Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы

В этом году Ричард ощутил себя достаточно сильным, чтобы расквитаться со своим дядей, Томасом Вудстоком, которому не мог простить битвы при Рэдкот-Бридж и изгнания де Вира. Он повелел своему кузену Эдварду, графу Рэтленду, сыну герцога Йоркского, любыми средствами убить Глостера. По слухам, Рэтленд подослал двоих своих слуг на постоялый двор, где его дядя остановился в Кале, и те задушили его периной.

К этому времени Рэтленд сменил де Вира, сделавшись новой привязанностью короля. Он тоже, возможно, был гомосексуалистом, ведь его брак с Филиппой де Мойон остался бездетным. Внешне и характером он напоминал свою мать, уроженку Кастилии: он был умен и хорош собой, но впоследствии сильно располнел. Он скорее подвизался на придворном поприще, но, помимо этого, был высококультурным, образованным человеком и написал популярный трактат об охоте. По словам французского хрониста Жана Кретона, Ричард «любил его чрезвычайно, более, чем кого-либо в королевстве», и Рэтленд быстро превратился в самого влиятельного придворного.

Теперь Ричард приготовился отомстить и прочим лордам-апеллянтам. Томас Моубрей тайно предупредил Болингброка, что король намерен уничтожить их всех и что наибольшую ненависть вызывает у него дом Ланкастеров. Болингброк передал это предостережение Гонту, который тем не менее тотчас же отправился к королю и повторил перед ним слова Моубрея. Болингброк, присутствовавший при этой аудиенции, указал на Моубрея и обвинил его в изменнических речах, каковое обвинение Моубрей с жаром отверг, бросив в лицо Болингброку тот же упрек. Король провозгласил, что их ссору будет рассматривать совет лордов. В апреле 1398 года эти лорды объявили, что данное дело будет решаться «по законам рыцарства», то есть на испытании поединком, согласно древнему европейскому обычаю, когда судебный исход дела определялся вмешательством Господа, дарующего победу правому и повергающего в прах виноватого.

16 сентября, в Ковентри, герцоги встретились перед огромной стеснившейся толпой в присутствии короля и всего двора. Болингброк выглядел блестяще в полном вооружении, верхом на белом скакуне под сине-зеленым бархатным чепраком, расшитым антилопами и золотыми лебедями, поскольку лебедь был личной эмблемой герцога. Моубрей, облаченный в фиолетовый бархат, также поражал воображение зрителей.

В то самое мгновение, когда Болингброк и Моубрей должны были ринуться друг на друга, король, сидевший на возвышении, бросил наземь жезл и повелел прервать поединок. Затем он погрузился в задумчивость и два часа размышлял, пока герцоги ожидали его решения, сдерживая нетерпеливых коней. Потом Ричард вернулся на поле поединка и, без всяких предуведомлений, объявил, что приговаривает обоих к изгнанию, Болингброка на десять лет, а Моубрея навечно. Уолсингем замечал, что этот приговор не имел «под собой никакой правовой основы» и «был совершенно несправедлив», ибо давал королю предлог избавиться от обоих бывших противников. Оставшимся лордам-апеллянтам тоже не суждено было избежать монаршего гнева: Арундел в тот же год был казнен, а Уорик отправлен в пожизненное изгнание.

Едва успев изречь приговор, король призвал ко двору десятилетнего наследника Болингброка, Генри Монмута, в качестве заложника, долженствующего обеспечить послушание отца. Болингброк нашел приют в Париже, где один французский аристократ сдал ему в аренду особняк. Моубрей никогда больше не увидел Англию: он отправился в паломничество в Иерусалим, но умер от чумы на обратном пути.

Бездетность короля тревожила большинство его подданных, ибо королеве Изабелле предстояло достичь детородного возраста лишь через несколько лет. Пока же Ричард объявил своим наследником Роджера Мортимера, четвертого графа Марча, внука Лайонела Антверпенского, второго сына Эдуарда III. В 1398 году Роджеру исполнилось двадцать четыре; как и его отец, он служил короне на посту лорда-наместника Ирландии, хотя и не сумел подчинить непокорные, непрерывно враждующие между собой ирландские кланы. В июне этого года Марч попытался установить свою власть на тех землях, которые по праву принадлежали ему в Ирландии, но попал в засаду и был убит ирландцами в Кенлисе, в провинции Ленстер. У него остался сын, Эдмунд, всего семи лет от роду, – наследник не только графского титула своего отца, но и самого английского трона.

Ричард II и Гонт теперь в буквальном смысле прервали всякое общение друг с другом. Опечаленный изгнанием сына, Гонт заболел. Он умер в 1399 году в замке Лейстер и был погребен рядом с Бланкой Ланкастерской в соборе Святого Павла[13]. Гонт до конца любил Кэтрин Суинфорд, а в своем завещании назвал ее своей «дражайшей подругой». Она пережила его на четыре года и упокоилась под сводами Линкольнского собора.

Смерть Гонта роковым образом изменила судьбу Ричарда. Несмотря на все их разногласия, Гонт неизменно сохранял верность короне и поддерживал монарха, а теперь, когда его не стало, столкновение короля и Болингброка сделалось неизбежным.

Известие о кончине отца застало Болингброка в Париже. Хотя королевский приговор, обрекавший его на изгнание, не давал ему вернуться в Англию еще девять лет, его утешало сознание, что теперь он – герцог Ланкастерский, первый пэр королевства и сказочно богат, ведь наследство Ланкастеров намного превосходило любые английские владения. Перед его отъездом король заверил его, что его имениям ничто не угрожает, и в подтверждение издал особые жалованные грамоты.

Но затем Болингброка постиг сокрушительный удар: Ричард отозвал жалованные грамоты, конфисковал все его поместья и раздал эти земли своим сторонникам. Хуже того, изгнание Болингброка он объявил теперь пожизненным. Столкнувшись с таким предательством, Болингброк преисполнился решимости вернуться в Англию и положить конец вероломству Ричарда раз и навсегда.

В мае 1399 года Ричард II отплыл в Ирландию, предприняв, как потом окажется, неудачную попытку разрядить взрывоопасную ситуацию, сложившуюся там после гибели Марча. Перед отплытием он повелел провозгласить своим предполагаемым наследником маленького сына Марча и назначил Йорка регентом на время своего отсутствия. Рэтленд отправился в Ирландию вместе с королем. Ричард не мог этого знать, но его отъезд сыграет роковую роль в назревающем конфликте.

Предположительно 4 июля Болингброк высадился в йоркширском Рейвенспёре, порту, давным-давно исчезнувшем из-за эрозии прибрежных почв. Когда его корабль пристал к берегу, герцог преклонил колени и поцеловал родную землю. Он прибыл сюда, взбунтовавшись против законного, коронованного и помазанного на царство монарха, хотя поначалу и утверждал, будто намеревался всего-навсего защитить свои ланкастерские владения и реформировать правительство. Впрочем, он действительно признавал право Ричарда на трон и право графа Марча наследовать королю.

Ко времени вторжения в стране поднялась волна недовольства Ричардом, особенно в Лондоне, где Болингброк пользовался популярностью, а Йорку не под силу было собрать тех немногих сторонников Ричарда, что не отплыли с королем. С прибытием Болингброка перед Йорком возникла дилемма, ибо ему приходилось выбирать между верностью племяннику-королю и верностью сыну своего любимого брата, Гонта. Как это было ему свойственно, он медлил три недели.

По мере продвижения на юг Болингброк с удовольствием осознал, что поддержать его готовы очень и очень многие. Аристократы и простолюдины стекались под его знамена, и он быстро собрал большое войско, почти не встречая нигде сопротивления. Князья церкви предлагали ему помощь, а архиепископ Кентерберийский заверил всех, примкнувших к Болингброку, что им будут прощены грехи и непременно уготовано «место в раю». В Бристоле герцог обнаружил нескольких особенно ненавидимых советников Ричарда и без промедления повелел отрубить им головы, чем весьма угодил горожанам.

Из-за ненастной погоды и штормов весть о вторжении Болингброка достигла Ирландии и слуха короля лишь спустя какое-то время, а едва узнав о бедствии, Ричард отплыл домой, намереваясь собрать войско и встретиться со своим кузеном на поле брани. В конце июля он высадился в Южном Уэльсе, но не сумел привлечь достаточно сторонников; более того, многие из его людей бросали его, включая Рэтленда, который распустил оставшихся солдат короля и ускакал в стан Болингброка, чью сторону наконец, после долгих размышлений, принял и Йорк. Всеми покинутый, охваченный паникой, Ричард облачился в монашескую рясу и бежал в замок Конви, где сдался делегации, присланной Болингброком. В Личфилде, по дороге в Лондон, он попытался спастись, выбравшись из окна башни, но был пойман внизу, в саду. После этого его больше не оставляли в одиночестве, но неусыпно стерегли десять – двенадцать вооруженных стражников.

2 сентября Болингброк вступил в Лондон, где был встречен восторженно. Короля Ричарда, пленника в его свите, приветствовали насмешливыми возгласами и закидывали мусором с крыш, а под конец дня заточили в лондонском Тауэре. Ни у кого более не осталось сомнений, кто же теперь правит Англией. Тем не менее в Конви Генри поклялся, что Ричард «сохранит свою королевскую власть и земли».

На протяжении сентября король неоднократно требовал, чтобы ему позволили публично обратиться к парламенту. Даже проланкастерский хронист Адам из Аска, в это время посетивший Ричарда в темнице, преисполнился к нему сочувствия и отметил, «сколь великая тревога охватывает его, когда он говорит о судьбе, уготованной королям Англии». Несомненно, он снова и снова мысленно возвращался к участи Эдуарда II, низложенного, а затем убитого в 1327 году.

Тем временем Болингброк, запамятовав о своем обещании, назначил комиссию, которой предстояло решить, кто же будет королем Англии. Многих магнатов не радовала перспектива увидеть его на троне; несколько собраний лордов, изучив его притязания на престол по праву рождения, объявили их несостоятельными. Однако, по словам Адама из Аска, вельможи нашли достаточно причин отстранить Ричарда от власти: «Вероломство и нарушение клятв, святотатство, противоестественные преступления, насильственное взыскание поборов с подданных, низведение оных до рабского состояния, трусость и слабость правления». Казалось, что Генри остается единственной реалистичной альтернативой, ведь законный наследник, Марч, был еще ребенком. Адам из Аска утверждал, что Ричард «готов был отречься от короны», но это ланкастерское измышление. Готов он был пойти на столь отчаянный шаг или нет, «ради безопасности государства решено было низложить его властью духовенства и народа, для исполнения какового намерения их спешно и собрали от имени короля в Михайлов день».

На самом деле Ричард отнюдь не собирался отрекаться от престола, и Болингброк вполне осознавал это. Первым его побуждением было предать Ричарда высокому суду парламента, где его дело рассматривали бы пэры, однако прецедентов тому не существовало, а королевскую власть окружал такой мистический ореол, что ожидаемого результата Болингброк мог и не добиться. Поэтому он прибегнул ко всем находившимся в его распоряжении средствам, чтобы вынудить Ричарда отречься от трона, ибо стремился, чтобы низложение Ричарда и его собственное последующее восшествие на престол получили некие законные основания. Зная, что его притязания на трон весьма сомнительны, он выбрал официальную линию, согласно которой низложение Ричарда оправдывалось его дурным правлением. Законы же о престолонаследии лучше было при этом вовсе обойти молчанием.

Хотя поначалу Ричард не собирался отрекаться от престола, он вскоре понял, что ничего иного ему не остается. Целый месяц систематическим давлением и угрозами его принуждали к сотрудничеству, и в конце концов, измученный и сломленный, он сдался. По словам одного из его сторонников, францисканского монаха по имени Ричард Фрисби, он согласился отречься от престола «по принуждению, будучи заточен в темницу, а значит, его отречение не имело силы. Он никогда бы не сложил с себя власть, если бы пребывал на свободе».

Утром 29 сентября 1399 года несколько лордов, собравшихся на заседание парламента и сопровождаемых избранным комитетом законников, нанесли визит Ричарду, прибыв в Тауэр. Когда они вернулись после полудня, король с улыбкой подписал акт об отречении от престола, в котором требовал, чтобы на троне его сменил его кузен Болингброк. В знак доброй воли он послал Генри свой перстень с печаткой.

На следующее утро парламент собрался в Вестминстер-Холле. Ричард просил, чтобы его не заставляли предстать перед сим собранием «в ужасном облике» узника, и его желание было уважено. Вступив в зал, он остановился перед пустым троном, снял корону и, положив ее наземь, «отказал свое право Господу». Затем он произнес краткую речь, выразив надежду, что Болингброк будет ему милостивым сюзереном и позаботится о достойном его содержании. Хотя тут же были оглашены тридцать три обвинения в его адрес, ему не позволили сказать ни слова более, даже в свою защиту.

В официальном протоколе этой процедуры, записанном в одном из парламентских свитков, сказано, что Ричард зачитывал копию акта об отречении с видом бодрым и веселым, но это противоречит свидетельствам Адама из Аска и хрониста-монаха из Эвешема, которые изображают его во время этой церемонии глубоко скорбящим и опечаленным. В тот же день, позднее, архиепископ Карлайлский выразил сожаление, что напрасно Ричарду не позволили хотя бы ответить на выдвинутые обвинения, но его никто не поддержал.

Хотя этот так называемый парламент и был созван от имени короля, он в строгом смысле слова не являлся законным или обычным собранием. На его заседании не присутствовал спикер, а в зал пустили толпу враждебно настроенных лондонцев, возможно, для того, чтобы запугать бывшего короля.

После того как Ричарда увели назад в Тауэр, собравшиеся лорды объявили его низложенным. Свержение его с трона стало своеобразным катализатором династической и политической нестабильности, которой будет отмечено все следующее столетие. Вскоре после отречения Ричарда Болингброк вступил в Вестминстер-Холл, а перед ним шли четверо его сыновей и архиепископы Кентерберийский и Йоркский. В притихшей толпе раздался звучный голос сэра Томаса Перси: «Да здравствует Генрих Ланкастерский, король Англии!» Словно восприняв его слова как знак, собравшиеся подхватили этот возглас, повторяя: «Да! Да! Пусть королем станет Генри, и никто другой!»

Болингброк дал понять, что слышит их одобрительные восклицания и приветственные крики, а потом сел в кресло, которое прежде принадлежало Гонту, заняв его по праву герцога Ланкастерского. Однако оба архиепископа взяли его за руки и повели к пустому трону. В зале воцарилось безмолвие, когда он поднялся и, стоя, произнес: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, я, Генри Ланкастер, бросаю вызов всякому, кто станет оспаривать мое право взойти на престол Англии и возложить на себя английскую корону, ибо я происхожу по прямой линии от доброго лорда Генриха III, кровь коего течет в моих жилах, и через него унаследовал я это право, ниспосланное мне милостью Божьей, дабы я с помощью родных своих и друзей вернул его себе и исправил разрушенное недостойным правлением и извращением добрых законов».

Завершив свою речь, он показал собравшимся перстень с печаткой, переданный ему Ричардом, в доказательство того, что именно в нем, Генри Ланкастере, король видел своего преемника. Последовали восторженные аплодисменты, и палаты лордов и общин с восхищением признали его королем Англии и Франции. В конце заседания было официально объявлено, что Ричард отрекся от престола и что Болингброк наследовал ему, вступив на трон под именем Генриха IV. Некоторые из присутствующих публично возвысили голос против него. Им суждено было стать лишь первыми среди множества недовольных.

3. Династия узурпаторов

Разумеется, Генрих IV и короли Ланкастерского дома, которые ему наследовали, были узурпаторами. Генрих достиг королевского достоинства, низложив законного монарха Англии, и его право на трон обречено было навсегда остаться щекотливым вопросом. Свои притязания на английский престол он основывал на хитроумной лжи, которую, по словам Адама из Аска, уже отверг комитет лордов и духовенства. Генрих утверждал, что Эдмунд Горбатый, первый граф Ланкастер, от которого он вел свое происхождение через мать, Бланку Ланкастерскую, в действительности был не вторым, а старшим сыном Генриха III, отвергнутым и обойденным из-за своих физических недостатков в пользу «младшего» брата, Эдуарда I, предка его собственного отца, Джон Гонта. Это утверждение было чревато весьма серьезными последствиями, ибо, если бы его приняли, всех королей со времен Эдуарда I следовало бы считать узурпаторами. Кроме того, оно позволяло отсечь от престолонаследия детей Гонта от остальных жен, в особенности Бофортов, и поставить право Генриха, переданное ему матерью, выше того, что он получил через отца.

Хотя комитет и отверг этот нелепый вымысел, Генрих упорно держался за него, предпочитая скорее подчеркивать свое происхождение со стороны матери, нежели обосновывать его исключительно принадлежностью к линии Эдуарда III через Джона Гонта, для чего требовалось пренебречь притязанием на престол Мортимеров, которые явно имели преимущество в глазах закона. Новая, сфальсифицированная версия происхождения Генриха IV была отягощена противоречиями, поскольку, дабы противодействовать легитимистам – сторонникам законных наследников, он обосновывал ее Салической правдой, не позволявшей восходить на престол женщине или передавать престол по женской линии. Во Франции Салическая правда действительно определяла престолонаследие, и именно по этой причине французы не признали притязание на французский трон Эдуарда III через его мать. Англичане, в том числе и Генрих, неоднократно оспаривали справедливость Салической правды даже во Франции, хотя теперь он ссылался на нее, дабы отменить притязание законного наследника английского трона.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

  Мор Т. История короля Ричарда III (неоконченная) / Перевод с англ. и лат. М. Л. Гаспарова и Е. В. Кузнецова // Мор Т. Эпиграммы. История Ричарда III. М., 1973. С. 139.

2

 Там же. С. 132.

3

 Прозвище Джона Гонта (англ. John of Gaunt) происходит от средневекового английского названия города Гента во Фландрии, где он появился на свет.

4

 Цитата из проповеди Джона Болла (John Ball), отлученного от церкви священника, участника крестьянского восстания под предводительством Уота Тайлера. См.: Алексеев М. П. Литература средневековой Англии и Шотландии. М., 1984. С. 135–137.

5

 Цены 1450 года можно примерно представить в ценах 1995-го, умножив на 234. Таким образом, доход герцога Йоркского в ценах 1995 года составлял бы около 702 тысяч фунтов. Множитель 234 получен путем следующих подсчетов.

Цена квартера пшеницы в 1450 году по сравнению с 1914 годом возросла в 4,68 раза.

Уровень цен в период между 1914 и 1995 годом вырос в 50 раз. После 1914 года пшеница не может считаться надежным показателем цен (поскольку расходы на еду упали вместе с ростом доходов, а искусственные цены на пшеницу 1930-х годов не дают представления о ее реальной стоимости). Поэтому за надежный показатель можно принять индекс розничных цен в период с 1914 по 1995 год, который вырос в 50 раз: 4,68 × 50 = 234. Этими подсчетами я обязана доктору Р. Б. Уэйру, ректору Дервент-колледжа Йоркского университета и преподавателю истории экономики. – Примеч. автора.

6

 В оригинале «The Merchants of the Staple». Речь идет о торговой компании, зарегистрированной особым королевским указом в 1319 году и в 1363 году получившей от английского короля разрешение на монопольный экспорт английской шерсти через склад во французском городе Кале, в занятой англичанами в ходе Столетней войны Нормандии. Несмотря на скромное название, компания обладала значительным весом и могуществом и весьма способствовала развитию английской торговли.

7

 Цит. по: Колесников Б. И. Традиции и новаторство в шотландской поэзии XIV–XVIII веков (к вопросу об исторических корнях английского романтизма). М., 1970. С. 62.

8

 «Парижский домохозяин» («Le Ménagier de Paris», 1393) – сборник наставлений, касающихся правил благопристойности и ведения домашнего хозяйства. Строится в форме предписаний, даваемых пожилым мужем молодой жене. Вариант французского Домостроя.

9

1 Коринфянам 7: 9.

10

 Около 173 см.

11

 Около 143 см.

12

 Около 183 см.

13

 Их гробница погибла во время Великого лондонского пожара 1666 года. – Примеч. автора.