скачать книгу бесплатно
И все соколы, – мы, разумеется, вольно используем это понятие, ибо были средь них соколы, были и ястребы, – вновь подобрали ноги и успокоились.
– Каков же первый закон ноги?
(«Думай», – сказал дружелюбно настроенный маленький Балан из-под ложного махового пера.) Варт подумал, и надумал правильно.
– Не пущать, – сказал он.
– Последний вопрос, – произнесла сапсаниха. – Как мог бы ты, Дербник, убить голубя крупнее себя.
Тут Варту повезло, ибо он слышал рассказ Хоба о том, как это сделал однажды Балан, и он осторожно ответил:
– Я придушил бы его ногой.
– Хорошо! – сказала сапсаниха.
– Браво! – встопырив перья, воскликнули остальные.
– Девяносто процентов, – быстро прикинув, сообщил перепелятник. – Если, конечно, вы дадите ему половинку за когти.
– Пусть дьявол закоптит меня! Проклятье!
– Полковник, прошу вас!
Балан зашептал Варту:
– Полковник Простак несколько не в себе. Мы полагаем, что тут вся причина в печени, но кобчик уверяет, что он не выдержал постоянного напряжения, в котором ему приходится жить, чтобы соответствовать высоким принципам ее светлости. Он говорит, что ее светлость однажды обратилась к Полковнику с высоты своего положения в обществе, как кавалерист к пехотинцу, понимаете, и тому оставалось только зажмуриться – голова пошла кругом. Так он с тех пор и не оправился.
– Капитан Балан, – произнесла сапсаниха, – шептаться невежливо. Мы продолжаем вступительные испытания нового офицера. Ваш черед, падре.
Бедный перепелятник, вид которого в последние несколько минут становился все более нервным, запунцовел и принялся лепетать какую-то путаную клятву, в коей упоминались ногавки, должики и клобучки. «Сею ногавкой, – слышал Варт, – наделяю тебя… любви, почета и повиновенья – пока должик нас не разлучит».
Но прежде чем падре добрался до конца этой клятвы, голос его сорвался, и он зарыдал.
– О, смилуйтесь, ваша светлость, я проявил небрежение и не сумел сохранить учебные пособия.
(«Учебные пособия – это кости и прочее, – объяснил Балан. – Ты ведь должен присягнуть на костях».)
– Вы не смогли сохранить учебные пособия? Но это первейший ваш долг – хранить учебные пособия.
– Я знаю.
– Что же вы с ними сделали?
Голос перепелятника треснул под тяжестью кощунственного признания:
– Я… я их съел. – И несчастный священник расплакался.
Никто ничего не сказал. Нарушение воинского долга было настолько ужасным, что слова утратили смысл. Все стояли на двух ногах, поворотив к преступнику незрячие головы. Ни слова осуждения. Только и слышно было во все пятиминутное молчание, как всхлипывает и тихо-тихо икает невоздержный священнослужитель.
– Ну что же, – в конце концов произнесла сапсаниха, – придется отложить посвящение до завтра.
– С вашего разрешения, мадам, – сказал Балин, – быть может, мы смогли бы произвести испытание нынче ночью? Насколько я понимаю, кандидат свободен в передвижениях, ибо я не слышал, чтобы его привязали.
Услышав об испытании, Варт внутренне содрогнулся и решил про себя, что Балин не получит завтра и перышка от Баланова воробья.
– Благодарю вас, Капитан Балин. Я как раз сама размышляла об этом.
Балин заткнулся.
– Кандидат, вы свободны?
– О да, мадам, к вашим услугам: но испытание мне как-то не по душе.
– Таков порядок.
– Позвольте, позвольте, – задумчиво произнесла ее почетная светлость, – какое у нас было последнее испытание? Вы не припомните, Капитан Балан?
– Мое испытание, мэм, – сказал дружелюбный дербник, – и оно состояло в том, чтобы провисеть в опутенках всю третью стражу.
– Раз он не привязан, он этого сделать не сможет.
– Вы бы могли немного его поклевать, Мэм, – произнес кобчик, – конечно, в разумных пределах.
– Отправьте его постоять рядом с Полковником Простаком, пока мы трижды не прозвоним в колокольца, – предложил второй дербник.
– О нет, нет! – с мукой закричал из своего удаленного мрака полоумный Полковник. – Не надо, ваша светлость. Умоляю вас, не делайте этого. Ведь я, ваша светлость, такой проклятущий подлец, что не могу отвечать за последствия. Пожалейте, ваша светлость, бедного мальчика и не введите нас во искушение.
– Полковник, следите за собой. Это очень хорошее испытание.
– О мадам, меня предупреждали, чтобы я не становился рядом с Полковником Простаком.
– Предупреждали? И кто же?
Бедный Варт уже понял, что ему осталось либо признаться в своей человеческой природе и не выведать больше ни единого их секрета, либо пройти через предстоящее испытание и обогатиться новыми знаниями. Трусом он быть не желал.
– Я встану рядом с Полковником, мадам, – сказал Варт и тут же спохватился, что тон его оскорбителен.
Но сапсаниха оставила его тон без внимания.
– Вот и отлично, – сказала она. – Но прежде нам надлежит пропеть гимн. Ну-с, падре, если вы не съели и гимны вместе с пособиями, будьте любезны, просолируйте нам 23-й номер, только не Нынешний, а Старинный. Гимн Испытания.
– А вы, мистер Коб, – добавила она, обратясь к кобчику, – постарайтесь, чтобы вас было не очень слышно, вечно вы вверх забираете.
Соколы неподвижно стояли, облитые лунным светом, пока перепелятник отсчитывал: «Раз, два, три». Затем все их кривые и зубчатые клювы раскрылись под клобучками, и они грянули резким хором, и вот что они пропели:
Жизнь – это жертва и кровь, ну что ж,
И не с этим сдюжит орлиный глаз.
А поживе в утеху – хилая ложь:
Timor Mortis – вот что бессилит нас.
Но Ногатые Звери только в Хватку и верят,
Ибо плоть нечиста, а нога сильна.
Слава сильному лорду, одинокому, гордому:
Timor Mortis – вот что возносит нас.
Нерадивым – стыд, а бессильным – беда,
Смерть трусливцу, не знающему, где присесть.
Но для клюва и когтя крови хватит всегда:
Timor Mortis – это мы сами и есть!
– Отменно, – сказала сапсаниха. – Капитан Балан, по-моему, вы немного съехали с верхнего «до». А теперь, кандидат, отправляйтесь и простойте вблизи отгородки Полковника Простака, пока мы не прозвоним в наши колокольчики трижды. По третьему звонку можете двигаться с какой вам угодно скоростью.
– Очень хорошо, мадам, – сказал Варт, от негодования утративший всякий страх. Он легко взмахнул крыльями и уселся на самый краешек отгороженного насеста вблизи проволочной сети, за которой сидел Простак.
– Мальчик! – нездешним голосом крикнул Полковник. – Не приближайся ко мне, не надо. Увы, не искушайте злого духа проклятьем, тяготеющим над ним.
– Я не боюсь вас, сэр, – сказал Варт. – Не изводите себя, ибо ни с одним из нас никакого вреда не случится.
– Ничего себе, никакого вреда! О, уходи, пока еще не поздно. Во мне пробуждается извечное вожделение.
– Не бойтесь, сэр. Им и звонить-то только три раза.
При этих словах рыцари опустили поджатые ноги и торжественно ими тряхнули. Первый сладостный перезвон заполнил кречатню.
– Мадам, мадам! – вскричал терзаемый мукой Полковник. – Имейте жалость, имейте жалость к слабой плоти существа, над коим тяготеет проклятие. По ком звонит колокол, мадам? Мне долго не продержаться.
– Мужайтесь, сэр, – мягко сказал Варт.
– Мужайтесь, сэр! Увы! Тому назад две ночи, как в полночь самую, в проулке, что юлит за церковью Святого Марка, я дюка повстречал: нес на плече он человечью ногу и выл, да жутко, страсть!
– Пустое, сэр, – сказал Варт.
– Какое там «пустое»! Говорит, я волк, говорит, всей-то и разницы, что у волка шкура наружу, а у меня, говорит, вовнутрь. Давай раздери мою плоть и проверь. Мол, так вот просто сводит все концы удар кинжала!
Колокольчики прозвонили вторично.
Сердце Варта начало колотиться, а Полковник тем временем подползал к нему по насесту. Топ, топ, – он подвигался, на каждом шагу судорожно вцепляясь в древесину. Его несчастные, безумные, с остановившейся мыслью глаза сверкали в свете луны, сияли среди докучливой тьмы его угрюмого чела. В нем не было ни жестокости, ни недостойной страсти. Он сам был от Варта в ужасе, он не торжествовал над ним, в убийстве был его долг.
– Что ж, будь конец всему концом, – шептал Полковник, – все кончить могли б мы разом. Ну кто бы подумал, что в юноше столько крови?
– Полковник! – сказал Варт, но заставил себя остаться на месте.
– Мальчик! – вскричал Полковник. – Говори со мной, задержи меня, будь милосерден!
– У вас за спиной кошка, – спокойно промолвил Варт, – или даже куница. Взгляните.
Полковник оборотился, стремительный, словно осиное жало, и угрожающе воззрился во тьму. Там было пусто. Он вновь обратил свой бешеный взор на Варта, поняв, что обманут. Затем, холодным тоном гадюки:
– Чу, колокол звонит. Пора! Иду! Малыш, ударам скорбным не внимай – они тебя проводят в ад иль в рай.
Пока он говорил, колокольчики звякнули в третий раз, и теперь честь не мешала Варту двинуться с места. Испытание кончилось, Варт мог улететь. Но едва он рванулся, едва взлетел с быстротой, превосходящей всякий рывок и всякий полет на свете, жуткие серповидные когти выпростались из пластинчатых ног Полковника – нет, высверкнули, ибо движение это было слишком быстрым для глаза, – и тяжко, тесно и страшно огромные ятаганы сомкнулись на его ускользавших больших пальцах, будто лапы здоровенного полисмена.
Они сомкнулись, и похоже было, уже навсегда. Крепче, крепче, стальные бедренные мышцы дважды конвульсивно дернулись, напряглись. Затем Варт оказался на два ярда дальше от сетки, а Полковник Простак остался стоять на одной ноге, стиснув в другой несколько ячеек сети и Вартовы ложные маховые перья вместе с теми, что их покрывали. Два-три перышка поменьше неторопливо плыли в лунном луче, опускаясь на пол.
– Хорошо отстоял! – крикнул довольный Балан.
– Истинно джентльменское поведение, – сказала ее светлость, оставив без внимания то обстоятельство, что Капитан Балан высказался раньше нее.
– Аминь! – сказал перепелятник.
– Отважное сердце! – сказал кобчик.
– Не следует ли нам пропеть теперь Песнь Триумфа? – спросил смягчившийся Балин.
– Разумеется, – сказала сапсаниха.
И они запели все вместе, и солистом у них оказался певший во все горло Полковник Простак, и триумфально звенели их колокольцы в страшном свете луны.
Горние птицы слаще,
Но птицы долин толще,
Оттого-то их чаще
Мы обращаем в мощи.
Кто там скорчился – кролик?
Бей его в грудь и в брюхо!
Кролик сладок до колик,
И визг его тешит ухо.
Тот бьет в поднебесье птицу,
И пух облачками тает,
Тот низом за птицей стремится,
А тот ей башку отрывает.
Но Варт – меж Дербников Король,
Всех дальше коготь свой простер,
Пусть же шлет он дары
Нам на наши пиры,
И да славит его наш хор!
– Попомните мои слова, – воскликнул красавец Балан, – из этого юного кандидата выйдет настоящий Король. А ну-ка, ребяты, хором, все вместе, в последний раз:
Но Варт – меж Дербников Король,
Всех дальше коготь свой простер,
Пусть же шлет он дары
Нам на наши пиры,
И да славит его наш хор!
9
– Ну и ну! – произнес Варт, проснувшись на следующее утро в своей собственной постели. – Какая жуткая, какая роскошная банда!
