banner banner banner
Атлантический Штамм
Атлантический Штамм
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Атлантический Штамм

скачать книгу бесплатно


– Это всё я? – отец явно ничего не помнил.

– Ну а кто же еще, Адри, – Мария прекрасно играла роль послушной жены – пытался побить Начо, на меня замахнулся. Еле-еле тебя мы вдвоем одолели, ты ж тут устроил Варфоломеевскую ночь.

– Черт меня дери, господи! – отец искренне переживал, его глаза был полны слез. – Вот я скотина, ведь знаю, что мне абсолютно нельзя пить этот треклятый самогон. Ведь я столько лет ни капли в рот… да и пальцем никогда….никого..

Он отвернулся. Мне стало дико и безумно жаль его и одновременно вспыхнул какой-то приступ ненависти к Марии, которая столь беззастенчиво лгала ему, зная, как сильно он всегда переживал из-за своей пагубной привычки. Ведь он действительно ни разу меня тронул даже пальцем, да, он мог крикнуть, мог грубо сказать что-то, но НИКОГДА не позволял себе рукоприкладство. А тут…?

Пока он не видел, она смотрела на меня с усмешкой и вновь открывшейся похотью. Я стиснул зубы и стараясь не смотреть на нее и на ее халатик, подошел к отцу и тронул его за плечо.

– Отец, это всё такая ерунда. Мы с Марией уберем и всё вымоем.

– Можешь сегодня не выходить в артель вечером. Справлюсь сам, – с этими словами отец нахлобучил кепку и не завтракая, выскочил на улицу. Через несколько секунда хлопнула выходная калитка. Гавкнул на прощание наш пес.

– Что смотришь так? Презираешь? – она села на стул, непринужденно зевнула. – Налей-ка мне лучше хорошего крепкого кофе.

Я стоял недвижно.

– Гордый? Или правдолюб? Хи, да ты должен в ногах у меня валяться за то, что я нас обоих отмазала. Или по-твоему, лучше было ему сказать правду? Понравилась бы ему такая правда, Начо? А? Жена кувыркается с сыном, эка невидаль, по-твоему? Да еще как, полкухни разнесли.

– Я прошу тебя помолчать, – я начал умолять.

– Что, не нравится? А чего тогда вылупился на меня словно я враг? Или тебе было плохо вчера? Не понравилось?

Я промолчал, мои губы дрожали и предательски, черт побери, моя мужская сущность снова стала давать о себе знать при виде ее нечаянно распахнувшегося халатика.

Она, разумеется, не преминула это заметить. Рассмеялась каким-то своим особенно развратным смехом.

– Шалун! Да ты многозарядный мальчик, вот это да. Супер! Твой отец дай бог меня дважды в неделю имеет. А мне мало. Мало, понимаешь? Я люблю, обожаю это дело. Люблю чтоб каждый день, везде и всегда. Чтоб драли как последнюю шлюху!

– А ну заткнись!! – закричал я и набросился на неё с целью закрыть ей рот рукой.

Далее все пошло явно не по моему плану. Она немедленно укусила меня, но так что лишь раззадорила. Я схватил ее за плечи и сам того не понимая, начал жадно целовать, покрывать всю ее целиком поцелуями, жадными, страстными, шепча в уши какую-то несусветную чушь про любовь и чувства. Она тотчас же приняла условия игры, вернее, она сама и играла со мной, а я лишь принимал ее правила.

Наш роман разгорелся ярко и страстно, как олимпийский огонь. Два дня в неделю у нее были выходные, и они выпадали на будние дни. Отец рано утром уходил в артель, а я в эти дни пропускал школу. Это были самые сладкие и невыносимо прекрасные дни в моей жизни. Мы занимались с ней любовью везде, где заставала нас страсть, мы пили наш нектар любви жадно, взахлеб, стараясь не проронить ни капли. Мы съедали друг друга, выжигали души взаимной испепеляющей страстью, растворяясь в бешеном круговороте бесчисленных оргазмов. Мы тонули в океане необычайной, как мне тогда казалось, любви друг к другу и водопад бесконечных ласк возносил нас на самый пик блаженства.

В школу я ходил как пьяный. Перед глазами была только она. Я сносно учился, старался не выделяться в нашем прибрежном братстве, перестал ездить на своем байке на гонки. Одновременно я выполнял условия, на которых меня оставил в школе наш непреклонный директор: сидеть тише воды, ниже травы.

Поэтому очень быстро про злоключение на пляже с коленкой Антона Дюбуа все позабыли. Ну как позабыли? Делали скорее всего вид, что все позабыто. Сам Антон не появлялся на учебе с того самого случая. Я не знал где он, а спрашивать не хотел. Ходили слухи что отец его переправил на материк в отличную больницу для детей чиновников, потом стали говорить, что он перешел в другую школу и останется в Нанте.

Я равнодушно реагировал на всё это. Моя жизнь стала яркой и насыщенной вне школы и моих бывших привязанностей. Страсть к мачехе одолела меня как наркотик, она забрала мою душу и сделала из меня зависимого от её ласк слугу. Я делал для неё все что она попросит: убирался по дому, бегал для нее в магазин, стирал ее вещи. В прямом смысле слова она стала для меня богиней, абсолютно безгрешным существом, той самой сущностью что давала мне тот животворящий наркотик страсти и секса, без которого я не мог жить. Ради этих двух дней в неделю я был готов целовать землю под ее ногами, вести себя как последний раб, подметать двор и выносить навоз из коровника, а ведь раньше это делала она.

Спустя много лет сейчас, сидя в камере в преддверии казни, я понимаю, что во многом начало грешному пути, на который я встал, положила она. Не потому что она злодейка. А потому что я очень здорово подсел на этот дурман страсти и похоти, ради которого я потом стал сливать в унитаз свою жизнь.

Все те дни, когда отец бывал дома и мы ужинали вместе дружной семьей, Мария никоим видом не подавала даже намека на то что меж нами горит бешеная страсть. Никаких соблазнительных жестов, поз, словно нечаянных наклонов за чем-то упавшим на пол. Она смотрела на меня, как и раньше, как любящая добропорядочная мачеха, целовала меня в щеку, желала хорошего дня утром перед школой и перед сменой в артели. Любовно смотрела на моего отца, помогала ему бриться по утрам, заботливо вытирая ему пену полотенцем. По-прежнему готовила прекрасные завтраки, варила горячий кофе и всем своим видом показывала насколько она прекрасная супруга.

Сначала я дико стеснялся перед отцом. Несколько раз порывался подойти к нему, рассказать. Но смелость моя испарялась ровно в тот момент, когда я вспоминал прекрасное тело Марии, ее стоны, ее безумные глаза, ее жаркие дикие объятия. Я не мог себе отказать в возможности владеть ею, самой прекрасной женщиной на Земле, как мне тогда казалось. Я был околдован её телом, голосом, её нешуточными навыками в постели (сдается мне, не просто так она стала админом отеля). Я готов был молиться на нее, и потому молчал, никоим образом, не выдавая отцу даже намека на то, что происходит в нашем доме.

К тому же я дико боялся, что она меня бросит. Я стоя на коленях, пил её сущность, источающее безумный нектар любви и шепотом умолял ее быть со мной всегда. Она должно быть, смеялась в душе надо мной, но голосом нежно обещала мне любовь до гроба, целовала меня в голову, при этом вдавливая её глубже между своих ножек, заставляя ублажать её еще слаще, а я радостью штурмовал «райские врата».

На фоне этого своего сумасшедшего романа я как-то совсем перестал обращать внимание на свою школьную жизнь. А тем временем в ней происходили изменения.

Я незаметно для себя стал неформальным лидером класса и не только, а скорее всего всей школы. Ко мне постоянно подходили ученики из младших классов, спрашивали совета в своих спорах, со мной здоровались все без исключения и даже «шакалы» стали относиться ко мне с неким подобием уважения, ведь Антон пропал и не выходил на связь уже два месяца с момента случая на пляже, а подросткам был нужен командир. Никто как я не подходил на роль этого, так как я, во-первых, был физически крепок, а во-вторых и третьих все видели, что именно я побил бывшего лидера и это сыграло свою роль. Конечно же, я мог начать вовсю пользоваться своей новой властью: гонять младших за сигаретами и пивом, устраивать гонки на байках по своим правилам, наказывать и поощрять! Но мне это было не нужно. Я был настолько поглощен романом с мачехой, что всё происходящее в стенах школы проплывало мимо меня словно серые бретонские облака, абсолютно не вызывая эмоций.

От меня как-то отдалился мой друг Франциск Канье, ради которого я пошел тогда ва-банк. Было это в высшей степени странно, и я поначалу переживал и пытался у него выяснить причину столь изменившегося ко мне отношения: он перестал приходить ко мне в гости и звать меня к себе в гараж, в школе конечно же, он здоровался за руку и отвечал мне на односложные вопросы, но не более.

Может, заболел?

Черт с ним, подумал я и полностью отдался стихии разнузданного разврата со своей прекрасной Марией.

Был канун Рождества. Далее начинались каникулы, после которых для учебы оставалось всего два месяца и далее шли выпускные экзамены. Надо сказать, что школа на Бен-Иль Мер была небольшой и поэтому сдавать их выпускники ездили в Нант вместе с другими островитянами бретонских архипелагов. Там, в большом кампусе Нантского университета на берегу реки Эрдр, вчерашние школьники Бретани показывали свои знания и заодно тут же, «не отходя от кассы» проходили вступительные испытания в университет. Факультетов там было много, на любой вкус и цвет, образование при условии получения высшего балла было за счет государства, в остальных же случаях необходимо было оплачивать учебу и не каждому это было по карману. Именно поэтому большинство рыбачьих детей возвращались обратно на архипелаг и занимались до конца жизни тем, что продолжали жизнь и ремесло своих отцов: таскали тунца в артелях.

Перспектива остаться рыбаком до скончания века меня отнюдь не радовала, как я писал выше. Потому я очень активно засел за учебу, штудировал историю, географию и классический французский, намереваясь поступить на факультет гуманитарных наук и языков. Не знаю, почему я выбрал именно это направление, наверное, потому что на остальные требовались знания химии, физики и математики, к которым я с младых ногтей испытывал неприязнь.

Отец, сам ничего не добившийся в этой жизни кроме как должности артельного старосты, мало что смыслил в новом образовании, но надо отдать ему должное, никоим образом не препятствовал мне в подготовке к сессии. Он даже освободил меня от работы в артели при условии, что сдам «на отлично» выпускные экзамены. Про университет он старался не говорить, но как-то обмолвился что если уж я завалю испытания, то «мол, ничего страшного, тебе тут всегда рады».

Я отмалчивался, в душе понимая, что даже при провале не вернусь на остров, слишком уж осточертел мне гвалт чаек и запах рыбы из каждого угла.

Самое неприятное было то, что проверять результаты моих знаний было некому. Отец ничего не понимал, вернее, он понимал когда-то в бытность свою студентом, но все позабыл в силу того, что его выгнали с учебы за демонстрации 68 года, а четверть века, проведенные на острове явно не способствовали его интеллектуальному развитию.

Я пыхтел, осваивая склонения и спряжения, корпел над грамматикой, зубрил правила. Нелегко мне это доставалось, ибо как я писал выше, у нас в ходу был бретон, диалект кельтского языка, завезенный сюда еще в раннем средневековье бежавшими от викингов британцами. Вывески конечно же, на всех зданиях и на всех улицах названия были начертаны исключительно на французском, но все жители болтали только на бретоне, и лишь в Нанте переключались на разговорный французский, но какое отношение разговорный имел к языку Вольтера?

Мне было сложно, я потел, запоминая правила, ибо отбор в храм высокой науки был жестким, я понимал, что при провале никто не будет за меня платить и потому старался изо всех сил, не спал ночами, постоянно повторяя про себя треклятые правила.

Буквально за день до сочельника у нас был последнее занятие в школе в старом году. Директор месье Грюни, похоже, уже крепко поддавший коньяку, сказал пафосную речь в стиле 60-ых годов. Несколько раз он задумчиво останавливался и взгляд его становился недвижен, но мы все, прыская в кулаки, уважительно молчали, ветеран как-никак.

Окончив наконец торжественную часть, Грюни покачнулся и поддерживаемый своим коллегой, нашим учителем физкультуры, труда и по совместительству, биологии, объявил, что во внутреннем дворе школы стоят накрытые столы с рождественскими пирогами, в подарок нам, выпускникам от какого-то ресторатора из Морбияна. Мы, ясно дело, не стали себя долго упрашивать и ринулись во двор. Естественно, одними пирогами дело не обошлось, праздник закипел буквально моментально, так как практически все притащили с собой бутыли с коньячным спиртом или самогоном и начался пир, благо все учителя ушли, оставив нас на попечение старенького сторожа, которому тотчас же налили стаканчик, и он благополучно завалился спать.

Не скажу, что я грустил. Это была чертова прекрасная юность!

Совсем скоро заиграла музыка из принесенных кем-то колонок, появился мяч, и несколько десятков юнцов, изрядно разогретых алкоголем, вовсю ударились в веселый разгул.

Я пил крайне немного, стараясь контролировать ситуацию. Как-никак со мной все обращались как с лидером, хоть и непризнанным и я ощущал свою ответственность за происходящее здесь, к тому же в памяти были свежи угрозы нашего директора касаемо моего поведения. Я старался общаться со всеми сдержанно, самым отъявленным хулиганам велел вести себя потише, дабы мячом не разбили какое из окон, и сев за дальний угол стола, накрытого буквой П в нашем внутреннем дворе, потягивал лимонад, изредка разбавляя его самогоном.

И тут мне попался на глаза Канье. Он оживленно общался с ребятами чуть поодаль, что-то активно обсуждая, в руке его был стакан. Под влиянием внезапно нахлынувшего порыва откровенности, я встал и направился к нему.

Увидев меня, остальные тотчас оставили нас наедине. Я протянул ему руку.

– С рождеством, Франц. – я был полон решимости сегодня расставить все точки над…

– И тебя. Желаю тебе отлично окончить учебу.

– Серьезно? Ты искренне этого мне желаешь?

– Да. А ты сомневаешься? – он был слегка пьян и мне это было на руку.

– Отойдем-ка, – я слегка надавил на его плечо и отвел в сторону от всех.

Гремела музыка, парни развлекались, кто-то уже упился и спал, уронив голову в тарелки. Несколько человек устроили импровизированный матч по волейболу, натянув между двумя деревьями прямо во дворе рыбацкую сеть, мяч свистел, летая туда-сюда.

– Франц, ты мне ничего не хочешь рассказать? – я преградил ему дорогу, зажав между стеной школы углом стола.

– О чем речь? – он пьяновато усмехнулся.

– Речь о том, что я могу плюнуть на нашу дружбу и разбить тебе твое дружелюбное личико прямо сейчас, если ты не расскажешь, с чего ты вдруг стал себя так вести.

– Начо, ты перебарщиваешь. Тебе мерещится чушь.

– Я так не думаю. Я ж не слепой. Ты меня игнорируешь вдоль и поперек, даже отец заметил, что ты перестал к нам заходить. В чем дело?

– Я не понимаю, о чем….

– Еще одна фраза такого плана и я обещаю, что стукну тебя! Отвечай, что произошло? Я за тебя вступился тогда на пляже, или ты забыл?? Это стоило мне очень неприятных разговоров с Грюни и Жанэ, меня чуть не выперли из школы. А ты мне даже спасибо не сказал. Ты считаешь, что это правильно и по-дружески?

– Начо, давай поговорим завтра или после рождества. Мы оба нетрезвы и…

– Доиграешься ты у меня сейчас, – прорычал я и сжал кулак. Неизвестно что бы я сделал в тот момент, если бы неожиданно не раздался протяжный и столь знакомый всем нам свист.

Все как по команде, пьющие и веселящиеся, играющие в волейбол обернулись к воротам. Антон Дюбуа в спортивном костюме, кроссовках и большой сумкой стоял и задорно лицезрел наше мероприятие.

Я тотчас позабыл о Франциске, который не преминул выскользнуть из моей ловушки и присоединиться к толпе. Возвращение моего давнего соперника было столь неожиданным, что я даже не успел как следует разозлиться к этой встрече.

Дюбуа неспешно и с достоинством подошел к нам всем. Моментально его «шакалы» подняли восторженный вой, наперебой поздравляя его с выздоровлением и подобострастно пожимая ему руку. Он же, в свою очередь медленно со всеми здоровался, кого-то даже обнимал, показывая свое расположение, кому-то лишь сухо кивая, а кому-то, не уделяя вообще никакого внимания.

Его тотчас все окружили, галдели, кто-то искренне радовался его возвращению, но большинство (во всяком случае мне так казалось) встретили появление бывшего молодежного короля хмуро. Его замашки, полные снобизма и высокомерия, многих достали, моё же лидерство, спокойное и уравновешенное (на самом деле я был слишком занят романом с мачехой, чтоб заниматься устройством своей протекции над школьной молодежью), устраивало почти всех, ну или большую часть парней. Я свято в это верил, и сейчас испытал шоковое состояние при виде вернувшегося старого лидера, как незаконно захвативший престол узурпатор.

Ведь по большому счету, как ни крути, но отнял эту «корону» я у Дюбуа силой, покалечил его и сейчас я был готов отвечать за свои поступки.

Я отставил стакан с алкоголем и приготовился к драке. Что она произойдет, я не сомневался. Не просто так он заявился сюда, он явно все рассчитал. Он трезв, я хоть несильно, но пьян. Кругом зрители, то есть его стихия! Судя по его виду, задорному и румяному, он явно в отличной форме. Слегка прихрамывает, сильно я его видать в тот раз прищучил.

Я потер кулаки, разминая пальцы. Постарался сконцентрировать силу в руках.

Он не торопясь приближался ко мне, попутно общаясь со всеми, с кем считал нужным. Кого-то хлопал покровительственно по плечу. Он был явно в отличном расположении духа и мне тотчас захотелось его испортить.

Наконец он подошел ко мне. Я стоял, слегка опершись на маленький турник (внутренний двор нашей школы служил нам и спортивным залом)

Протянул руку. Я малость обалдел, пару секунд медлил и все-таки пожал ее. Рукопожатие его было крепким и здоровым.

– Привет, Видаль, – его тон лучился доброжелательством.

– И тебе доброго дня, Антонио, – я назвал его на испанский лад, знал, что это ему нравится и точно не разозлит. Почему-то после первых секунд общения моя агрессия стала очень быстро стихать.

– Хорошо выглядишь. Наслышан о твоих успехах.

О каких именно моих успехах он наслышан, не уточнил.

Я кивнул.

– Присядем? – он приглашающим жестом указал на лавку.

Что ж, почему бы и нет. Сели.

Он вытащил пачку «Мальборо», предложил мне. Я тогда еще не курил и потому отказался.

– Смотри что у меня есть, – с этими словами он извлек из своей объемистой сумки блестящую флягу. – Это тебе на местное пойло. Настоящий коньяк. Будешь?

Я снова кивнул, предоставив ему свободу действий. Ждал подвоха в любой момент.

Он налил на самое донышко в 2 маленьких стаканчика из его же сумки. Протянул мне один.

Чокнулись.

– Будем! За наше будущее! – неспешно выпил и проследил как пью я, – именно! Так и надо! По чуть-чуть, не то что местные балбесы. Глотают всяческую дурь.

Он закурил, смотря мне в глаза. Так близко давно я его не видел. Ненавистное мне, но сейчас такое доброжелательное лицо.

– Антон, – выдавил я, – нам надо, наверное, завершить то, что мы начали тогда… на пляже…

– Конечно. Но сначала позволь мне сообщить тебе кое-что и потом мы продолжим, и ты уже сам решишь каким именно образом.

Он явно держал какой-то козырь за пазухой, и я решил узнать изначально, какой. Я слегка расслабился и откинулся на спинку скамьи.

– Я тебя слушаю.

– Ну для начала давай еще по одной чтоб легче говорилось.

Мы еще выпили. Он заговорил.

– Я получил аттестат на днях. Да-да, чего ты так вылупился? Пока лежал в больнице, куда я угодил по твоей милости, я штудировал учебники. Слава богу, перелом был не шибко серьезный, я через неделю уже ходил. С отцом решили, что возвращаться мне в школу нужды нет. Так что после врачей я прямиком погнал в тот же самый университет, куда и ты планируешь.

Господи, откуда он знает. Кому я мог проболтаться.

– Ну и мне как человеку на самому последнему в нашей иерархии и возможно, будущему главе департамента Атлантическая Луара, сделали скидку. Я получил бюджетное место на кафедре физической активности «Старс». Отец конечно, постарался, ходил, общался с ректором, с деканом. Но и я не промах. Волейбол все-таки помог.

Да, забыл упомянуть, что Дюбуа был абсолютным чемпионом нашего острова по волейболу и многократным призером всяких первенств нашего департамента. Похоже, это его и выручило, явно ж не благодаря интеллекту, по всем предметам он учился крайне посредственно, выказывая способности только по физкультуре и истории.

– Что ж, это событие! Поздравляю тебя, Антонио. Теперь ты у нас студент! – я даже немного возрадовался. То есть я теперь буду тут властвовать единолично.

– Спасибо. Мало того, – продолжал лить мед мой собеседник – я считаю, что коли уж ты выбил у меня первенство в честном поединке, то ты заслужил быть тут лидером. Скоро выпуск и ты должен сохранить свое влияние на нашу молодежь и после школы. Можешь ставить свои законы, на любые темы. Жанэ тебя не тронет.

– Гм, можно яснее? – я был заинтригован и пока не понимал, к чему он клонит.

– Будешь свободен во всех своих начинаниях. Артели тоже будут твои, будешь получать свой процент от каждой отгрузки еженедельно. Сейчас развивается дайвинг, так и с него будешь лупить с туристов, там очень неплохие деньги крутятся. Так через год-два возьмешь себе дом в Ле – Пале, перевезешь отца с Марией, пусть отдыхают. Ну сколько еще твой отец собирается вкалывать? И так здоровья уже нет, я уверен. Ну, что скажешь?

Мысли крутились в голове у меня словно белка в колесе. Я чуял что подвох где-то рядом, но никак не мог его ухватить. Антон Дюбуа предлагал мне стать полновластным хозяином острова Бен-Иль, сколотить свою бригаду молодых бандитов, которые бы помогали мне «решать вопросы», взять в свои руки всю торговлю тунцом и совершенно не думать о нужде. Полиция в кармане, порт со всеми судами тоже. Не жизнь, а рай! Ну конечно, рай в понимании местного значения.

– Конечно же, немного придется делиться с Жанэ и его сыном, который кстати, вполне себе нормальный парень и тоже планирует скоро приступить к должности, в Департаменте его кандидатура уже одобрена. Будете тут вдвоем феодалами жить, свежий воздух, сказка! – Антон докурил и ловко выкинул окурок за забор.

– Послушай, мы с тобой не дети. Неужто ты думаешь, что я вот так просто поверю всему? – я отчаянно хотел узнать, что за камень за его пазухой припрятан.