всякий, пьющий воду сию возжаждет опять; А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нём источником воды, текущей в жизнь вечную. …господин! Дай мне этой воды, чтобы не иметь жажды… и т.д. (См. в Евангелии от Иоанна, гл. 4, 1-42).

56

Бытие, 3; 16

57

Ал. Толстой, «Пётр I».

58

От Матфея, 15; 11

59

Дж. Лилло

60

От Марка, 3; 28

61

Еванг. От Филиппа

62

Аллюзия: Пифагор с золотым бедром. Для непосвящённых.

63

Илиада, (V, 857-862), перевод Н. Гнедича.

64

Громадное и крошечное (фр.)

65

Не судите, да не судимы будете (нем.)

66

Споткнуться дважды об один и тот же камень. Опять совершить ту же ошибку (лат.)

67

Счастья и благополучия! Счастливого пути! Ура! (нем.)

68

Проклятая сосиска! Прошу извинить! (ит.)

69

Я очень сожалею! (нем.)

70

Это снова Моцарт! (нем).

71

Bezahlter Mörder – что значит – оплаченный убийца.

72

Не согрешишь – не покаешься! (лат.)

73

Гл. 8, 7.

74

Александр Генис, «Темнота и Тишина»

75

гл. 8. 9.

76

В выписке из форума сохранены авторские: пунктуация, орфография, морфология, стилистика, стиль и другие особенности, свойственные каждому конкретному автору. А вот недостающие имена участников обсуждения, чтоб было понятно, что это ссылка, а не плагиат: Могила, chellner, darkshuher, Юрий (гость), SWDS (гость), Novell (гость), Gabal, Log Dog.

77

Владимир Набоков.

78

Манекен (нем.) Но в немецком языке Schneiderpuppe женского рода… вот и пришлось.

79

Фудзивара Киёскэ.